Митрополит Филарет (Вахромеев). О детстве, войне, жизни и тревогах Церкви

Детство в войну

Ваше Высокопреосвященство, каждая семья в России, в Беларуси, на Украине помнит о Великой Отечественной войне. Как сохранились в Вашей памяти эти годы испытаний для нашей страны и Русской Православной Церкви? Чем запомнились Вам дни 22 июня 1941 года и 9 мая 1945 года?

— К началу войны мне исполнилось всего шесть лет, и я не без труда вспоминаю свои личные ощущения; во многом они переплетаются с рассказами родителей. Помню наши сборы на летний отдых — отец получил очередной отпуск как раз накануне войны; у нас даже сохранилась справка из Училища Московской консерватории: «…разрешается очередной отпуск с 21 июня по 15 августа».

Родители собирались провести отпуск в своём любимом Коренёве Клепиковского района Рязанской области, что возле села Тумы. Но при этом они замечали много симптомов, которые заставляли их, как и всех внимательных людей, быть начеку. Всю весну 1941 года проводились учебные светомаскировки, газетные сообщения были очень разноречивы, Германия к тому времени уже оккупировала Польшу, к апрелю английский Ковентри был разбомблен, англичане сами стали совершать налёты на Берлин…

В воскресенье 22 июня отец взял меня с собой в магазин на Добрынинскую площадь, чтобы исполнить моё давнишнее желание — купить мне большой мяч. Здесь, на площади, мы и услышали выступление Молотова с сообщением о том, что немецкие войска нарушили нашу западную границу и бомбят многие населённые пункты.

Вместо мяча я получил маленький заплечный мешок, в который мама собрала самое необходимое для тех случаев, когда объявляли воздушную тревогу. Такие мешки были и у сестры Ольги, и у всех членов нашей семьи — как, впрочем, и у всех москвичей.

Первая воздушная тревога в Москве была объявлена 24 июня. К счастью, она была учебная, но мы об этом догадались только в бомбоубежище. Так что именины отца — а это был день апостолов Варфоломея и Варнавы — мы провели не так, как всегда, потому что дни Ангелов членов нашей семьи всегда были радостными и весёлыми семейно-церковными праздниками.

Первую настоящую ночную бомбёжку в Москве пережила Мария Фёдоровна — сестра моей мамы и моя крёстная. В ночь на 20 июля она была дома в Москве, а мы, то есть мои родители, бабушка, сестра Ольга и я, были за городом в Белых Столбах, где в течение нескольких довоенных лет снимали жильё на летний период. Мы всю ночь не спали, видя зарево московских пожаров, а утром отец поспешил в город. К счастью, наш дом уцелел и за всю войну не пострадал, хотя бомбы несколько раз падали сравнительно недалеко. Со временем налёты потеряли свою систематичность, но продолжались ещё и в следующем году.

Помню, что с октября отец уже работал со своими учениками, а после того как фашистов отбросили от Москвы, жизнь столицы вошла в суровое, но в целом привычное русло. Отец много работал с учениками, иногда даже во время вечерних авианалётов они не оставляли занятий. Вскоре в Москве стала возобновляться деятельность музыкальных учебных заведений, и папа стал ещё более занят своими профессиональными делами.

21 марта мне исполнилось семь лет, и 7 апреля 1942 года, на третий день Пасхи, отец начал учить меня игре на фортепиано. Я очень смущался, но вскоре всё вошло в норму. Помню, что в мамин день Ангела на второй год войны мы с папой были в садоводстве на Воробьёвых горах и покупали рассаду капусты и помидоров.

Тогда все клочки московской земли при жилых домах жители использовали как маленькие огороды. И у нас тоже был свой огородик. Родители в тот день сажали зелень и вспоминали мирное время… На следующий год у нас за городом был уже участок побольше, и тогда я активно помогал папе убирать дёрн и садить картофель.

…16 апреля 1942 года скончалась моя бабушка Анна Павловна, её похоронили на Даниловском кладбище, там же, где покоится мой старший брат Александр, умерший 27 декабря 1930 года в возрасте трёх лет. В сентябре я поступил в общеобразовательную и в музыкальную школы; учился, вроде бы, неплохо.

Весна 1945 года — это, прежде всего, репродукторы в каждом доме, по всей Москве, по всей стране, рассказывающие о событиях на фронтах. После первомай­ского парада разговоры были об одном — о падении Берлина. О том, что гарнизон города капитулировал, сообщили 2 мая. Светлое Христово Воскресение 3 мая было Пасхой долгожданной Победы: Светлая седмица стала торжеством витающей в воздухе вести об окончании войны. Люди буквально старались не отходить от радиоприёмников и репродукторов, атмосфера была накалена, кажется, до предела!

Сообщение о подписании Акта о безоговорочной капитуляции Германии состоялось 9 мая в 2.30: ночи уже не было, наступивший день был жарким и в прямом, и в переносном смысле, а в 22.00 был дан салют Победы — 30 залпов из 1000 орудий в свете разноцветных прожекторов!.. И бесконечная радость, и надежды, и вера, что теперь всё будет только хорошо!

«Берегите студенческие годы: будете с любовью вспоминать их»

Владыка, что привело Вас в Семинарию, ведь в годы Вашей молодости такой выбор должен был стать более чем сознательным?

— Промысл Божий, не иначе. Будучи выпускником московской школы, я имел намерение поступить в институт иностранных языков. Но из-­за желтухи врачи уложили меня в постель на три месяца. Более того, для поступления в вуз было непреодолимое препятствие — я не состоял в рядах комсомола. Ещё до болезни мы ходили с моим товарищем в институт иностранных языков, «пробовались» на собеседовании. И мне как «некомсомольцу» отказали даже в допуске к приёмным экзаменам. А мой товарищ, который меня агитировал поступать, был принят. Он всё пытался меня утешить, мол, подавай заявление в комсомол, оформим тебя, дадим характеристику, примем, всё будет хорошо. Я говорю: «Нет! В комсомол вступать не буду».

Когда я заболел, тётя Маня, моя крёстная мать, сказала твёрдо: «Всё! Никаких институтов! Вот тебе Псалтирь, учись читать по-церковнославянски, и с Богом — в Семинарию. Вот тебе молитвослов, лежи и читай молитвы». Нельзя сказать, что всё это было для меня внове, — наша семья была церковной, и, конечно, в храм Божий я ходил регулярно. И в школе сидел за одной партой с Алёшей Ушаковым, с которым только мы вдвоём из всего класса носили на груди кресты. Мы их не снимали никогда, и все, в том числе и педагоги, знали, что мы — «верующие учащиеся». По этому поводу, правда, у нас не возникало никаких проблем…

Тётя Маня осталась незамужней, потому что в их семье было тринадцать детей, и моя будущая крёстная посвятила себя воспитанию сестёр и братьев. Такая традиция была в многодетных семьях, ведь, естественно, одна мать не могла с детьми управиться, и старшие избирали эту стезю, потому что все были глубоко верующими людьми и смотрели на семью как на малую Церковь. А когда умерла бабушка, тётя Маня взяла на себя заботы о младших. Вот она­-то и была моей крёстной матерью, наставляла меня в вере. С нею я с самого раннего детства ходил в Свято-Никольский храм, что на Новокузнецкой улице, в Скорбященский храм на Ордынке. И, видимо, моя крёстная сыграла главную роль в выборе мной жизненного пути. Не могу не считать своими наставниками моих родителей, мужа моей сестры — священника Василия Изюмского (он и сейчас милостью Божией жив, здоров, служит), моих родных, которые своим укладом жизни сформировали и воспитали меня. С редким в те времена единомыслием все мои домашние сошлись на том, что мой путь должен быть путём священнослужителя нашей Святой Церкви. И я постоянно благодарю всех, кто этому послужил, благодарю Бога за путь, конечно, Им предопределённый.

Вот так из обстоятельств житейских складывается Промысл Божий о человеке. Вот что меня привело в Семинарию: молитва моей крёстной матери и её, наверное, пророческое видение.

Конечно, родители заволновались, больше всего родительница, потому как знала, что значило быть священником в 30-е годы. Я родился в 1935 году, а затем были 37-й, 39-й годы. В нашем доме и до войны, и во время неё частенько бывали священнослужители и старцы Аристоклий Афонский, Иларион, Исаия. Это были старцы Пантелеимонова подворья. Всегда желанные, и гостями их не назовёшь, потому что это были свои люди. Я всех их помню, хотя был совсем крохотным человечком. Кое-кто из них, например, иеросхимонах Исаия, подолгу жил у нас. По-видимому, это было, когда Пантелеимоново подворье закрыли…

Мать знала судьбу этих людей, священнослужителей, которые ходили из квартиры в квартиру, из дома в дом, — где ночь переночуют, где две, а где их приютят, где накормят, — и выражала вполне понятное опасение. Ведь перед её взором прошли трагические судьбы священнослужителей в послереволюционной России. Слухи о постоянных арестах, ссылках священнослужителей были известны в семье. Конечно, маму пугала перспектива возврата репрессий, которые в первое послевоенное время поутихли. А к моменту моего пострига началась хрущёвская «оттепель», точнее — «заморозки», новые гонения на Церковь. Все переживали, ожидая худшего.

У мамы было очень трепетное сердце, — всё-то она чувствовала, о всём переживала. Приедешь, бывало, а мама: «Ну, говори, говори, что произошло, — я ведь всё чувствую, всё вижу». Мои переживания, проблемы, неудачи ложились на мамино сердце. Поэтому, когда я уже направлялся в Троице-Сергиеву Лавру, она всплакнула серьёзно. Отец был более спокоен. Когда мною было принято решение о поступлении в Семинарию, он только сказал: «Сын, ты взрослый человек, выбирай сам свой путь…» Сестра и её муж, отец Василий, были очень рады моему выбору. Вот таким образом я и оказался в Троице-Сергиевой Лавре, в большой келье преподобного, в Московской Духовной Семинарии, а потом и Академии.

— Обычно люди, вкусившие студенческой жизни, вспоминают её как самое весёлое время жизни. Какую память храните Вы о студенческих годах?

— Конечно, я вспоминаю студенческие годы. И чем дальше от них, тем слаще эти воспоминания. Вот и сегодня, беседуя с коллегами по устроению нашей Духовной Семинарии и Академии, по поводу всех проблем, которые мы имеем сейчас, я часто вспоминаю нашу студенческую жизнь. Наши отцы-учителя тоже ведь переносили очень много всяких неудобств. Всё было очень тесно. У ректора и инспектора была небольшая комната в чертогах: с одной стороны — стол ректора, с другой — стол инспектора, посередине — стол для встречи с преподавателями: там проходили педсоветы. Но всё было очень тепло и душевно, и потому мы с любовью вспоминаем именно эту обстановку, в которой зарождалась, а вернее, возрождалась духовная жизнь… Преподаватели того времени принесли в стены Семинарии свои воспоминания о дореволюционной жизни Церкви и Духовных школ. О днях студенческих я храню самую светлую память.

— Встречались ли Вы после окончания Академии со своими сокурсниками?

— У нас есть традиция встреч выпускников Семинарии и Академии, мы встречались довольно часто в Троице-Сергиевой Лавре, и я не теряю надежды ещё раз попытаться собраться вместе.

Более того, я разыскал одноклассников средней школы, 11 человек, с которыми я теперь обязательно встречаюсь хотя бы раз в год. Ведь неординарный путь, которым я пошёл после школы, надолго прервал мои контакты со школьными товарищами. А вот к старости потянуло к ним, и, разыскав их, я поддерживаю с ними связь. Иногда всех приглашаю, и мы встречаемся. Шутя, мы называли себя «шестидесятниками» — по тогдашнему возрасту нашему…

Как нам известно, Вы всегда хорошо учились. Владыка, есть ли какой-то особый секрет в том, как Вам удавалось организовать своё время, чтобы успевать в учёбе и не менее успешно трудиться на разных послушаниях? Как проводили свободное время, если оно у Вас было?

— Да, конечно, учился я прилично. Не буду говорить, что уж очень хорошо, потому что были послушания церковные, поездки, сначала — в приходской храм Иоанна Предтечи. Ездили-то мы все вместе в электричке с Ярославского вокзала. С нами ездили военнослужащие в Загорск. Мы здоровались, знакомились. Все в вагоне знали, что мы семинаристы, но настрой был хороший. Отношения были на расстоянии, но с симпатией. А потом диаконом Константином Нечаевым — впоследствии Владыкой Питиримом, теперь Митрополитом Волоколамским и Юрьевским (скончался 4 ноября 2003 года. — Прим. ред.), — я был привлечён на послушание иподиакона. Мне приходилось довольно часто пропускать занятия, но будущий Владыка Питирим взял шефство надо мной, за что я ему очень благодарен. Все годы обучения в Семинарии я служил иподиаконом у Патриарха Алексия I: сначала со свечой стоял, потом — с крестом. Это было и ответственно, и очень памятно по сей день: торжественные службы в кафедральном Богоявленском соборе, в Троице­-Сергиевой Лавре, во многих московских храмах. Святейший Патриарх Алексий (Симанский) тогда был ещё в силах и неопустительно посещал все церкви Москвы в дни храмовых праздников. Надо ли говорить, что Патриарх уже самим фактом моего пребывания «при нём», служения ему, «лепил» меня как личность, многому научил.

— Что побудило Вас принять монашество? Испытывали ли Вы сомнения при выборе стези монашеского жития?

— Владыка Питирим, о котором я всегда думаю с глубокой благодарностью, будучи диаконом Константином, потом священником, всегда проявлял большую заботу обо мне и влиял на формирование моего мировоззрения. Он был нашим классным наставником, уделял нам много времени. Как-то получилось, что наши с ним взаимоотношения стали близкими и тёплыми; позже мы часто встречались, оба работая в семинарской, а потом и академической корпорации, и по завершении моей «карьеры» в Московских Духовных школах мы остались с Владыкой в самых дружеских отношениях. И я сожалею теперь, что встречи наши были нечастыми. А ведь сейчас, на склоне лет, ещё больше тянет к духовному контакту, сердечному разговору, совету…

Сам Владыка Питирим, будучи ещё преподавателем наших Духовных школ, находился под руководством духоносных и прозорливых старцев. В частности, он советовался с одним отцом схиархимандритом, рассказывая ему и обо мне, испрашивая на мой счёт совета, мнения, рекомендации. И вот, когда я оканчивал первый курс Академии, приезжает Константин Нечаев от своего старца и передаёт мне от него спелую грушу со словами: «Батюшка сказал: «созрел». Это было знаком, и так получилось, что я раньше него и постриг принял.

— Владыка, а как отреагировали Ваши родители на то, что Вы приняли постриг?

— С большим драматизмом восприняла мама — не смогла удержаться от слёз: «А я-то думала, что понянчу твоих деток», — и так далее… Но такие настроения, естественные материнские переживания, со временем сменились радостью. Однако, присутствуя на постриге, она горько плакала, — сердце её материнское чувствовало: не всё будет гладко и радостно, ещё предстоят скорби в нашей жизни, в жизни её сына… А отец принял эту новость, как и прежде, спокойно.

На рабочем столе в моей келии стоят портреты отца и матери. Я с ними прощаюсь, отходя ко сну, и здороваюсь утром, прося у них благословения на день грядущий.

— Студенческая жизнь, как известно, полна неожиданностей. Приходилось ли Вам иногда прибегать к каким-то уловкам и хитростям, чтобы выйти из затруднительной ситуации, например, на сложном экзамене у строгого преподавателя?

— Экзамены всегда пробуждали смекалку. Я и сейчас вспоминаю о них с моим сокурсником, тоже митрополитом: «Ну, ты помнишь, как бывало, Владыка?» — «Помню, Владыка». Во время подготовки к экзаменам всегда очень много давало написание таких пособий… вы понимаете, о чём я говорю… Потом они как бы и не нужны были, потому что и без того всё помнишь. Хотя иногда на курсе распределялось: тебе вот это сделать, а тебе то… Видимо, все студенты одинаковы во все времена.

Ну, ладно: я думаю, что талантливо составленная шпаргалка действительно достойна хорошей оценки!

— Случались ли во время учёбы какие-нибудь курьёзы?

— Бывали неожиданности. Преподавателем катехизиса был у нас в то время иеромонах Пимен, позже Саратовский архиепископ. Вот он меня гонял по катехизису: «Камо пойду от Духа Твоего, от лица Твоего камо бежу? Взыду на небо — Ты тамо еси…» и так далее. На этот текст он меня даже несколько раз поднимал после неудовлетворительной оценки, полученной мною на предыдущем занятии из­-за московского послушания. Это заставило меня вызубрить этот текст и ответить на следующем уроке. Сочувствую студентам, которым приходится уделять много времени послушаниям в ущерб учёбе.

Владыка Сергий (Голубцов), искусствовед, первый реставратор Свято-Троицкого собора Сергиевой Лавры, преподавал у нас библейскую историю. И он однажды застал меня врасплох.

Совершенно необычным человеком был преподаватель гомилетики, епископ, потом Митрополит Рижский Леонид (Поляков), тогда наш инспектор. У нас с ним сложились особые отношения. «Ну, иподиаконы! Вы внесли в кассу Семинарии десятину от ваших заработков?» Мы отвечаем: «Отец Леонид, да мы ещё не получали в этом месяце». А он: «Неверно вы говорите. Вы знаете, где в нашем заведении бухгалтерия?», — и сквозь очки улыбался.

Напоминал таким образом: «Мы-­то здесь вот живём. Ваши сокурсники трудятся и ничего, кроме стипендии, не получают, а вы? Вас и покормят, вам и заплатят». Вот такие нотации мы выслушивали. Но всё это было с добрым чувством, это походило больше на юмор.

Но мог и поднять неожиданным вопросом: «Вот вы не были на прошлой лекции, пропустили, а мы, понимаете, здесь Слово святителя Григория Богослова на Юлиана Отступника изучали. А ну-ка, вы подготовились?» Встаёшь… А где ж тут подготовишься? Всё это было, всё это жизненно, всё это поучительно, и вспоминать об этом по-человечески приятно.

— Кто был Вашим вдохновителем в студенческие годы?

— Я уже называл имя Митрополита Питирима. Совершенно особое чувство осталось у меня от общения с протоиереем Алексеем Остаповым. Он был душой нашей академической корпорации, очень талантливый человек, много работал над собою.

Царство им всем Небесное: и наставникам, и коллегам, и старцам, которые своими советами нас ободряли! Надеюсь, что все эти воспоминания, все ниточки, нас связующие, приведут нас во единую связку.

— Ваше Высокопреосвященство, всем известно, что Вы стоите у истоков возрождения Православия в Беларуси. Одной из первостепенных Ваших задач было открытие Семинарии. Расскажите, пожалуйста, как это было.

— Да, действительно, в 1999 году мы отметили 10-летие второго возрождения нашей Духовной Школы. Это — милость Божия. Особых заслуг никто себе приписывать не должен. О возрождении Духовной школы мысли были всегда, с момента моего прибытия в Беларусь. Поскольку многие священнослужители были выпускниками Жировичской Семинарии, то часто высказывались надежды на возрождение этой Школы. Памятуя, что Жировичи — не только монастырь, но и та обитель, в которой всегда пребывала Духовная школа, я счёл нужным и полезным, чтобы эта традиция была жива. По истечении примерно года моего пребывания здесь, когда набралось определённое количество молодых священнослужителей, рукоположенных уже мною, мы решили проводить в Жировичах пастырские встречи. Приглашали священников, не имеющих никакого опыта церковного служения, и по небольшой программе проводили с ними занятия. Прежде всего мы знакомились с ситуацией, с которой эти священнослужители встретились на приходе. Они говорили о своих проблемах и житейских трудностях. Мы приглашали на эти встречи и нашего республиканского уполномоченного, поскольку большинство проблем касалось взаимоотношений священника с местной властью. Жировичская обитель стала возрождать свою просветительскую миссию. Для проведения бесед привлекались опытные священнослужители. Весьма полезные беседы проводил, в свою бытность здесь, схиархимандрит Иоанн (Маслов). Таким образом, те, кто имел практику церковного служения только при благочиннических центрах, здесь прослушивали более или менее систематический курс. Так велась подготовка к 16 сентября 1989 года, когда мы смогли начать первый учебный год второго послевоенного возрождения нашей Семинарии.

