Мы спросили научного руководителя Института проблем образовательной политики «Эврика» Александра Адамского, что он думает по этому поводу.
– Людмила Кольцова обратила внимание лидера страны на то, что в региональных вузах идет процесс ликвидации кафедр русского языка. По мнению профессора ВГУ, для педагогических специальностей нужно отказаться от двухуровневой системы и вернуть специалитет, присуждая выпускникам специальность «филолог, преподаватель русского и литературы». Как вы к этому относитесь?
Александр Адамский
– Выступление Людмилы Кольцовой было очень уместным, ярким. Совет при Президенте и должен поднимать самые болезненные и острые проблемы. Мне кажется, есть связь между ее словами и постом в Facebook профессора Высшей школы экономики Гасана Гусейнова. Можно было бы пофантазировать и предположить, что президент, прочитав его текст и поняв, что ситуация с русским языком и особенно с его использованием в медиа, в бюрократических и в политических сферах ужасная, решил обсудить эти проблемы на Совете.
На самом деле ситуация и правда плачевная. Но только не для академических и учебных кругов, а в кругах, так сказать, пользователей языка. Ведь все, кто говорит и пишет на этом «ужасном» русском языке, – являются выпускниками школ и вузов, у многих – прекрасные отметки по русскому языку, а у большинства политиков и чиновников – ученые степени. И, тем не менее, из-под их пера выходят нечитаемые документы, не по-русски написанные циркуляры, а уровень речи – как бытовой, так и публичной, и даже речей с трибуны госорганов такой, что простому человеку не понять, а филологически образованному не принять.
– Все кинулись обвинять и оскорблять Гасана Гусейнова, но ведь он говорил не о русском языке как национальной сокровищнице, а о той риторике, которая существует в нынешних медиа.
– Именно так. Но, возвращаясь к речи Людмилы Кольцовой, стоит сказать, что не учебные кафедры являются разносчиками этого уродливого языка (даже если они плохо укомплектованы), и даже не уроки русского языка и литературы в школе, и уж точно – не учителя!
Первично то, во что политики, журналисты, чиновники превращают язык.
Именно с трибун, с телеэкрана, из кабинетов начальников льется этот поток.
– А как вы относитесь к ответам министров на вопрос президента о целесообразности увеличения бюджетных мест в педагогической магистратуре и о возвращении к специалитету?
– Все это было, на мой взгляд, нелепо и порой смешно. Ведь претензии можно предъявлять к слабой госполитике в сфере образования, а уж потом к министру науки и высшего образования Михаилу Котюкову, который этой политике обязан следовать. Если государство и общество заинтересованы в развитии русского языка, например, то им не просто нужны особые условия (государство же дотирует рейсы авиакомпаний, например, на Дальний Восток), но определенные законодательные и подзаконные акты на этот счет.
Министра же ругать не за что, он просто следует регламенту, утвержденному правительством. Другое дело, что история с 6 местами в контрольных цифрах приема и 12 минимальными местами для открытия магистратуры, которую рассказала профессор Кольцова – яркая иллюстрация неэффективности предельно централизованной системы определения того, сколько специалистов по какому направлению должен готовить вуз.
Действует не механизм удовлетворения потребностей общества и экономики, а постсоветский образовательный госплан на основе больших данных. Эта доведенная до маразма идея статистического определения госзаказа слепа по отношению к тому, что «творится на земле», цитируя президента.
Теперь по поводу сроков обучения. Это был для меня цирк. Наиболее компетентно там себя проявил глава Совета по русскому языку. Он задал вопрос специалистам: как тут поступить, нужен бакалавриат с магистратурой или специалитет? И, вместо компетентного ответа, один – Котюков – начал говорить нечто невразумительное, а вторая – министр Васильева – стала призывать к возврату в СССР. Оба проявили верх некомпетентности.
Вместо того чтобы сказать президенту: продолжительность обучения, что в школе, что в постдипломном образовании, не определяет их качества. Все зависит от тех задач, которые мы ставим. Да, подготовить ученого – это исключительная работа. Потому что надо выполнить исследование, которое предполагает определенные сроки, нужно все обсудить (конференции, монографии). А выпустить учителя для работы в школе – это другая история.
– Но ведь логика Кольцовой была в том, что им приходится принимать в магистратуру на платные места физиков, военных – людей без базовой филологической подготовки. В этом и заключается принцип двухуровневой системы: люди, закончившие какой угодно бакалавриат, потом могут получить другое образование в магистратуре.
– Я понимаю. Но тут важно, какая задача у этой магистратуры.
Если цель – выучить человека, который пойдет работать в школу, то при напряженном учебном плане и хороших преподавателях за два года его можно подготовить по предмету.
Если люди хотят зарабатывать 120 тысяч рублей в месяц в московской школе, они будут два года пахать. Я настаиваю на том, что для работы учителем исследовательская практика не необходима. Но если речь идет о филологах, об исследователях, о тех, кто должен работать с мотивированными школьниками, это другая история. Тогда нужен и специалитет, и аспирантура, и длительная исследовательская работа.
– Значит, должны быть разные виды магистратуры или вообще специалитет?
– Есть и другой путь. Мы сейчас в Московском городском педагогическом университете, где я работаю, формируем индивидуальные программы. Кто-то собирается быть учителем, а кто-то хочет идти дальше. Тогда и магистратура для него по-другому выстраивается, и он потом будет двигаться в аспирантуру.
– В общем, надо либо менять госполитику в сфере образования, либо не спрашивать министров, почему так происходит?
– Абсолютно точно. По крайней мере, не искать стрелочников, которые как ужи на сковородке вертятся. Ответил бы Котюков президенту: дайте указание изменить норму, буду ее исполнять!
Министр просвещения Ольга Васильева, по сути, призывает к возврату в СССР. Но послушайте: у нас что, в Советском Союзе все говорили на литературном языке, потому что учителей пять лет готовили? При чем здесь это? Тогда давайте и в школе 20 лет учить.
Давайте увеличим сроки обучения! Хорошо. А если у нас непрофессиональные инженеры, следователи, военные – нужно и им дольше учиться? Это то, что называется экстенсивными путями развития. После этого уровень знания и использования русского языка не повысится. Менять нужно способ, а не сроки обучения.
Беседовала Наталья Иванова-Гладильщикова
Фото: Александр Кряжев/ РИА Новости