Милосердие определяется сочувствием

— Отец Аркадий, расскажите, пожалуйста, как вы пришли к вере?

— Это был долгий и мучительный процесс, который шел какими-то этапами. Сначала я был неверующим, потом стал верить в существование какого-то абстрактного Божества, потом поверил в то, что Христос — Бог, потом решил креститься. Меня потрясло Евангелие, я узнал верующих людей, свой след оставили некоторые события в моей жизни. Oчень сложно об этом рассказать…

— Как Господь привел вас именно в этот храм?

— Руководство 1-й Градской больницы захотело, чтобы в помещении больничного корпуса, где еще в 1801 году был освящен храм во имя благоверного царевича Димитрия, снова совершались богослужения, которые могли бы посещать больные и персонал, и чтобы члены приходской общины помогали в уходе за больными. Администрация обратилась сначала в какой-то монастырь с просьбой помочь открыть здесь храм, но монастырь отказался. Я об этом узнал случайно. Меня благословил заниматься этим отец Павел (Троицкий), я тогда написал ему письмо.

— Скажите, в чем особенности вашего служения в этом храме?

— В первую очередь в том, что храм этот больничный, здесь нужно ходить в отделения, исповедовать, причащать, крестить больных. Прихожан связывают дела, которые мы стараемся делать на пользу ближним, эту деятельность организует сестричество. Особенность храма еще и в том, что он является училищным храмом для школы сестер милосердия.

— Сестричество у вас образовано не так давно. Скажите, каковы перспективы его развития, есть ли какие-то трудности в работе?

— Трудностей очень много. Сестричество — достаточно сложная структура. Это и не монастырь, и не мирская организация. Ни в истории, ни в современном обществе нет примера, которым можно было бы руководствоваться. Сестричество-монастырь святой великой княгини преподобномученицы Елизаветы существовало достаточно короткое время. Были до этого общины Красного Креста, различные сестричества, но они как-то финансировались, было что-то определенное. Сейчас другое время, в частности другие отношения между церковью и государством, и не совсем понятно, что должно представлять собой сестричество и как оно может существовать.

— Вы существуете на государственные или на благотворительные средства?

— Государственных средств у нас нет, мы осуществляем свою деятельность на пожертвования. Помогают различные благотворители, наши прихожане: Владимир Иванович Федосеев, известный дирижер, Ольга Ивановна Доброхотова, его жена, музыковед. Помогают и некоторые другие прихожане.

— Батюшка, сколько сейчас храмов находится в вашем ведении, под вашим окормлением?

— Больничный храм Царевича Димитрия и домовая церковь Святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии при детском приюте.

— Недавно было освящение…

— Да, мы освящали домовую церковь Преподобномученицы Елисаветы в корпусе на территории 1-й Градской больницы, который принадлежит сестричеству. Там находятся различные службы сестричества, и сама церковь — для сестер.

— Ваша основная деятельность связана с 1-й Градской больницей, но вы помогаете еще каким-то благотворительным учреждениям, детским домам? Имеете какую-то опеку над подобными заведениями?

— По инициативе сестричества и по благословению Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Алексия II в 1994 году был открыт приют для беспризорных девочек “Ломоносовский”, где сейчас 13 детей. Там весь персонал наш. Вообще наши сестры ездят в интернат, Дом ребенка, в приемник-распределитель для несовершеннолетних, поздравляют с праздниками, помогают крестить и причащать детей. Но здесь настоящей опеки у нас не получается, не хватает сил.

— Батюшка, скажите, пожалуйста, что-то светлое есть в вашей жизни?

— Светлое? Очень бывает радостно, когда люди в больнице умирают, причастившись. Или удается кого-то покрестить перед смертью. Это очень радостные моменты. Светло, очень радостно бывает общаться с детьми.

— А со стороны больных бывает какая-нибудь благодарность?

— Бывает, конечно. Очень радостно бывает, когда человек кается, со слезами.

— Как приходят к вере больные, которые были неверующими?

