26 (по старому стилю – 14) декабря – незабываемая дата русской истории. И – невосполнимая, скорбная потеря. Выступление декабристов как только ни трактовали. Они у нас – и провозвестники свободы, и опасные бунтари. И герои, принесшие себя в жертву – и мятежники, желавшие умыть Россию кровью. И патриоты, открыто выступавшие против преклонения перед иностранщиной – и космополиты, пожелавшие перенести в Россию практику французских якобинцев.
В каждом из этих утверждений есть крупица правды, а в целом – явление таинственное. Лаконичному диагнозу не поддаётся. И только об одном мы можем говорить категорически: в тот день на Сенатской площади смертельно ранили Михаила Андреевича Милорадовича – бесстрашного солдата, выдающегося полководца, яркого, блестящего человека, память о котором не должна заглохнуть.
Само происхождение обязывало его к воинской службе. Отец – генерал Андрей Степанович, соратник Суворова, храбрый и расторопный офицер, внук известного Михаила Ильича Милорадовича – серба на русской службе, которому доверял сам Пётр Великий. Мать – урожденная Мария Андреевна Горленко, происходила из малороссийского дворянства, из казацких старшин. Милорадовичи сыграли значительную роль в судьбах запорожского воинства и Малороссии в целом.
Девятилетнего отпрыска Андрей Степанович записал в гвардию, в Измайловский полк. Так в ноябре 1780-го формально началась служба будущего героя всех наполеоновских войн.
Молодой, но уже повоевавший со шведами, капитан Милорадович (как и его кумир Суворов) без воодушевления воспринял военные нововведения императора Павла. Он даже подумывал об отставке. Но неожиданно сделался чуть ли не любимцем экзальтированного императора. Меньше чем за год его производят сначала в полковники, а потом и в генерал-майоры.
Считалось, что Павлу приглянулась молодецкая выправка бравого офицера. В этом чине, во главе Апшеронского полка, он очутился в армии Суворова, которой предстояло отвоёвывать у французов Италию. Суворов сразу разглядел геройскую душу. В первых же сражениях Милорадович показал не только личную храбрость, но и умение поднимать солдат на подвиг.
После первых же сражений в Италии Суворов докладывал императору:
«Князя Багратиона, яко во многих случаях точнейшего генерала и достойнаго высших степеней, наиболее долг имею повергнуть в Высочайшее Вашего Императорскаго Величества благоволение; за ним Генерал-майора Милорадовича, подающаго о его достоинствах великую надежду».
Суворов не скупился на восторги, буквально воспевал героя в реляциях:
«мужественный Генерал-майор Милорадович, отличившийся уже при Лекко, видя стремление – опасность, взяв в руки знамя, ударил на штыках; поразил противостоящую неприятельскую пехоту и конницу, две лошади под ним ранены…».
При отчаянной храбрости ему удавалось избежать ранений. Разумеется, солдаты приписывали это чудодейственной силе: заговоренный генерал! Он вальяжно разъезжал под огнем – и оставался невредимым. При Басильяно под ним убило трех лошадей, а ранения он снова избежал! При штурме Альтдорфа, к восторгу Суворова, впереди колонны Милорадович перешел горящий мост – и снова ни царапины.
Великий князь Константин Павлович – участник кампании 1799-го – приблизил к себе героя. С подачи Суворова Милорадович заслужил доверие царской семьи, за честь которой в декабре 1825 года он и погибнет на Сенатской площади.
Трудно было не подпасть под обаяние острослова и храбреца. Милорадович производил впечатление человека прямодушного, было ясно, что он не ударит в спину, не предаст. И Константина Павловича он не предал до последнего дня. Недаром, когда Милорадович завоюет в бою графский титул, он изберёт девиз: «Прямота меня поддерживает». И – написанное на гербе: «Без страха и упрёка».
При переходе через Сен-Готард, заметив колебания войск, Милорадович воскликнул: «Смотрите, как возьмут в плен вашего генерала!» – и первым покатился с утеса. Подвиги он совершал в каждом бою – вплоть до победного похода во Францию в 1814-м.
Высоко взлетел солдатский генерал: стал генерал-губернатором Петербурга.
Милорадович не был сторонником Николая Павловича. Да и поздняя политика Александра Первого его не вполне устраивала. Правда, политическими интригами он занимался не по властолюбию или коварству, а от скуки. Старого солдата тянуло в бой.
Гости Милорадовича замечали, что в его доме картины и мебель то и дело меняют места. «Войны нет, передвигаю мебель – и тем тешусь», – отвечал генерал. Ему нравился театр, он любил бурные розыгрыши, и всё-таки изнывал от скуки.
Отчасти со скуки он пытался подготовить и приход к власти Константина Павловича – боевого товарища с суворовских времён. Держал в руках нити политической игры, вёл переговоры и с представителями тайных обществ. В его руках в самых грозных сражениях оказывалась гвардия, которая не раз ставила на престол монархов.
Но планы Милорадовича нарушил сам Константин, отказавшийся от борьбы за власть. По-видимому, генерал не знал, что великий князь отказался от престолонаследия ещё в январе 1823-го (отречение держали в тайне) или считал, что под давлением обстоятельств Константин всё-таки примет императорскую корону.