Какие надежды Вы возлагали тогда на Семинарию, и оправдались ли они за годы её современного существования?

— Я думаю, что наши надежды оправдались. Семинария работает полноценно. Наши выпускники поступают в Высшие Школы Русской Церкви: в Москву, в Санкт-Петербург, в Киев, а также в зарубежные богословские Школы. Но на достигнутом останавливаться нельзя. Всякая остановка — это шаг, а то и два назад. Всегда присутствовала надежда, что не только Семинария возродится, но мы будем иметь и высшую Духовную школу. Слава Богу, и это осуществилось. Состоялось уже несколько выпусков Академии. Особую благодарность хочется выразить нашим старшим, историческим высшим Духовным школам за то, что они помогают нам осуществить наш академический курс.

Владыка, каково значение Семинарии для современной Беларуси?

— Я бы сказал, не столько значение, сколько ответственность. Общество всегда переоценивает наши возможности. «Вот у вас Семинария, у вас система, у вас ответственные люди». Всегда в таких случаях вспоминаются дореволюционные времена, когда Семинарии и Академии действительно были высшими учебными заведениями. Семинариста принимали в государственный университет без экзаменов, поскольку знания действительно были серьёзными. Всегда, когда в обществе заговаривают о наших Духовных школах — я сужу и по Москве, и по Беларуси, — люди самого разного положения дают слишком высокую оценку. Не хотелось бы разочаровывать в этом общество. Значение же Семинарии для Беларуси, конечно, огромное. Мы — малое стадо, малое общество, но — с большим духовным потенциалом. Каждый наш студент должен очень ответственно готовиться к своему служению в Церкви и в обществе. Всегда, и особенно сейчас, важно воспитать пастыря Церкви. В свою очередь, и пастырь должен будет воспитывать свою паству. Хотелось бы ещё отметить и место традиции в воспитании. Очень важно, чтобы в нашей Школе складывалась традиция во всём.

Действительно, вопрос о воспитании очень сложный и тонкий. Трудно сразу найти правильный путь. Не секрет, что между студентом, с одной стороны, и преподавателем, дежурным помощником инспектора, с другой, часто возникает недопонимание. А что бы Вы сказали преподавателям и инспекции?

— В первую очередь, вновь пожелаю терпения. Надо терпеть характеры наших студентов, молодёжи и давать им возможность проявить себя. Не нужно постоянно их одёргивать. Больше нужно разъяснять. Мы, наставники, порою более склонны предъявлять студенту требования. А всегда ли мы их разъясняем? Прежде чем спросить, ты должен быть убеждён, что всё объяснил, и тебя поняли. Нужно терпеливо работать со студентами. Сразу не изменишь настроение человека. У него хорошее намерение, он пришёл в Церковь по убеждению, но трудно бывает привыкнуть к нашей, хоть и не очень строгой, но — дисциплине. Впрочем, она лишь на первый взгляд кажется строгой. «Почему я должен вставать вовремя? Почему я должен молиться по часам? Почему, почему, почему…?» Нужно всё это разъяснять, а потом требовать.

— Не секрет, что многие молодые люди подвержены сегодня алкоголизму и наркомании. Чем, на Ваш взгляд, может помочь им Церковь? Как вернуть их к нормальной жизни?

— Христианской православной молодёжи нужно идти на помощь таким людям. Нужно создавать реабилитационные пункты. В каждом городском приходе должны быть 2–3 молодых человека, которые были бы ответственны за эту работу. С помощью прихожан, отдельных энтузиастов они помогали бы знакомить «потерянных» людей с нормальной жизнью православного человека, православной семьи.

Важность этой проблемы нельзя недооценивать, потому что личность заболела… К каждому из них нужен индивидуальный подход. Здесь, по-видимому, нужно не игру какую-то придумывать, да тут и не до игрушек — личность гибнет! С другой стороны — такая работа очень рискованна. Нужен опыт. Есть светские реабилитационные центры. Необходимо подумать, как с ними установить контакты и какая мера нашего участия может быть в работе этих центров. Порой, бывает, и психологи теряются, как помочь тому или иному человеку. С другой стороны, важно не отпугнуть человека. Священник в рясе, вообще облик священнический не всегда может положительно сработать. Есть сорт людей, которые относятся к Церкви предвзято. Может быть, не всем приятно разговаривать с «попами». Да, бывают и такие… А вот молодёжь православная и мирянин православный скорее смогут найти общий язык с таким человеком.

Техника религиозной безопасности

Современные люди, а в особенности молодёжь, нуждаются в своеобразной «технике религиозной безопасности», в конкретных советах, как отличить секту от нормальной религиозной традиции, как разоблачить сектантские доводы…

— Этот термин не кажется мне удачным. Говорить о технике безопасности уместно на производстве, в транспортном потоке, в операционном зале… Религиозная жизнь совсем не похожа на слалом, где можно научиться безопасно лавировать между препятствиями, несясь в неизвестном направлении в неизведанную даль.

Есть такое выражение в святоотеческой и житийной литературе: «твёрдо стоять в вере». То есть молодому человеку, а также его родителям следует стараться сызмальства утвердить в душе незыблемый духовный стержень, вокруг которого формируется личность, начиная от характера и вкусов человека и заканчивая его пониманием таких явлений, как верность и честь, любовь и дружба, принципиальность и терпимость. Иными словами, у каждого человека должно быть внутреннее обоснование ответов на такие вопросы, ради чего он живёт и за что он готов отдать свою жизнь. Тот, кто затрудняется ответить на них, стоит на месте в своём личностном и духовном развитии.

Для христианина движение вперёд в духовном смысле заключается не в окаменевшей неподвижности, но и не в стремлении во что бы то ни стало пролететь сквозь все хитросплетения человеческого духа. И то и другое в равной степени бесплодно. Духовное движение выражается в стремлении исполнить две наибольшие заповеди: о любви к Богу и о любви к человеку. Вот почему духовное движение по своему направлению крестообразно — вверх, от земли к небу, и в стороны, от сердца к сердцу.

Пытливому уму молодого человека свойственно стремиться к новым знаниям, особенно экзотическим, но в этих стремлениях я бы посоветовал помнить слова апостола Павла: «Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же. Учениями различными и чуждыми не увлекайтесь» (Ев 13, 8–9).

 1000-летие Крещения Руси

988 год — это подлинная, историческая или чисто символическая дата Крещения Руси?

— Чтобы ответить на этот вопрос, необходимо сделать небольшой экскурс в прошлое… Уже в пятом–шестом столетиях в Среднем Приднепровье сложился союз славянских племён, во главе которого стояло племя россов, жившее в бассейне реки Рось. Этот союз и положил начало древнерусской государственности. Древние летописи сообщают, что россы участвовали в походах славян на Византию. Многие из них принимали там христианскую веру. Знаменитый договор князя Игоря с Византией, заключённый в 944 году, свидетельствует о дальнейшем распространении Христианства на Руси.

Летописи повествуют и о путешествии княгини Ольги, вдовы князя Игоря, в Константинополь в 955 году, и о её крещении там. Занимаясь воспитанием внуков, она первая всеяла благородные семена христианской веры в сердце будущего крестителя всей Русской земли. В «Повести временных лет» говорится о Крещении Руси под 988 годом. Именно этот год традиционно считается датой принятия Русью Христианства в его восточной, православной форме и начала исторического бытия Русской Православной Церкви.

— Не означает ли это, что, не будь Владимира и его бабушки Ольги, оказавшей на него такое влияние, Русь осталась бы… языческой?

— Конечно же, нет! Провиденциально для принятия Христианства на Руси сложились объективные исторические и экономические условия… Я бы даже назвал это исторической неотвратимостью. Если бы не князь Владимир, то крестителем Руси мог бы, скорее всего, стать его сын Ярослав Мудрый. Не зря ведь сказано про них в летописях: что вспахал Владимир, то засеял Ярослав.

Можно только восхититься глубокой государственной мудростью Великого князя Владимира, который проникся пониманием: Русь не может далее развиваться в языческой вере. Поклонение различных племён множеству разных идолов порождало между ними недоверие, вражду, сеяло бессмысленные братоубийственные междоусобные войны. И ведь гибли при этом чаще всего не предводители племён, а простые люди. Кстати, мы видим это ещё и сегодня, когда огнём и мечом разрешается вопрос, чья вера лучше.

Владимир ещё в то далёкое время понял, что народам, населявшим Русь, нужны единая вера, единые нравственные идеалы и духовные ценности. Он понял, что Руси нужна единая «государственная идеология». В то время ею могла стать только государственная религия. Князь Владимир руководствовался не только религиозными, но и государственными побуждениями.

Крещение знаменовало собой становление принципиально нового национального самосознания, которое помогло русскому народу ощутить себя народом единой веры, исторически единым. Наши предки, славяне, создали великую и свободную Русь, колыбель трёх братских народов — русского, украинского и белорусского, связанных древними неразрывными узами единства рода и веры. А они сплотили окрест себя нерушимую и вечную семью других братских народов. Тем самым они заложили основание бытия нашего единого многонационального Отечества.

Христианство в корне изменило не только весь государственный уклад. Оно перестроило древнерусскую языческую семью на началах христианской нравственности, наложило свою яркую гуманизирующую печать на древнерусские гражданские законы, смягчив языческие нравы, обогатило славянские народы новыми научными и философскими понятиями, которые до тех пор не были им известны.

От введения Христианства выигрывали все сословия, кроме жреческого, которое становилось ненадобным. Некоторые из жрецов «ушли в подполье», некоторые сопротивлялись. Если на первых князь Владимир не обращал внимания, считая, что неразумно требовать всего сразу, то к сопротивлению феодальным реформам он был беспощаден. Но здесь я хочу подчеркнуть очень важную, принципиальную деталь: «огнём и мечом» вводилась не новая религия, а создавалось централизованное феодальное государство, то есть создавалось новое общество.

— Можно ли считать 988 год годом окончательной победы Христианства на Руси?

— Нет, это было её официальным началом. Даже в Киеве не все сразу крестились. Но, тем не менее, в первые три года христианская вера восторжествовала по всему «великому пути из варяг в греки». В некоторых регионах на Севере распространению Христианства оказывалось сопротивление со стороны остатков языческого жречества, волхвов. В Новгороде даже понадобилось вооружённое вмешательство. Для полной победы Христианству в нашем государстве потребовалось около века. С учётом масштабов Руси это был весьма малый срок. Скажу, например, что крестившимся одновременно с Русью Швеции и Норвегии потребовалось для полной победы новой религии около 250 и 150 лет соответственно.

Добро и зло

Можно ли, Ваше Высокопреосвященство, сказать, что большинство наших бед от того и происходит, что люди забыли Бога, забыли Церковь, забыли о душе своей?

— Это, по-моему, теперь уже аксиома; это уже всем ясно стало. Об этом откровенно говорят наши писатели, которые долгие годы боролись за правду жизни, наши исследователи точных наук, наша интеллигенция, служители искусства. Они носили в себе идею Бога! Кто защитил, например, наш гомельский Петропавловский собор? Светская интеллигенция. Мы же — были бессильны.

Действительно, были забыты заповеди Божии, классические заповеди Ветхого и Нового Заветов. Жили, да и сейчас ещё живём по закону естества и только естества.

— В чью же пользу сегодня соотношение добра и зла?

— Знаете, как повествуют об этом ветхозаветные источники? Спрашивают пророка: как Господь отнесётся к тому городу, в котором только тысяча, сто или вообще десять праведников, а остальные — грешники? Ответ прост: даже ради одного праведника Господь оставляет жить город, а образно говоря — человечество. И мы не погибли потому, что за нас боролись наши праведники, наши отцы, которые легли в землю, начиная с семнадцатого — восемнадцатого года и кончая последним концлагерем, который прекратил существование уже в наше время.

Гибли действительно праведники. Скажем, ныне у всех на устах имя профессора-священника Павла Флоренского, нашего великого богослова, который впитал в себя многие из знаний, доступных человечеству. Будучи в заключении, в ссылке, он работал, работал и работал и был представлен в первом списке лауреатов Государственной премии. Всё-таки добро несравнимо со злом, и какие-то проценты, какие-то численные понятия тут не работают. Важно другое: несмотря ни на что, мы должны трудиться в поте лица, должны сеять разумное, доброе, вечное.

О Чернобыле

— Сейчас во всём мире нет, наверное, человека, который не знал бы этого слова — Чернобыль. Название небольшого городка стало символом одной из самых страшных катастроф, когда-либо случавшихся в истории человечества. Последствия аварии растянутся на столетия, но уже и первые результаты ужасают. Учёные с тревогой говорят о чудовищных мутациях, происходящих в растительном и животном мире нашего региона, врачи — о стремительном росте раковых заболеваний, от которых больше всего страдают дети.

В последнее время общедоступной стала карта радиологической обстановки. Знакомство с нею ошеломляет. Как густо усеяна она точками, где раньше цвела жизнь, а сегодня жить смертельно опасно! И понятными становятся вопросы многих и многих жителей Беларуси: «Что с нами будет? Как могла произойти эта беда? Почему 70 процентов радиоактивных осадков осело на белорусской, и без того многострадальной, земле? Кто виноват? Только ли технические недостатки конструкции, только ли преступная халатность персонала и не менее преступные попытки замолчать аварию или преуменьшить её размеры?»

Эти моменты, несомненно, сыграли свою трагическую роль. Но никак нельзя сводить причины чернобыльского бедствия исключительно к ним. Соблазн — всё объяснить поверхностно, легко и просто, — таит в себе потенциальную опасность новой катастрофы: ведь если дело лишь в человеческом факторе, то достаточно усовершенствовать конструкцию, навести порядок и дисциплину, — и ничего подобного больше не повторится ни здесь, в Чернобыле, ни на любой другой атомной станции.

Но ни разум, ни сердце такой логики не приемлют. Чернобыльская беда отбрасывает столь зловещую и поистине апокалиптическую тень, что мысль невольно обращается к метафизическому, духовному видению её причин. Правильно понять их помогает православное учение о человеке и космосе.

Человек, — учит Православная Церковь, — является ипостасью земного космоса, а земная природа — продолжением его телесности. Мир следует за человеком, потому что он есть как бы природа человека, и в человеке обретает свой личностный ипостасный смысл. Человек для вселенной есть её упование благодати и соединения с Богом, но в нём также — опасность поражения и утраты. «Тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих», — пишет святой апостол Павел. И действительно, «тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее, в надежде, что и сама тварь освобождена будет от рабства тления в свободу славы детей Божиих. Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим. 8: 19–22). То есть по вине человека тварный мир покорился беспорядку и смерти после грехопадения и от человека ждёт своего избавления. А это значит, что любое, даже самое малое нарушение духовно-нравственного порядка, установленного Богом, которое Церковь называет грехом, неизбежно вызывает хаотические изменения, потрясения в окружающем нас чувственном материальном мире.

Эта мысль проходит через всю святоотеческую письменность и православное литургическое наследие. Вот как её выразил проповедник прошлого века архиепископ Херсонский Димитрий: «Грех есть нарушение и попрание того высочайшего Закона, исполнением которого держится в бытии и стройном чине вся вселенная; грех есть ниспровержение и разрушение того богоучреждённого порядка, которым сохраняется блаженный мир и покой вечного Царства Божия, и порядок этот не может быть иначе восстановлен, как полным проявлением правосудия Божия над преступлением и преступником».

Но это наказание Божие имеет воспитательное значение. Ведь Господь Сам говорит, что «Сын Человеческий пришел взыскать и спасти погибшее» (Мф. 18: 11) и хочет, как подчёркивает святой Павел, «чтобы все люди спаслись и достигли познания истины» (1 Тим. 2: 4). «Следует иметь в виду, — разъясняет эту мысль апостола преподобный Иоанн Дамаскин, — что Бог прежде всего хочет всем спастись и достигнуть Его Царства». И поэтому наказывает Он человечество не прямо, а через невинную бездушную природу, милуя и вразумляя нас, людей.

В этом смысле, например, блаженный Феофилакт Болгарский толкует чудо об иссохшей смоковнице: «Господь проявляет здесь… карающую силу, но, как человеколюбивый, являет не на людях, а на дереве… Он иссушает дерево, чтобы вразумить людей». А служба великого трясения (Минея, 26 октября) с изумлением видит в стихийных бедствиях проявление милосердия Божия: «Се, все мы согрешили, земля же не согрешивши мучается: ибо наказуя нас, Человеколюбивец всю её колеблет! Приидем же в чувство и о спасении своём попечемся» (Песнь 9 первого канона).

Чернобыльская беда не представляет исключения. И здесь Господь по милости попустил стихийное бедствие, чтобы люди пришли в чувство. И здесь экологическая катастрофа стала следствием мучительного расстройства экологии человеческого духа. Примеры у всех нас перед глазами. Пресса и радио пестрят сообщениями о том, как широко разливается по нашей земле мутный поток беззакония, какие ужасающие размеры принимает нравственное одичание общества, какие низменные пороки и страсти свирепствуют среди людей века сего! И это несмотря на то, что после аварии прошло уже восемь лет! О том, что каждый может стать её жертвой сегодня, завтра или через несколько лет, знает у нас и стар, и млад. Но как мало тех, кто внутренне встрепенулся, отряс с себя прах прежней жизни, обратился от греха на пути непорочности, ведущей к Богу, делая дела, достойные покаяния!

Произошло, наверное, то, что страшнее самой аварии. Люди привыкли к ней, сжились с ней. Время притупило чувство страха смерти и ужаса, предчувствия личной и вселенской катастрофы. Будничными стали и жертвы, которые она продолжает собирать с нарастающей силой. Люди очнулись от первого оцепенения, осмотрелись, убедились, что жить можно, и вновь совратились на пути кривые. Божественная педагогика не была вознаграждена массовым обращением к Богу и покаянием. Пафос Чернобыля так и остался уделом собраний и митингов, все мы не приняли эту беду в своё сердце, не осознали как глас Божий. И как тут не вспомнить слов пророка Исаии: «Увы, народ грешный, обремененный беззакониями.., во что вас бить еще продолжающих свое упорство? Вся голова в язвах, и всё сердце исчахло. От подошвы ноги до темени головы нет у него здорового места… Земля опустошена, города ваши сожжены огнём… Все опустело, как после разорения чужими» (Ис. 1: 4–7).

Откуда это упрямое неприятие Божия зова, эта обида на Бога за Его желание извлечь человека из тьмы к свету? Аскетика называет такое состояние отчаянием.

«Отчаяние, — пишет святитель Игнатий Брянчанинов, — есть отвержение деятельной живой веры во Христа.., обличитель укоренившихся в сердце неверия и самости». Этот род греха «объемлет нередко целые общества человеческие и навлекает на них казнь Божию». В его развитии существует определённая последовательность, динамика. Грех содеянный и нераскаянный производит отчаяние, а отчаяние порождает окаменение сердца, поражает совесть и чувства. Возникает желание оправдать себя, и отсюда — тот горький вопрос, который приходится слышать на каждом шагу: «За что Бог нас так наказал?»

