Мила Геранина: Мы «подсели» на благотворительность
Что такое «нормальный директор»
– Мила, расскажи о своем необычном приходе в благотворительный сектор: это было нестандартно – ты не была волонтером. Как тебя занесло в эту сферу и как получилось быстро повысить уровень пожертвований в вашем фонде?
– Я действительно не была волонтером. Полтора года назад я не могла даже предположить, что буду иметь какое-то отношение к благотворительности, буду директором благотворительного фонда, да еще и такого, как сейчас.
– То есть – религиозного благотворительного фонда?
– Не только религиозного, но и просто благотворительного фонда. Я лишь иногда подумывала о волонтерстве. Причем много лет мне казалось, что я не способна на это, я слишком слаба для того, чтобы связывать свою жизнь так или иначе с болью. При этом большое количество моих друзей волонтерили в различных организациях. Одна из моих лучших подруг много лет помогает детям с онкологией: собирает средства и просто постоянно приходит в больницы. И мне всё время рассказывали о том, что благотворительность – это надо, полезно, здорово для души, и это миссия. Но мне всегда казалось: чтобы я как-то в это пришла? – нет, ни за что!
Неожиданно настал период, когда я стала менять работу. Увидела вакансию в «Добро Mail» и отправила туда резюме. У меня было тестовое задание, в котором было несколько задач. И я стала изучать рынок НКО и смотреть, какие благотворительные фонды есть, чем они занимаются. Очень долго смотрела на фонд Хабенского, поняла, какие они большие молодцы, как они мне нравятся, как мне понравился их сайт. То есть я рассматривала исключительно с точки зрения работы. Потом сделала свое первое пожертвование. Прямо именно в благотворительный фонд Хабенского. В «Добро Mail» я не попала, а вышла на другую работу. И спустя какое-то время с «Правмира» мне поступило предложение несколько месяцев побыть в роли директора благотворительного фонда, пока ищут человека, который, собственно, будет его развивать.
– Который станет его нормальным директором?
– Да, который станет нормальным директором. Я искала работу, у меня не было особо предложений. Я подумала: а почему бы и нет? И неожиданно для самой себя через полтора месяца я прошла испытательный срок и стала уже директором по всем документам.
– А что такое «нормальный директор»?
– В нашем случае история была не самая стандартная, потому что фонд только образовался на тот момент, ему было всего лишь три месяца, и изначально миссией и задачей фонда была помощь детям из многодетных семей.
Тогда была одна-единственная программа, она касалась именно образования и развития помощи талантливым детям из многодетных семей. Мы открывали сборы помощи для детей, у которых есть большое количество братьев и сестёр, и, к сожалению, у родителей не хватает средств купить ребенку, например, коньки, либо оплатить какие-то дополнительные занятия, которые будут помогать этому ребенку развивать его способности, для того чтобы в будущем он уже сделал с помощью своих уникальных способностей себе карьеру, работу, нашел себя.
Постепенно, в те же самые первые полтора месяца работы выяснилось, что к нам приходит большое количество обращений на лечение. И мы подумали: почему бы не сделать вторую программу? И сделали программу «Лечение и реабилитация». Так у нас появилось две основные программы. Они так и остались, две основные: «Лечение и реабилитация», а вторая программа называется «Образование и развитие». Сейчас она сосредоточена уже не только на многодетных семьях. Например, мы смогли собрать средства и оплатить поездку на чемпионат по плаванию для людей с синдромом Дауна, туда ездила Анастасия Петрова с помощью жертвователей фонда «Правмир».
Программы расширились, увеличилось количество обращений. И если, когда я приходила в фонд, мы ставили для себя какие-то глобальные, наверное, сложновыполнимые задачи: чтобы к концу 2015 года фонд ежемесячно оказывал помощь на два-три миллиона рублей, то получилось, что к концу 2015 года фонд стал оказывать помощь на пять миллионов стабильно, а на декабрь прошлого года у нас пришло пожертвований на десять миллионов.
– Как это получилось, если ты не профессионал в НКО, не фандрайзер? Что ты делала?
– Мне кажется, что я и, в первую очередь, наша команда, жертвователи «Правмира», – это люди, которые хотят помочь, которые неравнодушны к чужой беде, которые неравнодушны к тем людям, которые оказались в трудной жизненной ситуации. И эта способность и желание подставить плечо – то, чего я боялась, и то, чем в результате я занимаюсь… То есть я выступаю всего лишь связующим звеном между теми людьми, которые хотят помочь, и теми, кому нужна помощь.
