Беседа митрополита Антония Сурожского о духовности и духовничестве любезно предоставлена создателями архива митрополита Антония. Подготовка текста портал «Правмир».
Губительная категоричность священника
Один из древних писателей говорил о том, что вера – это сознание того, что Бог живет в нас самих, и что это сознание мы называем верой, потому что эта уверенность в чем-то невидимом непоколебима и ясна для нас. Духовность заключается в том, чтобы человек поглубже входил в свое нутро, в свои глубины и прислушивался к тому, что говорит Дух Святой в нем.
Конечно, на этом пути человек может впасть в иллюзии. Он думает, что его личные желания, переживания являются действием Святого Духа. Но при некоторой церковной прошколенности, то есть, если человек научен хотя бы в достаточной мере трезвости, когда человек уже не воображает, что все, что в нем происходит, от Бога, а очень осторожно относится к тому, что от Бога, а что не от Бога, сличая свои мысли, переживания, опыт с Евангелием самим, изучением отцов, то можно искать духовность, то есть, жизнь Духа в себе самом.
Митрополит Антоний Сурожский
Но тут громадную роль может и должен играть священник, и раньше священника даже сама Церковь. Церковь понимается, с одной стороны, как общность людей, которые веруют во Христа, которые живут по Его заповедям, которые именно претворяют в жизнь то, чему Христос нас учит, и которые друг друга поддерживают, указывают друг другу ошибки и новые пути, по которым можно идти.
Вот в этом контексте Церкви как общества верующих, как Самарин называл церковь организмом божественной любви, священник может сыграть решающую и очень важную роль. Все зависит от того, как он свое место по отношению к воздействию Святого Духа и к тому, что происходит в человеке, сам понимает.
То, что меня поражает часто, — это то, с какой уверенностью молодые священники, и не такие молодые, думают, что они могут на всякий вопрос ответить категорически, решительно, и что они могут человеку указать его путь безусловно. Это порой бывает губительно, потому что священник, будь он на исповеди или в частном разговоре, должен знать свои границы.
Я помню, как два раза в его жизни к святому Амвросию Оптинскому приходили люди с вопросами, которые их не только тревожили, но которые были решающими для их жизни. Я помню, в обоих случаях святой Амвросий им ничего не ответил в течение одного дня, двух дней, трех дней.
Наконец, в двух этих случаях человек, пришедший с надеждой на ответ, к нему обратился с вопросом: «Что же это такое? Я тебе ставлю вопрос, а ты мне не даешь ответа». И Амвросий с грустью отозвался на это, сказав: «Как я могу тебе ответить? Я вот уже три дня молю Божью Матерь о том, чтобы Она меня просветила, и Она не отвечает. Как же я тебе могу ответить?»
Если бы каждый из молодых священников или даже старых священников, духовников ставил вопрос так: мне поставили вопрос, который для человека может быть жизнью и смертью духовной! Что же мне делать? Могу ли я ему ответить или нет?
Три разных положения
У меня сейчас довольно большой опыт жизненный и священнический. Почти что 50 лет я священствую в этом приходе. Основываясь на том, чему меня учили мои духовные наставники, основываясь на том, что я читал у отцов, я пришел к заключению, что есть три разных положения.
Иногда священник слушает исповедь молитвенно, слушает всем сердцем, всем умом и одновременно эту исповедь молитвенно переносит к Богу, потому что ответ должен идти от Него, а не от самого священника. Бывает, что в какой-то момент вдруг становится ему совершенно ясно, что надо ответить так, а не иначе. Порой это удивительно. Порой не знаешь даже, почему, потому что это не укладывается чисто логически в то, что было сказано исповедующимся.
Но глубже, чем слова, глубже даже, чем звук голоса, манера исповеди, духовник может уловить что-то и ответить именно на этот вопрос. Это бывает редко, но это бывает, и к этому духовник должен прислушиваться с полным благоговением. Но раньше, чем он ответит, он должен помолчать перед лицом Божьим, зная, что на нем сейчас лежит огромная ответственность.
Другой случай — более обычный. Духовник слушает то, что говорит исповедующийся или пришедший к нему за советом человек. И он не может сказать, что то, что он ему ответит, от Самого Бога. И стыдиться ему не приходится, потому что мы находим у святого апостола Павла несколько мест, где он говорит: «Это я вам говорю именем Христовым, а это я вам говорю от себя».
«От себя» — это не значит «отсебятина». Это значит из моего опыта, из того, что я познал, из того, что Бог мне открыл в разные другие времена, но то, что ты сейчас говоришь, не укладывается в простой ответ. То, что мне думается, мне, не Святому Духу, не Христу, а то, чему я научился из чтения Евангелия, из углубленного размышления, из чтения отцов, из молитвы, из опыта жизни.
Я с тобой этим поделюсь, а ты это прими и сам продумай, что из этого тебе подходит, что из этого отвечает на твою нужду. Не принимай мои слова как слово Божье, но принимай их как слова, сказанные человеком, который с тобой делится своей самой сокровенной жизнью.
