На протяжении вот уже 30 с лишним лет я являюсь священнослужителем Русской Православной Церкви. В течение этого периода мне довелось преподавать во многих учебных заведениях самого разного профиля. Перечислю лишь некоторые: Московская духовная академия, Общецерковная аспирантура и докторантура, Научно-исследовательский ядерный институт МИФИ, Кембриджский университет в Великобритании, Фрибургский университет в Швейцарии. Этот обширный преподавательский опыт естественным образом дополняет мое основное служение.
Ведь и священник призван учить и воспитывать. Призвания священника и учителя во многом близки, у них общие задачи. Не случайно Церковь и школа всегда взаимно дополняли друг друга.
Эта общность задач неслучайна. Слово «педагог» является переводом греческого «детоводитель». Педагог — это тот, кто берет ребенка за руку и ведет его по жизни.
Слово «педагогика» употребляется в разных значениях, оно описывает и обучаемых, и обучающих, и само обучение и воспитание, и, наконец, содержание передаваемого учения, например заповедей. Об этом в своем сочинении под названием «Педагог» говорит христианский писатель рубежа II–III веков Климент Александрийский.
У Иисуса был уникальный преподавательский метод
Христианская педагогика берет начало в библейской истории. У ветхозаветных пророков были ученики, и даже целые школы. Однако пророческий дар, личную харизму нельзя было передать простым обучением или путем передачи информации, то есть тем, что сейчас называют «оказанием образовательных услуг». Между великими пророками существовала духовная преемственность. Дух одного пророка после его смерти мог перейти к другому (4 Цар. 2:3, 5, 7). При этом один пророк не мог передать другому свои дарования автоматически, как бы по наследству: передача пророческого дара от учителя к ученику была актом воли Божией.
В своем сочинении Климент Александрийский указывает на то, что многие учителя пытаются учить разным умениям и знаниям, но к «усмотрению Истины» приводит лишь педагогика, которая согласна с волей Божией.
Говоря о педагоге, Климент имеет в виду не просто абстрактного учителя. Перед его глазами стоит яркий образ Иисуса Христа — Педагога с заглавной буквы.
Я не сомневаюсь, что многие из вас читали Евангелие. Для кого-то, несомненно, это настольная книга, руководство к действию. Для других, может быть, просто интересный литературный памятник. Но мне бы хотелось сегодня выразить пожелание, чтобы каждый из вас, избравших своим призванием педагогику, прочитал Евангелие глазами профессионала и посмотрел на образ Христа именно с этой точки зрения: чему может научиться у Него современный педагог?
У Иисуса был очень интересный, своеобразный и уникальный преподавательский метод. Так, например, Иисус никогда не снижал планку, пытаясь подстроиться под духовный и интеллектуальный уровень Своих собеседников, как делают многие учителя.
Прочитайте Его беседу с Никодимом из 3-й главы Евангелия от Иоанна или беседу с самарянкой из 4-й главы того же Евангелия, и вы увидите, что разговор в обоих случаях происходит как бы на двух разных уровнях: на одном уровне говорит Иисус, на другом вопрошает собеседник. Иисус как бы ведет за собой собеседника, поднимая его все выше и выше и научая за простыми земными явлениями и предметами видеть духовные реальности.
Через текст притч до нас доносится Его живой голос
Одной из характерных особенностей педагогического метода Иисуса было использование жанра притчи в качестве едва ли не основного способа передачи истин людям. В истории человечества не было другого учителя, который использовал бы жанр притчи столь же широко и последовательно, как это делал Иисус. Унаследовав этот жанр от Ветхого Завета, он расширил его возможности до такой степени, довел искусство притчи до такого совершенства, что никто из Его последователей — ни в первом, ни в других поколениях — не обращался к жанру притчи.
Использование притчи в качестве основной формы передачи духовно-нравственных истин было настолько характерным для Иисуса, что евангелисты специально отмечали: «Все сие Иисус говорил народу притчами, и без притчи не говорил им» (Мф. 13:24); «И таковыми многими притчами проповедовал им слово, сколько они могли слышать. Без притчи же не говорил им…» (Мк. 4:33-34). Когда Иисус переставал говорить притчами, это даже вызывало удивление: «Вот, теперь Ты прямо говоришь, и притчи не говоришь никакой» (Ин. 16:29).