К сожалению, «Чернобыль» чаще видится как катаклизм внешний, жестоко и незаслуженно обрушившийся на нас, ниспосланный, а не попущенный свыше. Люди никак не хотят признать своей вины, не соглашаются в своей свободной воле увидеть подлинную причину всех страшных бедствий и скорбей и, в конце концов, повторяют грех праотца Адама, который, по слову преподобного Симеона Нового Богослова, «не захотел сказать «согрешил», а сказал противное тому и поставил виновником преступления своего Бога… говоря Ему: жена, которую Ты мне дал, она дала мне от дерева, и я ел; а за ним она сложила вину на змия; и не восхотели они совсем раскаяться и, падши пред Господом Богом, просить у Него прощения».

Но кто поможет нашим людям сбросить гнетущие оковы уныния и безысходности, кто, подобно доброму Самарянину, взольёт на их душевные раны елей надежды и успокоения, вино Божией истины и правды? Никто не сделает этого лучше христиан. Своей искренней жизнью по вере, подвигом любви, милосердия и сострадания мы призваны служить тем, «которые слепы разумными очами, не понимают, что есть воля Божия, или понимают, но хромы и неподвижны к её исполнению…»

Своим сердцем милующим мы должны раскрыть им высший смысл бедствий и страданий. «Что такое сердце милующее?» — спрашивает Исаак Сирин и отвечает: «Возгорание сердца у человека о всём творении: о людях, о птицах, о животных… и о всякой твари. При воспоминании о них и при воззрении на них очи у человека источают слезы от великой и сильной жалости, объемлющей сердце. И от великого терпения умиляется сердце его и не может оно вынести, или слышать, или видеть какого-нибудь вреда, или малой печали, претерпеваемых тварью. А посему и о бессловесных, и о врагах истины, и о делающих ему вред ежечасно со слезами приносит молитву, чтобы сохранились они и очистились».

Если будет биться в нашей груди такое сердце, то поймут люди учение Церкви о том, что огненными испытаниями попаляет и очищает Господь грех, который служит началом всех скорбей и бедствий, которым подвергается вообще человечество, подвергаются человеческие общества, подвергается каждый человек в частности. Понятным станет для них и светлый жизненный оптимизм христианина.

Однако в наших серых буднях мы нередко напрочь забываем, что это понятие значит, и полезно было бы чаще приводить себе на память дерзновенное видение христианского достоинства, запечатлённое во вдохновенных творениях святоотеческой письменности.

Спросим себя беспристрастно, соответствуем ли мы, каждый из нас, и я и ты, этому высокому небесному призванию христианина? Конечно же, нет! Мы, скорее всего, оказываемся теплохладными и поэтому считаем такие мнения, даже если они исходят от святых отцов, идеальными, то есть попросту нереальными. А почему? Да потому, что в Христианстве ищем, прежде всего, собственного духовного уюта, личного утешения, остаёмся и в вере себялюбами, боимся подвига и связанных с ним скорбей и страданий.

Вот как о таком неправильном, ложном духовном устроении писал Макарий Оптинский: «Полагая найти любовь Бога в утешительных чувствах, вы ищете не Бога, а себя самого, то есть собственного утешения, избегая тем самым стези страданий, потому что считаете себя потерянным без духовных утешений». О таких христианах однажды воскликнул сквозь слёзы преподобный Марк Подвижник: «Горе земле, потому что христиане на ней таковыми только по имени нарицаются, а на деле не таковы!»

И потому своё служение миру и ближнему нам надо начать с покаяния. А оно-то как раз и меньше всего присутствует в нашем сознании. Наше покаяние сводится, в основном, к исповеди, к простому перечислению грехов. В нас укоренилась какая-то странная уверенность, что достаточно исповедывать Христа Богом, посещать храм и молиться, чтобы наследовать жизнь вечную. О необходимости жить по Его заповедям мы думаем меньше. Это опасное заблуждение.

«Кто именуется христианином, — учит преподобный Симеон Новый Богослов, — и, говоря, что исповедует Христа Богом и верует в Него, в силу одного такого исповедования думает, что есть христианин и имеет сподобиться Царствия Христова, тот обманывается… Кто не творит заповедей Христовых, пусть не думает, что не отрицает тем Христа. Нет, в каждом преступлении заповеди Христовой он отрицается от Христа; как, наоборот, кто творит заповеди Христовы, тот каждым исполнением заповедей исповедует Христа».

При таком напряжённом внутреннем делании заповеди Божии обязательно станут для нас законом естества, и нас больше уже не будет удовлетворять только личная вера. Появится потребность обнаружить её, засвидетельствовать делами, подвигом служения ближнему, ибо, по слову блаженного Феофилакта, «отличительное свойство христианина — быть полезным для других». Сколько добрых дел совершим мы тогда, какие горы человеческих скорбей, уныния и безысходности сможем сдвинуть, и как иначе, просветлённо, с живой верой в благой Промысл Божий смогут все наши соотечественники вместе с нами переживать и преодолевать последствия и всенародной чернобыльской беды!..

По свидетельству Священного Писания, есть мера терпения Божия, когда беззакония человека или человеческого сообщества «превосходят главу его». Так, не устояли города Содом и Гоморра, в которых не обрелось и десяти праведников. Но не истребился народ Божий с лица земли во времена пророка Илии, потому что было в нём семь тысяч неведомых пророку человек, сохранивших веру в Истинного Бога! И сегодня каждый из нас должен жить, как если бы он был одним из последних, который может спасти свой город, свой народ подвигом веры и личного благочестия. Какое число исполним мы? Число погибели или спасения? Решение этого вопроса — личный удел каждого. «Господи, даждь нам слезы, и память смертную, и умиление», — ежевечерне молимся мы, отходя ко сну. И вот эта «память смертная», готовность в любой миг предстать пред Господом и дать ответ о соделанном за все годы жизни и за тот час, когда застал тебя Господь, — именно эта личная память каждого из нас жизненно важна для всего человеческого сообщества.

Не исчисление времён и сроков исполнения апокалиптических пророчеств, не гадание о грядущем, а твёрдое стояние пред Богом горящей свечой веры, когда свет во тьме светит и тьма не объемлет его, — в этом спасение человека, народа, человечества.

Но «вера без дел мертва», — говорит апостол Иаков. И поэтому возникают приходы и строятся храмы на заражённых чернобыльской радиацией территориях.

В Минске в память о погибших и страждущих от Чернобыльского бедствия возводится храм в честь иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость». Вера и дела православных христиан являют нам живое свидетельство о неизреченной милости и безграничной любви Творца к Своему творению. «Дерзай, чадо! Прощаются тебе грехи твои», — сказал Господь наш Иисус Христос расслабленному (Мф. 9: 2), или парализованному, как говорим мы теперь, человеку. И тот встал!

Не дерзости осуждения и злопамятства ждёт Творец от нас, расслабленных духом, душой и телом, но дерзновения веры и дел. И не о нашей ли кровоточивой Родине промыслительно сказал Спаситель: «Дерзай, дщерь! Вера твоя спасла тебя» (Мф. 9: 22)?!

Девяностые

— Какой была для Белорусского Экзархата первая половина 90-х годов?

— Шесть лет последнего десятилетия XX века были столь насыщены событиями в жизни Православной Церкви на Белой Руси, что при взгляде на прожитое порою охватывает удивление — словно целая жизнь прошла за это малое время, и по плотности событий час был, как день, неделя — как месяц, месяц — как год. Иногда восскорбишь сердцем о множестве мирской суеты… Но она неизбежна для крестного служения архиерея и весьма тяжела для монаха, которым каждый архиерей и был, и есть, и призван оставаться. В такие минуты слова Псалмопевца укрепляют сердце, а будничная суета обретает высокое значение и непреходящий смысл: «Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу» (Пс. 113: 9).

За это краткое время на Белорусской земле Господь прославил имя Своё воссозданием епархий, существовавших в разные периоды истории Беларуси, и учреждением новых кафедр, необходимость организации которых стала требованием времени. Из десяти епархий на территории нашей республики, составляющих в совокупности Белорусский Экзархат Московского Патриархата, к примеру, Туровская кафедра была учреждена и как древнейшая наряду с Полоцкой, и как особенно необходимая сегодня для окормления жителей районов, пострадавших от чернобыльской радиации.

Сегодня многие не любят говорить на эту тему, но фактом является то, что переселенцы и беженцы из заражённой зоны возвращаются в родные места и возобновляют в них привычную им жизнь, потому что не могут закрепить корни вне своей малой родины. Ведь белорусское Полесье прекрасно дивной природой, историей, традициями! И вот эти вернувшиеся в родные места люди начинают своё обустройство с того, что… строят храмы! Так, в деревне Тульговичи православный храм был разобран при ликвидации последствий аварии и зарыт в общем могильнике. Но вернувшиеся «к отеческим гробам», где даже дым и «сладок и приятен», жители собрали 27 подписей под ходатайством об открытии церкви, и ныне в приспособленном для богослужений пустовавшем доме уже совершаются Божественные литургии. Очень символично, что начало регулярным богослужениям здесь было положено в Богоявленский сочельник сего года. В радиационной мгле воистину «свет Твой, Господи, знаменася на нас» (Тропарь Богоявления).

В этой же зоне в посёлках Хойники и Юровичи действуют женские монастыри в честь Покрова и в честь Рождества Пресвятой Богородицы. Они возникли недавно, но мужество и стойкость насельниц и священнослужителей этих монастырей и приходов поддерживают местное население на их крестном жизненном пути, и они не чувствуют себя одинокими, оставленными и никому не нужными, потому что сплачиваются и духовно, и в буквальном смысле слова вокруг обителей и храмов — Домов Божиих.

По свидетельству правящего Туровского архиерея, в местах, где совершается молитва и вся жизнь проходит пред лицом икон — образов Божиих,— радиационный фон столь существенно снижает свой уровень, что мы воспринимаем это как чудо и свидетельство силы Божией, которая совершается в немощи человеческой. В храме и в общине эти люди спасают и свои жизни, и свои души. Опалённые невидимой смертью, они, по слову Господню, избирают жизнь, чтобы жить (Втор. 30: 19), и жизнь жительствует!

Именно к такому выбору был призван весь народ Беларуси своим Президентом Александром Лукашенко в Минске в день Покрова Пресвятой Богородицы во время закладки капсулы в основание храма в честь Всех святых в память о безвинно убиенных в Отечестве нашем.

Единение через покаяние и храмоздание — это, действительно, то, что сегодня способно объединить народ во славу Божию ради спасения Отечества и укрепления Церкви Христовой. Пример тому — возрождение Храма Христа Спасителя в Москве, восстановление Креста преподобной Евфросинии, игумении Полоцкой, в Беларуси, обретение новых даров и возвращение множества святынь Божиих изнемогающему роду нашему по всему лицу Святой Руси — и Белой, и Великой, и Малой.

Совсем недавно мне довелось обратиться со словом к участникам Первого Всебелорусского Народного Собрания, которое проходило 19–20 октября сего 1996 года в Минске. Обсуждались важнейшие вопросы жизни Белой Руси как народа и как государства, и представители всех слоёв белорусского общества имели счастливую возможность выслушать друг друга, чтобы, если благословит Господь, единым соборным усилием умиротворить и самих себя, и жизнь народа в нашем Отечестве. И мне было отрадно видеть и слышать, что идея соборности, причём не только общебелорусской, но и всеславянской, общехристианской, преобладала в словах и настроениях посланцев нашего народа со всех концов Беларуси.

Я говорил тогда, что конституции многих государств мира начинаются словами: «Мы, народ…» И эти первые слова должны быть всегда основаны на предполагаемом единодушии и единомыслии всех членов общества, что на церковном языке и означает слово «соборность». Именно с соборностью неразрывно связано могучее качество державности славянских народов. В этом состоит основа основ государственного строительства. «Мы, народ…» — это краеугольный монолит, и чем плотнее друг ко другу расположены его части, тем надёжнее будет стоять всё здание.

В равной степени этот принцип относится и к проблеме общехристианского единства перед лицом всеобщего духовного обнищания. Я не напрасно говорю об этом. Потому что Минск был избран местом проведения 1–3 октября 1996 года Второй Межконфессиональной конференции «Призваны к одной надежде в союзе мира». Представители традиционных христианских Церквей и религиозных организаций из стран СНГ и Балтии, Восточной и Западной Европы, США и иных стран и регионов обсуждали не принципы абстрактного механического слияния христианских конфессий, в чем порою несправедливо упрекают подлинно христианский экуменизм, но совместное свидетельство об Истине своему народу и всему миру.

В итоговом документе конференции есть замечательные слова: «Участники конференции свидетельствуют единство в убеждённости, что их совместные труды по преодолению проблем современного общества, а равно усилия по установлению добрых взаимоотношений между христианами разных исповеданий — весьма полезны для свидетельства Истины Христовой разделённому миру. Дай Господь, чтобы труды эти совершались с особым усердием, в совершенной преданности заповеди Христа Спасителя: «Так да светит свет ваш перед людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного» (Мф. 5: 16)».

Значение этого форума как для нашей Церкви, так и для межхристианского сотрудничества во всём мире столь велико, что в его адрес направили свои приветствия Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, Президент Республики Беларусь А.Г.Лукашенко, Папа Римский Иоанн Павел II.

К любви и добрым делам призваны все священнослужители без малого тысячи приходов Белорусского Экзархата. Ради этого существуют под покровом чудотворной Жировичской иконы Божией Матери в Свято­Успенском монастыре Минская Духовная Семинария, возобновлённая в 1989 году; Минское Духовное училище, которое с 1989 года готовит регентов и церковнослужителей; Богословский факультет Европейского гуманитарного университета в Минске (с 2004 года — Институт теологии Белорусского государственного университета. — Прим. ред.), выпускающий из своей среды опытных катехизаторов и преподавателей для системы церковного и государственного образования; приходские иконописные классы и воскресные школы, многочисленные братства и сестричества милосердия… О вящей славе Господней молятся и сего ради трудятся братия и сестры двенадцати монастырей на нашей земле.

Сегодня мы создаём первую в истории Православной Церкви на Белой Руси Белорусскую Духовную Академию. Она, с одной стороны, даст возможность полнее раскрыть богатый духовный и научно­богословский потенциал нашей Церкви, а с другой — в ещё большей степени привлечёт к себе деятельную научную и творческую интеллигенцию, во всяком случае, ту её часть, для которой Бог — Отец, а Церковь — Мать.

С сожалением я должен отметить, что и разделение в среде нашего народа существует и имеет своих приверженцев и служителей. Вероятно, геополитическое положение нашего государства имеет столь важное значение для ближних и дальних восточных и западных соседей, что принцип тех, кого Священное Писание называет «сынами противления», — «разделяй и властвуй», способен принести и, увы, приносит горькие плоды. Пересмотр всего исторического опыта белорусов, попытки искусственного, а порою даже насильственного возрождения чуждых народу форм организации его духовной жизни мы видим в усиленной пропаганде унии, которая осуществляется вопреки не только очевидному смыслу, но и простейшему социологическому анализу состояния дел в межконфессиональной сфере общественной жизни. Не то является парадоксом, что кто­то из среды интеллигенции или студенчества вдруг «затосковал» об униональном периоде жизни Белой Руси, и даже не то, что эта «тоска» имеет ярко выраженный политический характер в стиле лозунгов «Беларусь — в Европу!», но то, что униатских прихожан в полноценном смысле этого понятия почти нет, а схема церковно­политического устроения новоявленной «унии» как некоей «национальной религии белорусов» уже давно разработана и усиленно импортируется в наше общество!

Историческому и богословскому рассмотрению унии 1596 года была посвящена церковно­научная конференция в Бресте, проводившаяся 16–19 сентября прошлого 1995 года. Ведь общество не слишком хорошо осведомлено о том, что 400 лет назад, когда несколько православных в прошлом архиереев на своём, в общем, весьма келейном «соборе» присягали на верность Риму и подписывали от имени народа униональные документы, в Бресте состоялся другой — православный — Собор, который имел каноническое право и полноту всенародного представительства и не принял этого сговора архиереев­отступников с государственными властями Речи Посполитой, в состав которой входила Беларусь того времени. Рассказ о нём, о его участниках и последствиях стал главным мотивом проведения конференции.

Время… Оно лучше всякого эксперта расставляет все точки над «і». Но мы не можем благодушествовать и ждать объективного суда истории. Мы должны, образно говоря, свидетельствовать истину сегодня, каждое мгновение своей жизни, дабы не постыдиться, будучи призванными потомками на этот суд.

А потому множество дел лежит за нашими плечами, немало трудов изо дня в день полагает Белорусская Православная Церковь в укрепление духа деятельной любви Божией в своей среде и во всём нашем обществе. Все мы сознаём, что впереди ещё больше забот и ещё выше ответственность, потому что «не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий»
(Мф. 25: 13). И потому мы запасаем елей плодов Духа Святого и добрых дел для светильников наших, дабы они не угасли, когда придёт час выйти в Сретение Господа нашего Иисуса Христа, Ему же честь, и слава, и поклонение.

Церковь и национальная самобытность

Ваше Высокопреосвященство, учреждение Белорусского Экзархата совпало с началом тяжёлых потрясений в обществе и с распадом существовавшего тогда государства. Ставила ли в то время Церковь на белорусских землях задачу восстановления национальной самобытности народа, осознания его этнической неповторимости? Насколько важна и актуальна была эта задача, и менялась ли её значимость в течение последних десяти лет?

— Как Вы помните, восстановление Православной Церкви в её исторических и социальных правах началось в период празднования 1000-летия Крещения Руси. Это был воистину промыслительный повод к началу церковного возрождения и духовного преображения общества. Процесс этого преображения ещё далёк от завершения, подчас ему сопутствуют весьма болезненные явления. Премудрый Екклесиаст сказал, что «кто умножает познания, умножает скорбь» (Еккл. 1: 18), а продолжая эту мысль, можно заметить, что и скорби, в свою очередь, умножают знание…

Давайте вспомним некоторые даты: спустя год после Юбилейного празднования Священный Синод Русской Православной Церкви на заседании 6 июля 1989 года принял постановление восстановить Полоцкую, Могилёвскую и Пинскую епархии с последующим утверждением на предстоящем Архиерейском Соборе. Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, состоявшийся 9–11 октября 1989 года в Свято-Даниловом монастыре, принял определение об образовании Белорусского Экзархата Московского Патриархата, утвердив решение Священного Синода об образовании трёх исторически существовавших белорусских епархий.

Каждый, кто хоть немного знаком с историей Белой Руси, знает, какое огромное значение для формирования национального и государственного самосознания белорусов имели в нашей тысячелетней христианской истории Полоцкая, Могилёвская, Туровская, Минская епархии. Сам факт их восстановления и современного развития говорит о продолжении Православной Церковью в наши дни дела духовно-нравственного воспитания народа, которое в своё время совершали святые отцы и матери наши — преподобная Евфросиния Полоцкая и святитель Кирилл Туровский, архиепископ Могилёвский и Белорусский Георгий (Конисский) и праведная София, княгиня Слуцкая, и недавно прославленные новомученики земли нашей.

Этническое становление белорусского народа, как и его государственность, имеет христианские корни, без которых немыслима историческая самобытность жителей Белой Руси. Именно поэтому возрождение Белорусской Православной Церкви и все аспекты этого сложного и многопланового процесса в большой степени отражают состояние современного национального самосознания белорусов. И задача эта не теряла своей актуальности не только в последние десять лет, но в течение последних десяти столетий. Ведь задачей Церкви Христовой во все времена было и остаётся преображение души человека, научение паствы жить по заповедям Божиим, или, говоря словами Библии, «ходить пред Богом». И по мере того, как человек любой национальности возрастает в духовном отношении, — он совершенствуется и как сын своего народа, и как гражданин своего земного Отечества.