А бывают случаи, когда ты ничего не можешь ответить на поставленный вопрос или никак не можешь разрешить создавшуюся проблему. И тогда ты должен иметь честность сказать: «Я ничего тебе на твой вопрос или на твою нужду ответить не могу. Я буду о тебе молиться, ты молись дальше. Ты борись со своей проблемой, но ответа у меня для тебя нет, и я тебе не дам никакого ответа, который был бы ложью, или который был бы выдумкой».
Как отказать?
Тут очень много требуется от духовника честности и отказа от иллюзий. Мне приходилось несколько раз в России встречаться с проблемами, которые меня в ужас приводили, с тем, как духовник давал такие ответы, которые ломали человека и не выводили его на путь жизни. Что же тогда делать?
Я думаю, что в таких случаях человек должен иметь честность сказать духовнику: «Я не могу принять вашего совета. Я не могу последовать тому, чему вы меня сейчас учите, потому что все мое нутро отказывается от этого». И духовник (это очень важно) должен иметь и смирение, и честность сказать: «Иди с миром, спроси другого или поживи и вернись. Я буду думать и молиться, и ты молись и думай». Но никак не сметь навязать человеку того, чего ни Дух Святой, ни его мудрость собственная не подсказали.
Это относится не только к молодым священникам, которые по учебнику стараются давать ответы. Это относится даже к пожилым священникам, которые говорят о долгом опыте исповеди и собственной духовной жизни, но которые не доросли до такой меры, что они могут отрешиться от себя, отсебятины никакой не говорить, не выдумать из своей ложной мудрости ответы, от которых Бог отказался бы. Я помню такие случаи.
Я помню случай одной молодой женщины – еврейки, безбожницы, которая в жизни никакого смысла не видела. И случайно ей в руки попало Евангелие. Она мне рассказывала о том, что, почитав хотя бы немножко из Евангелия, она почувствовала, что есть жизнь, что есть смысл, что Христос для нее стал жизнью.
Одна обратилась к одним мои друзьям, которые ее очень внимательно, вдумчиво приготовили к Крещению, и она крестилась. Крестил ее не молодой священник, а опытный как будто приходской священник. И когда была она уже крещеная, миропомазанная, он ей сказал: «А теперь, потому что ты Христова, ты должна до конца своей жизни каяться в том, что твои предки убили Христа».
И она мне говорила о том, что эти слова убили все в ней. Христос, Который был для нее жизнью, стал смертью. Что ей делать? Я поступил так, как, вероятно, нас по учебникам учат не поступать. Я сказал: «Отвергни то, что тебе было сказано». И сказал другое — о том, что теперь она Христова, что она вместе со Христом несет трагедию своего народа со всей любовью, которую Христос проявил тем, что Он стал человеком и умер за этот народ и за все прочее человечество.
Это один пример, но можно было бы таких примеров привести множество, и это очень страшно. Поэтому первое, чему должен научиться священник, — это тому, что есть разные степени его духовнической роли.
Когда ты совершаешь Божественную литургию, ты облачен, ты покрыт как бы облачением, которое тебя делает иконой, и совершает Божественную литургию Сам Христос. Когда к тебе обращаются за советом, ты можешь говорить изнутри своего опыта, из того знания, которое ты приобрел от чтения, но не только.
Если вдруг Дух Святой ничего тебе не подскажет, ты должен все время помнить, что первое, чему ты должен научиться, — это углубленному молчанию. Молчать умом, сердцем, всем твоим существом с такой глубиной и цельностью, чтобы ты мог расслышать, что говорит исповедующийся тебе или говорящий с тобой. Потому что иногда человек говорит слова, которые соответствуют в его представлении самой истине, реальности. Но он сам не может видеть эту реальность в полноте.
А когда ты слышишь его слова, ты часто слышишь в его голосе нечто другое. Его голос говорит более правдиво, чем слова могут выразить его состояние. И если ты будешь вслушиваться в его голос, если ты будешь вмалчиваться в его глубину и в свои глубины, ты, может быть, услышишь то, что он не умеет высказать, и то, что отвечает или подсказывает шепотом порой Святой Дух и тебе, и ему.
Это, мне кажется, первое, чему духовник должен научиться. Молчать, молчать в благоговении, молчать трепетно, молчать с готовностью признаться в полном незнании и с готовностью сказать слово, которое от Бога. И тогда духовничество является для того, кто к нему пришел, путем к духовной жизни. Не к формальной жизни по уставам, а к той глубинной жизни, которая происходит от того, что совершилось в этот момент, в момент исповеди, в момент разговора.
Встреча со Христом
И в связи с этим встреча, но встреча со Христом, встреча с Богом, и все в этой встрече. Остальное все второстепенно. Вот то, что я хотел бы сказать о духовничестве и о духовности. Как должен быть осторожен духовник, для того чтобы не закрыть путь Духу Святому.
Часто забывают преподаватели или главенствующие в богословских школах то, что молодой человек приходит полный жизни, полный желания служить Христу и Церкви, но что он еще сам, может быть, не созрел для своей собственной жизни. И когда приближается конец его обучения, часто ему ставится вопрос: «Ты чего хочешь – монашества или брака? Если хочешь быть священником, ты должен сделать этот выбор, потому что если ты не женишься, то ты не можешь стать священником, не став монахом».