Жанр притчи является одним из промежуточных звеньев между прозой и поэзией. Притчи излагаются, как правило, в прозаической форме, однако их образный строй, язык, лаконичная форма изложения, присказки и присловия, которыми они часто сопровождаются («кто имеет уши слышать, да слышит»; «много званых, но мало избранных»; «будут последние первыми, и первые последними») — все это сближает притчи с поэзией, придает им поэтическую окрашенность.
Соответственно, и восприятие притч слушателем близко к тому, как люди воспринимают поэзию. В стихотворении читатель, как правило, не ищет мораль, выводы или инструкции: гораздо важнее оказываются образы, звукопись, ритм, игра слов, другие приемы поэтического мастерства.
Иисус нередко обращался к людям с прямыми наставлениями, имевшими императивную форму (примером может служить Нагорная проповедь). Но в притчах Он прибегал к иной форме изложения, оставлявшей значительно больше пространства для воображения, фантазии, самостоятельного творческого осмысления.
В притчах Иисус предстает перед нами не только как учитель нравственности, но и как поэт, облекающий Свою мысль в пластичные и многофункциональные словесные формы, предполагающие многоуровневое восприятие — не столько через интеллект, сколько через сердце.
Не будем забывать и о том, что если для нас притчи являются, прежде всего, письменным текстом, который мы читаем, изучаем, анализируем, то для непосредственных слушателей Иисуса дело обстояло иначе: они слышали Его живую речь со всей характерной для нее динамикой устного, межличностного диалога. При переносе на бумагу неизбежно исчезали те дополнительные оттенки, которые слушатели улавливали благодаря интонации Рассказчика, Его жестикуляции, повышению и понижению голоса, выражению лица и глаз. Какие-то дополнительные обертоны утрачивались при переводе с арамейского на греческий язык, а затем и при каждом новом переводе текста с греческого на иные языки.
И, тем не менее, несмотря на то, что в определенном смысле каждая притча Иисуса, которую мы читаем сегодня на своем родном языке, является реконструкцией того, что Он говорил когда-то Своим непосредственным слушателям, через письменный текст этих притч до нас доносится Его живой голос. И письменный текст воскрешает перед нами образ Того, Кто не только нес людям весть о Царствии Божием, но и обладал способностью облечь эту весть в яркие, запоминающиеся образы.
Притча имеет некоторое сходство с басней или сказкой. Подобно басне, она построена на принципе метафоры и в некоторых случаях заканчивается прямым указанием на то, как эта метафора соотносится с реальностью. Подобно сказке, притча не претендует на реализм и может содержать в себе разного рода фантастические детали, закончиться раньше, чем хотелось бы слушателям. Прослушав сказку или басню, дети иногда спрашивают: «А что было дальше?» Этот вопрос взрослым кажется неуместным и комичным, так как они знают законы жанра.
Ученики многое не понимают, но остаются с Ним
Иисус был подлинным Педагогом не только потому, что основным делом Своим избрал учительство, но и потому, что создал вокруг Себя общину учеников. Общественное служение Иисуса начинается с призвания учеников: «Проходя же близ моря Галилейского, увидел Симона и Андрея, брата его, закидывающих сети в море, ибо они были рыболовы. И сказал им Иисус: идите за Мною, и Я сделаю, что вы будете ловцами человеков. И они тотчас, оставив свои сети, последовали за Ним. И, пройдя оттуда немного, Он увидел Иакова Зеведеева и Иоанна, брата его, также в лодке починивающих сети; и тотчас призвал их. И они, оставив отца своего Зеведея в лодке с работниками, последовали за Ним» (Мк. 1:16-20; Мф. 4:18-22).
Глагол «следовать» встречается в Евангелиях в общей сложности 79 раз (25 у Матфея, 18 у Марка, 17 у Луки и 19 у Иоанна), из них в 73 случаях он указывает на следование за Иисусом. Призвание апостолов заключается прежде всего в том, чтобы следовать за Учителем — как в буквальном смысле (идти за Ним), так и в переносном (исполнять Его заповеди, следовать Его учению).
Сравнительный анализ повествований четырех евангелистов показывает, что община учеников складывалась вокруг Иисуса постепенно. Общее количество учеников варьировалось: если верить Иоанну, то сначала их было пять, потом стало значительно больше, потом многие отошли. Синоптики не прослеживают такую динамику: из их повествований можно вывести лишь то, что число учеников постепенно росло.
