Только мертвых рыб несет по течению
— Владыка, вы родились и выросли в Польше — католической стране. Православие иногда называют «старообрядчеством Европы». Ощущается ли сейчас на Западе интерес к православию, задают ли вам вопросы, а кто же такие православные?
— Когда нам говорят: «Почему православие такое консервативное? Оно стало почти экзотикой», я отвечаю, что даже рыба не всегда плывет вместе с рекой, только мертвых рыб несет по течению.
Мне кажется, современному человеку очень не хватает консерватизма в правильном, положительном понимании, потому что постоянное движение вперед не оставляет времени на осмысление многих вещей. Поэтому даже то, как мы, православные, выглядим, как молимся, как стараемся поститься, с Божьей помощью, как проходит наше богослужение — всё вызывает интерес.
К нам приходят люди, чтобы просто даже постоять в церкви, посмотреть на иконы, послушать песнопения, посетить монастыри… Это то, чего нет в повседневной жизни, а все новое, постоянно изменяющееся, людей уже не привлекает. Интересно то, что содержит в себе нечто внутреннее, духовное. В этом сила православия, как мне кажется.
Хотя мы вторые по исповеданию в Польше, самые сильные после католичества, тем не менее, пропорции в пользу католиков очень велики. И нам постоянно приходится объяснять и отвечать на множество болезненных вопросов. Нас ассоциируют с царской Россией, вообще ассоциируют с Россией. Считают, что мы прибыли на польскую землю откуда-то из-за границы. Все это требует разъяснения с терпением. Часто бывает, что люди спрашивают не от предвзятого отношения, а потому, что их так научили — что мы не являемся коренными жителями этой страны и не патриоты.
Уния как доказательство
— В любом краеведческом музее Европы можно увидеть, как христианские артефакты постепенно трансформируются от православного канона к католическому. Много ли в Польше есть византийских символов под слоями римо-католической культуры?
— Конечно. Множество есть свидетельств, что здесь с самого начала существовало православие.
Так, в наших церквях, в иконах много реализма, как и во многих храмах Санкт-Петербурга. Хотя в свое время очень большое влияние на церковное искусство оказало господство униатов: повсюду присутствует яркий отпечаток униатской архитектуры и иконописи. Но сохранились и канонические иконы. Это, например, икона преподобного Онуфрия в Яблочинском монастыре, икона Божьей Матери там же, которую мы называем «Яблочинской».
Вообще у нас сейчас очень интересный период. Уходящий 2016-й — год 1050-летия крещения Польши. И на эту тему велись очень серьезные и исторические, и богословские разговоры — относительно того, в каком обряде Польша приняла крещение. Даже была такая инициатива: в Кракове встретились три епископа — православный, католический и протестантский — и начали беседовать на тему крещения Польши. Из этой беседы получилась целая книга «Вначале был Христос: три епископа разговаривают».
Так вот, я задал католическому епископу такой вопрос: «Князя Владимира провозгласили святым, несмотря на его беззаконную жизнь до крещения. Потом его называли Красным Солнышком, и никто его предыдущей жизнью не попрекал. Его канонизировали за то, что он привел народ к крещенской купели. Почему поляки не совершили такого же по отношению к Мешко Первому?»
А всё потому, что наш князь поменял обряд, ведь изначально крещение было принято в восточном обряде. Есть очень много документов, свидетельствующих об этом, например, Галла Анонима. Поэтому мы, православные, не очень подписываемся под тем, что крещению Польши 1050 лет. Для нас Польша крестилась гораздо раньше. Об этом свидетельствуют и храмы, апсиды, крестильные части, которые сохранились в фундаментах (например, в Познани). И таких монументальных доказательств довольно много. Они, конечно, оспариваются сегодня западными историками и богословами, идет тенденция, чтобы все-таки признать первенство западного обряда, но, тем не менее, изначальное присутствие православия признается всеми.
Большую рану православию в Польше нанесла Брестская уния. Владыка Авель, архиепископ Люблинский и Холмский, когда был наместником Яблочинского монастыря, даже установил мемориал в память о 500-летии трагической для православия Брестской унии. Против этого памятника было очень много протестов, но владыка твердо отстаивал это намерение, и монумент по сегодняшний день стоит в монастыре.
Униатское движение отрицательно повлияло на Церковь. Забрали Супрасльскую лавру почти на 200 лет, множество храмов. Остался один только Яблочинский монастырь. И это также своего рода историческое доказательство: если бы здесь не было восточного обряда, зачем было заключать унию? С кем? Уния сама по себе является историческим доказательством того, что здесь был не только западный обряд.
Хотя я не люблю говорить «западный обряд» и «восточный обряд». Надо называть вещи своими именами: католичество и православие. И если православие не было тогда сильным, зачем велась с ним такая борьба?
Множество храмов — более двухсот — массово были разрушены в ХХ веке в три этапа: в начале века, затем в 1932 году и в 1944-м. Это были церкви великие, почитаемые в народе. В книге «Путь моей жизни» митрополита Евлогия (Георгиевского) сколько содержится свидетельств о том, какой жемчужиной было православие, например, в Холмщине. Сегодня владыка Авель возрождает, что может, но много чего утеряно безвозвратно.
Что пережили православные
— Сейчас в Польше нет гонений на православие, но в каком состоянии Православная Церковь? Есть ли возможности для миссии, или речь идет только о духовном окормлении православной паствы?
— В первую очередь, наша миссия ведется внутри Церкви, потому что в результате операции «Висла» в 1944 году многие отпали от православия. Народ специально переселяли на территории, где не было православных храмов, и со временем люди переходили в католичество. Поэтому наша миссия состоит в том, чтобы свидетельствовать об исконном присутствии православия здесь и одновременно давать некий импульс, силу тем, кто живет в страхе. Есть люди, которые пострадали из-за своей веры, потеряли всё. Много тех, кто боится говорить о своем православном вероисповедании, особенно поколение рожденных в 1930-40 годах.