Владыка, не уменьшится ли полученная Экзархатом самостоятельность в решении внутренних вопросов в связи с реальным возникновением Союзного государства России и Беларуси?

— Административная самостоятельность Белорусского Экзархата в вопросах его самоуправления не зависит от той или иной формы государственного устройства. Наша каноническая принадлежность Матери-Церкви — Московскому Патриархату — это вопрос церковной истории и канонического права.

Союз России и Беларуси в свою очередь имеет исторические традиции и весьма серьёзные религиозные, социальные, культурные, экономические и политические предпосылки. Церковь потому и поддерживает союз двух славянских народов, что он отражает справедливые народные чаяния.

Ваше Высокопреосвященство! Каковы Ваши суждения о необходимости создания полнокровного и полноформатного союза двух братских славянских народов? По нашему мнению, этот вопрос чрезвычайно важен и для общественности России и Белоруссии, и для всех ветвей власти наших государств.

— Вопрос этот не чрезвычайно важен… Он жизненно важен для России и Белоруссии! Причём важен он в равной степени для обеих сторон.

Своими корнями этот вопрос уходит в глубокую давность… Идея создания Союзного государства России и Белоруссии, как мне кажется, не имеет точно определённого исторического возраста. В самые разные времена и столетия вопрос «быть вместе или быть порознь» возникал постоянно, однако решался предками нынешних россиян и белорусов подчас радикально противоположным образом.

Не стану углубляться в историю, но вспомню лишь, что в отношениях Полоцкой, Киевской, а позднее — и Московской земель решение «с кем быть» давалось всем сторонам нелегко, а порою и не без крови…

Во времена Великого княжества Литовского, территориальную основу которого, как Вы знаете, составляли этнические пределы современных белорусов, а культуру формировала элита «литвинов», как тогда называли жителей белорусских земель, — вопрос союзнических отношений также был весьма сложен. Тем более эта сложность не уменьшилась в конце XIV века после сближения православного Великого княжества Литовского с католической Польшей. Ну а после Люблинской унии 1569 года, когда на карте Европы появилась Речь Посполитая, это государство выясняло отношения с Московским Царством и впоследствии с Российской империей в русле непримиримого противостояния.

И здесь мне хотелось бы обратить особое внимание на то, как вольно или невольно Вы сформулировали в своём вопросе принципиальную основу трагического разделения интересов, которая пребывает актуальной в течение веков нашей общей истории и обостряется в той или иной степени в разных обстоятельствах. Вы назвали идею сближения наших народов чрезвычайно важной «и для общественности, и для всех ветвей власти обоих государств». Истинно так! Но только интересы народов и властей далеко не всегда совпадали.

Приведу исторический пример. В составе Речи Посполитой представители власти и дворянства Великого княжества Литовского год за годом, век за веком оставляли православную веру отцов и переходили в Католичество. На то у них были свои политические и экономические резоны, которые проистекали из доминирующего положения Польши в этом союзном государстве. Но с утратой веры утрачивались и национальная идентичность, и национальное достоинство власть имущих литвинов. А сохранялась память о своих православных корнях и о своей исторической православной чести именно в среде простых людей, «люда посполитого» — крестьян, мещан, купечества, духовного сословия.

Ударом в самое сердце православных граждан Речи Посполитой стала Брестская церковная уния 1596 года, самочинно подписанная архиереями-отступниками якобы от имени всего православного народа.

Народ же созвал в Бресте свой Собор, подлинным героем которого был Великий гетман Великого княжества Литовского князь Константин Константинович Острожский, в крещении Василий. Оставаясь в среде властей предержащих в трагическом одиночестве, он призвал духовенство и мирян пуще зеницы ока беречь, хранить и защищать Святое Православие и всю свою жизнь посвятил этой цели. К слову, нынешний 2008 год стал для Белорусской Православной Церкви Годом благоверного князя Константина-Василия в память о 400-летии его кончины.

Именно в этот период трагически, до крови, до мученичества обострилось противостояние религиозных, национальных и патриотических интересов православной «общественности», если пользоваться Вашей формулировкой, и «всех ветвей власти» Речи Посполитой.

Имена таких белорусских святых, как Могилёвский святитель Георгий Конисский, благоверная Слуцкая княгиня София, Брестский преподобномученик игумен Афанасий, Экзарх Константинопольского Патриарха священномученик Никифор Кантакузен, а также неисчислимый сонм героев отеческой веры сегодня определяют принципиальные позиции белорусской нации в вопросах и церковного, и — позволю себе заметить! — государственного строительства.

Поняв строй их мысли и образ их действий, современный политик, культуролог, обществовед и иной специалист в социальной области сможет понять сложные механизмы формирования национальной белорусской идеи.

Размышляя о современном развитии идеи Союзного государства, учёные, политические и государственные мужи нынешней России и Белоруссии неизбежно обнаруживают единственный воистину непоколебимый фундамент для полноценной общности наших народов: Святое Православие.

Мы привыкли называть друг друга «братскими народами», но мы редко задумываемся всерьёз, что стоит за словами этого определения.

Да, мы славяне, братья по крови. Но за многовековую историю братья пролили немало крови друг друга…

Да, в 988 году в единой для наших предков купели Днепровского Крещения мы были призваны к христианскому бытию. Но и потом междоусобицы веками не прекращались на исторически православных землях, которые составляют в наше время Российское, Белорусское и Украинское государства.

Да, преодоление злокозненной унии привело к воссоединению с Матерью-Церковью сотен тысяч белорусов. «Отторгнутые насилием возвращены любовью», — как было написано на памятной российско-белорусской медали того времени. Но эта любовь не всегда определяла отношение Империи к её «Северо-Западному краю».

Таких противопоставлений — «да, но…» — в нашей общей истории можно привести немало. Однако именно в их преодолении находится залог сегодняшнего успеха в построении Союзного государства. Чтобы надёжно строить будущее, нужно внимательно смотреть в прошлое.

А при внимательном взгляде мы увидим самое главное условие единства наших братских и единоверных народов. Я не назову вам это условие, я его возглашу, как поёт наша единая Матерь-Церковь за богослужением, вознося к Богу свою молитву о единстве единоверных и единокровных: «Утверди, Боже, святую православную веру, веру православных христиан».

^ Может ли Церковь своими средствами способствовать единению и сплочению русского и белорусского народов?

— Именно это она и делает все века своего бытия в землях, получивших наименование «Святая Русь».

Постараюсь быть предельно конкретным: что, по-Вашему, является высшим историческим авторитетом для верующего человека? Именно так! Жития святых. Потому что здесь в реальных судьбах и жизненных подвигах конкретных людей проявляется истинный смысл истории стран и народов. Десять ангажированных историков выдвинут десятки толкований одного и того же исторического события, но православное сердце поверит в первую очередь житию святого, который совершал свой подвиг в то самое время.

Потому что жизнеописание святого его агиограф составляет со страхом Божиим. То есть так же, как совершает свою жизнь человек, стремящийся к преодолению грехов и страстей, а иными словами — восходящий к святости. Вспомним, что сказано в Писании: «Начало мудрости — страх Господень, и познание Святаго — разум» (Притч. 9: 10). Напомню, что страх Господень — это не ужас перед Всемогущим Творцом (хотя и это разумно), но опасение огорчить Господа своим недостоинством, страх богооставленности, невыносимость пустоты, которая неизменно возникает там, где человек оттолкнул от себя хранящую десницу Бога.

Политики разных государств могут делить всё, что угодно: ресурсы и собственность, интересы и сферы влияния, историю своих государств и дивиденды от политических манёвров… Всё, кроме одного: кроме истории святости своих народов.

Мыслимо ли, чтобы верующие русские, белорусы и украинцы делили Собор Всех святых на «своих» и «чужих»? Можно ли представить, что Псково-Печерские отцы станут «чужими» для православных в Белоруссии, что к отцам Киево-Печерским русские не поедут, потому что они «не наши», а украинцы забудут святыни Белой Руси по политическим мотивам?

Прости, Господи, что произношу эти слова… Но вот Вам и ответ на вопрос, чем и как Церковь способствует единению и сплочению людей. Символ исторического единства не только наших, но всех христианских народов сформулирован апостолом Павлом без малого две тысячи лет тому назад: «Один Господь, одна вера, одно крещение» (Еф. 4: 5).

Испытующие взоры наших святых предков — от равноапостольного князя Владимира до новомучеников XX столетия — это историческая совесть наших народов. Именно на этом основании строит своё единство Православная Церковь в России, в Белоруссии, на Украине.

И не посоветую никому питать иллюзии по поводу того, что эту совесть можно заставить замолчать. Даже при численном меньшинстве верующих христиан в обществе голос их исторической совести никогда не умолкнет, потому что он вдохновляется Евангельской любовью к Богу и к человеку. А Христов апостол Павел свидетельствует, что «любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1 Кор. 13: 8).

Память о Святой Руси, которая никогда не разделялась национальными межами или государственными границами, стала частью генетической памяти современных потомков древних русичей и последовавших за ними поколений христиан. Не стану отрицать, что в отдельных частных случаях встречается амнезия и в христианском сообществе наших братских народов, но это, как правило, клинические исключения, подтверждающие правило.

Мы беседуем уже не накануне, но в начале торжеств, посвящённых 1020-летию Крещения Руси. Эта годовщина становится своеобразным экзаменом нашего современного стояния в вере и готовности словом и делом защищать единство братских народов во Христе Иисусе, Господе нашем. Что ж, будем держать ответ перед Богом, людьми и христианской совестью. Вот только ответ этот должен быть и будет не коллективным, а личным: один на один с Творцом, один пред всем сонмом святых, один на один перед судом истории своей семьи, своего рода, своей нации, своих потомков.

Тревоги Церкви

Какие проблемы и угрозы стоят сегодня перед Православной Церковью? Какие тенденции во внутрицерковной жизни наиболее тревожны?

— Мне не кажется верным, что в формулировке вопроса Вы говорите об угрозах и тревожных тенденциях в адрес Церкви. За Церковь я спокоен, ибо её Глава и Основатель Господь наш Иисус Христос твёрдо сказал: «Я создам Церковь Мою, и врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 18). Но меня беспокоит состояние умов и сердец людей в церковном лоне.

В Православную Церковь пришло новое поколение христиан, которое включает в себя верующих и юного, и среднего, и старшего возрастов. Иным стал состав священнослужителей, прихожан, церковных активистов. Освободившись от уз, Церковь глубоко вздохнула, но вместе со свежим воздухом в её лёгкие вошли и некоторые миазмы современного общества. Это если говорить образно… На практике люди пришли в храм со многими личными комплексами, которые впитаны ими за атеистические десятилетия, за период бездуховности в её религиозном смысле, за годы перестроечно-реформенной суеты.

В последовании церковного Таинства Исповеди священник произносит над человеком, пришедшим для покаяния, слова: «…Пришел еси во врачебницу, да не неисцелен отыдеши». Церковь — это врачебница, то есть больница для тех, кто чувствует, что его душа больна грехами. Когда же больной, которому следовало бы с помощью церковных Таинств заниматься врачеванием своей души, исследованием своих болезней с целью исцеления, начинает вместо этого поучать всех, кто встречается на его пути, требует пересмотра лечащего состава и вообще предлагает перестроить врачебницу согласно его собственным представлениям, то это уже серьёзное клиническое проявление глубинного недуга.

Всевозможные церковные брожения, которые стали возникать в нашей среде, — это проявления индивидуальных нецерковных качеств части клира и паствы и их личных комплексов под прикрытием «ревности о вере», «заботы о чистоте Православия», «охранения веры отцов от модернизма» и так далее. Не имея ни глубоких знаний в области истории Церкви и богословия, ни систематического религиозного образования, ни достаточного духовного опыта, вчерашние общественники и общественницы, едва освоившись в новой для себя среде, пытаются учить Церковь, как ей жить.

Отсюда это брожение чувств и эмоций, связанных с ИНН, с новой системой компьютерного учёта в паспортной и пенсионной сферах, с обвинениями Русской Православной Церкви в экуменизме, который сами обвинители толкуют весьма превратно, с требованиями канонизировать того, кого изволит та или иная «группа товарищей», и другие искушения. Но это лишь вершина айсберга, а под видимой поверхностью скрывается свой клубок проблем. Пользуясь слухами и пересудами, вновь пришедшие в храм Божий пытаются учить всех и вся различным суевериям и выдумкам, выдавая их за церковное благочестие и за правила поведения в храме и в жизни.

Разумеется, здесь сразу же уместно вспомнить совет апостола Павла, данный им ещё на заре Христианства в Первом Послании к Тимофею: «Негодных же и бабьих басен отвращайся, а упражняй себя в благочестии» (1 Тим. 4: 7). Но сколько же вреда наносится этими новоявленными лжеучителями тем, кто действительно переступает порог храма в поисках Бога, ради встречи с Творцом, для исцеления души! Эту опасность нельзя недооценивать, потому что она может исказить черты радостного, пасхального, жизнеутверждающего Православия в глазах людей, которые лишь начинают присматриваться к нему.

Говоря о тревогах, Вы, вероятно, имели в виду усиленные попытки внести элементы раскола в Русскую Православную Церковь. Действительно, не видеть таких усилий невозможно, ибо они всегда скоординированы, чётко управляемы и используют заранее заготовленные поводы, которые, впрочем, в большинстве случаев сами же и создают. Действительно, некоторые члены Церкви отпадают от неё, становясь жертвами антицерковной пропаганды, или становятся проводниками смут в некоторых приходах и монастырях. Но здесь мне вспоминаются слова одного почтенного белорусского протоиерея, который всю свою жизнь служит в небольшом сельском приходе. Ему уже восемьдесят один год, и однажды, вспоминая, как в былые времена у него требовали отречения от сана, грозили всякими преследованиями и ставили в пример некоторых отказников, он сказал: «Жаль, что они отпали… Но я рад, что в результате Святая Церковь стала крепче и сильнее, потому что так Господь очистил её от шелухи и ржавчины».

 Молодёжь и Церковь: крепка ли сегодня эта связь?

— Молодёжь, как известно, не терпит формализма. Там, где в приходской жизни допускается формальное отношение к богослужению, к молитве, к посту, — молодёжи будет немного. Молодые люди как-то особенно чувствительны к фальши и одновременно весьма восприимчивы к искреннему слову и делу.

Пока человек молод, он ищет способы самовыражения и самоутверждения. Церковь предоставляет ему богатые возможности для этого. Но проблема состоит в том, что достойно самовыражаться и плодотворно самоутверждаться можно лишь при условии строгой духовной, или внутренней, дисциплины. А это свойственно далеко не всем.

Ваш вопрос сформулирован так, как будто Церковь и молодёжь — это две совершенно автономные сферы. На деле есть молодёжь церковная и нецерковная, и неожиданностей в обеих частях молодёжной среды бывает предостаточно. В семье священника могут быть легкомысленные в духовном отношении дети, а в семье офицера — глубоко верующие; рок-музыкант, прошедший «огонь, воду и медные трубы», порою способен проявить более глубокое религиозное чувство, чем иной член приходской общины… И разгадка этого феномена проста и понятна, её прекрасно сформулировал в одном из своих стихотворений Булат Окуджава: «А душа, уж это точно, ежели обожжена, справедливей, милосерднее и праведней она».

Здесь мы опять возвращаемся к сердцу человека, потому что, по слову Христа Спасителя, «извнутрь, из сердца человеческого, исходят злые помыслы, прелюбодеяния, любодеяния, убийства, кражи, лихоимство, злоба, коварство, непотребство, завистливое око, богохульство, гордость, безумство, — все это зло извнутрь исходит и оскверняет человека» (Мф. 15: 19–20).

Всё, перечисленное выше, это плоды болезни духа, от которых страдает и душа, и тело, а в данном случае — молодая душа и молодое тело. К тому же, молодые люди приходят в мир не на пустое поле, и перед ними — не чистый лист бумаги… Когда старшие поколения ругают современную им молодёжь, они во многом обличают самих себя, потому что не дают отчёта в том, какое духовное, а вернее, бездуховное наследие они оставляют молодым. Воздаваемое обществом уважение к преклонным летам не освобождает представителей старшего поколения от ответственности быть мудрыми и добрыми, отзывчивыми и терпеливыми, самокритичными и рассудительными.

С какой тревогой и одновременно с надеждой звучат из глубины веков слова Писания: «Сын мой! отдай сердце твое мне, и глаза твои да наблюдают пути мои» (Притч. 23: 26). И к какой ответственности отцов и дедов перед детьми и внуками они призывают!

Мы ответственны за то, что наблюдают глаза наших детей, и прежде, чем привлекать их сердца к себе, мы обязаны честно и бескомпромиссно дать себе отчёт о содержании своих сердец. И не дай нам Бог попытаться привлечь молодёжь фальшью или формальностью!

Молодое сердце будет там, где оно найдёт свою сердечную привязанность. Именно здесь возникает та связь, о которой Вы спрашиваете. А степень её крепости, как всегда, испытывает время.

Сегодня церковные структуры имеют свободу действий, большинство верующих Беларуси в той или иной степени ассоциируют себя с Православием, однако на деле большинство населения знакомо с учением Церкви поверхностно. Чем Вы объясняете это парадоксальное состояние, и есть ли выход из него?

— Такое состояние лишь на первый взгляд кажется парадоксальным. Совсем не случайно в Евангелии Христос Спаситель называет Своих верных и твёрдых последователей малым стадом (см. Лк. 12: 32). Так было во все времена: далеко не все люди даже при самом благонамеренном расположении их сердец к Богу и к Церкви способны понести всю полноту ответственности, весь труд веры, всю меру испытаний, связанных с исповеданием Бога. Да и противник Господа никогда не дремлет, и его усилия по отклонению человека от спасительного пути порою весьма продуктивны.

Поэтому терпимость к человеческим слабостям, понимание всей тяжести суетного бытия, снисхождение к немощам человеческим — это тоже часть церковного милосердия. Лишь одного решительно и бескомпромиссно требует Святая Церковь от человека, от тех, кто является её членами: желания быть лучше, стремления становиться чище душою и сердцем, раскаяния в своих пороках, грехах и прегрешениях.

Вы считаете, что у вас есть основание для упрёка части наших сограждан в поверхностном знании основ веры… Что ж, народные наблюдения тоже не без грусти свидетельствуют, что «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Но так бывает лишь до первого «грома»… Этот упрёк теряет остроту, когда наступает беда, когда случается горе, когда приходят болезни или смерть расторгает привычные и дорогие сердцу жизненные узы.

Но такова одна из особенностей человеческой психологии: многие вспоминают о Спасителе только тогда, когда остро нуждаются в сиюминутном спасении. Но и это не может служить человеку упрёком, потому что Господь наш Иисус Христос сказал: «Не здоровые имеют нужду во враче, но больные… Я пришел призвать не праведников, но грешников к покаянию» (Мф. 9: 12–13).

Главное в Церкви — не сумма знаний, не отсутствие грехопадений, не щепетильное соблюдение обрядов. Все усилия Церкви Христовой в конечном итоге ведут к сохранению и проявлению первозданной, подлинной природы каждого человека, то есть к прославлению в нём образа и подобия сотворившего его Бога. Пока люди будут желать этого — общество будет иметь будущее. А когда и почему, и в каких обстоятельствах человек обратится к Церкви, — о том ведает Бог… Мы же должны быть всегда готовы открыть перед каждым приходящим в Церковь дверь храма, страницу книги, уста для проповеди.