Тема взаимоотношений Иисуса с учениками — одна из центральных во всех четырех Евангелиях. Значительная часть поучений Иисуса, воспроизведенных в Евангелиях, адресована ученикам. Иисус беседует с ними наедине; отдельно обращается к ним перед тем, как обратиться к народу; по их просьбе разъясняет то, что они не поняли в Его поучениях, адресованных народу.
Община учеников во главе с Иисусом была первой новозаветной школой, в которой ученики усваивали Божественное Откровение из уст Самого воплотившегося Бога. Именно в усвоении этого опыта и состояло прежде всего ученичество апостолов. Как утверждает евангелист Иоанн, в сообщении ученикам этого опыта и заключается, в конечном счете, основной смысл земного служения Иисуса: «И от полноты Его все мы приняли и благодать на благодать, ибо закон дан чрез Моисея; благодать же и истина произошли чрез Иисуса Христа. Бога не видел никто никогда; Единородный Сын, сущий в недре Отчем, Он явил» (Ин. 1:16-18). Здесь употреблен греческий глагол «экзегесато» — «явил», «изъяснил», «показал». Иисус явил ученикам Бога Отца, стал первым «экзегетом» Бога.
Ученики называли Иисуса «Учителем» и «Господом», и Христос принимал это как должное: «Вы называете Меня Учителем и Господом, и правильно делаете, ибо Я точно то» (Ин. 13:13). Задачу учеников Он определял прежде всего как подражание Ему. Умыв ноги ученикам на Тайной вечери, Христос сказал им: «Если Я, Господь и Учитель, умыл ноги вам, то и вы должны умывать ноги друг другу. Ибо Я дал вам пример, чтоб и вы делали то же, что Я» (Ин. 13:14-15).
Сознавая Свое учительское достоинство, Христос говорил: «Ученик не выше учителя, и слуга не выше господина своего: довольно для ученика, чтобы он был, как учитель его, и для слуги, чтобы он был, как господин его» (Мф. 10:24-25). В то же время Он подчеркивал, что Его ученик — это не «слуга» и не «раб» своего Учителя: «Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего» (Ин. 15:15). Ученичество есть не что иное, как дружба с Учителем — глубокая дружба, при которой Учитель ничего не скрывает от учеников.
Отношение Христа к ученикам отличается от Его отношения к простому народу. Народ Он учит притчами, говорит людям не все, что мог бы сказать ученикам, некоторые вещи скрывает от него. Ученикам же Он доверяет великие и сокровенные тайны Царствия Небесного: «И, приступивши, ученики сказали Ему: для чего притчами говоришь им? Он сказал им в ответ: для того, что вам дано знать тайны Царствия Небесного, а им не дано; ибо кто имеет, тому дано будет и приумножится; а кто не имеет, у того отнимется и то, что имеет; потому говорю им притчами, что они видя не видят, и слыша не слышат, и не разумеют» (Мф. 13:10-14).
Евангелисты не скрывают от нас сложностей во взаимоотношениях Иисуса и учеников, фиксируют различные реакции учеников на слова Иисуса и происходящие события: не только восхищение, радость, изумление, удивление, но также и непонимание, недоумение, неверие, страх, протест. Богатая гамма личных чувств, переживаний и эмоций учеников представлена на страницах Евангелий. Ученики часто не понимают, что хочет им сказать Учитель, переспрашивают Его, спорят с Ним.
Тем не менее, при чтении Евангелий мы воспринимаем учеников Иисуса как единую и в целом сплоченную команду. Они многое не понимают из того, что Он говорит и делает, но продолжают оставаться с Ним, ходить за Ним, слушать и запоминать Его поучения и притчи. Какая-то сила удерживает их при Нем, несмотря на постоянную напряженность, происходящую от того, что они живут на ином интеллектуальном и духовном уровне, чем их Учитель.
Круг учеников и последователей Иисуса был достаточно широким. В него входили 12 апостолов, специально избранные и поставленные на служение, а также упоминаемые Лукой 70 других апостолов. Были у Иисуса и тайные ученики, из которых двое известны по имени. Помимо учеников-мужчин, среди последователей Иисуса были и женщины — как названные по имени, так и оставшиеся безымянными.
Ученики были необходимы Иисусу для того, чтобы разделять Его труды, слушать и запоминать Его поучения, а со временем — и это главное — продолжить Его дело. Именно они составили ядро Церкви, которую Иисус создал на все времена.
