Кто такие современные мироносицы? Кого поздравлять с праздником? Священник Константин Камышанов дает нетривиальные ответы на эти вопросы.
Рюмка ракии, лукум и стакан холодной воды на старинном серебряном подносе — так в греческих монастырях на Афоне встречают паломника. В русском афонском монастыре тоже хорошо встречают, но уже намного прозаичней и сдержанней. А в наших монастырях бывает и так:
Надпись на листке: «Монастырь — не пансионат. Это воистину исправительное учреждение, где в поте лица своего каждый насельник ведет жестокую битву со своими греховными навыками, страстями, пороками. Звонок».
Или прочитать такой отчет о паломничестве в монастырь:
«На следующий день началось послушание, я сразу же поняла, что после прачечной для меня трапезная это отпуск))) Два дня я мыла посуду, паломников было очень много, и работали мы в таком бешеном темпе, что порой мне все это напоминало Макдональдс. Только там работники кричат „Фри стандарт!“ или „Свободная касса!“, а у нас „Сестры, стаканы!“ или „Хлеб в большой зал!“))) Самые приятные воспоминания остались от мытья посуды, стоишь себе тихонечко, никто тебя не видит, ты тоже практически никого не видишь, уткнувшись в таз с водой и как в прачечной отмываешь свои грехи, только уже другим способом».
Думаю, что если эти отчеты перевести на греческий язык и дать прочесть афонским монахам, то они не поймут, что и к чему. У афонитов есть кой-какое хозяйство, и тракторы, и паломники, но все это как-то непринужденно, в «золотой мере». В самом деле, зачем паломника надо гнобить черной работой как в исправительном лагере?
В городе и без монастыря хватает ситуаций, когда жизнь человека ломает и предлагает почти непосильные труды. Он бедный, и так наворчался, а тут ему лагерный наряд. Зачем его нужно сломать? А не попробовать ли ему, в самом деле, дать не наряды на коровник, а духовных плодов, как в санатории души? Что ж тут преступного? Кстати, до революции паломничество и быт паломников был мягче нашего.
У нас и раньше были монастыри, в которых за Полярным кругом выращивали ананасы. И вот теперь явились обители с сотнями гектаров, купленными паями, комбайнами, кузницами, конюшнями, пасеками, швейными мастерскими, автопарками. Православные колхозы часто принимаются за эталон. Эти новые латифундии умиляют многих паломников.
Гектары дают центнеры, центнеры — доход, доход — новые гектары, механизмы, строения и так до тех пор, пока наместник не начнет вместо чая пить корвалол. Как будто все духовные вопросы обители решены, и от избыточной благодати можно заняться увлекательными мирскими делами. Монастырь — это ведь не общежитие для специалистов, не состоявшихся в миру, а «телефонная станция» для уверенной связи с Богом.
Когда постригают в монахи, то в один из моментов этого чина будущий инок ложится в белой рубахе посередине храма, раскинув крестом руки. Для того ли, чтобы потом жизнь посвятить договорам, актам приемки, счет-фактурам и отчетам? Так, чтобы потом люди смотрели на такого наместника или игуменью и думали: «А кого они больше любят — монастырских коней, технику, кирпичи, кошек или людей»?
Монахов надо любить. Их надо лелеять, как драгоценный цветок, как сокровище. Им свет — ангелы, а нам свет — монахи. Это самые лучшие люди на земле. Харизма молитвы, беседы с Богом и способность к внутреннему анализу — величайший дар.
Плодами этого опыта монах может поделиться. Этот опыт делает людей счастливыми, приближает к Господу, учит любви, а это самое главное в жизни. К чему эти полярные ананасы, гектары, и центнеры? Есть люди, которые лучше, чем иноки чинят автомобили, пашут и делают безделушки. Какой только сувенирной дребедени не найдешь в иной монастырской лавке: куколки монахов, стаканчики, можжевеловое масло, банки с медом. Баловство это. Довольно с нас ананасов из Африки. Они совсем не плохи.