Моя задача заключается в том, чтобы организовать грамотную экспертную проверку и убрать мошенников, и, если есть возможность, достать помощь от государства. А тем людям, которые готовы помочь, показать тех, кому действительно помощь нужна. Чтобы та помощь, которая будет оказана, то оборудование, которое будет закуплено на средства, которые они пожертвуют, действительно были нужны.
Например, у нас было обращение о том, что мужчине нужна инвалидная коляска, а когда мы стали проверять, выяснилось, что он уже просил пару лет до этого в фонде инвалидную коляску, ему купили, он что-то где-то перепродал, и сейчас хочет очередную, – мы не будем покупать в таком случае, для нас это будет обман жертвователей.
То есть наша задача – дать человеку, который хочет помогать, действительно ту историю, в которой помощь нужна и необходима.
Поэтому я считаю, что работа директора и, наверное, работа фонда – выступать неким буфером и дополнительной проверкой.
«Ваш звонок лучше направить сюда…»
– Не только сборщиком денег, но еще и экспертом в теме, понимающим, как можно получить государственную поддержку, которая положена от Министерства здравоохранения, от других юрлиц.
– В этом плане – да. То есть мы даже не эксперты. Есть эксперты-врачи, есть эксперты-юристы. А мы – менеджеры, которые связывают всех с экспертами. Мы – такие секретари, которые берут трубку и говорят: «А ваш звонок лучше направить сюда». Только при этом мы стараемся сделать так, чтобы у человека не было этих 115-ти каких-то переводов звонков, а связываем напрямую. То есть, например, человек из региона. В регионах медицина не самая хорошая очень часто.
– Часто больницы не оборудованы…
– Не оборудованы больницы, бывают порой некомпетентные врачи, бывают очень сложные диагнозы, при которых даже компетентный врач попадает в тупик. Он назначает лечение, но непонятно, что с этим делать, лечение дорогостоящее. Что мы делаем в случае, когда к нам приходит такое обращение о помощи? Мы отправляем еще нескольким экспертам. И когда два мнения экспертов сходятся, минимум два мнения, а в идеале – чтобы было три, только в таком случае мы открываем сбор помощи для человека.
Например, именно сегодня из Таджикистана в Санкт-Петербург прилетела девушка на дополнительное обследование, где ее примут, и по итогам того, как у нее пройдет обследование и какое лечение ей будет назначено, будет решено, открывать сбор помощи или не открывать. И мы можем, например, из фонда оплатить человеку билеты, оплатить ему какую-то платную консультацию экспертов (хотя в большинстве своем они у нас бесплатные). Но, как правило, за обследование, например ПЭТ-КТ, приходится платить. Человека обследуют, и тогда уже эксперты смотрят и принимают решение.
– Ты упомянула Таджикистан, это не Российская Федерация. То есть вы оказываете помощь и гражданам других стран?
– Да. Мы очень гордимся тем, что у нас православный фонд, и, собственно, это заложено в названии – «Правмир», но у нас нет ограничений по возрасту, полу, национальности, вероисповеданию. И нам неважно, мусульманин или христианин, нам неважно, гражданин России или гражданин стран СНГ. Мы окажем помощь, мы попросим жертвователей нашего фонда и жертвователей портала «Правмир» оказать помощь человеку, если она ему действительно нужна. А вот чтобы убедиться, что она действительно ему нужна, мы перед этим устраиваем многоступенчатые экспертные проверки.
– Понятно. Расскажи, как человек новый в секторе, как тебя принимали? Потому что ходят какие-то слухи, мифы о закрытости благотворительного сообщества, и что новичков не очень любят. Появляется всё больше новых фондов, и старое экспертное сообщество, говорят, не особо радушно принимает новичков в свои объятия. Как было с тобой?
– Опять-таки, была нестандартная ситуация. На мой взгляд, к нам отнеслись все достаточно хорошо. И, более того, я продолжаю считать себя новичком, я продолжаю считать, что я слишком мало знаю для того, чтобы о чем-то говорить глобально. Мы все еще только учимся. То есть да, мы достигли в чем-то очень больших успехов, но мы продолжаем учиться, изучать, понимать.