Создание Церкви было миссионерским проектом — крупнейшим в истории человечества. И осуществление этого проекта после смерти и воскресения Христа легло на плечи Его учеников, которым Он повелел: «Идите, научите все народы… уча их соблюдать все, что Я повелел вам» (Мф. 28:19-20). Обратите внимание на дважды употребленный в одной фразе глагол «учить»: именно учительную, педагогическую миссию Спаситель объявляет главным делом Своих учеников.
Для осуществления этой миссии им необходимо было содействие Святого Духа, Который, по обетованию Спасителя, должен научить их всему (Ин. 14:26). После того, как в день Пятидесятницы на учеников нисходит Дух Святой (Деян. 2:1-4), они становятся в полном смысле слова апостолами и вступают на путь учительства. Подобно Иисусу, они начинают учить в храме, в синагогах, в частных домах (Деян. 5:21; 5:42; 13:14).
«Итак, чего же хочет от нас Педагог?»
Преемство учения, переходящего из поколения в поколение, было неотъемлемой чертой всякой духовной школы. Иисус Христос как учитель был преемником ветхозаветных пророков и Иоанна Крестителя; преемниками Иисуса стали апостолы и первые поколения христианских учителей. В их задачу входило прежде всего научение вере оглашенных и новокрещеных; наряду с пастырями они занимались евангелизацией и катехизацией членов молодых христианских общин.
Проповедь апостолов и их преемников стала почвой, на которой сформировались духовные школы христианского Востока. По мере того как Церковь расширялась географически, христианские учителя сталкивались с культурными традициями, отличавшимися от той, в которой сформировалась апостольская община. Происходил сложный и временами болезненный процесс осмысления богооткровенной религии как пути ко спасению, не обусловленного рамками еврейской национальной традиции. Благовестие о Боге воплотившемся, распятом и воскресшем долгое время оставалось «безумием» для эллинистического мира (1 Кор. 1:23), который должен был созреть для своей Пятидесятницы, найти свой подход к тайне Боговоплощения. Рожденное в ином культурном измерении, сознание эллинского мира требовало и иного педагогического подхода со стороны христианских учителей.
Опыт первохристианских апологетов показывал, как трудно было донести истины Откровения, научить опыту жизни во Христе античное общество. Эта задача была блестяще выполнена катехизическими школами древнего мира. Такие школы возникали в различных крупных центрах тогдашней экумены. Одним из таких центров была Александрия, и именно там вел свою преподавательскую деятельность Климент.
В училище, которое он возглавлял, преподавалось не только христианское богословие. Большое внимание уделялось и светским наукам. Это было сознательной установкой. Климент считал, что неученый человек не сможет ни отличить истину от лжи, ни должным образом защитить христианскую веру перед ее врагами: «Некоторые полагают весьма разумным ни с диалектикой, ни с философией дела не иметь, ни естественных наук не изучать, но довольствоваться лишь простой и чистой верой.
Но это все равно, как если бы утверждали они, что никакого ухода за виноградной лозой не нужно, а достаточно лишь посадить ее, чтобы иметь потом гроздья… При уходе же за виноградной лозой… приходится пользоваться ножом, заступом и другими земледельческими орудиями… Подобным же образом свести все к истинному учению может лишь человек основательно ученый. Для защиты веры от посягательств на нее он пользуется многим и из геометрии, и из музыки, и из грамматики, и из философии» [1].
В то же время преподавание отнюдь не сводилось к усвоению тех или иных теорий. Главный упор делался на нравственность: «Основная задача Педагога — практика, а не теория; не обучение, а нравственное улучшение — вот Его цель; жизнь мудреца, а не ученого. Отчасти Логос является, конечно, и учителем, но это не главная при сем Его цель. Дело Учителя состоит, собственно, в раскрытии и объяснении положений веры. Но так как Педагог наш есть практик, то прежде всего занимается Он порядками нравственной жизни. Поэтому, с одной стороны, Он приглашает к исполнению обязанностей, сообщая наичистейшие понятия о нравственности; с другой стороны, Он указывает современному поколению на нравственные образы времен прошедших» [2].
Вновь и вновь Климент напоминает о нравственной составляющей процесса обучения: «Итак, чего же хочет от нас Педагог? О чем проповедует Он и словом, и делом? Он дает заповеди и запрещения; одни — ясно — для исполнения, другие — в предупреждение с нашей стороны деяний, противоречащих тем заповедям» [3].
