Что такое миссия? Какой она должна быть? Что хотят знать о Церкви люди, смотрящие на нее снаружи? Размышляет Андрей Десницкий.
Фото Анны Гальпериной
Мне иногда приходится быть миссионером помимо своего желания, когда родные или знакомые, а то и вовсе случайные люди вроде попутчиков в поезде задают вопросы о вере и церкви. И это прекрасный способ понять, что действительно волнует людей, на какие темы с ними можно разговаривать так, чтобы нас услышали.
Люди никогда не спрашивают о догматике: одна сущность, три ипостаси, две природы, — и есть у меня подозрение, что если я сам начну говорить на эти темы, они просто не поймут, что это и зачем.
Довольно редко и обычно лишь для начала разговора они интересуются вечными темами рубрики «вопросы батюшке»: что нынче за праздник, как и в какие дни надлежит правильно поститься или, к примеру, целовать жену.
А чаще всего они спрашивают об отношении церкви и христиан к значимым для них вопросам современной жизни, или, реже, истории и культуры. Как церковь относится к власти, верно ли, что она должна ее всегда и во всем поддерживать? Почему канонизировали Николая II, если его правление окончилось катастрофой? Кем христиане считают основателя ислама, пророка Мухаммеда? Отрицает ли церковь современные естественнонаучные теории? Что такого ужасного в однополой любви? На подобные вопросы не раз приходилось отвечать.
Люди знают, что у христиан есть своя точка зрения на многие вопросы, и хотят услышать ее из первых уст, причем с развернутой аргументацией. При этом они часто предполагают, что в церкви, словно в некоей партии или корпорации, существует по каждому принципиальному вопросу только одна позиция, и приходится их убеждать, что мы можем, к примеру, очень по-разному голосовать на выборах и придерживаться разных научных теорий, по-разному соблюдать некоторые обычаи — зато на вопрос о том, кто такой Иисус из Назарета и что Он сделал для нас, мы все отвечаем одинаково.
В таких беседах я всегда стараюсь очень четко разграничивать учение церкви и свое личное мнение, оговаривая при этом, что по данному вопросу со мной согласны не все. Это, кстати, очень помогает: люди убеждаются, что та позиция по частному вопросу, которую они услышали от кого-то «из церкви» и с которой категорически не согласились, может быть частным мнением этого человека, а вовсе не догматом веры.
Кстати, о догматах. Сергей Худиев в своем ответе на мою статью сказал, что метод миссии состоит «в возвещении определенных фактов о Боге, человеке, и, более всего, личности и деяниях Христа, и в призыве отозваться на эти факты определенным образом — покаяться и уверовать». Далее он достаточно полно и ясно перечислил основные положения нашей веры, но… я боюсь, что в огромном большинстве случаев эти высказывания просто не кажутся людям бесспорными фактами, более того, они вообще не видят, какое отношение имеет к их жизни, например, наше утверждение, что Сын Божий совечен Отцу и равен Ему.
И уж совсем непонятно, как из этого вытекает необходимость по средам и пятницам не есть мясного и молочного и почтительно называть «батюшкой» человека, которого видишь впервые в жизни и который, может быть, по жизни вовсе не такой уж и праведник. Нет, у нас, конечно, есть все объяснения на этот счет, длинная цепочка аргументов… но мы ее просто не успеем высказать, тем более, что на каждый наш аргумент найдется тысяча контраргументов (опять по опыту говорю): а вот у западных христиан по средам-пятницам не постятся, а вот в исламе молитву может возглавить любой верующий, а вот индийские йоги… отчего вы там уверены, что правильно будет именно по-вашему?
То, что предлагает Сергей — не миссия, а скорее катехизация, последовательное обучение истинам веры и обычаям церковной жизни человека, который в принципе уже согласился с правотой именно нашей общины, а не йогов или атеистов. А вот миссия как раз призвана убедить его в этой правоте.