Мы сейчас много знаем про адресную помощь, но пока мало знаем про системную, а, естественно, мы хотим помогать системно. Ни разу не было ответа от «старичков» сообщества, чтобы нам не помогли. И постоянно, практически каждый день (сейчас уже реже, а вот первое время это было ежедневно) мы звонили старшим по рангу, старшим по НКО: «А подскажите, пожалуйста, это что за заболевание? К нам такая просьба поступила, а вы такого знаете? А с какой аптекой лучше общаться? А как эти документы лучше заполнить?»
– Как ты на них выходила? Ты новый человек, как ты искала этих людей?
– Мне повезло. У меня был учитель Володя Берхин, директор фонда «Предание». Он во всем мне помогал. Я была блондинкой с блокнотом, которая за ним ходила, наверное, месяца два-три, записывала каждое его слово.
– То есть ты нашла ментора себе, наставника?
– Ментора и наставника мне нашло правление фонда, потому что они решили, что раз уж мы берем совсем зеленого человека, то надо кого-то попросить помочь.
– Пока нет нормального директора, пусть натаскает?
– Да. Они попросили Володю, и Володя радостно откликнулся. Не знаю, насколько радостно, но, по крайней мере, у нас с ним сложились хорошие, теплые отношения.
– Как православный человек, он не мог отказать.
– Я надеюсь, что смогла его покорить своим жизнелюбием, добродушием, слабоумием и отвагой. Первое время я ходила за Володей, и Володя мне говорил: «Позвони таким-то, позвони таким-то – тебе помогут». Где-то с помощью Володи, где-то сама я напрямую, внаглую звонила, говорила: «Здравствуйте. Меня зовут Людмила Геранина. Я – директор фонда «Правмир». Помогите, пожалуйста, у нас такая-то задача». И ни разу я не столкнулась с тем, чтобы кто-то отказал. Потому что здесь я уверена по предыдущему опыту: всем своим бывшим работам, просто по жизни, что, если ты к кому-то приходишь с вопросом, за советом, и тебе действительно нужен ответ на этот вопрос – тебе человек обязательно поможет. Либо, если он не может ответить тебе на вопрос сам, – он тебе подскажет, куда идти. Но вот чтобы нам кто-то говорил: «Слушайте, идите вы отсюда, мы тут ничего не знаем», – такого не было ни разу. В этом плане нам очень-очень повезло.
Мила Геранина. Фото: Анна Данилова
Статистика не работает
– Ваш фонд – второй фонд, который я знаю, оказывающий помощь взрослым людям. Какова особенность представления миру таких историй? Возникают ли сложности со сбором, или, в вашем случае, оттого что фонд является православным, вам легко – милосердие безгранично?
– С одной стороны, милосердие безгранично. С другой стороны, даже если смотреть на статистику обращений, у нас гораздо меньше обращений от детей, большую часть составляют обращения взрослых. Опять-таки в силу отсутствия ограничений по гражданству к нам приходит большое количество обращений из стран СНГ. Причем жители стран СНГ – это не обязательно коренные жители страны, а те люди, которые после распада Советского Союза остались там: например, мужчина родился в Вологде, а сейчас живет в Узбекистане. С одной стороны, он – гражданин Узбекистана. С другой стороны, в какой-то степени – россиянин. Поэтому большинство сборов помощи у нас идут на взрослых людей. На кого-то сборы идут хуже, на кого-то лучше.
Первые полгода работы я была уверена, что есть некая статистика, согласно которой детям, особенно с раком, каким-нибудь белокурым девочкам, помощь будет собрана гораздо быстрее. И какое-то время так и было.
А потом начали происходить чудеса, когда сборы помощи для взрослого человека стали закрываться гораздо быстрее. И сначала мы тоже думали, что это, наверное, потому что онкобольные. Наверно, онкобольные красивые женщины. Потому что действительно были такие сборы помощи. А потом оказалось, что и это неверно. И сейчас мы не можем ответить на вопрос, на кого будем собирать быстрее, а на кого дольше. Есть сейчас сбор помощи для маленькой двухмесячной Фатимы из Дагестана: совсем малютка (ей нужен препарат «Орфадин», это совершенно сумасшедшие деньги), но сбор помощи на нее идет крайне тяжело, а на мужчину, которому нужна реабилитация, идет быстрее. Мы не можем найти ответ на вопрос «Почему?»
– То есть статистика перестала работать в случае «Правмира»?
