В своей статье «Давайте займемся делом!» Сергей Худиев предлагает всем, кто критикует F.A.Q. на Триумфальной: «Давайте подумаем, какие миссионерские действия мы бы развернули, если бы нам дали все требуемые ресурсы. Какие бы плакаты нарисовали, акции провели или компьютерные игры придумали. Вообще обошлись бы без плакатов, акций и игр? Хорошо, но ведь что-то бы сделали? Что именно? Какие будут предложения?»
Фото Анны Гальпериной
Звучит это так, как будто данная акция — первая попытка миссионерства для внешних на нашей памяти, как будто никто из критиков никоим образом не пытался свидетельствовать о своей вере другим людям и даже не задумывался о том, как это можно сделать. Это, разумеется, не так, и не обязательно тут приводить списки выпущенных статей и проведенных акций: самым успешным миссионерством порой бывает скромное личное свидетельство, когда человек живет настолько радостно, светло и чисто, что другие видят это и спрашивают: да в чем же причина? И узнав, что он — христианин, следуют его примеру.
Вслед за многими и многими другими христианами повторю: если не встретился тебе на жизненном пути такой праведник, не помогут ни горы литературы, ни телепередачи, площадные акции, ни какие бы то ни было еще средства массового обращения.
Впрочем, и эти средства давно применяются, и зачастую успешно. Можно даже не спрашивать, что «мы бы развернули» и посмотреть повнимательнее, к примеру, на многолетнюю и очень плодотворную работу Патриаршего центра по духовному развитию детей и молодежи при Даниловом монастыре. Центру не то что не дают «всех требуемых ресурсов», а, прямо скажем, сокращают имеющиеся — но он продолжает работу. К сожалению, никак нельзя сказать, чтобы этот опыт оказался востребован на общецерковном уровне, а заслуги людей, эту работу наладивших, были признаны и оценены. И это я еще очень мягко выражаюсь.
Настоящие миссионеры бывают очень неудобны, это мы еще из Нового Завета знаем: апостол Павел постоянно вынужден был оправдываться и объяснять свои поступки даже перед единоверцами и другими апостолами, а главное — должен был постоянно идти на риск, принимать неочевидные решения и нести за них ответственность.
Нетрудно «воспроизводить матрицу»: объяснять новообращенным, как правильно молиться и поститься, рассказывать о святых и подвижниках, праздниках и обрядах. Подавляющее большинство церковных СМИ этим и ограничиваются по сю пору, а их читатели так и остаются на уровне благодарных неофитов вот уже третье десятилетие подряд.
Еще легче надувать щеки и рассказывать всем, какие мы крутые и замечательные, какие у нас коварные и опасные враги, какими великими и успешными вы станете, если к нам присоединитесь. И уж совсем легко бывает грубо или тонко льстить начальству. Только всё это не имеет к миссии ни малейшего отношения.
Миссия — это когда я говорю с человеком о его проблемах и на его языке. А когда я ему рассказываю о своих достоинствах или о достоинствах своего начальства, или даже о ничтожестве всех нас окружающих, это уже что-то совсем другое. Живой человек — он не полено, из которого можно на манер Буратино выстругать нового прихожанина. Это, казалось бы, всем понятно.
Но почему же тогда не всем ясно, что любая миссия — это не просто риск ошибиться в методах и неодообратить некоторое количество запланированных адептов, это еще и критический взгляд на себя самого. Что я могу ему предложить, что есть у меня такого ценного и значимого, и даже — что есть во мне и вокруг меня ложного, мелочного, дурного? Если я эту грязь буду выдавать за чистое золото — я просто обману человека, сделаю его циником много хуже себя. Если притворюсь, что такого не существует — рискую завести его вместо райского сада в трясину, из которой будет очень трудно ему выбраться, а уж когда выберется, проклянет и меня, и райский сад, до которого он так и не добрался.