Конечно, человек нередко принимает православие просто как веру отцов: русский (грек, серб, грузин, карел) — значит православный. Тогда он с интересом выслушает всё насчет обрядов и постов… и с высокой долей вероятности обратится в православие как в еще одну родоплеменную религию, воспевающую величие Святой Руси (Греции, Грузии и т. д.) и зовущую на решительный бой с врагами, ибо без этого какая же племенная религия? А все слова про сущности-ипостаси окажутся просто шаманскими заклинаниями, вроде как обязательными, но ни к чему не обязывающими.
Существуют высокие смыслы, существует проза жизни. Они соединены смысловой цепью: от вечных истин к базовым ценностям, от ценностей к стратегиям, далее к тактическим приемам и к техническим средствам. Но на практике в середине что-то постоянно пропадает: говорим то о догматах, то об уставах, и видимой связи между ними нет.
Слабыми звеньями оказываются именно что ценности и стратегии. И ребята, которые вышли на площадь с плакатами про то, как выгодно быть православным, какие выборы осуществляет православный на разных жизненных развилках — они точно это почувствовали. Просто звенья подставили не те, взятые из каких-то рекламных проспектов «как в жизни преуспеть и всем понравиться». А христианство — оно совсем про другое.
Так про что же именно? Сдается мне, именно этот вопрос и задают знакомые и незнакомые верующим, какие встретятся им на пути. Как помогает тебе твоя вера ориентироваться в жизни, что подсказывает, от чего предостерегает, чем помогает — и какую цену придется за все это платить? Где внутренняя логика твоих решений, где те маяки, с которыми ты сверяешь свой курс? Нет, не общие слова, не туманные термины, не благостные жития и золоченые ризы, а вот в чем она, твоя сила, твоя правда — здесь и сейчас? Можешь рассказать?
Как правило, не получается — может быть, потому, что боимся ошибиться, боимся говорить от себя. Но ведь это от нас и требуется в подавляющем большинстве случаев. А с разработанными технологиями тоже туго — есть, правда, заимствованный с Запада «альфа-курс», его у нас ругают за неправославность (и справедливо), но сами мы сопоставимых по эффективности методик пока не придумали.
Да ведь миссия — это не только повод рассказать другим, что у нас есть хорошего и как мы этим пользуемся. Это, прежде всего, повод самим с этим разобраться. Вот, к примеру, в зубах навязла уже евангельская цитата про «кесарю кесарево», ее приводят как окончательный приговор — дескать, думать тут нечего, надо исполнять законные требования властей. В принципе, тому же с самого раннего возраста учат мамы и папы своих детишек: слушайтесь старших. Неужели Христос всего лишь хотел нам об этом напомнить?
Мне кажется, Он задал огромную задачу: а где — кесарево, и где — Божье? Как быть, если первое пересекается со вторым, или пытается вторым притвориться, или посягает на него? Евангелие дает нам общий принцип, а конкретные решения искать уже нам самим.
Не случайно, кстати, за православную риторику у нас сейчас хватаются все без разбора партии, вплоть до впавших в амнезию коммунистов — но нет ни одной сколь-нибудь заметной партии, которая последовательно руководствовалась бы христианскими принципами в своей политике, стремилась бы на практике решить эту задачу про «кесарево» и «Божье». Для сравнения: послевоенная Германия возродилась из руин в огромной мере усилиями христианских демократов, а их лидер Конрад Аденауэр был бессменным канцлером ФРГ с 1949 по 1963 год. При другом политическом долгожителе, Гельмуте Коле (1982–1998), страна объединилась и заняла ведущее место в Евросоюзе… Нам бы так!
Впрочем, что о политике… Дорогие читатели, вам не задавали вопросов насчет христианства и ислама ваши соседи-мусульмане? Странно, если нет… Готовьтесь — рано или поздно зададут. И ровно в этот момент начнется ваша миссия, а говоря библейским языком — придется «всякому, требующему у вас отчета в вашем уповании, дать ответ с кротостью и благоговением» (1 Петра 3:15). А это самое трудное: говорить о своем личном, выстраданном уповании… но и самое действенное, пожалуй.