Бытует стереотип, что православным, в отличие, скажем, от баптистов, не свойственно миссионерство как вид религиозного служения. Каково состояние и перспективы развития православной миссии в обществе? Каким сегодня должно быть православное миссионерство и миссионеры?

— Это ложный стереотип, который не имеет ни исторического обоснования, ни современного подтверждения. В Православной Церкви существуют свои, свойственные именно ей формы миссионерской деятельности. Если говорить в целом об историческом миссионерстве Русской Православной Церкви, то вспомним, что даже в Золотой Орде в период татаро-монгольского ига была создана православная епархия, объединявшая не только русских людей, но и немалое число обратившихся татаро-монголов.

В пределах царской империи Православие никогда не насаждалось среди малых народов насильно, но всегда совершало свою миссию с любовью и уважением к их достоинству. Обратитесь для подтверждения этого к истории Православия в Сибири и на Аляске, в Японии и в Китае, в Западной Европе и в Южной Африке. Православный миссионер призван говорить от сердца к сердцу, а не от огня, меча, властных полномочий или тугой мошны.

Этот принцип особенно важен сегодня, когда мы совершаем нашу миссию не «на стране далече», но среди своих соотечественников. Современное миссионерское служение Белорусской Православной Церкви проходит в системе образования, в вооружённых силах, в местах лишения свободы. Православным миссионером становится в современном обществе тот, кто умеет не только говорить о законе Божием, но способен жить в соответствии с этим законом и личным примером жизни свидетельствовать о Боге и о своей вере. Если у Вас есть такой друг, приятель, сосед — то Вы знакомы с православным миссионером и сами можете стать таковым, если у Вас хватит любви и решимости.

— Высокопреосвященный Владыка, каковы, на Ваш взгляд, трудности в жизни Православной Церкви сейчас?

— Общие проблемы и трудности Православной Церкви в наши дни, как и во все времена, отражают повседневные тяготы народной жизни. Ведь Церковь — это народ Божий, который живёт в столицах и в отдалённых селениях, в городах и в деревнях. Всё, чем живут прихожане, приходы и монастыри, составляет предмет попечения и настоятелей храмов, и рядовых клириков, и правящих архиереев. Поэтому, если говорить о текущих житейских заботах, Церковь живёт той жизнью, которая всем известна на личном опыте и по внешним наблюдениям.

Ни для кого не секрет, что чистота веры современного христианина испытывается не только многообразием современных ему искушений, но также историческим наследием, которое всё ещё весьма часто довлеет над нетвёрдо укоренившимися христианскими убеждениями новых членов Церкви.

Состояние нашего общества сравнимо с сорокалетним странствованием народа избранного в Землю обетованную. Вспомним Библейскую историю: какие бы чудеса ни являл Господь в Синайской пустыне, как бы Он ни хранил людей в заслуженных ими испытаниях, — всё равно многие оставались глухи к Слову Божию, многие требовали возвращения в рабство, боясь свободы и связанной с нею великой духовной ответственности. А многие просто бунтовали по причине своих индивидуальных психических особенностей и склонностей, которые в Библии очень точно определены как «жестоковыйность», то есть неспособность «согнуть шею», или преклонить голову для раздумий о Боге, для молитвы, для сокрушения о собственных грехах.

Так и в наше время ещё много тех, кого никакие исторические доводы и неоспоримые факты не убеждают в ошибках прошлого периода нашей жизни, кто готов променять свою духовную свободу на идеологическое рабство.

И в жизни Церкви это порождает рецидивы «идеологического мышления», к которому привыкли вчерашние атеисты, а ныне — неуёмные радетели о «правильности» Церкви, с которой они познакомились совсем недавно. Отсюда — попытки проведения политических кампаний с привлечением церковной символики и терминологии, отсюда и критика в адрес Священноначалия, и пренебрежение церковной дисциплиной в среде некоторой части духовенства и мирян. К сожалению, ярким примером того становятся всевозможные поиски «печатей антихриста», в то время как следовало бы учиться мужественному христианскому здравомыслию и, по слову Псалтири, не бояться «страха, где нет страха» (Пс. 13: 5; 52: 6).

Что касается проблем церковного строительства, то мы стоим в начале его нового этапа. Все те формы жизнедеятельности Церкви, которые на сегодняшний день восстановлены или вновь учреждены, — я имею в виду храмы и монастыри, Духовные Школы и службы милосердия, братства и диаконические учреждения, — все они должны быть наполнены глубоким христианским содержанием. Пришло время углубленного личного размышления каждого члена Церкви о миссии христианина в семье и в обществе; наступил этап глубокого и систематического изучения богословия и истории Церкви уже не на основе массовых популярных брошюр, но на твёрдом научно­богословском основании. Энтузиазму внешнего церковного строительства должна сопутствовать более высокая личная ответственность за соблюдение и исполнение евангельских заповедей.

Официальная статистика утверждает, что из года в год растёт общая религиозность белорусов. Этот факт, несомненно, не может не радовать главу Православной Церкви. Какие другие тенденции в нашем обществе вызывают у Вас чувство удовлетворения? Что тревожит?

— Радость по поводу возрастающей религиозности общества должна быть, на мой взгляд, весьма осторожной. Согласитесь, что ещё совсем недавно общество испытывало большую тревогу в связи с тем, что образовавшийся в начале 90-х годов духовный вакуум стал заполняться псевдорелигиозными веяниями, а всевозможные секты, «паранормальные» школы, оккультные кружки и весьма сомнительные целители и проповедники почти пленили массовое общественное сознание.

Порою казалось, что сотни и тысячи наших соотечественников вовлечены в некий глобальный сеанс психотерапии с непредсказуемо ужасными последствиями. Проблема психического здоровья нации оказалась в числе самых серьёзных.

Давайте же вспомним, что в наибольшей степени послужило рассеянию этих «сумерек разума». Во-первых, традиционные религиозные, исторические и культурные ценности белорусского народа стали подниматься из-под спуда ценою больших усилий Церкви, государства и здравомыслящих людей в научной, творческой и гуманитарной сферах жизни общества.

Во-вторых, в законодательном плане, также в результате серьёзной и весьма непростой работы, традиционные для Беларуси религии стали занимать подобающее им место и статус.

В-третьих, несостоятельность экзотических, лжедуховных учений и псевдорелигиозных увлечений стали в результате просветительской деятельности Церкви отчётливо проявляться в умах людей, предки которых исповедовали на белорусской земле Православие и Католицизм, Иудаизм и Ислам, — то есть те религии, которые в соответствующих пропорциях в течение веков вносят свой вклад в формирование национальной истории, культуры и государственности народа Белой Руси.

Наконец, сама религиозность наших соотечественников перешла из состояния скачкообразного развития и всепоглощающего интереса ко всему трансцендентному в русло спокойного и естественного духовного самоопределения каждого из членов общества.

Мне приходится нередко повторять, что сегодня пришло время уже не только возрождать и учреждать новые формы организации духовной жизни людей, но наполнять их глубоким и осознанным содержанием.

Именно потому Церковь в большей степени радует ныне возможность работы, если можно так выразиться, не вширь, а вглубь развития религиозной жизни сограждан с целью раскрытия богатств христианского мировоззрения, православного вероисповедания.

Среди тревог, пожалуй, одной из постоянных становится забота об очищении христианской веры от её суеверных и ложных толкований, от проявления в религиозной среде весьма опасных последствий как атеистического, так и всепотребительского в религиозном плане периодов. Мне кажется, что в нынешнее время духовное состояние белорусского общества всё более нуждается в чётко очерченных, ясных и доступных ориентирах, главнейшим из которых остаются слова Господа Иисуса Христа: «Познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин. 8: 32).

Особую тревогу вызывают современные недуги нашего общества, многие из которых имеют застарелый характер, а многие стали проявляться сравнительно недавно. В их числе — наркомания и забвение нравственных норм и законов, ожесточение личности и небывалый рост числа самоубийств. К послечернобыльским болезням прибавился СПИД…

Эта боль не может быть объяснена одними лишь общими причинами: так, мол, во всём мире происходит. Ведь за каждым случаем этих социальных болезней стоит конкретный человек, его искорёженная жизнь, трагическая биография. А также за этими трагедиями стоит конкретная вина тех, кто был рядом и усугублял драму личности злорадством или равнодушием, словом или делом, злой волей или душевной чёрствостью. Огорчает неумение и во многих случаях нежелание людей искать корни личных и общественных болезней, которое сопровождается обвинением в постигших бедствиях всех и вся, кроме самого себя.

Что, с Вашей точки зрения, не стоило бы наследовать из дореволюционного опыта Церкви?

— То положение, в которое была поставлена Церковь в результате реформ Императора Петра Первого. Я имею в виду отсутствие Патриарха и синодальную форму управления. Русская Православная Церковь не стремится и никогда не стремилась быть «государственной», а в «синодальный» период мы в полной мере пережили тяжесть «медвежьих объятий» государства, последствия которых не были для Церкви благотворными.

В Сарове этим летом впервые было произнесено, если не ошибаюсь, во время ектеньи молитвенное прошение «за Президента». Так ведь поминали только Государя? Сейчас это — формула вежливости, новый этап взаимоотношений с властью, признание симфонии с властью, о которой теперь говорит власть?

— Во-первых, молитва никогда не возносится к Богу в качестве «формулы вежливости», как Вы изволили выразиться; во-вторых, в составе ектеньи никогда не содержится констатации того или иного «этапа взаимоотношений с властью»; в-третьих, симфония Церкви и государства требует для рассуждения о ней не только специального терминологического аппарата, но и особых исторических условий.

 Нужно ли Церкви участвовать в делах «мира сего»? Если есть князь мира сего, наверное, есть и дела мира сего; если нет, поправьте, Владыка.

— Церковь состоит из верующих членов общества, то есть в социологическом плане является естественной частью общества. Именно поэтому Церковь никоим образом не может быть отделена от народа и от тех общих целей и задач, проблем и тревог, которые народ переживает.

До реформы орфографии в начале XX столетия слово «общество» в русском языке обозначалось также старинным словом «мiръ» — именно с такой гласной буквой. В созидательных делах «мiра» и в миротворчестве Церковь принимала, принимает и будет принимать участие до скончания человеческой истории.

«Князем мира сего» в Писании именуется диавол — противник Бога, враг рода человеческого, отец лжи и человекоубийца. Ответ на Ваш вопрос, по-­моему, очевиден: делам князя тьмы Единая Святая Соборная и Апостольская Церковь противостоит «во веки и в век века» и, по слову Христа Спасителя, «врата ада не одолеют ее» (Мф. 16: 18).

Ваше Высокопреосвященство, Вы нередко призываете всех членов общества объединять свои усилия для общего блага. Означает ли это, что Церковь готова к сотрудничеству с теми, кто не имеет религиозного мировоззрения или не придерживается христианских убеждений? Может ли в этом контексте быть востребован церковный опыт межконфессионального диалога и межрелигиозного сотрудничества? Исходит ли этот призыв преимущественно из Вашего сердца, или же это требование Священноначалия и церковного народа?

— Объединение народа и умиротворение внутренних конфликтов общества — это неотъемлемая часть заповеданного Богом церковного служения. Вся история нашей Церкви свидетельствует, что именно она была и остаётся главной объединительной силой, спасающей общество в смутные и многомятежные времена.

Причём Церковь стремится достичь единения и мира весьма простым и доступным каждому человеку способом, который не только лежит в основании, но и буквально «находится на поверхности» как христианской веры, так и в целом библейской премудрости, и общественной морали, и здравой философской доктрины. Христиане называют его «Золотым Евангельским правилом».

«Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними», — заповедал своим последователям Господь Иисус Христос. А далее Спаситель добавил, подчёркивая универсальность этого правила: «…Ибо в этом закон и пророки» (Мф. 7: 12).

Каждый человек хотел бы, чтобы его понимали, чтобы его прощали, чтобы ему помогали, когда он в болезни или в беде, чтобы его не оставили в одиночестве, чтобы его, наконец, любили. Так вот: желающий всех этих, а также многих других благ и качеств, составляющих радость бытия, должен в первую очередь сам научиться понимать и прощать, помогать и любить — одним словом, отдавать людям то, что хотел бы получать от них.

Церковь в лице народа Божия, клира и Священноначалия стремится к осуществлению в своей жизни и, насколько это возможно, в жизни общества именно этого идеала, который в своём высшем выражении воплощён в Христе Спасителе. Призыв к единению в той же мере исходит из моего сердца, в какой он является неотъемлемым качеством христианской веры.

И Вы правы, когда предполагаете, что ради общего блага Церковь готова сотрудничать, в том числе, и с теми, кто не имеет религиозного мировоззрения и не придерживается христианских убеждений.

Однако есть одно твёрдое условие: «общее благо» должно быть одинаково понимаемо всеми сторонами объединительного процесса. Если это общественный мир и гражданское согласие, свободный труд и его достойное вознаграждение, милосердие и благотворительность в отношении слабых мира сего, уважение к национальной истории и честность в её интерпретации — мы готовы к сотрудничеству.

Но Церковь не станет потакать тем, для кого величие потрясений важнее величия родной земли. С теми, для кого целью является идеологическое превосходство, кто допускает неуважение к духовной истории и христианским традициям народа, для кого характерны алчность, властолюбие и цинизм в отношении к простым людям, — с теми уместно не сотрудничество, но противостояние. Евангелист Матфей передаёт слова Христа Спасителя, как нельзя лучше отражающие христианскую позицию в этом случае. «Оставьте их, — говорит Господь, — они — слепые вожди слепых; а если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму» (Мф. 15: 14).

Делом Церкви в этом противостоянии становится забота о том, чтобы просвещать и предупреждать людей, дабы они не давали себя ослепить, и чтобы как можно меньше соотечественников «упали в яму». Не скрою, что речь здесь идёт и о пороках современного общества, и о псевдорелигиозных сектах, и о всевозможных радикальных группировках.

Несомненно, в этом служении обществу Церковь в значительной степени опирается на свой опыт межконфессионального диалога и межрелигиозного сотрудничества. В небольшом интервью нет возможности дать обзор истории и нынешнему состоянию этой области церковной деятельности, и потому позвольте мне лишь напомнить о многолетних богословских диалогах нашей Церкви с Евангелическо-Лютеранскими Церквами Германии и Финляндии, с многими католическими епархиями, приходами и учебными заведениями в странах Западной Европы. О широких рамках этого диалога свидетельствуют действующий в Беларуси Круглый стол межцерковной помощи, опыт учебной и научно-богословской деятельности Института теологии имени святых Мефодия и Кирилла.

Но и в этой области церковной деятельности существуют незыблемые правила. Единение ради общего блага должно достигаться в религиозных кругах не путём принципиальных уступок или вероучительных компромиссов, но благодаря взаимному пониманию, уважению и искреннему стремлению сделать жизнь человека достойной его высокого призвания — быть хранителем образа и подобия Божия.

Почему человек приходит к Богу? Как это происходит? Не могли бы Вы показать это на примере Вашей собственной жизни?

— Известный современный проповедник православной веры Митрополит Сурожский Антоний, рассказывая о себе, отмечал, что в детстве, лет до четырнадцати, он был безразличен к религии. В этом возрасте перед ним со всей остротой встал вопрос о смысле жизни. И вот однажды, побуждаемый, как ему казалось, простой любознательностью, он читал Евангелие. Вдруг всем своим существом мальчик почувствовал присутствие Господа Иисуса Христа, почувствовал, что Тот и даст ему разумение жизненной цели. И тут, пишет Митрополит Антоний, он понял, что «никакой иной задачи не может быть в жизни, кроме как поделиться с другими той преображающей жизнь радостью, которая открылась мне в познании Бога и Христа. И тогда, ещё подростком, вовремя и не вовремя, на школьной скамье, в метро, в детских лагерях я стал говорить о Христе, каким Он мне открылся — как жизнь, как радость, как смысл…»

Но это случай, отвечающий на вопрос «как», а не на вопрос «почему». Если же попытаться ответить на вопрос «почему», то в рамках газетного интервью я бы ответил ссылкой на широко бытующее среди христиан убеждение, что душа человека по натуре своей христианка, и Господь открывает ей Себя, ибо человек создан по образу и подобию Божию.

Что касается меня, то я вырос в семье верующих православных христиан, где были и священнослужители. Так что передо мной вопросов, подобных Вашему «почему?», не вставало. Я верил в Господа изначально, сколько себя помню, и моя вера не подвергалась сомнениям.

Должен заметить, что этот вопрос касается глубоко интимной жизни души человека. И у всех, кто приходит к Богу в зрелом возрасте, это происходит по-разному.

Как Вы, Ваше Высокопреосвященство, относитесь к тому, что наше общество от поголовного атеизма переходит к поголовному верованию? Чего здесь больше — естественной тяги к религии или… моды? Нужна ли Церкви такая внезапная массовость?

— Могу только радоваться за людей, которые, приходя теперь свободно в храм, восклицают, подобно евангельскому отцу отрока: «Верую, Господи! Помоги моему неверию» (Мр. 9: 24).

Главные заповеди Христа — в любви к Богу и ближнему. Мы, члены Церкви, стараемся с любовью относиться ко всем, в том числе неофитам, новым чадам Матери­Церкви. Апостол Павел, воспевая любовь к ближнему, учит нас, что любовь всему верит, всё покрывает, всего надеется (1 Кор. 13: 7). Вот и мы хотим верить, что в храм людей приводит искренняя вера в Бога, иначе говоря то, что Вы назвали естественной тягой к религии. Церковь, её служители ни от кого не отворачиваются; Церковь принимает всех, какие бы мотивы ни подвигали к ней людей. Мотивация религиозного чувства — вещь очень сложная и глубоко личная, — принудить к вере никого нельзя. И, кто знает, может, человек, движимый к Церкви конформистским стремлением «быть как все», «быть как многие», «быть как большинство», узнав истины нашей веры, станет подлинным христианином, а не теплохладным посетителем храма.

Политики давно поделили некогда единое государство на «удельные княжества». Белорусская Церковь, однако, не добивается автокефалии. Что удерживает её от такого шага?

— Священное Писание часто образно сравнивает верующих людей с невинными и кроткими овцами, а наставляющего и окормляющего их Христа — с Добрым Пастырем. Иисус Христос говорил не раз: «Я есмь пастырь добрый… и жизнь Мою полагаю за овец» (Ин. 10: 11, 14–15). И далее, продолжая притчу о Добром Пастыре, говорит: «…и будет одно стадо и один Пастырь» (там же, стих 16). Этими словами Спаситель предсказал рождение Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, которая объединит в себе под началом Христа Пастыреначальника все народы мира.

Церковь едина, и все её земные проявления должны вести к единству при условии сохранения национально­церковных особенностей разных народов. И от всяческих разделений Церкви предупреждал апостол, риторически вопрошая: «Разве разделился Христос?» (1 Кор. 1: 13).

Митрополит Киевский Платон ещё в XIX веке говорил, что мы знаем, где Церковь есть, но мы не можем сказать, где её нет: «Наши земные перегородки не достигают до Небес».

Русская Православная Церковь сейчас осталась, можно считать, единственным образованием, консолидирующим славянские народы, населяющие государства бывшего СССР. И не только славянские, ибо для Христа, для Церкви «нет ни Эллина, ни Иудея» (Кол. 3: 11). Такова историческая реальность. И в этих условиях нам представляется исторически несвоевременным идти к автокефалии.