Безбрачное священство раньше разрешалось только после 50 лет, когда человек уже созрел и знал свой путь. И ставить вопрос так перед молодым человеком о том, что ему надо теперь решить этот вопрос для того, чтобы стать священником, совершенно несправедливо.
Я понимаю, что мой ответ совершенно разрушительный в каком-то отношении, что Церкви нужны священники, что Церковь может с ужасом подумать о том, неужели нам не рукополагать тех, которые еще не созрели к тому, чтобы сделать свободный выбор. Мой ответ будет – «да».
Если молодой человек не созрел для того, чтобы свою собственную жизнь определить, то его нельзя рукополагать, искусственно заставив жениться или по послушанию принять монашество. В том и другом случае это преступление против кандидата в священство. Но это тоже преступление перед теми, которые будут от него зависеть, когда он будет священником.
Это может значить, что довольно высокий процент студентов не примут священство по окончании своего образования духовного. Для Церкви это, конечно, большой урон. Но вопрос не в этом. Вопрос в том, что мы не имеем права калечить людей для того, чтобы они руководили другими людьми и калечили бы их в той или иной мере — потому что по своей неопытности, потому что они пошли не своим путем, они будут других вести не по их путям.
Не свой путь
Я знаю примеры молодых людей, который становились монахами в 20 с лишним лет по послушанию. Это преступление со стороны тех, которые это допустили, потому что послушание монашеское начинается после того, как ты стал монахом. Но до этого твой выбор должен быть совершенно свободным. И то же самое можно сказать и о тех, которых наталкивают на брак, потому что тогда это откроет им путь к священству.
Я знаю один пример того, как был поставлен ультиматум молодому человеку найти себе невесту в течение двух недель, потому что я хочу из тебя священника делать. Это было много лет тому назад, и это не относится ни к кому из архиереев, которые сейчас правят в Русской Церкви.
И он выбрал девушку, которую он знал. Он ей поставил вопрос. Он сказала, а почему бы и нет. Они поженились. Он стал священником, и через самое короткое время, через пару лет оказалось, что у них общего ничего нет. Она полюбила другого человека, и они разошлись. Его священству пришел конец, и ее жизни в каком-то смысле пришел конец, потому что вместо того, чтобы иметь святой, радостный, глубокий брак, была комедия, была неправда.
И то же самое я знаю о молодых людях, которых не только наталкивали, но принуждали к принятию монашества. «Ты же никого особенно не любишь, ты сейчас не собираешься ни на ком жениться, так принимай монашество». Кто имеет право это сделать? Я думаю, что Церковь должна быть готова к тому, чтобы ждать часа, который воля Божья определит, и который определится для молодого человека и для девушки своевременным созреванием.
Я мечтал стать священником, когда мне было лет 17, но жизнь складывалась сложно, и я священником, как вы знаете, не стал. Я учился на естественном факультете в Сорбонне, окончил медицинский факультет, прошел через войну и в какой-то момент, когда мне было уже 34 года, мне стало ясно, что мое желание стать священником было в моих фантазиях, а не в воле Божьей.
И я тогда Богу сказал: «Господи, прости. Я принимал за Твою волю свои собственные желания. Я вижу теперь, что нет Твоей воли на то, чтобы я священником стал. Я отказываюсь от священства». И в течение одного года я был нашим епископом вызван и вскоре поставлен священником, но прошло 17 лет. А что было бы, если бы меня рукоположили не вовремя, когда я был полон аскетических, псевдомонашеских, пустыннических иллюзий? Я вел бы людей по совершенно ложному пути.
Я думаю, что тут вопрос должен решаться очень строго. Определяться не тем, что нам сейчас нужно, а тем, какие люди нам нужны для того, чтобы быть свидетелями Евангелия, свидетелями Христа, проповедниками истины и жизни другим людям. Которые могли бы на основании своего опыта, долгого ожидания прочувствовать, продумать свое положение и иметь через это человеческую мудрость, человеческий опыт, который им позволил бы и других вести по пути, который Бог им определил, а не церковная организация.
Я знаю, что мои слова не встретят большого сочувствия среди многих, но это мое убеждение. Я здесь строил епархию, где у нас сейчас 26 священников и диаконов. Я ни одного человека не рукополагал раньше, чем я был уверен, и другие были уверены в том, что настало время.
Я никогда не рукополагал того, о котором прихожане его прихода мне не говорили: «Почему ты его не ставишь диаконом или священником? Мы к нему были бы готовы и на исповедь идти, учиться у него, быть под его руководством». Если и церковная община, и он сам, и его жена созревали до какого-то момента, когда они могли ответить «да, время настало», тогда я делал первый шаг и его рукополагал.
Я благодарю Бога, что у нас нет ни одного священника, которого бы я натолкнул на то, чтобы он стал священником, когда он еще горел юношеским пламенем, а не светился зрелым светом.