— Вы знаете, так просто не бывает: человек был неверующим — раз, и стал верующим. Бывают отдельные случаи, когда человек вдруг через несколько минут, часов или дней поменял свои убеждения. Но обычно этот процесс течет, как река, все меняется, меняются берега, все происходит постепенно. Поэтому очень трудно сказать, что священники или сестры кого-то привели к вере. Но есть люди, которым сестры милосердия помогли прийти к вере, эти люди приходят, благодарят. Практически всегда, когда я выступал по радио и был разговор в прямом эфире о больнице, о сестричестве, звонили люди, которые лежали в больнице, и благодарили за то, что сестры за ними ухаживали. Говорили, что не будь сестер, они вообще могли бы погибнуть.

— Расскажите, батюшка, о перспективах такой деятельности.

— Перспективы знает Господь. Может, все это рухнет завтра. Будем молиться…

— Мы, конечно, будем молиться. Расскажите еще, пожалуйста, про ваше училище. Воспитать сестру милосердия — сложно это или просто, откуда они берутся?

— Это большая проблема. Представляете, людей, которые хотели бы быть милосердными, в нашем десятимиллионном городе сейчас практически нет. У нас в училище учится 200 сестер. Каждый год мы должны принять около 100 человек, так как училище государственное и существует план приема. Поступать к нам приходит около 500 — значит, мы принимаем одну из пяти. При том что мы принимаем и жительниц области, и иногородних, и девочек, окончивших 9 классов, и женщин в зрелом возрасте. В процессе учебы из этих ста еще приблизительно человек сорок мы отчисляем. Желающих стать сестрами милосердия крайне мало, хотя учеба в училище достаточно интересная, учащимся платят стипендию, кормят бесплатно, обстановка очень доброжелательная.

— На какие качества души или характера вы в первую очередь обращаете внимание и какие качества стараетесь воспитывать в сестрах как пастырь, учитель, наставник?

— Первое — хотелось бы, чтобы они были верующими, тянулись бы к вере, хотели бы быть с Богом. Чтобы они были милосердными, сострадали чужому горю. Чтобы были целомудренными, бескорыстными, послушными, скромными.

— Вам известно, существуют ли другие подобные учреждения в нашей стране? Есть ли у вас с ними какие-нибудь контакты?

— В Санкт-Петербурге в одном из медицинских училищ есть группа православных сестер, восемь человек, которые учатся в неправославном обычном училище. В Марфо-Мариинской обители в Москве есть группа христианок, которые учатся на младших медицинских сестер, первый-второй курс училища. Есть в Новосибирске группа, где учатся тоже на младших медицинских сестер. Где-то еще пытаются организовать подобные училища. Но чтобы было такое большое училище, как у нас, я об этом не слышал. Связи у нас есть, к нам приезжали из Санкт-Петербурга, из Новосибирска.

— У католиков развита такая деятельность благотворительности, милосердия. Как вы можете оценить деятельность подобных католических организаций или учреждений, если вы, конечно, что-то знаете о них? И можно ли их как-то сравнить с православными?

— Насколько я знаю, у католиков все это поставлено очень серьезно. Я был в общине матери Терезы здесь в Москве, где было восемь сестер, в том числе из Латвии и из Польши, они воспитывали десять больных детей. Обстановка там у них была достаточно светлая, они вставали рано, занимались, молились Богу каждый день, приезжал ксендз, они служили мессу, все было серьезно и ответственно. Я не очень знаком с их деятельностью, но внешне кажется, что у них все это получается.

— Вы знаете, есть мнение, что католики все больше уходит в сторону материальности. А ведь человеку, кроме куска хлеба, нужно, чтобы кто-то подошел, просто ласковое слово сказал…

— Здесь очень сложно судить, милосердие, наверное, определяется сочувствием к страждущему, а формы у него могут быть разные. Ведь милосердный самарянин тоже много не разговаривал с человеком, которого он нашел на дороге. Перевязал раны, отвез его в гостиницу. Особенно в свою самарянскую веру он людей не обращал…

— Между католичеством и православием почему-то идут конфликты. Но, наверное, у них есть люди, которые истинно верят в Бога, по-настоящему и с открытой душой…

— Я думаю, что Бог будет судить и нас, и католическую церковь. Ясно, что то, что они исповедуют, это неправильная вера. Но нам надо думать не о том, как будет судить Бог других людей, а о том, как Он будет судить нас. Верующих хороших людей, думаю, у католиков очень много. И эти простые верующие не несут ответственности за действия тех, которые руководят деятельностью католической церкви.