— То есть такое современное криптоправославие…
— Они действительно пострадали и очень боятся.
Вот я возглавляю ординаторий Войска Польского, и еще ни одного месяца не было, чтобы не приходили ко мне люди со словами: «А знаете, у меня бабушка была православной. А у меня дедушка был православным…» Раньше о таком даже речи идти не могло.
Поэтому наша миссия заключается в том, чтобы быть везде. Просто присутствовать — с нашей культурой, с нашим богословием.
Вообще сегодня говорить о миссии очень трудно, потому что в структуре Вселенского Православия границы определены. Вот сейчас мы открыли приход в Бельгии. В этой стране живет очень много православных, особенно из Семятичей — моего титульного города, практически половина населения уже уехала. Поэтому мы основали там наш приход. Конечно, под юрисдикцией Константинопольского Патриархата, чтобы был правовой статус, но верующие поминают и польского Блаженнейшего Митрополита.
А миссия у нас ведется, как бы странно это ни звучало, посредством смешанных браков. Это болезненное явление, патологическое, и об этом нужно говорить открыто. Но, тем не менее, бывают такие случаи, что благодаря присутствию православного человека в католической среде люди больше узнают о православии.
Но в целом говорить о миссии сложно, так как Польша — глубоко христианская страна. Так что наша миссия имеет, я бы сказал, больше социальный, общественный характер.
С другой стороны, у нас с католиками, помимо богословского диалога, который требует очень серьезной работы, есть общие задачи: защита жизни нерожденных детей, борьба с эвтаназией, защита семейных ценностей. В этом плане мы активно сотрудничаем, говорим в один голос, и наш голос с каждым годом становится сильнее.
Проповедь по договору
Важную роль играет присутствие в армии. Военный епископ участвует во всех патриотических мероприятиях. Куда направляется президент или министр, их обязательно сопровождают военные епископы трех вероисповеданий. Мы имеем право голоса на самом высоком уровне, и нас слышат. Это очень важно. За двадцать лет существования ординатория он много способствовал правильному пониманию православия.
Отдельно следует сказать о нашем братстве православной молодежи, которое ставят в пример все Поместные Церкви. Даже Патриарх Московский приглашал польскую молодежь поделиться опытом работы. Когда он приезжал на Преображение, видел, что кроме полиции и других охранных сил огромное количество молодежи помогало обеспечивать порядок на горе Грабарке, где собралось одновременно 100 000 человек. Это действительно поразило Патриарха.
Большое значение имеет то, что у нас есть право преподавать Закон Божий в школах. Если в классе три человека пожелают изучать предмет, это будет группа. Если более семи — уже класс. Но даже если только один ученик выразит желание, ему должны будут организовать изучение Закона Божьего. В таких случаях можно собрать группу из разных возрастов и сделать общий класс, но ни один православный человек не будет проигнорирован.
В этой сфере мы достигли серьезных результатов, и это заслуга митрополита, который в 1990-х, еще как Белостокский архиерей, в срочном порядке обязал духовенство получить педагогическое образование. Благодаря этому мы имеем одно из лучших на сегодня изданий Закона Божьего. От министерства образования мы получили благодарность за высокий уровень учебника «Основы образования катехизического». В образовательной сфере мы, действительно, на высшем уровне: я это могу смело утверждать, потому что со стороны Синода имел такое послушание — заведовать рабочей группой. Эта группа действительно потрудилась и показала хорошие результаты.
Мы проповедуем в тюрьмах, в больницах и других местах: у нас это основано на официальном договоре государства с Церковью.
Ищем то, что объединяет
— Какие церковные проекты уже успешно воплощены, а какие еще в процессе реализации?
— Сейчас решился один важный вопрос: мы официально вернулись к старому стилю. У нас 22 прихода — кафедральные соборы центральной Польши — жили по новому стилю, и часто именно они определяли официальную линию Церкви. Решением Синода мы официально вернули старый стиль. Я думаю, это благодать Духа Святого, что мы пришли к такому решению. Это первая решенная задача.
Вторая — очень сложная, связанная с языком.
— Язык богослужения?
— Нет, имеется в виду не литургический язык. Я участвую в комиссии, которая занимается переводами, и нам уже многое удалось сделать. Практически все богослужение переведено на польский. Перевод не идеальный, вспомогательный, но уже есть на что опереться. Мы будем его совершенствовать, но даже сейчас Евангелие, служебники и требник, великий архиерейский чиновник, все чинопоследования, Триодь постная — можно параллельно смотреть в польский текст.
А я говорю о языке общения, проповеди. Операция «Висла», как я уже упоминал, для многих ассоциируется с действиями польских спецслужб, которые, считая православных украинцами или представителями иных национальностей, изгоняли их из родных мест. Поэтому люди, несмотря на то, что являются поляками и живут здесь, часто не воспринимают польский язык. Есть места, где мы сегодня вообще не можем проповедовать на польском из-за нанесенных народу исторических травм.
У нас многокультурное и многонациональное государство. В Польше живут белорусы, украинцы, литвины, русины, даже греки есть. Поэтому переход на польский язык не может всех удовлетворить, во всяком случае на данный момент. Мы стараемся балансировать и искать то, что будет объединять. Сегодняшняя молодежь уже не знает русский — она учит каждый свой диалект. У людей старшего поколения нет таких проблем: раньше русский изучали в обязательном порядке. Так что вопрос очень деликатный и требует взвешенного подхода. Я думаю, что в будущем он с помощью Божьей решится, как и со старым стилем.