После смерти Александра армия присягнула Константину, но великий князь дважды подтвердил давнее отречение от престола. 13 декабря Николай Павлович провозгласил себя императором – и началась переприсяга, ставшая формальным поводом к декабрьским волнениям.
Почему же сразу не огласили отречение Константина и не приступили к присяге Николаю? Милорадович настаивал: нужно сперва присягнуть Константину – а там уж великий князь решит, подтвердить ли тайный отказ от престола. Николаю такая настойчивость Милорадовича не пришлась по вкусу, но он был вынужден подчиниться. А генерал пытался использовать любую лазейку, чтобы только привести к власти Константина Павловича.
Нежелание Константина брать власть удручало генерала. Милорадович остановился перед портретом великого князя и сказал Фёдору Глинке: «Я надеялся на него, а он губит Россию». Когда стало ясно, что новым императором будет Николай – Милорадович упал духом. Но 14-го он исполнял долг подданного и приводил армию к присяге Николаю…
Он и на мятежную Сенатскую въехал как победитель, как генерал, чьи слова решают судьбы тысяч людей. Хотя в первый раз в тот день он появился там в санях – и дело закончилось оскорбительным казусом. Милорадовича не узнали, выбросили из повозки, разве что не разоружили. Неуправляемая толпа бушевала.
К Николаю он тогда явился пешком, взъерошенный, непохожий на уверенного в себе щёголя. О чём он мог доложить? Ситуация опасная, нужно утихомирить мятежников, которых подстрекали, вводили в заблуждения руководители восстания.
Основа повстанцев – Московский полк. Обязанность генерал-губернатора – восстановить порядок, даже ценой жизни. И Милорадович взялся объяснить им нюансы престолонаследия солдатским языком. Он надеялся всё решить в одиночку, не поднимая гвардию. Если в этот день не прольётся кровь – новый император оценит рвение и волю генерал-губернатора. Раздобыл коня – и на площадь. Адъютант Александр Башуцкий поспешил за ним бегом. Быть может, если бы тогда, в суматохе, Башуцкому удалось найти коня – он спас бы жизнь своему командиру.
Генерал-губернатор никем не прикрывался, попытался в одиночку переломить ситуацию. А почему он должен был бояться родной армии, которая выполняла его приказы беспрекословно, да ещё и с азартом? Он считал, что на площади собрались одни повесы и мальчишки.
И вот он среди мятежников, на коне, перед взбаламученным морем. Он приподнялся на стременах и принялся объяснять, что Константин отказывается от престола, что Николай – законный император. В доказательство своей приверженности Константину он обнажил шпагу с гравировкой: «Другу моему Милорадовичу» – подарок великого князя.
Он говорил: я, приверженец Константина, призываю вас подчиниться закону… Потом пришло время вспомнить о великих сражениях. Кто из вас был со мною при Бородине? Под Кульмом, Люценом, Бауценом? Площадь молчала. «Слава Богу, здесь нет ни одного старого солдата! Одни мальчишки!». По площади пробежала волна замешательства.
Князь Оболенский ударил по генералу штыком – считается, что он пытался отогнать его лошадь. Впервые Милорадович получил ранение – и от русского офицера… И тут раздался выстрел. Человек в штатском – Пётр Каховский – опустил дымящийся пистолет. А герой Нови, самый могущественный военачальник тогдашней России, упал на руки Башуцкого, а потом лежал на снегу.
«Каховский, как видно из многих показаний, наконец, подтвержденных и его собственным признанием, стрелял из пистолета и смертельно ранил графа Милорадовича, в ту самую минуту, когда он явился один перед рядами несчастных обманутых воинов, чтобы образумить их и возвратить к долгу. Князь Евгений Оболенский также ранил его штыком, хотел, как утверждает, только ударить лошадь, чтобы принудить его удалиться», – утверждала Следственная комиссия.
«Его хотели отнести в его дом, но он, сказавши, что чувствует, что рана смертельная, велел, чтобы положили его на солдатскую койку в конно-гвардейских казармах. Между тем как несли его мимо конно-гвардейского полка, который был уже выстроен, никто из генералов и офицеров не подошел к раненому герою, которого имя останется украшением наших военных летописей; тут были некоторые лица, называвшиеся его друзьями и бывшие ежедневно в доме его, и те даже не изъявили ни малейшего сочувствия.
Я довершу описание подлостей современников наших, сказавши, что когда, по принесении его в казармы, начали его раздевать, то у него украли часы и кольцо, подаренное ему за несколько дней вдовствующей императрицею» – рассказывал Башуцкий.
Это важно: в последние часы он стремился в казарму, к солдатству. В его душе жило ощущение святыни – это солдатский долг, солдатское братство, память о победах и походах. Там он и умер, не обращая внимания на мародёров. В прощальном письме просил императора отпустить на волю всех его крестьян.
«Но, если ввергнется он в вихрь политический – погибнет», – писал Суворов про генерала Бонапарта. Получается, что и про генерала Милорадовича тоже.