Помню, когда я еще только начинал служить, как-то звонит мне староста:

— Батюшка, приезжай: у тебя в двенадцать отпевание, настоятель благословил.

— Кого отпеваем?

— Девицу одну, вон уж привезли, лежит в подвенечном платье.

В начале моего священства самым тяжелым испытанием для меня было отпевать детей и молодых людей. Не мог видеть, как плачут родители над умершими детьми, у самого горло перехватывало. А потом понял, что никому не интересно, что ты переживаешь, важно, что ты делаешь. Постепенно научился защищаться от происходящего, как отстраняется от чужой боли врач или судья. Иначе не выдержать. Это со стороны кажется, что страдание равномерно распределяется по всем, а как стал служить, так во всю эту боль с головой и окунулся. Много ее на священнике сходится, ты оказываешься в центре страданий, и кажется, что ничего, кроме них, в мире больше нет.

— Да ты не переживай, отец, — продолжает староста, знает она мою слабость, — этой девице уже за восемьдесят. — Это она так пошутила.

Приехал в храм, захожу. Вижу краем глаза, в боковом приделе стоит гроб, а из него фата выглядывает.

«Вот, — думаю, — нашли развлечение, — это я про сродников, — делать им больше нечего, как на старуху фату напяливать». И появилось у меня к этим людям нехорошее чувство.

Подхожу отпевать, сухо поздоровался с людьми, можно сказать, еле кивнул, и только потом посмотрел в гроб. Посмотрел и остолбенел. Хотите — верьте, хотите — нет, но я увидел такое лицо, от которого невозможно было оторвать взгляд. Это был настоящий лик, такие лики я видел только у святых на древних иконах. Смотрю и понимаю, что передо мной лежит святой человек. Чаще всего лица умерших ничего не выражают, кроме страданий и следов болезни. Наконец я смог оторвать взгляд от лица усопшей.

— Кто она? Почему у нее такое прекрасное лицо? Почему она в фате? Расскажите мне, и потом будем отпевать, — как пулемет, не останавливаясь, задавал я им свои вопросы.

— Да мы, батюшка, на самом деле ей не родственники, — отозвался мужчина средних лет. — Бабушка Ольга пришла к нам в дом по рекомендации наших друзей, когда у нас появился очередной ребенок и нужна была помощь. Еще у нас тогда мать очень болела, не знали, что и делать. Бабушка помогала нам растить детей, а потом уже и внуков. Много молилась, нас учила. Ходила по другим домам еще ухаживать за одинокими больными стариками. Мы мало что знаем о ней. Знаем только, что к нам она попала уже далеко не к первым. И до нас она помогала многим, а с нами, просто уже постарев, осталась навсегда.

Бабушка хотела в молодости стать монахиней в миру, но духовник отговорил ее, времена были сложные. Сказал: «Помогай людям и этим будешь служить Богу, а служение это и вменится тебе в монашество». Вот она, как могла, и служила. Ничего у нее своего не было. Все, что имела, отдавала другим. А про фату, так это мы сами решили, все же она невеста Христова.

Я отпевал Ольгу и понимал, что мне несказанно повезло. Ведь я пересекся с настоящим примером святости. Этот человек жил рядом со мной, дышал со мной одним воздухом, а я про нее ничего и не знал. Может, и хорошо, что не знал, это дает право надеяться, что рядом с нами живут еще и другие святые, просто мы про них ничего не знаем.

Когда стал ходить по домам причащать стариков, удивлялся, какие же они разные. Придешь в один дом, начнешь разговаривать со старым человеком, а тот и говорит:

— Батюшка, у меня дочь, гадюка, деньги тырит. Вот, под подушкой их прячу.

— Так, может, она нуждается в них, отец, за тобой же уход нужен, лекарства? Зачем дочь обижаешь, ведь не бросает тебя, заботится.

— Нет, тырит! — капризно кричит старик. — Я знаю!

Грустно.