– Статистика перестала работать абсолютно. Какие бы таблицы и диаграммы я себе ни составляла, как бы я ни смотрела, кто на что жертвует, что есть люди, которые предпочитают жертвовать взрослым, есть люди, которые предпочитают жертвовать детям, – нет. Более того, здесь нет зависимости от качества текстов, от качества фотографий, хотя бытует мнение, что важны хорошие фото. Не работает. Иногда у меня ощущение, что для того, кому нужна помощь быстрее, срабатывает, а если здесь можно потерпеть, то сработает чуть позднее. Пока я вижу это только так. Но это исключительно личное ощущение, которое я никак не могу подтвердить цифрами, это только то, что я каждый день наблюдаю на сайте.
Зачем православные помогают мусульманам?
– У вас еще одна необычная ситуация. Вы в какой-то степени являетесь дочерней организацией информационного портала «Правмир».
– Да.
– Что дает вам это партнерство? Расскажи, как работает эта система? Как вы стыкуетесь, и чем вы помогаете друг другу?
– В первую очередь, если б не было «Правмира», то не было бы и фонда, потому что фонд создали те люди, которые занимаются «Правмиром»: Анна Данилова, главный редактор «Правмира», Максим Власов, технический директор, и Алексей Коровин, один из членов попечительского совета «Правмира». Это три человека, которые решили создать фонд, и фонд действительно, несмотря на то, что отдельное юридическое лицо, часть «Правмира». И мы этим очень гордимся, мы действительно идем под парусом веры вместе с «Правмиром». Если бы не читательская аудитория «Правмира», то, конечно, фонд не мог бы оказывать с помощью жертвователей такое количество помощи. Мы размещаем информацию о наших сборах в соцсетях «Правмира», периодически публикуем тексты на страницах «Правмира». Нам порой помогают авторы «Правмира».
Алексей Коровин, Анна Данилова,отец Александр Ильяшенко, Мила Геранина, Максим Власов
– Они пишут для вас тексты?
– Мы обращаемся к разным авторам, и, как правило, авторы без гонораров пишут тексты о помощи, а мы можем, договорившись с редакцией, попросить вклеить наш текст о сборе помощи. Мы стараемся делать это не так часто, чтобы сам «Правмир» не превратился в фонд, потому что, в первую очередь, «Правмир» – это информационно-новостное издание, у него другая задача, а задача фонда – помогать. Поэтому в партнерстве мы, скорее, – ребенок «Правмира», и то, в чем мы полностью соответствуем «Правмиру» – в том, чтобы действовать и помогать. Наша задача заключается в том, чтобы хорошо проверить, действительно убедиться, что здесь нужна помощь, и тогда уже об этом заявить. А если нужна будет дополнительная поддержка, то «Правмир» нам поможет.
– Появление детей всегда очень сильно влияет на жизнь матери. Изменилась ли жизнь информационного портала «Правмир», когда появился маленький ребенок – фонд? Может быть, они стали больше писать про благотворительность?
– Я надеюсь, что изменилась – они стали нами гордиться. Я очень надеюсь, что они гордятся нами, как ребенком.
– Может быть, стали больше писать каких-то материалов про благотворительность в целом? Может быть, стали поднимать как информационное издание какие-то такие темы?
– А «Правмир» и так об этом писал, всегда затрагивал эти вопросы, уникальность «Правмира» как раз и заключается в том, что на нем можно найти абсолютно любую информацию. В том числе о милосердии и благотворительности. «Правмир», поскольку он новостной портал, порой один из первых рассказывает о каких-то случаях, которые связаны с благотворительностью, в том числе о законодательстве, которое касается НКО. Мне кажется, разговор с Анной Даниловой тут все бы прояснил.
– Мы ее обязательно пригласим в студию, потому что для меня главные редакторы информационных изданий, которые пишут про благотворительность, меценатство, филантропию, – это просто огромный ценный опыт. Мы недавно обсуждали с Матвеем Осальцем, что все некоммерческие организации должны двигаться в сторону СМИ и сами становиться неким медиа. А у вас уже такая тесная связь – «ребенок» и «мать».
– Верно, мы на базе медиа. И Анна Данилова – это, в принципе, невероятный человек, потому что ею можно только восхищаться. Помимо того, что она старший преподаватель в МГУ, я считаю, что весь «Правмир» – это исключительно Анна Данилова. Я не понимаю, когда она спит. Потому что про всё, что происходит на «Правмире», по крайней мере, по нашим текстам и по тому, что касается сайта, я точно знаю, что Аня знает про каждую запятую, и как и где она у нас стоит. Аня четко за всем следит и во всем всегда помогает.