Прп. Силуан Афонский говорил, что Божий человек мог бы все делать лучше всех, но для этого ему нужно работу любить больше всего на свете. А он больше всего на свете любит Бога, и поэтому никогда не будет мастером в механизмах и технике лучшим, чем практичный немец.
Грустна картина иноческой фольклорной неэффективной средневековой экономики, накачанной спонсорами. Первые монахи четвертого века совсем не для этого уходили в пустыни Египта. И не эффективными менеджерами в подрясниках писалось «Добротолюбие».
Со всей страны люди готовы ехать к монаху, который не прячется от них за делами, а наставляет в самом главном, делится плодами, добытыми в духовных трудах и в образовании. Нам в миру часто не хватает не черной работы или скорбей ко смирению, а небесной трезвости. Мы часто теряем точку отсчета, принимая за нее свое собственное мнение.
Нам кажется, что мы живем богоугодно, а помним о копеечных долгах годами. Кажется, мы живем дружбой, но смешно, что друга можно потерять, чуть сильнее хлопнув дверкой его автомобиля. А вот монах может отрезвить нас, дать тон и вернуть душе видение Истины. Более того, пребывание монаха в Духе дает ему владение гармонией, которую он может сообщить другим, как регент хору.
«Монах есть ангел, а дело его есть милость, мир и жертва хваления». Преп. Нил Росанский, † 1005 г.
Монашеский удел — это благая часть Марии, сидящей у ног Христа. Максимум этой части — апостольство. Вот почему после Пасхи первая неделя посвящена этому служению. Зато вторая — служению Марфы, то есть служению Богу в миру.
Мне кажется, что напрасно связывают этот праздник с разделением полов или пытаются сделать из него новое Восьмое марта. Никодим выпросил у Пилата тело Христа и первый Его предварительно обмыл, натер и обвил пеленами. Следуя этой логике, нужно бы было сделать день православного мужчины, монахов, священников, детей. Зачем это? Гендерное различие неуместно в преддверии Рая — в Церкви.
На Востоке всегда был женский апартеид. И до сих пор в Исламе есть наставления, как правильно бить женщину. Женщины в Евангелии предстают нечасто, но всегда парадоксально. По идее, им вообще не место в древних публичных собраниях, да еще рядом с Мессией. А тут то и дело случаются истории с их участием. То Иисус беседует с самаритянкой на богословские темы (для Востока это немыслимо), то ест в присутствии грешницы, пришедшей с улицы, и принимает от нее помазание ног, то воскрешает девочку, то отдает силу кровоточивой женщине, коснувшейся края Его одежд.
Женщины предстают отчаянными просительницами, прорывающимися через толпу. А тут вдруг такой смелый самостоятельный поступок жен-мироносиц — пойти и подготовить тело Христа к погребению, едва дождавшись рассвета, на виду у суровой римской стражи.
В европейской культуре всегда было подлостью поднять руку на женщину. Поэтому римские солдаты не мешали Божией Матери и другим женщинам быть возле креста. Поэтому мироносицы безбоязненно пошли рано утром к пещере-гробу, в которой был положен Иисус. Если бы первыми пришли ко гробу мужчины-апостолы, то радости стражи не было бы предела. На Его учеников охотились. Воскресшего Лазаря хотели убить в числе первых. За их голову тоже дали бы награду.
По всей римской империи вскоре будут разосланы убийцы и провокаторы для уничтожения христиан. А тут они сами пришли бы к римлянам в лапы. Вот и сидели ученики Христа, запершись в горнице ради «страха иудейска». Они не пошли не потому, что в очередной раз проспали, а потому что это было смертельно опасно. Зато, когда узнали, что стражи нет, они уже бежали изо всех сил к тому месту, где был погребен Иисус. Сердце апостолов было не менее чутким, чем у их сестер. Не в различии дело, а в ином служении.