Вы не замечали, как порой тягостно и даже невыносимо тяжело сидеть рядом со старым человеком. Вроде он и одет чисто, а с души воротит, как уйти хочется. Спросишь такого: «Отец, как поживаете?» — и скорее всего в ответ услышишь, что все плохо, что президент — гад, что губернатор — вор, а мэр — проходимец, пробы негде ставить. Страшное состояние души. А ведь старость — это итог, с которым человек стартует в вечность. Кто сказал, что ад начинается на небе? Он начинается еще на земле, как, впрочем, и рай.

Помню, лежит старушка, на глазах линзы, как телескопы, почти не видит. Двигаться не может, да еще и не слышит ничего. Бревнышко бревнышком. Думаю: интересно, а какие у нее мысли и желания? А у нее вообще есть желания?

— Мать, — ору, — ты чего-нибудь хочешь? У тебя есть желания?

— Есть, — отвечает, — я жить хочу.

— А зачем тебе жить, мать? Ты же не живешь, а мучаешься?

— Мне, батюшка, детей жалко, что они без меня делать будут? — И заплакала. А дети уже и сами на пенсии.

Иногда задаешься вопросом: почему некоторые люди так долго живут? Бабушке, а это, как правило, бабушки, уже за девяносто, а она все никак помереть не может. Плачет:

— Устала, говорит, а Бог все меня на земле терпит.

Вот как-то поговорил так с одной нашей прихожанкой, бабушкой Таней, а через год где-то, смотрю, в храм на службу приходит ее внук с женой и двумя детьми. Всю службу стоят молятся, жена с детьми причащаются. Возликовала душа моя, а на следующий день баба Таня и померла. Отпустил Господь, молитвенная смена пришла.

Да, интересно порой жизнь поворачивается… В нашем храме двое прославленных Церковью новомучеников, бутовские страдальцы. Мы когда поехали на Бутовский полигон, то с нами была внучка одного из наших святых. Во время панихиды, еще в старом деревянном храме, зачитывая имена расстрелянных, обнаружили, что имя нашего псаломщика выделено красным маркером. Спрашиваем: почему имена некоторых новомучеников выделены, в том числе и нашего бывшего псаломщика, а другие нет? А нам говорят, что он уже прославлен в лике святых. Теперь не о нем, а ему молиться нужно. Представляете? Внучке узнать, что ее дед святой.

Вернулись домой, пошли к дочери святого мученика Димитрия, Надежде Дмитриевне. Ей тогда было что-то около восьмидесяти пяти лет. Бабушка Надежда в храм уже не ходила, физически не могла. Но ум имела поразительно ясный и изумительную память. Она даже помнила, что колокол, сброшенный с нашей колокольни, весил шесть тысяч двести пятьдесят пудов. Рассказывала, как такую махину поднимали на высоту почти сорока метров, правда это было до ее рождения, но еще свежие рассказы участников подъема колокола остались в ее памяти. Точно так же ясно отпечатались у нее и события, связанные с разгромом храма. Для того чтобы сбросить колокол, понадобилось прорубать в стенах колокольни дополнительные отверстия. Колокол упал и не разбился. Добивали эту красоту его же языком. Потом куски погрузили в машину и увезли.
Метаморфозы

Надежда Дмитриевна прожила очень нелегкую жизнь. Дочь врага народа. Семья, оставшаяся без кормильца и без имущества. Старшего брата расстреляли вскоре вслед за отцом. Ее саму выгнали из техникума. Поначалу вообще за кусок хлеба трудилась. Так и проработала всю жизнь на самых грязных и тяжелых работах.

Как только появилась возможность восстанавливать родной храм, первой же и пришла. Ей уже тогда было за семьдесят. Кто еще тогда так радовался и кто так трудился, как эта женщина?

У нее же в доме и книги, и иконы хранились. На все службы летала птичкой. Но время брало свое, и вот уже наша бабушка Надя перестала выходить из дому. Мы по ее просьбе фотографировали храм, все изменения в нем. Как она была счастлива, прижимая к груди дорогие ей снимки.