Христианская педагогика с самого начала ставила своей целью не просто сообщение ученикам некоей суммы знаний, но воспитание нравственно полноценной личности, способной отличать добро от зла, ориентироваться во множестве философских учений, избирать из них для себя полезное и отсеивать вредное.
Научить самому главному — любви к Богу
Интереснейшим примером христианского учителя является Ориген, еще один александриец, чью роль в формировании образовательной концепции христианской Церкви трудно переоценить. Он разработал и осуществил новый метод преподавания, генетически связанный с традициями Климента Александрийского, но качественно отличавшийся от всего, что существовало в христианской педагогике до него.
Будучи выдающимся мыслителем, Ориген понимал, что христианская мысль должна охватить все области человеческого знания, и чем глубже преображающий дух христианства проникнет во все сферы интеллектуальной жизни общества, тем громче зазвучит проповедь Христа в языческом мире.
В своей преподавательской деятельности Ориген ставил на первое место толкование Священного Писания и изучение христианских догматов. Однако, прежде чем переходить к чтению и толкованию Библии, он предлагал слушателям подготовительный курс, включавший в себя диалектику, физику, математику, астрономию и геометрию; затем изучались философия и богословие.
До нас дошло уникальное свидетельство священномученика Григория Неокесарийского, проучившегося у Оригена в течение пяти лет и в своем «Похвальном слове Оригену» рассказавшего о том, как проходило его богословское и духовное формирование под руководством великого александрийского учителя.
Вот что говорит святой Григорий о курсе наук, преподававшихся в Кесарийском училище Оригеном:
«Он стремился возбудить и развить не только эту [высшую] сторону моей души, правильная постановка которой принадлежит одной только диалектике, но также и низшую часть души: я был изумлен величием и чудесами, а также разнообразным и премудрым устройством мира, и я дивился, хотя и без разумения, и совершенно поражен был глубоким благоговением, но, подобно неразумным животным, не умел ничего объяснить; так он возбуждал и развивал во мне эту способность другими отраслями знаний, именно посредством естественных наук он объяснил и исследовал каждый предмет в отдельности… до тех пор, пока… не вложил в наши души вместо неразумного разумное удивление священным устройством вселенной и безукоризненным устройством природы. Этому возвышенному и божественному знанию научает возлюбленнейшая для всех физиология. Что же я должен сказать о священных науках — всем любезной и бесспорной геометрии и парящей в высотах астрономии?.. Он через обе эти названные науки, как бы посредством лестницы, возвышающейся до небес, делал для меня доступным небо» [4].
Таким образом, Ориген сохранял те же предметы, что преподавались до него Климентом Александрийским, однако каждый отдельный аспект той или иной науки был представлен шире и полнее. Изучалась не только философия, диалектика и логика, но и космология, а также физиология (в античном смысле этого слова), что давало возможность учащимся приобретать энциклопедическую образованность, знакомиться с самыми разными областями человеческого знания.
Как утверждает святой Григорий, в школе Оригена последовательно изучались все известные системы греческих философов. Однако лекции его были построены таким образом, чтобы показать разницу между философскими доктринами. Вводя учеников во все многообразие античного философского наследия, Ориген учил их ориентироваться в нем, отличать белое от черного, истинное от ошибочного.
Ориген не просто представлял учащимся те или иные античные учения, он интерпретировал их в христианском духе, применял к ним критерий соответствия христианскому Благовестию. Благодаря этому он становился подлинным «детоводителем» своих учеников: по словам Григория, он не просто рассказывал о тех или иных учениях, но «он и сам шел вместе со мною впереди меня и вел меня за руку, как бы во время путешествия… Он собирал все, что у каждого философа было полезного и истинного, и предлагал мне, а что было ложно, выделял…» [5].
Согласно свидетельству Григория, между Оригеном и его слушателями не было той дистанции, которая нередко отделяет учителя от учеников. Несмотря на свое высокое положение, Ориген не обращался с учениками, как начальник с подчиненными, не унижал их и не старался во что бы то ни стало добиться беспрекословного послушания. Учителя и учеников в школе Оригена скрепляла глубокая и искренняя дружба.
Святой Григорий пишет: «Он поразил меня и жалом дружбы, с которым нелегко бороться, острым и сильно действующим, — жалом умелого обращения и доброго расположения, которое, как благожелательное ко мне, обнаруживалось в самом тоне его голоса, когда он обращался ко мне и беседовал со мною [6].