За кадром основного повествования остались также женщины, служившие Господу своим имением, то есть деньгами. Мы знаем их имена: Иоханна (Иоанна), жена Хузы, домоправителя Иродова, и Шошана (Сусанна). Кто-то готовил ученикам пищу, кто-то стирал одежду, кто-то делал простое обеспечение их миссии. Это был не только утренний поход ко гробу. Это весь комплекс забот, оставшийся вне фокуса истории, но без которого невозможно представить реализацию Благовестия.
Итак, Марфино служение — это необходимейшая часть миссии Бога. Это служение большинства из нас. Монахов мало, и они как профессионалы духа заняты самой тонкой и благодатной работой. А мы, живя в миру, должны найденные с их помощью и помощью Бога цветы «луга духовного» претворять в реальные плоды нашей жизни.
Наша жизнь — работа и любовь Христа ради — должно быть, в идеале, миром, приносимым нами Господу. По сути дела, это второе воскресение после Пасхи — праздник всех пребывающих в миру и работающих Господу, без гендерных различий.
Если быть точным, то жены принесли ко гробу Христа не миро. Собственно, миро — это священная смесь, и использовалась она только в религиозных обрядах и для помазания на царство (отсюда выражение «помазанник Божий»).
Для погребения использовалась смирна — это благовонный бальзам, мазь, которой умащивали тело покойника, готовя его к погребению. Смирна была принесена новорождённому Мессии как дар человеку, которому надлежит умереть.
Грешница, припавшая к ногам Христа, никак не могла бы приобрести для себя священную смесь, приготовленную для обряда. Ей, скорее всего, была доступна мирра — это очень дорогая смола аравийского дерева, бывшая основой очень престижной парфюмерии.
Мы видим, что во всех случаях дары, принесенные волхвами и женщинами, были редкими, благоухающими и символичными. Так и наше служение Богу разнообразно и Промыслом устроено так, что каждый из нас служит своим особенным уникальным даром. Кому смирна, кому мирра, кому миро, но все эти наши дары угодны Богу, как жертва благодарения и любви. Молитва и работа — два источника нашего духовного фимиама.
Этот праздник — напоминание нам о призвании каждого из нас перед Богом. Помня о Боге и смерти, мы должны никаким образом не служить греху и не служить служащим пороку. Не добро жить от денег, заработанных на пьянстве, лихоимстве, спекуляции, от денег, добытых преступлением и «прихватизацией»-то есть воровством. Не добро быть такими служащими, которые сначала притесняют людей с помощью закона, а потом милуют за деньги.
Мы должны своей жизнью уклоняться даже от намека на обиду ближнему и грех. Казалось бы, дело самое обычное — удержание платы работнику. А это грех, который взывает об отмщении на небо. Боже, сохрани и дай видеть духовными очами смысл нашей работы и всей нашей земной жизни. Наша слава от Бога будет в том, когда всякий пришедший к нам по работе, уходя, воскликнет:
— Слава Богу, помиловавшему меня через этих людей! Господи, дай им всего самого лучшего за их доброту!
Это и будет нашим миром, приносимым Богу.
В нашей Церкви есть две недели особого поминовения мирян: неделя о мытаре и фарисее и неделя жен-мироносиц. В первую неделю прихожане с горькой усмешкой поздравляют друг друга:
— Вот и наша неделя пришла…
Так говорят, потому что видят в себе и мытаря, и фарисея одновременно. Так говорят, потому что сокрушаются.
А вторая неделя, наоборот, полна пасхальной радости и надежды Божией о нас. «Иная слава Солнцу, иная Луне, иная звездам», — говорит апостол Павел. Но нам, по трудам, и малой звездной славы достаточно, чтобы приблизиться к Богу и быть Его таинниками и друзьями. Вполне хватит быть в одном месте с присно поминаемыми женами-мироносицами. Если получится…