В чем мы еще благодарны «Правмиру»: помимо того, что мы дочерняя организация, нас «Правмир» очень многому учит. Я безумно люблю корпоративный дух «Правмира», который действительно говорит о помощи и милосердии, и о православии в том ключе, в котором оно мне близко, хотя я и не люблю об этом разговаривать. И мне очень нравится как раз эта позиция «Правмира»: что помощь нужна каждому, кто оказался в трудной ситуации, и неважно, кто это.
– Очень здорово, что вы помогаете людям всех конфессий. Мне кажется, в этом и есть истинное христианское милосердие – помогать любому человеку.
– На наш взгляд, это тоже так. Например, один из постоянных авторов материалов о помощи на «Правмире» – это Татьяна Краснова, она католичка. И Татьяна Викторовна – один из самых лучших друзей фонда, она – один из «родителей» фонда. Мы очень этим гордимся. Буквально на этих выходных Татьяна Викторовна Краснова, католичка, писала текст о сборе помощи для чеченской девочки, мусульманки.
– На православном портале «Правмир»?
– Да, на православном портале «Правмир», из-за чего в соцсетях периодически возникали вопросы:
«А как же так – вы, православные, помогаете мусульманам?» Если б не эти замечания в соцсетях, у нас бы даже вопроса не возникло, как мы это делаем. Легко. Потому что человеку нужна помощь.
И неважно, кто он. Более того, когда к нам обращаются люди, которым нужна помощь, мы им тоже задаем вопрос, потому что, мало ли, человеку может быть некомфортно: «А вас не смущает, что мы православный фонд?» И большинство отвечает: «Нет. Потому что мы верим в Бога, а Бог – Он един. Просто мы читаем Коран, а вы – Библию». Всё.
– Работаете ли вы с корпоративными донорами? Потому что чаще всего в их документах по корпоративной социальной ответственности написано: «Мы не помогаем религиозным учреждениям», «Мы не помогаем политическим партиям и не связаны с экстремистскими организациями».
– Мы пока не работаем, но очень надеюсь, что мы будем работать в следующем году. Объясню, почему. Сейчас, за полтора года, оказано помощи больше чем на сто миллионов – это безумная туча бумаг. Так вот, на весь этот документооборот у нас есть я – директор, есть Софья Жукова, руководитель программы, главная за все бумаги, есть Анна Видич, которая проверяет все сборы помощи, есть юрист, и бухгалтер, которая проводит всё это. Всё, больше людей нет. Отдельно есть человек, который помогает нам писать тексты на сайт.
Вся эта бумажная история, все эти проверки лежат на нас, и мы физически просто не справляемся. Потому что могут прийти звонки в десять часов вечера, в два часа ночи. Очень часто в нашей семье ситуация: «Милая, идем ужинать, уже времени десять часов вечера». – «Лёша, подожди, я не могу. Здесь по саркоме надо решить вопрос». – «Да, хорошо. Я тебя подожду».
Ребенок Фонд «Правмир»
– Как ты решаешь для себя вопрос work and life balance, про который модно говорить?
– Мне кажется, очень повезло с тем, как я вышла замуж за человека из этой сферы.
– Расскажи нам про это.
– Мы познакомились на конференции «Белые ночи фандрайзинга». Я сразу же, честно, откровенно, влюбилась в своего будущего мужа. И год спустя он мне сделал предложение, так образовалась наша прекрасная семья.
– Ты сказала, что меньше чем через год вы уже поженились?
– Да, меньше чем через год мы уже поженились. Месяцев через восемь, наверное, он мне сделал предложение. Алексей сам работает в сфере НКО, и он очень меня понимает, он знал, на что он идет.
Фото: Facebook / Mila Geranina
– Ты уже была тогда директором фонда.