Кроме того, есть проблемы и внутрицерковные. Так, я уже имел случаи, неоднократно отвечая на этот вопрос (а его, как нарочно, задают в основном люди нецерковные), говорить, что православный мир, все Поместные Церкви сейчас готовятся обсудить вопрос об автокефалии как таковой, об автокефалии как явлении. Этот вопрос, в котором пока много сложного и неясного, включён в повестку дня предстоящего Всеправославного Собора.

Все мы, миряне, — люди грешные. Греховна ли современная Церковь? Видите ли Вы в ней недостатки? Как Вы, к примеру, объясняете многолетнюю войну католиков и протестантов?

— Неправомерна даже сама постановка вопроса о «греховности» или «негреховности» Церкви. Вопрос не может быть так поставлен, ибо, по слову апостола Павла, Церковь есть Тело Христово (Кол. 1: 24), и потому она свята и непорочна, ибо Христос возлюбил Церковь и предал Себя за неё, чтобы освятить её; Церковь не имеет ни пятна или порока (Еф. 5:, 25—27). В Символе Веры — кратком изложении credo каждого православного человека — утверждается, что все мы и каждый из нас веруем «во Единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь». Понятие соборности (или кафоличности) означает, что Церковь не ограничена ни местом, ни временем, ни определённым народом; она включает в себя истинно верующих всех мест, всех времён и всех народов. В таком понимании Церковь есть «столп и утверждение истины» (1 Тим. 3: 15). Но я бы сказал, что великая драма для нас, христиан, заключается в том, что каждый из нас, членов Церкви, поражён грехом, а мы­то и составляем видимую, человеческую часть Церкви.

Поясню эту мысль глубоко справедливыми словами протоиерея Георгия Флоровского, ректора Свято-Владимирской Православной Семинарии в Америке († 1979). Объясняя кажущуюся антиномию (Церковь — свята и непорочна, а мы, её члены, — грешны), он говорил, что мы, члены Церкви, одновременно in patria et in via (в отечестве и в пути), то есть мы уже в Церкви и мы ещё на пути к ней. Наша всеобщая греховность есть не «недостаток», а драма каждого из нас и общества в целом.

…Что же касается католиков и протестантов, то, я думаю, они не нуждаются в моей оценке их взаимоотношений. Судья нам всем — Господь.

Ваше Высокопреосвященство, как, на Ваш взгляд, изменилась церковная жизнь в Беларуси за 30 лет?

— За тридцать лет, которые в моей жизни Божиим благоволением сопряжены с Белой Русью, мы стали свидетелями серьёзных, я бы даже сказал кардинальных, изменений и во всём мире, и в обществе, и в Церкви. На наших глазах произошёл разлом истории, а где-то, наоборот, восстановление её прежде порушенных звеньев.

В 1992 году завершилось формирование Белорусской Православной Церкви. Единственная до начала 90-х годов Минская епархия стала колыбелью восстановления всех на сегодняшний день одиннадцати исторических епископских кафедр, которые вошли в состав Белорусского Экзархата. С тех пор многое, что было утрачено, постепенно возрождается.

И в современном церковном строительстве формы и структуры дореволюционной поры не копируются механически, но вновь осмысливаются, обогащаются новыми формами и, конечно, новыми возможностями, которые предлагает современная жизнь. Многое создаётся впервые.

^ Какими Вам видятся место и значение Православной Церкви в суверенной Беларуси? Какие изменения произошли за последнее десятилетие?

— Место и значение Церкви в жизни общества определяются, скорее всего, самим обществом. Ведь Церковь Христова представляет собой богочеловеческий организм, Главою которого является Христос Спаситель. А церковное тело — это верующий народ, духовно окормляемый Священноначалием и церковным клиром.

Поэтому в прикладном смысле вопрос о месте и о значении Церкви в жизни страны можно рассматривать, например, в плане отношения государства к верующим гражданам или как проблему взаимодействия религиозной и нерелигиозной частей общественности, их отношения друг ко другу и к происходящим событиям.

На рубеже 1980–1990-х годов республики бывшего Союза были на пути к суверенитету. Именно тогда Русская Православная Церковь сделала шаги, однозначно показавшие, что принцип сохранения церковного единства был и остаётся для Православия незыблемым. Это было жизненно важным условием внутреннего устроения Церкви в таких весьма острых и взрывоопасных общественных процессах, как стремление к независимости, желание автономности, влечение к суверенитету, и тому подобных центробежных движениях.

Для Церкви в начале 90-х годов было совершенно очевидно, что общество бывшего Союза ждут серьёзные испытания. Развивая заложенные в церковном Уставе возможности, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви, посвящённый празднованию 4000-летия учреждения Московского Патриаршества и проходивший 9–11 октября 1989 года в Свято-Даниловом монастыре, принял, в частности, определение об образовании Белорусского Экзархата Московского Патриархата. Его вторым официальным названием стало наименование «Белорусская Православная Церковь».

В результате мы обрели Синод, который составляют правящие архиереи одиннадцати белорусских православных епархий во главе с Патриаршим Экзархом, и самую широкую административную самостоятельность. Однако, — и я хотел бы это особенно подчеркнуть, — Белорусская Православная Церковь была и остаётся частью Русской Православной Церкви, с которой она неразрывно соединена многовековыми каноническими и церковно-историческими связями.

По этому же принципу в дальнейшем был определён статус православных епархий на территории иных суверенных государств: в Украине, в Молдавии, в странах Балтии и иных. Но все православные епархии, находящиеся на территории вновь образованных стран, составляют одну Поместную Церковь, пребывая в каноническом единстве друг с другом и с Московским Патриархатом.

На пути к суверенитету Белорусское государство имело перед глазами, я бы сказал, весьма знаменательные вехи нашей национальной истории. Так, в 1992 году прошли незабываемые торжества, посвящённые 1000-летию Полоцкой епархии и Православной Церкви на Белой Руси, а на следующий год было совершено празднование 200-летия Минской епархии.

Такие события дали повод для самого внимательного исследования истоков, традиций и путей развития белорусской национальной государственности. В те дни и впоследствии общество устами своих церковных и государственных деятелей, представителей научного мира и общественных лидеров, а также, разумеется, большинства народа твёрдо заявило, что в становлении государственности и национально-этнической самобытности белорусов решающее значение принадлежит Православию. Летопись огненных испытаний, которые переживала Белая Русь в течение многих столетий, лишь подтверждает эту истину.

Косвенным, но немаловажным свидетельством верного выбора является также отсутствие в обществе признаков межнациональной и межконфессиональной неприязни. Согласитесь, это довольно значимое обстоятельство на фоне событий, которые ныне сотрясают мир.

^ Как менялось отношение к Православной Церкви со стороны государства в 80–90­х годах прошлого века, почему происходили эти изменения?

— В 80-е годы у Церкви и государства была, наверное, единственная «точка совпадения интересов» — это миротворческое движение. Помните Карибский кризис, который в хрущёвский период руководства страной уже не только поставил мир на грань, за которой начинается ядерная война, но наклонил человечество за предел этой грани?

Так и в отношениях с Церковью к концу 70-х – началу 80-х годов был накоплен немалый потенциал взаимного отчуждения. Напомню, что времена так называемой «оттепели» 60-х стали для Православной Церкви лютыми «заморозками»: в это время было закрыто и уничтожено больше храмов и монастырей, чем за всю предыдущую историю советской власти.

Но для властей враждовать с Церковью означало враждовать со своим народом. Даже когда атеистические агитаторы и пропагандисты называли народ Божий «тёмной массой», нельзя было не считаться с тем, что эта «масса» состояла из граждан той же страны. И среди этой «массы» были образованнейшие люди, видные учёные и деятели культуры мирового уровня, равно как и простые люди, для которых «отнять Бога» означало — «лишить жизни».

Этот тупик был преодолён в начавшемся миротворческом движении, в ходе которого Советское государство, помимо всего прочего, стало вновь учиться разговаривать со Священноначалием, клиром и паствой Русской Православной Церкви.

Для верующих людей церковное миротворчество 80-х годов не было чем-то необычным, потому что как тогда, так и сейчас оно основывалось на библейских законах, евангельских заповедях и апостольских наставлениях.

«Уклоняйся от зла и делай добро; ищи мира и следуй за ним», — призывает нас книга Ветхого Завета — Псалтирь (Пс. 33: 15); «Блаженны миротворцы, ибо они будут наречены сынами Божиими», — гласит Евангелие от Матфея (Мф. 5: 9); «Итак будем искать того, что служит к миру и ко взаимному назиданию», — научает христиан апостол Павел (Рим. 14: 19).

В 1982 году в Москве была проведена всемирная конференция «Религиозные деятели за спасение священного дара жизни от ядерной катастрофы». Этот грандиозный форум не только показал реальные возможности влияния религиозных организаций всей Земли на формирование общественного мнения в вопросах войны и мира, но также стал свидетельством высокого авторитета Русской Православной Церкви в нашей стране и за рубежом. Думаю, что именно с тех пор Советское государство уже с большей осторожностью стало относиться к Церкви.

И хотя накануне празднования 1000-летия Крещения Руси многие чиновники не скрывали своих мнений о том, что это торжество ограничится рамками внутрицерковного мероприятия, величие праздника и его влияние на умы и сердца людей было огромно. Столь огромно, что последовавшее возрождение Святого Православия без преувеличения стало сравнимо с Крещением Руси в 988 году.

Перестройка фактически началась именно с этих эпохальных событий, а не с парт­
конференций, которые прошли шумно и забылись скоро.

20-летие начала так называемой перестройки стало в 2005 году по-своему исторической датой. Как Вы сегодня оцениваете переходный период от советского прошлого к нынешней непростой ситуации? Что он дал Церкви?

— Перестройка, которую советское руководство пыталось совершить во второй половине 80-х годов, была явлением очень противоречивым. Начиналась она во многом как очередная партийно-государственная кампания, и её лозунги, как помнится, поначалу не слишком-то привлекали внимание народа. Думаю, многие прочили ей участь объявленного Хрущёвым коммунизма к концу столетия, население уже перестало подшучивать над откровением властей о том, что «экономика должна быть экономной», вместе с Андроповым ушли и меры по повышению дисциплины в обществе… На первых порах перестройки народ всколыхнула только неуклюжая антиалкогольная кампания. Впрочем, влияние событий в Польше, профсоюзы «Солидарность» во главе с Валенсой и польский Папа уже заставляли задумываться о неизбежности каких-то перемен.

Теперь уже совершенно очевидно, что попытки «перестроить» советскую власть были обречены. Лишь год-другой люди верили, что партия коммунистов способна к «самоочищению»: помню, как во время проведения известной партконференции радиоприёмники и транзисторы были включены и в квартирах, и в транспорте, и в руках у прохожих. Даже в гараже Минского Епархиального управления из динамиков моей «Волги» раздавались взволнованные речи партактива… Все хотели перемен!

Церковь во времена перестройки была занята церковными делами, и прежде всего — подготовкой и празднованием 1000-летия Крещения Руси. Об этом уже много сказано, и я повторю лишь, что это центральное событие 1988 года и его последствия показали, что Русская Православная Церковь жива, и твёрдо стоит на ногах, и остаётся Матерью для миллионов советских граждан, в которых советская власть так и не смогла уничтожить генетическую память о их родовом и национальном православном прошлом. Вспомните, какой огромный интерес в те годы был проявлен к истории Отечества, как люди собирали подписи под призывами переиздать собрания исторических сочинений Соловьёва и Ключевского, Нечволодова и Митрополита Макария!

Наконец, празднование 1000-летия Крещения Руси дало Церкви возможность ввозить в страну, издавать и переиздавать духовную литературу, в первую очередь — Библию, богослужебные книги, жития святых…

О «перестройке» тогдашней власти можно сказать словами евангельской притчи: «Никто не приставляет заплаты к ветхой одежде, отодрав от новой одежды; а иначе и новую раздерет, и к старой не подойдет заплата… никто не вливает молодого вина в мехи ветхие; а иначе молодое вино прорвет мехи, и само вытечет, и мехи пропадут» (Лк. 5: 36–38). Власть не менялась, потому что не была способна к переменам, но менялись люди, в том числе — власть имущие. Помню наши встречи с Горбачёвым, визит Рейгана в Даниловский монастырь; помню и то движение навстречу друг другу, которое совершалось между Церковью и, нет, не столько государством, сколько представителями этого государства.

Уверен, что многие советские лидеры и деятели высших и средних государственных эшелонов не были убеждёнными атеистами. При первой же возможности, когда им за это уже не грозили партийные взыскания, — они поворачивались к Церкви лицом и нередко входили в неё, становясь полноправными христианами.

Помню, как годы спустя, после церемонии открытия мемориала на Прохоровском поле, в кулуарах прозвучало благодарение Богу и Священноначалию за то, что вчерашние гонители Церкви нередко становятся её чадами и не на словах, но на деле доказывают искренность своих убеждений.

Не знаю, многие ли сегодня помнят, что накануне распада Советского Союза был проведён общесоюзный референдум, на котором абсолютное большинство жителей огромной страны высказались за сохранение единого государства. Но их воля была беззастенчиво попрана, и распад державы был совершён предельно узким кругом политических деятелей, почуявших запах личной власти в меньшем, но суверенном государстве. К слову, республиканские политические и экономические элиты в тот момент меньше всего думали о народе: ведь «на местах» предстоял «великий передел» собственности и власти — собственно, в это и вылилась «перестройка» старой системы, потерявшая с годами и доверие народа, и романтический ореол первых лет. Теперь, когда время достаточно далеко отстранило от нас события двадцатилетней давности, мы понимаем, что Чернобыльская ката­строфа с её трагическими последствиями не без оснований казалась предвестницей грядущих исторических потрясений.

Какие качества нужны современному архиерею?

— Я бы не сказал, что сейчас от архиерея требуется что-то новое. Конечно, меняются времена, настало новое тысячелетие, и нам кажется, что должно быть всё новое, нами руководит чрезмерное стремление к новаторству. Но даже к церковной истории применима пословица «всё новое — это хорошо забытое старое». Самое драгоценное для Церкви — сохранить апостольское преемство. Наш век трагичен расколами, еретическими учениями, потому что мы пренебрегаем основным стержнем — апостольским преданием. Хранить его непросто: только чистотою жизни и веры. Если твоя жизнь, твоё служение адекватно проповеди апостолов, святых отцов, если ты в них находишь для себя постоянную пищу для размышления и духовного существования, «заряжаешься» этой благодатной энергией, тогда ты и современен. Я вспоминаю те времена, когда церковное возрождение только начиналось, когда мы осмеливались впервые открыто говорить о многих исповедниках ХХ века, таких, например, как отец Павел Флоренский. Мы ценили каждый опыт. Сегодня мы купаемся в благодати, в духовной атмосфере, в богословской мысли — всё нам доступно. Но мы перестаём ценить эти дары, думаем, что можем сказать что-то новое. Сказать мы можем, но только в послушании Церкви, на базе того духовного багажа, который нам оставили святые отцы.

Ваш рабочий день, Владыка, наполнен разными событиями, Вас посещает много людей, Вы совершаете поездки по Беларуси и за её пределы. Как Вы преодолеваете усталость, как выдерживаете такой напряжённый график?

— Сам не знаю, но как-то удаётся, хотя годы уже берут своё: и усталость, и некоторые болезни мешают, и уже переживаешь, что завтра, например, в день иконы Божией Матери «Всех скорбящих Радость» я вынужден по заповеди врача быть дома.

В наше смутное время, когда духовная жизнь понимается не совсем правильно, когда её пытаются подчинить разным знакам, цифрам, слухам, безосновательным пророчествам, я нахожу большую пользу в духовной литературе. Сейчас особенно глубоко трогают меня воспоминания митрополита Вениамина (Федченкова) и труды архимандрита Иоанна (Крестьянкина). Владыка Вениамин — представитель ушедшего поколения, он пережил послереволюционные перипетии, побывал на грани раскола, служил в Европе и в Америке, а отец Иоанн — это наш современник, монастырский духовник, можно сказать, затворник. Но я нахожу, что их рассуждения параллельны. Буквально перед сном я открываю последнее издание писем отца Иоанна. Читаю его, и сон уходит, хочется ещё страничку и ещё. И беда в том, что надо немножко поспать. Чтение Слова Божиего и размышлений наших духовных отцов необходимо каждому пастырю. Это как подключение к аккумулятору, это восполнение растраченной за день энергии.

На службе в ОВЦС

— Как состоялось Ваше назначение председателем Отдела внешних церковных сношений?

— Событие тридцатилетней давности не отличалось чем-то необычным: мое назначение на должность председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата состоялось 14 апреля 1981 года по решению Святейшего Патриарха Пимена и Священного Синода. К тому времени я уже три с половиной года совершал служение в Белоруссии в сане митрополита Минского и Белорусского и одновременно был Патриаршим Экзархом Западной Европы.

Что же касается личной биографии, то активное включение в международную деятельность Русской Православной Церкви началось для меня около полувека назад, вскоре после окончания полного курса Московской духовной академии. В бытность на разных академических послушаниях мне доводилось участвовать в работе I, II и V Всехристианских мирных конгрессов в Праге и III Всеправославного совещания на острове Родос в Греции. К тому же, я состоял секретарем Синодальной комиссии по христианскому единству, и Священный Синод не раз включал меня в состав Межправославной богословской комиссии по диалогу со Старокатолической Церковью.

Когда в 1965 году совершилось мое рукоположение в епископский сан и вскоре после этого — назначение ректором Московской духовной академии, поездки за рубеж для участия в христианских форумах были важным, но не единственным образом внешнецерковных действий того времени. Мы принимали в Москве и в Свято-Троице-Сергиевой Лавре, в наших Духовных школах многие делегации из самых разных стран мира. Делегации эти были очень разнообразны по составу и по уровню.

Конечно, все эти посещения становились возможными только при деятельном участии представителей государства, которые всегда были очень внимательны и — самое главное! — очень любопытны в простом, обыденном смысле слова. Ведь для многих советских граждан, а тем более государственных служащих, Православная Церковь в советском Отечестве была «неизведанной территорией», вызывающей интерес хотя бы своей внешней необычностью. И мы — я имею в виду и зарубежных гостей, и принимающую сторону — старались как можно шире раскрыть перед этими «сопровождающими» наш внутренний мир, этику межхристианского общения, мировоззренческие темы бесед и диалогов, стиль взаимных отношений…

Сегодня вспоминаю с радостью, как вольно или невольно менялись эти «государственные» люди, как во многих сердцах любопытство или даже профессиональная внимательность перерастали в искренний личный интерес, в сочувствие и в желание приобщиться к жизни Церкви уже не по службе, а по душе. История показала, что эта сторона внешнецерковной деятельности была чрезвычайно важна, потому что духовная нива 1988 года во многих случаях произрастала из семян, которые мы сеяли за несколько десятилетий до второго Крещения Руси.

И для меня этот опыт также оказался бесценным: когда 28 ноября 1968 года, будучи епископом Димитровским и ректором МДА, я был назначен Святейшим Патриархом Алексием (Симанским) и Священным Синодом на должность второго заместителя председателя Отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата, навык дипломатической деятельности был накоплен мною на том уровне, который впоследствии получил название «народной дипломатии». А народная дипломатия отличается от дипломатии официальной своей искренностью, потому что она не декларативна, а наоборот — предельно личностна, и ее плоды созревают на нивах личного мировоззрения, душевных симпатий и духовных переживаний.

Впрочем, с приходом в ОВЦС мне пришлось использовать весь приобретенный опыт как раз в русле официальной дипломатической деятельности. И это сочетание мне кажется вполне закономерным, когда речь идет о межцерковном и межконфессиональном служении.