Когда бабушка уже не могла ходить на службы, то она свой дом превратила в храм. Первым делом ей подключили церковный канал, по которому она могла смотреть богослужения. Бабушка освоила магнитофон и ежедневно прослушивала одно из Евангелий, слушала Псалтирь. Клирос по ее просьбе записал весь цикл воскресного богослужения, и во все праздники Надежда Дмитриевна молилась вместе с народом Божиим. А еще она ежедневно вычитывала все положенные молитвы, акафисты и часы.

Помню, зашли к бабушке Наде, пожалели ее одиночество. И однажды после службы я обратился к нашим общинникам и призвал их чаще посещать старушку.

Через несколько дней шлет она мне послание: «Батюшка, милый, Христом Богом прошу тебя, останови это паломничество ко мне, я же не успеваю совершить положенный мне молитвенный круг». Уже потом она говорила мне:

— Ты не смотри на мое одиночество, я же ведь живу как в раю. Никогда мне не было так хорошо.

И еще всякий раз, когда я приходил к ней, она официально заказывала мне молебен своему отцу. Денежку достанет, все чин по чину. И никакие протесты не принимаются. Можете себе представить: дочь заказывает молебен своему отцу. Не за отца, а отцу, святому новомученику. У меня это до сих пор в голове не укладывается.

Однажды спросил ее:

— Надежда Дмитриевна, вот ты прожила такую долгую и трудную жизнь, и дождалась, что отца не только реабилитировали, но еще и во святых прославили. Справедливость восторжествовала. Скажи мне, ты счастлива?

— Счастлива, батюшка. Только не знаю, поймешь ли ты меня. Вот гляжу на свою жизнь с высоты прожитых годов и понимаю, что самым-то хорошим для меня временем, или лучше сказать, настоящим, было то время страданий. Никогда я так больше не молилась и не ощущала помощи Божией. Я же кожей чувствовала, что Он рядом стоял.

Умерла она, не дожив недели до своих девяноста лет. Хотела было даже пригласить нас на юбилей. Тихо уходила, мирно, после причастия. А причаститься ей было трудно, накануне всю ночь ее рвало, печень подвела. И тем не менее я ее причастил и сидел возле нее с банкой, на всякий случай. Она все меня за руку держала. Потом ей стало получше, она заснула. Пришла в себя, попросила ее посадить и преставилась.

Вы наверняка можете себе представить, как выглядит старый больной человек девяноста лет. А вот во время отпевания во гробе я снова увидел уже знакомый мне отпечаток святости на лице усопшей. Его трудно описать словами, но и невозможно с чем-то спутать. Лицо становится таким, что от него невозможно оторвать взгляд. Так и смотрел бы на него и смотрел. Что-то в нем появляется весомое, подлинное, что скрывалось за простым добрым взглядом стареньких подслеповатых глаз.

В лице человека явственно и победоносно отпечатывается Небо. И тебе радостно, что Небо не прошло мимо тебя. Что рядом с тобой билось и молилось такое сердце.

Как же я благодарен Тебе, Господи, за таких людей, за такую науку!

На другой день после отпевания случайно обнаружил, что в храме замироточило сразу несколько икон. Все образы стоят на открытых местах, вот и заметил. Думаю: «А образ отца Надежды Дмитриевны, святого мученика Димитрия? Он-то как?» Подхожу к иконе, а она повешена в таком уголке, куда почти не доходит дневной свет, присмотрелся. Действительно, мироточит.

Что в этом знаке? Небо радуется оттого, что еще одна праведная душа вознеслась в горние обители? Или это в утешение нам, пока еще остающимся здесь, на земле?

В круге света ДьяченкоИздательство «Никея» приглашает друзей на презентацию сборника рассказов священника Александра Дьяченко «В круге света» — новой книги из серии «Духовная проза».

Беседа со священником — это не только исповедь, особенно если священник — это ещё и писатель.

«Мой читатель — мой собеседник. Мне интересен любой человек, потому что каждый из нас — это целый мир, отдельная вселенная, исчерпать которую невозможно», — говорит отец Александр.

Ждём вас 9 октября (в среду) в 18.00 в магазине «Библио-Глобус» на -1 уровне в зале презентаций (Мясницкая ул., д. 6/3, стр. 1).

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.