Вот почему настоящий миссионер — он всегда еще и немного критик существующих порядков. Вот все обрезаны, и ничего, а Павел зачем-то отказывается от обрезания: мол, не оно спасает. Что, трудно обрезаться, что ли? Вот мы все всю жизнь ходили обрезанными, а тут умные пришли и хотят так пролезть в Царство, необрезанными? А он с ума, что ли, сошел со своими новшествами?
Нет, просто Павел — миссионер. Он говорит людям о главном, говорит на их языке. И если обрезание вдруг оказывается препятствием, или, точнее, если оно вдруг заслоняет собой Христа и Евангелие — от него не просто можно, но нужно отказаться. Вы продолжайте ходить обрезанными, ничего в том дурного нет, просто поймите, что это не для всех, это не обязательно, не в этом суть.
Я много работал с переводчиками Библии на национальные языки, и практически каждый раз сталкивался ровно с этой ситуацией. Перевод — это всегда риск непонимания, всегда выбор неочевидных решений. Можно ли отказаться от слова, выбранного миссионерами полтора столетия назад, если оно оказалось неточным или звучит непонятно? Можно ли использовать кораническую лексику для мусульман и называть Иисуса Христа «Иса Месих»? Можно ли отказаться от дословности при передаче сложных оборотов речи?
И каждый раз я слышу: «нельзя, нельзя, нельзя!» — от тех, кто сам ничего подобного даже не пытается делать. Вспоминаю одного священника из бывшей советской республики, которого я встретил более двадцати лет назад на конференции по библейскому переводу. Ему тогда давали именно что «все необходимые ресурсы», чтобы он переводил Библию на язык своего родного народа. Он готовился совершать этот труд. Но за прошедшие два с лишним десятилетия он лично перевел из Библии ноль глав и ноль стихов — зато неустанно критиковал тех, кто переводы готовил. Люди боятся ошибиться, поэтому ничего не делают, но неустанно критикуют трудящихся за реальные и мнимые ошибки.
Ситуация довольно типичная, особенно если посмотреть на народы исламской традиции. Напомню, что в каноническую территорию РПЦ входит вся Средняя Азия, да и на улицах русских городов, начиная с нашей столицы, этих людей все больше и больше. Среди них достаточно активно работают протестантские миссионеры — православных почти не видно, исключения единичны. Нет-нет-нет, не надо мне про диалог с представителями других религий, про мирное сосуществование и прочее — это всё хорошо, это я всё знаю, но это не миссия.
Мы готовы подойти к настоящему Ибрагиму и живой Фатиме и поговорить с ними о том, что их волнует, показать им красоту и истину нашей веры? Мы готовы свидетельствовать им своей жизнью? Мы готовы разделить ответственность за их дальнейшую судьбу, если они обратятся ко Христу и их проклянут, изгонят из дома, а то и захотят убить (есть такие случаи)? Если нет, давайте честно признаем это и скажем, что миссию среди них мы еще не начинали, и это при том, что ее давно ведут другие.
Впрочем, что говорить о них, давайте сначала разберемся с нашими единоплеменниками. В чем мы хотим их убедить, чего хотим добиться? Расскажем, что православие — это круто, модно, что в церкви всё безошибочно и беспроблемно, что православные — лучшие люди на свете, и так затащим их на храмовую территорию? Но это же будет заведомая ложь, и последствия ее не могут быть благими.
Или мы готовы рассказать им о тех проблемах духовного роста, да и просто человеческой дурости, косности, властности и самости, с которой неизбежно придется столкнуться в церковных стенах, но которые при этом не суть церковь, а суть лишь темные пятна на ее ризах? А тогда, может быть, придется что-то делать с этими проблемами, как-то их решать? И одними победными реляциями дело не ограничится? А это уже неудобно, опасно, подозрительно…
Сергей Худиев призывал к действию, и можно только согласиться с этим призывом. Но прежде любого действия необходимо определить его цели, задачи и допустимые «побочные эффекты». Действуют давно и действуют многие, только определили они это для себя по-разному, вот в чем штука. И если говорить о миссии, то говорить следует прежде всего об этом, и осмысливать уже немалый накопленный опыт. Накопленный, но, повторюсь, пока что совсем не востребованный в общецерковных масштабах.