Во всяком случае, в период с 14 апреля 1981 по 13 ноября 1989 годов, когда я исполнял послушание председателя Отдела, миссионерское служение соотечественникам было, выражаясь физико-математическим языком, константой нашей деятельности.

— Как Вы описали бы то место, какое Отдел занимал в системе высшего церковного управления?

— Полагаю, что ответ на этот вопрос легче всего получить из Уставных определений. Что касается особенностей статуса ОВЦС в «доперестроечный» период, то отмечу одну особенность, которая обусловлена именно социально-политическим положением дел в СССР.

В то время внешние связи, или внешние сношения означали для Церкви, в том числе, и контакты с общественными организациями страны. Это не было особенностью нашего Устава: это было особенностью строя. Коль скоро Церковь отделана от государства, она автоматически отделялась государством и от советского общества. Вот почему для системы высшего церковного управления Отдел внешних связей Церкви имел весьма важное значение в контактах с государственными институтами и общественными организациями.

— Как Вы оцениваете деятельность своих предшественников на посту председателя Отдела?

— Как Крестный путь… К сожалению, в общественном сознании очень трудно преодолеть стереотипное мнение, которое связывает назначение на высокую должность или ответственный пост исключительно с предоставлением больших полномочий и привилегий, как некий успех в карьерном росте.

Высокопреосвященный Владыка Николай (Ярушевич) находился под перекрестным огнем критики не с одной и не с двух, а со всех сторон. Он был первым, кто шел на прорыв осады Русской Православной Церкви, — осады, которая по замыслу должна была завершиться полной ликвидацией отеческой православной веры. Он был одним из тех, кто не боялся «оплевания и заушения» ни от своих современников, ни даже от потомков…

Потому что Владыка Николай знал, ради чего он претерпевает не только это страдание, но и распятие, и оклеветание. Светлое Воскресение Церкви Христовой по образу Ее Главы и Божественного Основателя Господа нашего Иисуса Христа — вот какова была цель его служения! Вот в чем находил он мужество жить и служить Богу и людям!

Владыка Никодим (Ротов) был искуснейшим защитником Церкви в неравной борьбе с государством за выживание народа Божия, когда курс партии и правительства предполагал в ближайшей исторической перспективе показать по телевидению последнего священнослужителя на территории огромной страны. И напрасно сегодня кто-то сомневается в реальности этой цели: просто ее ревнители не предполагали, что сила Божия «совершается в немощи» (2 Кор. 12: 9). И потому, говоря словами святого апостола Павла, митрополит Никодим благодушествовал в немощах, в обидах, в нуждах, в гонениях, в притеснениях за Христа, ибо, когда он казался в чем-то немощным, на деле он становился сильнее (См.: 2 Кор. 12: 9–10).

Благодаря Владыке Никодиму Русская Православная Церковь обрела голос, звучавший во всем мире, и поэтому разрушать ее тело властям было уже не так-то просто.

Митрополит Ювеналий (Поярков) принял в управление Отдел, который за три десятилетия своего бытия уже сформировался как действенный и хорошо отлаженный механизм церковной жизни. Владыка сумел его сохранить и развить в той мере, которая была возможно в 70-х годах прошлого столетия.

— Какие, по Вашему мнению, направления деятельности ОВЦС в 1981–1989 годах были приоритетными?

— К числу приоритетных направлений, — если так вообще можно выразиться в контексте исторической деятельности Отдела! — относилось обеспечение безупречной повседневной работы по всем уставным пунктам. Благодарю Бога за то, что каждый год того десятилетия приносил всё больше и больше работы: это и прямо, и косвенно свидетельствовало об усилении значения Матери-Церкви в жизни христианского мира и Отечества.

Братское общение и согласование позиций с Поместными Православными Церквами становилось в те годы неотъемлемой частью нашей жизни — пока еще на внутрицерковном уровне, о расширении которого на всё наше общество мы мечтали и молились открыто и в тайне сердец.

Особое значение обретали богословские диалоги с инославием: именно они позволили воспрянуть богословской мысли в нашей Церкви и заложили основы для принятия тех исторических документов, которые на рубеже XX и XXI веков выразили стратегию мысли, слова и дела Русской Православной Церкви в третьем тысячелетии от Рождества Христова.

А самым главным направлением, конечно же, стала подготовка к празднованию 1000-летия Крещения Руси.

Спустя чуть более четырех месяцев после вступления в должность председателя Отдела, я был назначен заместителем председателя (по должности) постоянного Рабочего президиума по подготовке и проведению юбилея 1000-летия Крещения Руси и, в частности, главой рабочей группы по участию в праздновании других Церквей и по общественным проблемам. Что бы мы ни делали в те годы, под каждым нашим действием проступала мысль о грядущем торжестве.

Я бы сравнил это состояние жизни с процессом фотопечати: помните, как она совершалась раньше? При соблюдении всех предосторожностей и условий, тщательно заботясь о выдержке, погружая все свои слова и действия в молитвенную среду, мы видели, как проступают очертания, полутона и наконец полноценное и желанное изображение того, чему Господь уготовал совершиться на нашей земле!

— Какие бы Вы выделили вехи в истории ОВЦС в период Вашего руководства Отделом?

— Мне сложно определять какие-то вехи в общем ходе событий того десятилетия: всё представляло собой цельный процесс, логичный и необыкновенно интересный. Вехи уместно определять там, где есть долгосрочные перспективы… А в 80-х годах деятельность Отдела развивалась вглубь и вширь, — Церковь набирала силы для коренных перемен в своем положении в стране и в мире.

Не хочу выглядеть так, как будто уже в те времена мы с сотрудниками предполагали демонтаж советского строя… Во-первых, нам было не до этого в нашей повседневной деятельности, а во-вторых, никто из нас не тешил себя иллюзиями свободы, а каждый день нашей работы был наполнен преодолением тесноты, в которой пребывала вся полнота Церкви.

Для меня важной вехой стало назначение на Минскую кафедру в октябре 1978 года. До этого я пять с половиной лет был архиепископом Берлинским и Среднеевропейским, Патриаршим Экзархом Средней Европы. А тогда мне предстояло принять в управление епархию, равную по размерам целой союзной республике, а также — весь Западноевропейский Экзархат.

Поэтому в моем личном восприятии вехой явилось само председательское послушание в Отделе. К слову, во многом оно стало важнейшим инструментом по управлению Минской епархией, потому что московские и европейские связи весьма содействовали укреплению позиций Православной Церкви в Белоруссии, которую в свое время на общесоюзном уровне решили сделать «первой безрелигиозной республикой» в СССР.

— Какие трудности в работе Отдела Вам приходилось преодолевать?

— Усталость… Штат сотрудников был невелик, а работы — предостаточно. И мы следовали Евангельскому наставлению, которое гласит: «Жатвы много, а делателей мало; итак, молите Господина жатвы, чтобы выслал делателей на жатву Свою» (Лк. 10: 2).

Очень много времени приходилось проводить в дороге, а значит, следовало уметь работать и в поезде, и в автомобиле, и в самолете. Однажды я заметил, как мои нынешние молодые сотрудники как-то во время разговора пришли в искреннее замешательство, осознав, что всю нашу работу в 80-е годы мы совершали, имея в распоряжении только пишущие машинки — даже не всегда электрические. Ни Интернета, ни компьютеров, ни мобильных телефонов…

Удивительно, как меняется окружающий мир! Впрочем, «по плодам их узнаете их» (Мф. 7: 16); нынешние технологии существенно экономят время, но вопрос состоит в том, с какой пользой это сэкономленное время употребляется.

— Как бы Вы описали ситуацию в государственно-церковных отношениях в период Вашего руководства Отделом?

— В начале 80-х со стороны государства чувствовалась самоуверенная успокоенность: Церковь взята в плотное кольцо, атеистическое воспитание общества поставлено на поток, рано или поздно этот «пережиток прошлого» исчезнет сам собой… При этом, оценки жизнеспособности Церкви как социального института были в глазах государства равны почти нулю. Но — не в глазах общества! В народе Православие не растворилось материалистической идеологией и революционной пропагандой, потому что на уровне личной жизни человека становится отчетливо видно, что же в его жизни является внешней шелухой, а что — сокровенной сердцевиной, становым хребтом личности.

Многие государственные деятели полагали, что Отдел служит своеобразным регулятором церковного напряжения, а терпимость к его деятельности способствует положительному образу советского государства на мировой арене. Казалось бы, это — приемлемый компромисс для обеих сторон. Но нет! Путь взаимных уступок, может быть, и был приемлем для государства, но он не был в равной степени приемлем для Церкви.

Мы могли не вступать в дискуссии по поводу «опиума для народа», но мы не молчали, когда речь шла о христианских корнях многовекового национально-культурного достояния, об истории народа и Отечества, которая немыслима без участия Церкви, о национальном характере и, наконец, о контексте мировой цивилизации, в котором Православие имеет огромный удел.

Мы не могли идти на компромисс, основанный на нарушении Евангельских заповедей, и нам приходилось искать параллели между нашей верой и тем, что здравомыслящий человек считает моралью, нравственностью, патриотизмом…

И еще: мы не забывали, что государственные чиновники, служащие всех рангов — это наши соотечественники. Штатский и военный служивый люд в советские годы с особой благодарностью воспринимал то, что его не считают «винтиком» государственной машины или классовым врагом или «одним из миллионов» советских граждан. Наша сила, сила Церкви была и остается в том, что каждый, — подчеркиваю! — каждый человек по-христиански воспринимается как неповторимая, уникальная, бесценная личность, которая не может не стремиться к осмыслению своей неповторимости во времени и в вечности. Может быть, это прозвучало несколько высокопарно, однако на практике мы чувствовали эту благодарность гораздо чаще, чем может представляться со стороны несведущему человеку.

Чудо преображения народа, начавшееся в праздновании 1000-летия Крещения Руси, было закономерным следствием неисчислимой совокупности обстоятельств, которые накапливались годами и десятилетиями. Из них ничто не пропадает и не забывается, но всё приносит плод в свое время. И я, и мое церковное поколение вместе с предшественниками знаем это на личном опыте и из летописи истории Русской Православной Церкви XX – XXI столетий.

— С каким государственным ведомством Вам приходилось больше контактировать: с Советом по делам религий (отдел по международным связям) или с МИД? Можно ли говорить об определенной конкуренции между этими двумя ведомствами при курировании внешнеполитической деятельности религиозных организаций СССР?

— «Конкуренция при курировании» — это звучит забавно… Полагаю, не стоит сегодня задаваться вопросами, ответы на которые не имеют никакого практического смысла. Иных уж нет, а те — далече… К тому же, понятие «внешнеполитическая деятельность религиозных организаций» имеет исключительно секулярное происхождение. В Церкви нет политики — в Церкви есть Евангелие и Евангельская миссия: «Идите, научите все народы, крестя их во имя Отца и Сына и Святаго Духа» (Мф. 28: 19). Господь наш Иисус Христос не был ни политиком, ни дипломатом, — но именно Он спас мир явил Собой путь, истину и жизнь в их наивысшем выражении.

Вообще я признаю лишь один аспект дипломатии: это умение достигать мира, не поступаясь высшими принципами и сохраняя чистую совесть. Не считаю себя ни политиком, ни дипломатом, потому что стараюсь не допускать в круги моей деятельности все остальные свойства и особенности политики и дипломатии.

— Как Вы сегодня оцениваете миротворческую деятельность Русской Православной Церкви в те годы?

— Отдел внешних связей Московского Патриархата формировался в послевоенный период, когда желание мира преобладало над всеми иными помыслами. «Лишь бы не было войны!..» — смысл этого присловья пронизывал всякий частный разговор, всякую официальную речь. И потому борьба за мир стала именно той деятельностью, которая в Советском Союзе выражала всеобщее чаяние.

Миротворческая деятельность быстро стала идеологическим полигоном власти, но даже при этом она не утратила для людей своего личностного смысла. Слишком дорогой ценой был добыт мир для нашего народа, и по сравнению с пережитым ужасом последней войны все эти идеологические, политические, дипломатические конструкции так и не смогли заслонить пронзительной остроты восприятия мира как величайшего блага.

Именно поэтому Русская Православная Церковь с чистой совестью участвовала во всесоюзном и всемирном миротворческом движении, и я оцениваю это движение очень высоко. Могу предположить, что сегодня уже трудно поверить, как часто и как близко к краю ядерной пропасти оказывался человеческий род в течение второй половины XX века. И потому всевозможные общества дружбы с народами других стран, миротворческие форумы регионального и планетарного масштабов, национальные движения в защиту мира совершенно естественно включали в себя церковную миротворческую миссию.

Мы можем сегодня иронизировать над проявлениями советского формализма, который был способен вызвать оскомину даже у самого закаленного идеологического бойца, но куда разумнее было бы исследовать влияние миротворческого движения на формирование единого европейского пространства и — главное! — на реальное устранение угрозы ядерной войны, которое произошло отнюдь не только благодаря «оружию сдерживания» или геополитическому переделу сфер влияния.

Для Русской Православной Церкви миротворческое движение дало возможность выступать на уровне всемирных форумов. И это требовало от Церкви мобилизации интеллектуальных, кадровых, научно-богословских сил. Это был тот самый опыт, который позволил со знанием дела формулировать наше социальное credo в обновленном Отечестве.

— Каковы, по Вашей оценке, место и значение богословских собеседований 1960–1980-х гг. с Православными Церквами и с представителями инославия в деятельности Русской Православной Церкви тех лет?

— Пытаясь кратко ответить на этот многоплановый вопрос, мне хотелось бы подчеркнуть главное: человеческий род не вправе утратить Богооткровеную Истину. Богословские собеседования — это не школьное «повторение пройденного» в новой аудитории, но обоюдная возможность для собеседников сформулировать свои ответы на жизненно важные вопросы веры и бытия человеческой личности.

Тот, кто перечитывает Евангелие, кто выполняет молитвенные правила, кто раскрывает для вдумчивого чтения книги Писания, — тот знает, как десятки и даже сотни раз повторенная фраза способна вдруг обрести такое звучание, такой смысл, который до этого мгновения не открывался уму и сердцу. В таких открытиях выражается чудо духовного совершенствования, живой плод самостоятельного постижения Истины.

Так и богословские собеседования с единоверными и инославными собеседниками дают нам возможность совершенствоваться в своих умозаключениях и открытиях, в своем навыке доносить личную и общецерковную веру и позицию до сознания другого человека.

Практический смысл богословских собеседований состоит в том, чтобы открыть для себя новые пути и способы миссионерской проповеди, чтобы изучить на примере собеседников ту форму религиозного сознания и поведения, которая отлична от собственной. Зачем? Чтобы жить вместе на этой земле, «доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов», как сказано в Писании (Быт. 49: 10).

К тому же, носители религиозного сознания живут в среде своих народов, подчас весьма разных, мировоззрение которых нередко трудно совместимо по самым разным причинам. Но если мы хотим понять душу народа, самую суть его, то нам естественно задать вопрос: «Како веруеши?» И должен заметить, что такое желание есть не только у Русской Православной Церкви по отношению к другим, но и у других — по отношению к нам. Так что, богословский диалог — это процесс высокой взаимной ответственности: ответственности религиозной, патриотической, гуманитарной.

В 60–80-х годах прошлого века Русская Православная Церковь желала быть услышанной и у себя в стране, и за ее пределами. Богословские диалоги были одним из самых естественных путей к этому.

Более того: сегодня русский православный опыт этого времени оказывается удивительно актуален для современных европейских христиан. Они в нынешние время по-своему испытывают давление и тесноту, ущемление в правах и уменьшение численности, поругание и поношение со стороны радикальных атеистических слоев общества.

Это открывает в современной истории богословских собеседований новую страницу нескончаемой летописи поисков Истины в лабиринтах земного мира.

– Церковь систематически высказывает свою озабоченность обилием в средствах массовой информации рекламы услуг астрологов, гадалок, знахарей, экстрасенсов и прочих «целителей». Насколько эти явления вредны для белорусского общества, если говорить не только о верующих? Ведется ли Белорусской Православной Церковью деятельность по психологической реабилитации людей, пострадавших от таких лжеврачей?

– Эти явления не просто вредны, они пагубны для любого общества вне зависимости от его государственной, национальной и исторической принадлежности. Вот что говорит Господь народу, которого Он избрал для проповеди о Едином Боге: «Не должен находиться у тебя проводящий сына своего или дочь свою чрез огонь, прорицатель, гадатель, ворожея, чародей, обаятель, вызывающий духов, волшебник и вопрошающий мертвых; ибо мерзок пред Господом всякий, делающий это» (Втор. 18. 10-12).

Эта заповедь дана Творцом через Боговидца Моисея три с четвертью тысячелетия тому назад, за пять столетий до основания Рима! И это не просто юридическая норма и не только статья из Синайского законодательного кодекса. В этой заповеди сформулированы, говоря современным языком, основы духовной безопасности общества.

Смотрите, к чему приводит ее нарушение: «И если какая душа обратится к вызывающим мертвых и к волшебникам, чтобы блудно ходить вслед их, то Я обращу лице Мое на ту душу и истреблю ее из народа ее», – говорит Господь (Лев. 20. 6).

Обращение к оккультистам всех видов – от гадалок до так называемых экстрасенсов – это всегда добровольное рабство темным силам. Одним лишь мошенничеством здесь дело не ограничивается, потому что в каждом из таких случаев человек все больше и больше утрачивает способность нормально ориентироваться в религиозном и в социальном плане. Он теряет здравомыслие и чувство личной ответственности за свою жизнь, за свои поступки и решения. Мотивы его поведения принадлежат уже не ему, но сторонней темной силе.

Верующий человек, как правило, имеет навык различать духовную природу подобных явлений. Апостол Павел упомянул, если можно так сказать, основные виды оккультизма в числе тяжких пороков, которые ведут к вырождению личности и общества. «Дела плоти известны; они суть: прелюбодеяние, блуд, нечистота, непотребство, идолослужение, волшебство, вражда, ссоры, зависть, гнев, распри, разногласия, [соблазны,] ереси, ненависть, убийства, пьянство, бесчинство и тому подобное», – пишет он в своем послании к галатам – малоазийской народности, имевшей кельтские корни. Галаты горячо восприняли проповедь Апостола, но впоследствии были смущаемы лжепророками. И потому апостол Павел с особой настойчивостью предупреждает их: «Предваряю вас, как и прежде предварял, что поступающие так Царствия Божия не наследуют» (Гал 5. 19-21).

Что касается психологической реабилитации людей, пострадавших от услуг оккультистов, то в особенно тяжелых случаях им предоставляется помощь специалистов через Информационно-консультативный миссионерский центр имени преподобного Иосифа, игумена Волоцкого, созданный одиннадцать лет назад в Минской епархии. Кстати, в апреле прошлого года этот Центр получил статус Представительства Российской ассоциации центров изучения религий и сект (РАЦИРС) в Беларуси.

– Христианство всегда выступало и выступает однозначно против абортов. Как руководство Белорусской Православной Церкви видит дальнейшую судьбу этого вопроса в нашей стране? Намерена ли Церковь последовательно и до конца отстаивать запрет абортов?

– Церковь незыблемо стоит на позиции, осуждающей аборт как убийственное действие и нарушение основного права человека – права на жизнь.

По нашему мнению, циничными являются рассуждения о том, когда зародившаяся в материнском лоне жизнь может быть признана не как сформировавшийся человек со всеми причитающимися ему правами и гарантиями, а когда это всего лишь «эмбриональный материал».

В Евангелии от Луки есть повествование о том, как Приснодева Мария несколько дней спустя после события Благовещения направилась к своей родственнице Елизавете, бывшей на шестом месяце беременности будущим Иоанном, Предтечей и Крестителем Господним.