— Батюшка, вы бывали на Афоне. Как живут люди там?
— На Афоне сейчас большие проблемы. Афон делается другим. 25 лет тому назад я слышал об Афоне от одного послушника, который прожил там год, а последние пять лет каждый год я бывал там сам. И тот образ Афона, который этот послушник тогда создал своим рассказом в моем сознании, я уже на Афоне через двадцать лет не нашел. Я заметил, что даже за те пять лет, что я бывал на Афоне, Афон изменился очень сильно.

— В чем эти изменения?
— Вторгается цивилизация, мощная, очень сильная: строятся дороги, проводится электричество, связь, появляется всякая современная техника, большое количество людей, шум. Везде стоят телефонные кабины, из которых можно позвонить в любую точку земного шара, монахи ходят с мобильными телефонами. На Афоне появились монастыри и скиты (их называют зилотскими), которые откалываются от единства православных монастырей, не имеют евхаристического общения с другими монастырями на Афоне. Там очень много келиотов, таких монахов-зилотов, которые не признают никакой власти, никаких паспортов. Очень большие трудности в общении между славянскими и греческими насельниками. Некоторые монахи поддерживают Вселенского патриарха, большинство же не одобряет его экуменическую политику. Последний, всемирно известный, старец отец Паисий недавно скончался, хотя есть и другие старцы, но преемника такого известного старца, как отец Паисий, сейчас нет. Так что на Афоне целый узел неразрешенных проблем.

— Получается, что на Афоне нет единоначалия?
— Единоначалия там не было, Афон — пример соборного единства, Кинот решает все спорные вопросы, возникающие между монастырями. Афоном управляют представители двадцати монастырей. Главная проблема там сейчас — вторжение цивилизации. Монахи, которые приходят на Афон, приходят из современного мира, и они не могут жить прежней монашеской жизнью. Сейчас вырабатывается новый стиль монашеской жизни. Монахи озабочены тем, чтобы сохранить старое монашеское устроение при новом образе жизни.

— Батюшка, а вы не знаете, из какой среды туда приходят люди? Из каких сословий?

— Очень разные. У греков очень много интеллигентных, молодых, образованных монахов. Вообще там люди со всего мира: из Франции, из Америки, из Австралии, из Африки, негры есть на Афоне.

— А из России?

— Из России есть, но мало. Из России попасть туда достаточно сложно. Мало допускают туда русских, мало допускают славян.

— Почему?

— Потому что греческое правительство и Вселенский патриарх очень боятся, как бы русские не заняли Афон, как бы численность их не возросла, как это было в начале века, когда русских там было больше, чем греков. Они не считают Афон всемирным православным центром, а считают его принадлежностью Греции.

— А как вы смотрите на современное состояние общества?
— Я недавно был у отца Иоанна (Крестьянкина) в Псково-Печерском монастыре. Отец Иоанн говорил нам о конце мира, о конце света. Я думаю, что наступил период, который предваряет его. Состояние современного общества очень печальное.

— Вы имеете в виду оскудение веры?

— Да, оскудение веры. Хотя сейчас говорят о возрождении веры, и это действительно возрождение. Но раньше, до 1000-летия крещения Руси, у меня была небольшая община. В этой общинке я не слышал о таких грехах, я не видел людей в таком состоянии, как сейчас. Сейчас людей, конечно, гораздо больше. Людей, которые ходят в храм постоянно, участвуют в жизни храма, у нас около 500 человек. Особенностью нашей общины является то, что она объединяет людей, которые не просто приходят в храм, но которые что-то делают в храме, участвуют в общей деятельности. И вот очень много тяжелых грехов, очень много вещей, которых раньше не было.

— Как вы думаете, какова причина этого? Влияние прессы, телевидения? Изменения во взаимоотношениях человека и государства?

— Меняется сам образ жизни человека.

— А кто это делает?