– Да, я уже была тогда директором фонда. Я сразу сказала: «Лёша, есть ребенок Ксения, есть ребенок Фонд «Правмир». Это два ребенка, я уделяю время тому, кому оно сейчас нужнее. И я их люблю обоих одинаково, то есть там разные степени любви, разные категории любви, но, пожалуйста, не надо меня ограничивать в работе. Я тебе буду очень признательна, если ты будешь в чем-то помогать». Поэтому то, что мой муж меня не ограничивает, и дает мне возможность заниматься тем, что для меня действительно важно, получилось, что работа из просто работы превратилась и в образ жизни, и в стиль, и в друзей, и сейчас фонд «Правмира» – это все, что связано со мной, и это все, что связано с моим ребенком, потому что ребенок тоже в этом всем крутится, вертится, ему все это интересно.
То есть вся моя жизнь посвящена исключительно моей работе, а моя работа посвящена моей жизни. Это настолько уже неотделимо друг от друга, что как-то иначе это представить очень сложно.
Ранняя реабилитация выгодна для всех
– Классно. Расскажи про некоторые другие программы. Я знаю, что у вас есть программы, которые помогают людям с инвалидностью.
– Мы сейчас разрабатываем программу системной помощи. Она будет называться «Не инвалид».
– Я про нее просто уже прочитала, поэтому меня заинтересовало.
– Да. Мы рассчитываем перезапустить сайт «Не инвалид». Пока «Не инвалид» существует в разрезе адресной помощи тем людям, которым нужна реабилитация, но в будущем мы планируем начать работать системно с теми людьми, которые еще вчера были здоровыми, но сегодня что-то произошло – ДТП, инсульт, какая-то другая травма, случайно выпал из окна (и такое тоже бывает). И чем раньше у такого человека начнется реабилитация, тем лучше. Потому что за рубежом она начинается уже в реанимации, а у нас реабилитационные услуги начинаются только после того, как человека выпишут из больницы, и он получит себе квоту либо найдет где-то денег и поедет в реабилитационный центр. Пока это все произойдет, время уже упущено. Чем раньше это начинается, тем больше вероятность того, что человек станет на ноги. Либо не станет на ноги, а сядет на коляску, но будет жить максимально полноценной жизнью, и улучшится качество его жизни. И, возможно, он снова начнет работать.
То есть это, я прошу прощения, выгодно и для государства, потому что для государства это человек, который сам будет платить налоги, а не государство будет платить ему дополнительную пенсию. И, в первую очередь, это забота о человеке, поскольку, помимо медицинских реабилитационных услуг, здесь крайне необходима еще и психологическая работа.
Не дай Бог кому-то оказаться в такой ситуации. Здесь нужно работать и с самим человеком, и с его семьей.
– Планируете ли вы работать с другими фондами, которые уже работают в этой тематике?
– Мы работаем, очень плотно общаемся. Обмениваемся опытом, ходим, советуемся. Здесь, опять-таки, проблема в том, что помощь именно взрослым оказывает мало кто.
– Фонд «Перспектива» работает, именно трудоустраивает людей с инвалидностью, тоже возвращает их в социальную жизнь.
– Да, мы хотим как раз скоро в гости в ближайшее время. Я собираюсь пойти и познакомиться.
– Получишь много удовольствия. Денис Роза – очень энергичный увлеченный человек с гигантским опытом, искренне тебе ее рекомендую.
– Спасибо большое. Мы пытаемся связаться с теми, кто уже профессионал в тех или иных направлениях, чтобы связать все это воедино и понять, как же можно помочь системно, потому что на данный момент нет именно понимания внутри себя, как это сделать. То есть понятно, что нам в идеале хочется построить свой реабилитационный центр, в который будут приезжать все, лечиться, а потом в идеале они будут вставать и сразу же бегать, трудоустраиваться, жениться, рожать.
– Создавать свои бизнесы.
– Да. Понятно, что это утопичные идеи, но потихонечку, медленно, но верно, я думаю, мы к этому придем, и перезапуск портала «Не инвалид» нам в этом плане поможет. Я надеюсь, что в следующем году мы сможем более плотно работать с корпоративными донорами. Потому что у нас есть в фонде организации, которые нам помогают именно как юридические лица. В большинстве своем они анонимны, не хотят афишировать свою помощь. Большинство наших крупных доноров делают свои пожертвования анонимно. То есть мы с частью из них знакомы, а часть из них – я даже не знаю, кто. И сколько бы писем я им ни писала, они не отвечают.
– Продолжают отправлять деньги и молчать?
– Да, они продолжают жертвовать, но не отвечают. А к вопросу о помощи от корпоративных партнеров – я не думаю, что у нас с этим будут проблемы.