Подчеркну, что зачатие Сына Божия от Святого Духа совершилось за несколько дней до встречи Марии и Елизаветы. Когда же «Елисавета услышала приветствие Марии, взыграл младенец во чреве ее; и Елисавета исполнилась Святаго Духа, и воскликнула громким голосом, и сказала: благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего!» (Лк. 1. 41). Шестимесячный младенец из чрева матери приветствовал грядущего в мир Сына Божия, который только что воспринял человеческую плоть и пребывал в Материнском лоне в крохотном состоянии!

Какие после этого нужны еще аргументы, какие вообще могут быть споры о том, когда человек становится человеком?

Исходя из такой позиции, Православная Церковь настаивает на законодательном закреплении следующих норм: чтобы врач имел право отказаться от совершения аборта, когда это не угрожает жизни и здоровью матери; чтобы аборт не квалифицировался во всех без исключения случаях как вид медицинской помощи; чтобы совершение абортов не поощрялось как вид оперативной активности; чтобы практика совершения абортов была выведена из компетенции частных медицинских учреждений.

Скажите, Владыка, что есть жизнь человека: дар Божий или мука? Человек — странник, букашка или господин?

— Жизнь — священный дар, и никто не может сказать о себе, что он хозяин своей жизни. Например, самоубийцу Церковь не позволяет отпевать. Он отверг закон жизни, он распорядился тем, чем не владел, чем не имел права пренебрегать. Вы представьте, насколько это поучительно! Скажут — жестоко, Церковь даже не помолилась… Нет, Церковь молится и о таких — в своё время. Есть молитва в День Святой Троицы, когда Церковь и о всех них воздыхает. Но она не может просить Бога о помиловании человека, который пренебрёг Божественным Даром.

^ Это — как сожаление о потерянной жизни?

— Естественно! И в этом тоже должна быть дисциплина. Порядок во всём!

Духовная жизнь клира

Какие изменения в молодых генерациях отечественных православных священников Вы наблюдаете? Надо ли человеку, рукоположенному в духовный сан, соответствовать «духу времени»? Или Церковь (особенно Православная) — это та сфера, где никакой консерватизм не бывает избыточным?

— Консерватизм не бывает избыточным в догматических и канонических вопросах, и та лёгкая ирония, которая заметна за скобками, — это, между прочим, тоже дань определённым стереотипам.

Вот что советовал своим современникам и христианам последующих времён святитель Игнатий (Брянчанинов), видный богослов и церковный иерарх XIX столетия: «Ознакомься с духом времени, изучи его, чтобы, по возможности, избегнуть влияния его». Здесь необходимо добавить, что знакомство с многоразличными проявлениями так называемого «духа времени» должно совершаться на уже достаточно твёрдых религиозных основаниях, иначе процесс увлечённого ознакомления может выйти из-под контроля и разрушить неопытного исследователя.

Молодое поколение священнослужителей в Белорусской Православной Церкви готовят Минские Духовные Академия и Семинария. И абитуриенты, и выпускники — все они яркие представители современной молодёжи, этой «технологичной генерации», которая почти не помнит религиозной несвободы прошлого столетия. Они во всём подобны своим светским сверстникам, кроме одного: как говорили встарь, они «не без Бога в сердце и не без Царя в голове».

Рассмотреть образ современных молодых священников и кандидатов к рукоположению во священный сан удобно, читая семинарский студенческий журнал «Ступени». Практически я не вмешиваюсь в деятельность редакции, доверяя ей самовыражаться так, как свойственно молодым христианам — священнослужителям, учёным, творческим людям.

За последнее десятилетие в церковном клире и среди паствы появилось много молодых образованных людей. Очевидно, что в Церковь и в общество в целом пришло новое поколение со своими, порою очень специфическими чертами и характеристиками. Возникают ли в связи с этим, говоря светским языком, кадровые проблемы, связанные, например, с церковной дисциплиной, с пастырской этикой?

— Конечно, возникают. Мы уже касались проблемы преодоления молодой частью нашей паствы мировоззренческих последствий периода псевдорелигиозной вседозволенности. Церковная жизнь требует не только, а может быть, и не столько внешних форм выражения своего индивидуального восприятия Бога, сколько внутренней работы над собой. Всё остальное — это лишь средства для достижения личного духовного совершенства. Осознание семи Таинств Церкви, среди которых Крещение, Покаяние, Евхаристия, Брак, и дальнейшее выстраивание своей жизни в соответствии с высочайшей ответственностью, которую христианин принимает на себя в этих и иных Таин­
ствах, — вот путь верующего человека.

А мы порою внешнему благоустройству уделяем больше внимания, чем внутреннему развитию. Впрочем, давайте не будем углубляться на страницах газеты в проблемы пастырского душепопечения…

Ваш вопрос, как я понимаю, касается в большей степени проблем клира, причём его молодого состава. Действительно, современная молодёжь, в том числе и церковная, значительно отличается от старшего поколения священнослужителей и мирян. Я не склонен идеализировать ни старших, ни младших по возрасту клириков. Но не отдать должное самоотверженности и тех, и других я не могу.

Старшее поколение, быть может, не такое образованное и не столь привычно чувствующее себя в мире информации, технологий и свободы мнений, отличается большей твёрдостью в отстаивании традиционных норм и правил приходской жизни, пастырской этики, церковного быта. Ведь именно они сохранили Церковь в период гонений и несвободы. И нельзя забывать, что этот подвиг скромных сельских пастырей XX века лежит в основе нашего сегодняшнего возрождения. Многие из их числа прославлены со святыми в лике новомучеников и исповедников.

Свою историческую миссию старшее поколение священнослужителей выполнило с честью и по сей день продолжает нести её так, как велит им пастырский долг, запечатлённый в словах апостола Павла, начертанных на наперсном иерейском кресте: «Образ буди верным словом, житием, любовию, духом, верою, чистотою» (1 Тим. 4: 12).

В жизни мы чаще говорим о конфликте отцов и детей, чем о преемственности поколений. В Церкви же такому конфликту просто нет и не может быть места. Без преемственности, восходящей к апостолам, к Христу Спасителю не может быть и самой Церкви. Моё сердце искренне радуется, когда я вижу в сегодняшней православной молодёжи тот же огонь веры, который согревал народ и в прошлом, и в предшествовавших веках.

Они — действительно другие в своих внешних проявлениях и в новых обстоятельствах жизни. Но в них чувствуется и сила традиции, и основательность устоев, свойственная старшим клирикам. Замечательное сочетание! Признаюсь, в целом мне нравится нынешняя молодёжь.

Впрочем, захваливать молодое поколение священнослужителей тоже не годится. Вопросы служебной дисциплины, пастырской этики и ответственности — это неизбывная тема наших Епархиальных собраний, причём, не только Минской, но и вообще всех белорусских епархий. Это — жизнь, и дело не в том, что кто-то споткнулся или ошибся, а в том, есть ли у него желание работать над собой, становиться опытнее, добросовестнее, мудрее.

Когда ошибки не признаются, когда голос соборного увещевания не доходит до совести впадающих в искушения пастырей, — применяются соответствующие канонические меры: запрещение в священнослужении, отчисление за штат, лишение священного сана. Это болезненные, но подчас необходимые меры для пресечения греха, овладевающего человеком.

Что касается пастырской этики, то я, знаете ли, не согласен с пословицей, утверждающей, что «каков поп — таков и приход». Влияние паствы и пастыря носит взаимный характер, и великое благо для Церкви, когда в результате этого встречного движения все его участники становятся ближе к Богу.

^ Изменились ли требования к кандидатам во священство? Не кажется ли Вам, что иными стали и сами кандидаты?

— Несомненно, потому что положение церковных дел весьма существенно изменилось! Вспоминаю, с какими боями в прежние времена мы отстаивали наших ставленников перед различными советскими инстанциями. Ведь если ставленник оказывался человеком с высшим образованием, его кандидатура блокировалась любым способом. Общий образовательный уровень духовенства пытались искусственно принизить, и с этой целью препятствия чинились очень серьёзные.

К слову, в том малом количестве монастырей в стране, которые власти ещё не успели закрыть, оставались лишь насельники преклонного возраста. Тех, кто помоложе, просто не прописывали в местности, где расположена обитель. Надеялись, видимо, что так мы постепенно «вымрем».

Но нет! Взгляните, сколько молодых лиц в храмах, какая молодёжь в церковных училищах и Семинариях, в братствах и просто на церковных службах! Конечно, это относится и к кандидатам во священство. Их образование сегодня намного выше, за десять лет выросла целая плеяда молодых, весьма молодых учёных богословов, которые уже сами учат новое поколение студентов. Требования к ставленнику сегодня высоки. Но и они также требуют большего внимания к себе, к процессу своего пастырского становления.

Порою нам не хватает опыта доброй старой священнической школы, который воплощали такие отцы, как приснопоминаемые протоиерей Михаил Буглаков, протоиерей Виктор Бекаревич и многие иные… Они и их поколение сохранили Церковь в сложнейшие времена, и мы должны помнить об этом, размышляя о наших старших священнослужителях. Это были мужественные, твёрдые в своём служении люди. Слава Богу, многие из этого поколения всё ещё в строю.

Ваше Высокопреосвященство, мы часто говорим о духовной жизни мирян, монахов, и как-то вне обсуждений остаётся духовная жизнь самого духовенства — епископов и священников. Какое бремя несут на себе священнослужители, каковы их обязанности перед Богом и Церковью?

— Само собой разумеется, что духовенство обязано быть для своей паствы всегда примером в жизни. И в духовной, и в священнической, и в общении с людьми разного положения. Священник должен быть всегда на высоте. Но надо помнить, что священник, епископ, любой клирик — это человек, и ничто человеческое ему не чуждо. Но и в этом человеческом должна быть градация допустимого. Великая ответственность на каждом священнике. Прежде всего перед Богом. Он нас поставляет на служение народу, Он даёт власть «вязать и решить» грехи людские, и Он с нас спросит о духовном состоянии паствы. Также мы ответственны перед Церковью. Церковь — это собрание людей, верующих в Бога, принимающих Таинства Церкви, хранящих эти Таинства, поэтому небрежность служения — это грех перед Церковью. И перед народом Божиим мы, естественно, прегрешаем, если совершаем своё служение без любви к человеку, формально, становимся просто «требоисполнителями», а не болеющими за души людские.

Я говорил о власти, которая дана Богом епископам, священникам. Это власть любви. Это единственная наша власть. Сам Господь по любви послал Сына Своего Единородного в мир, чтобы спасти людей. Именно этой любовью должно быть уязвлено наше пастырское сердце.

Как объяснить, что на демонстрации в Москве вместе с неонацистами выходят, в частности, и служители Церкви? Свобода и демократия в наше время понимаются неоднозначно, в том числе и священнослужители не все понимают, что быть демократом — это, прежде всего, защищать свободу других и служить созиданию.

— Вы правы, в последнее время появились нарушители канонической церковной дисциплины. Разумеется, каждый гражданин имеет право на свободу выражения собственных мыслей. Но если над тобой Церковь, ты должен думать о том, что твоё слово, обращённое к народу, воспринимается особо. Вот почему сейчас Церковь требует, чтобы мы, её служители, не принадлежали ни к одной из политических партий.

^ С кем священники решают свои духовные вопросы, кто их исповедует? Должны ли исповедоваться епископы, члены Святого Синода?

— Безусловно, каждый православный человек, будь то патриарх, митрополит, епископ, священник, монах, обязан исповедоваться как минимум четыре раза в год в дни постов. В монастырях, например, заведено: каждый священник, который заступает на неделю своего служения, проходит исповедь.

В нашей епархии в течение Великого и Рождественского постов всё духовенство проходит исповедь. Каждый, конечно, может иметь своего духовного руководителя ещё где-то, но он обязан пройти исповедь у назначенного епархиального духовника.

Сейчас рукополагаются в основном молодые люди. Сразу ли они получают право исповедовать? Ведь от Таинства Исповеди зависит очень многое в жизни верующего человека. Неправильный совет может навсегда оттолкнуть человека от Церкви.

— Вы коснулись самого больного сейчас вопроса. В Древней Церкви духовники специально готовились к тому, чтобы получить право исповедовать. Но сегодня, когда так интенсивно Церковь развивается, мы привлекаем священников не из Духовной Школы, а из прихожан. И наша практика обязательной исповеди перед каждым причащением (в отличие от других Поместных Церквей) вынуждает нас задействовать всех священников в исповеди. А все ставленники имеют разные таланты, возможности и способности. И большая ответственность ложится на епископа, который призывает к служению и рукополагает. О чём предупреждает нас апостол Павел? «Рук ни на кого не возлагай поспешно» (1 Тим. 5: 22).

Часто молодые священнослужители думают, что могут делать всё безошибочно, они начинают руководить приходом по своему разумению, не советуясь с епископом и старшими братьями, нарушая правила церковные и мудрость Писания. Это явление названо младостарчеством. И в нашей епархии есть священнослужители, которые возомнили, что они являются опытными духовниками, руководителями паствы своей и не только своей, но и всех людей, которые к ним обращаются. Такие священники «обличают» епископа, всю нашу Церковь, Московскую Патриархию в какихто выдуманных преступлениях. На этот путь становятся младостарцы, которые не глубоко изучают учение Церкви, но удачно комбинируют выражения, тексты Священного Писания, святых отцов, Соборные постановления. Духа церковного в них нет.

Они дерзают нарушить свою клятву, данную в момент рукоположения, нередко нарушают запрет на служение и продолжают священнодействовать. Я чувствую свою вину в том, что медлю с лишением их священного сана. Но оно необходимо для очищения Церкви от разного рода лжеучений и расколов.

Много людей сейчас приходит к священнослужителям со своими скорбями и болезнями. Но нельзя всех считать одержимыми нечистым духом, как рассуждают некоторые. Такие суждения вносят соблазн в церковную жизнь. Лечить психически неустойчивых людей нужно в соответствующих больницах, а душевно здоровым нужно простое, нормальное духовное руководство. Очень опасно «отчитывать» здорового человека, он может не выдержать такого психологического воздействия и заболеть психически.

— Можно ли предупредить такие расколы?

— Нам много пишут с приходов, и мы проверяем эту информацию. Бывает много неправды, предвзятых мнений о священнослужителях, о каких-то конфликтных ситуациях. Иногда люди обращаются к властям, вплоть до правительства, Президента, пишут Патриарху. Епархиальная администрация должна быть очень внимательна к малейшим нестроениям в приходах и быстро разрешать конфликты. И, конечно, надо чаще говорить о наболевшем. Применять практику Патриарха — встречаться с духовенством хотя бы раз в год и обсуждать все вопросы.

— В древности выбирался духовник, который обладал даром различать душевную болезнь от беснования; он читал заклинательные молитвы только над одним бесноватым и в полном уединении. Сейчас мы нередко видим совершенно другое — многолюдные сеансы, где большинство — душевнобольные люди. Такие приходы становятся просто рассадниками суеверий. Может быть, лучше отказаться от этой практики?

— Вопрос не простой. Факт одержимости всё-таки есть. И противостоять этому вражьему нападению на человека мы обязаны. Но, Вы правы, к этому нужно серьёзно подходить и готовиться. Того человека, который занимается отчитками, бес не оставляет. Один священник после того, как я благословил ему попробовать, пришёл ко мне и поведал результат: духовные нападения и нестроения происходят даже в его семье. Беда в том, что священники порою не различают, что болезнь, а что «демонское удручение», как в древности говорили.

Над явлением отчиток стоит задуматься руководству епархии и Церкви в целом и, может быть, начать серьёзно готовить пастырей к подвигу. Также необходимо следить, чтобы тщательно совершалось Таинство Крещения. Ведь молитвы на изгнание нечистого духа из младенца — это и есть как бы отчитка. Но если священник пренебрегает ими при Крещении, то потом духовным болезням легче войти в человека.

— Святая Православная Церковь существует уже почти две тысячи лет. За всю её историю периодов спокойствия было очень немного: часто возникали гонения со стороны государства, а если не было их, то церковный мир нарушался изнутри — появлялись раскольники. Как Вы думаете, чего нам следует опасаться сейчас — внутренних нестроений или гонений извне?

— Внешне вроде бы Церковь сейчас благоденствует. Прекратились гонения, можно образовывать новые и новые общины. Но акцент деятельности врага (мы часто боимся употребить это слово) сместился. Начались процессы внутреннего раздора, оскудела любовь между мирянами и духовенством. Играют на чувствах мирян идеологи раскола, — а мы знаем, что они существуют. Немало поработала газета «Русь православная», где очень продумана борьба против иерархии, против Синода, против руководства Церкви. Сколько было различных слухов перед Архиерейским Собором в 2000 году! Как ждали, что, наконец, произойдёт раскол среди иерархии. Но Церковь осталась едина, слава Богу.

Сейчас не надо увлекаться внешним благолепием и благополучием Церкви. «Бог… не в рукотворенных храмах живет», — провозгласил апостол Павел в Афинах (Деян. 17: 24).

Прекрасны золотые купола! Мы Богу должны давать лучшее. Но большие требования сейчас предъявляются священству: помимо высокой нравственности, безупречной честности и истинно православной духовности надо ещё и говорить языком современного человека, помогать в разрешении самых сложных проблем, которые ставит перед верующими действительность.

Семья как малая Церковь

— Что бы Вы пожелали белорусским семьям?

— Мира и согласия, которые лежат в основании всех добрых отношений между людьми любых возрастов и званий; единомыслия и доверия друг ко другу, без которых немыслимо никакое общее дело; взаимного уважения и терпения, которые пребывают непременным условием равноправных и долговременных отношений; наконец, той любви, которая происходит не от одной лишь влюблённости, но включает в себя любовь в её евангельском измерении и возрастает до Любви Божественной, которая, по выражению Данте Алигьери, «движет Солнце и светила».

И ещё пожелаю творчества! Да, именно творчества в области жизненных отношений членов семьи друг с другом! Согласитесь, ведь только творческая деятельность может привести к открытиям, к созиданию шедевров, к постижению истины. Люди, решившие создать семью, стоят на пороге открытий, к которым их может привести интерес к личности друг друга, влечение к внутреннему миру любимого человека, желание приобщиться к сокровищам опыта, мировоззрения, знаний того, кто стал спутником в совместном жизненном путешествии. Осуществить всё это без творческого начала, мне кажется, весьма затруднительно.

А ведь семейное творчество заключается в очень простых вещах. Начинается оно с умения разумно уступать и быть снисходительным. И если супруги имеют желание и готовность поделиться друг с другом собственным жизненным опытом в мелочах и в делах серьёзных, — то это потребует от них определённых педагогических способностей. Сейчас я имею в виду вовсе не отношения взрослых и детей, но говорю именно о мужьях и жёнах.

Семейная педагогика начинается с родителей, с их обоюдной способности учить друг друга семейным отношениям и учиться друг у друга премудростям совместного жительства. Иначе как достигнуть успеха в воспитании детей, если ребёнок будет вправе упрекнуть своих наставников: «А сами-то вы делаете так, как требуете от меня?»

Вот почему мне хотелось бы пожелать всем супругам чистой родительской совести перед своими детьми.

Самой действенной педагогической системой в конечном итоге оказывается та, которая основана на личном примере. Уверен, что если супруги верны своим добрым принципам и убеждениям, которым они сами следуют на деле, а не на словах, — то дети раньше или позже непременно осознают драгоценность родительских примеров и применят их и к себе, и к ситуациям своей жизни.

По материалам «Митрополит Минский и Слуцкий Филарет. Вопросите Господа за меня», Минск,

Белорусская Православная Церковь, 2008