— Бесы, конечно. Потом сами люди, которые принимают бесовские прилоги.

— Вам не кажется, что возрождение веры в России имеет как бы внешний характер? Открыть церкви — это еще не все… Отслужили молебен, служба идет, люди там присутствуют, но часто они не понимают, что происходит. Внутреннее их как бы не интересует.

— Внешнее возрождается, а духовное, внутреннее сразу возродиться не может. Внешняя деятельность есть, ее видно, а внутри людей при этом — смятение, неразбериха, неустройство. Внутри у человека часто нет устойчивых духовных ориентиров. Если человек внутренне с Богом, то, конечно, и внешне он будет служить ближнему. Если человек не любит ближнего, то он не может любить Бога. Все-таки для нас прежде всего — внутреннее устроение. Если будет внутреннее, то будет и внешнее.

— А что делать, если внешнее получается, а внутреннее нет?

— Авва Дорофей говорит, что для монаха внешние дела и внутреннее устроение души соотносятся как одна восьмая и семь восьмых. Я думаю, что это не только для монаха, но и для любого христианина. Внутреннее состояние важнее, чем внешнее.

— Многие направляют свою энергию на перемены, преобразования церковной жизни. Но преобразования обычно идут чисто внешние, а не внутренние. А многие думают, что высшее священноначалие не пресекает ереси в зачатке, потому что, говорят, надо как-то сглаживать. Как вы считаете, какую позицию должна занимать Церковь?

— Мы не можем судить высшее священноначалие. У священноначалия свои проблемы, и нам с нашей низенькой болотной кочки не видно, что там на горах происходит, на верхах. Слава Богу, что мы не высшее священноначалие и что нам не надо решать их тяжелые проблемы. Нам бы свои решить, болотные проблемы, которые никак решить не удается. А позиция Церкви должна быть активной. А не пассивной. Церкви нужны не деятели, а делатели, как говорил отец Иоанн (Крестьянкин).

— Батюшка, что бы вы хотели пожелать читателям, в особенности молодежи?

— Я хочу сказать, дорогие друзья, что мы должны иметь, конечно, активную позицию в этом мире, в котором мы с вами живем, но эта активность должна быть прежде всего активностью любви. В своей жизни мы должны прежде всего избегать осуждения. Потому что, по слову преподобного Аввы Дорофея, то бревно, которое торчит в нашем глазу,— это есть осуждение. Часто мы думаем, что у человека, который судит другого, есть какие-то большие грехи, чем у того, кого он осуждает. А Авва Дорофей понимает слова Евангелия так, что само осуждение это есть грех, который подобен бревну по сравнению с сучками, которыми являются всякие другие грехи.

Поэтому мы должны прежде всего начать с того, чтобы избавиться от осуждения ближних. И каждый должен трудиться на том месте, на котором поставил его Господь, и трудиться, не просто не покладая рук, а проливая пот, если нужно — кровь, проливая слезы, словом, должен совершать подвиг христианского жития. И если мы так будем делать, то нам тогда ничто не страшно, тогда с нами будет Бог, благодать Божия покроет все наши немощи и недостатки, Господь нам поможет, и все будет у нас тогда хорошо, даже если мы доживем до второго пришествия. А если мы так делать не будем, то, каков бы ни был внешний расцвет, Церковь будет внутри гнить, и мы дадим ответ, почему мы ту соль, которая нам была дана, эту соль сделали потерявшей силу…

— Неверующие говорят, что очень трудно соблюдать заповеди. Как вы думаете, это действительно так?

— Есть такие слова: если бы все люди знали, как радостно быть монахом, то все ушли бы в монастыри, и человеческий род прекратил бы свое существование. А если бы люди знали, как трудно быть монахом, то ни один человек не пришел бы в монастырь, и монастыри бы закрылись. Я думаю, что это можно сказать не только о монахах, но и о христианстве вообще. Каждый христианин должен жить подвигом. С одной стороны, это радостно, и это радость, которая все другие радости затмевает. С другой стороны, это так трудно, что немногие идут этим путем.

— Большое спасибо, батюшка.

«Мир Божий», 1998 г.