Потому что, во-первых, мы – не религиозная организация, мы просто фонд, в названии которого есть слово «православие». И мы не говорим ничего о религии.
Более того, конкретно фонд не имеет никакого отношения к религии вообще. То есть мы – про помощь. Рассказать и поговорить о чем-то – это портал «Правмир», а мы – о том, кому нужна помощь, как ее оказать вовремя и срочно.
Фото: Ефим Эрихман
Мы «подсели» на благотворительность
– Как ты относишься к конкуренции в секторе? Многие сейчас говорят, что «надо бы уже кооперироваться», но при этом конкуренция между фондами из-за того, что ограничены ресурсы, очень сильна. Сталкивалась ли ты с этим?
– Меня можно назвать молодой, юной, глупой и утопичной, я совершенно на это не обижусь. Я считаю, что конкуренции нет. Либо я наивна и считаю, что все ко мне хорошо относятся. На мой взгляд, с большинством московских благотворительных фондов так или иначе фонд «Правмира» связан. Либо мы помогали подопечным этих фондов, либо мы обращались за консультацией. Как я уже говорила, мы ни разу не слышали отказа, и сейчас, например, один из наших достаточно крупных доноров хочет помочь другой организации, сегодня я буду звонить, связываться и говорить: «Вам хотят помочь». То есть мы абсолютно спокойно можем поделиться нашим корпоративным жертвователем, потому что человек хочет помочь кому-то другому. Это нормально. А то, что касается ограниченности ресурсов, возможно, если хотеть у кого-то отнять кусок пирога, то – да, этот кусок пирога ограничен, но мы считаем, что вокруг большое количество людей…
– Много пирогов?
– Грубо говоря, много пирогов, да. Большое количество организаций пока еще никак не принимает участие в благотворительности, и к ним можно прийти, рассказать о том, что это важно, почему это полезно и какую пользу это принесет не только тем, кому они помогают, но и людям, которые работают в конкретной организации. Поэтому я считаю, что конкуренция – это только вопрос внутреннего состояния человека.
– Что для тебя благотворительность? Что для тебя вообще значит сейчас твоя работа, полтора года в секторе?
– Раньше я считала, что работа – это когда мы делаем какие-то интересные штуки, устраиваем какие-то мероприятия (я работала бренд-менеджером, пиар-менеджером, ивент-менеджером), так или иначе, это организация чего-то, в основном увеселительного, и мне казалось, что я получаю какой-то фидбэк от эмоций участников этого процесса. Сейчас я понимаю, что тогда это было пустое перекладывание бумажек: вот я сейчас переложила – кто-то как-то повеселился.
А когда ты получаешь ответы от читателей, когда ты получаешь обратную связь от тех людей, которым когда-то фонд помог с помощью жертвователей, когда ты с ними связываешься год спустя и спрашиваешь «Как у вас дела?», а они тебя помнят, – ты понимаешь, что тогда, год назад, не зря не спала несколько ночей, ища эти деньги, когда писала эти тексты.
Потому что у этой семьи сохранилась жизнь, либо у этой семьи благодаря поддержке жертвователей сохранилась вера в будущее, и они стоят на ногах, продолжают развиваться. И это то чувство, без которого я уже не представляю, как жить.
И поэтому, когда я читаю какое-то письмо с обращением о помощи – да, иногда очень хочется сказать: «Всё, мы устали. Пожалуйста, не пишите больше. Пусть мы останемся без работы». Но ты не можешь остановиться, это вечный двигатель, который будет работать всегда. Мы подсели уже на это, и мы не можем без этого. Я не представляю, как уйти в коммерческий сектор и как заниматься просто перекладыванием бумажек ради зарабатывания денег. Это скучно, неинтересно, и в этом нет никакой цели. Что ты сделаешь с этими деньгами? Да ничего.
– О чем ты мечтаешь в своей работе, чтобы случилось в ближайшее время? Чего бы тебе хотелось?
– Чтобы, в конце концов, мы поняли, как сделать программу «Не инвалид» системной, перезапустить «Не инвалид». И я очень мечтаю, и, возможно, лет через пять-семь это все-таки исполнится, о том, чтобы мы смогли построить в Москве, либо открыть в каком-то помещении, которое уже есть, свой реабилитационный центр, в который бы люди, перенесшие травму, попадали в максимально короткие сроки.
Сбор в Фонд Скорой Помощи, из него деньги идут на очень срочных подопечных БФ «Правмир».