Как подчеркивает святой Григорий, Ориген научил его самому главному — любви к Богу. Именно на этой любви, как на прочном основании, были построены отношения учеников с учителем: «Подобно искре, попавшей в самую душу мою, возгорелась и воспламенилась моя любовь как к священному, достойнейшему любви самому Слову, Которое в силу Своей неизреченной красоты привлекательнее всего, так и к сему мужу, Его другу и глашатаю» [7].
И думающий человек возвращается к истинам религии
Я не случайно столь подробно остановился на опыте христианских учителей первых веков. Задолго до того, как в Западной Европе появились первые университеты, христианские учителя на Востоке создавали такие учебные заведения, в которых изучался широкий, универсальный по тем временам круг наук. При этом приоритетом оставалось духовно-нравственное воспитание учащихся.
На протяжении многих столетий слова «ученый» и «монах», «учитель» и «священник» были почти что синонимами. Все крупные европейские университеты создавались как богословские школы, и преподавали в них в течение многих веков только монахи и священнослужители. Мало кто знает, что вплоть до середины XIX века занять преподавательскую должность в Оксфорде и Кембридже могли только священнослужители.
Секулярная эпоха оказала серьезное воздействие на связь религии и воспитания. Философские учения, которые пытались сконструировать «религию в пределах только разума», пользуясь выражением Иммануила Канта, стремились увести человека от веры, подменить ее истины абстрактными рассуждениями и основанной на них светской моралью.
Следующим шагом стал полный отказ от религиозной составляющей образовательного процесса, попытка построить образование на атеистической основе. Такая попытка была предпринята в нашей стране в советское время. Параллельно на Западе происходил постепенный процесс атеизации всей системы образования, который в настоящее время можно считать близким к завершению. Конечно, в западных университетах сохраняются теологические факультеты, и теология традиционно стоит на первом месте в списке наук. Но представление о живой связи между религиозным опытом и образовательным процессом не просто потеряно: оно сознательно и последовательно демонтируется.
Что стало итогом этого длительного процесса эмансипации образования от религии? Превращение образования в одну из сфер услуг. Однако такая метаморфоза полностью обесценивает образование, лишает его самого главного — воспитательной составляющей.
Сегодня дефицит ценностей возвращает думающего человека к истинам религии. Не случайно в нашем отечестве теология возвращается на свое законное место в гуманитарных науках и в образовании. Это очень важно, поскольку в России живут представители разных народов и разных вероисповеданий. Но теперь нужно, чтобы теология и педагогика смогли объединить усилия.
Я очень рад тому, что в стенах МПГУ существует и успешно развивается кафедра теологии. Очень важно, чтобы систематическое теологическое образование было дополнено педагогическими компетенциями, а педагогические навыки сочетались если не с религиозным опытом, то по крайней мере с хорошим знанием религиозных учений и традиций.
Сегодня нередко задают вопрос о том, куда пойдут выпускники кафедр теологии, где они будут востребованы. Во-первых, они будут востребованы в высших учебных заведениях в качестве преподавателей, поскольку роль религиозного фактора в жизни людей не только не уменьшается, но наоборот, очевидным образом возрастает. А значит, нужны люди, способные этот фактор должным образом интерпретировать, сообщая знания о религии студенческой молодежи.
Во-вторых, выпускники теологических кафедр должны стать теми, кто преподает «Основы религиозной культуры» в школах. Ни для кого не секрет, что сегодня этот предмет, не так давно введенный в школьное образование, подчас преподается лицами, имеющими ограниченные компетенции в религиозной сфере, получившими образование в совсем иных областях.
Создание условий, при которых и дети, и молодежь будут получать качественные знания о религиозных традициях, на мой взгляд, должно стать одним из приоритетов государственной образовательной политики. Быть или не быть религиозным человеком, к какой религиозной традиции принадлежать — это дело личного выбора человека. Но иметь знания о религиозных традициях — как своей собственной, так и своих ближайших соседей — крайне важно, особенно в наше время, когда нередко за религию выдается то, что таковой не является.
Сегодня религиозную карту активно разыгрывают террористы, вербующие детей и молодежь в свои преступные организации. Безграмотность в религиозных вопросах — та почва, на которой террористическая идеология дает обильные всходы. Если мы не хотим, чтобы наши дети попадали под идеологическое влияние служителей сатаны, прикрывающих именем Аллаха свои античеловеческие деяния, мы должны с самого детства давать им прививку от подобного рода идеологии в виде основательных сведений о традиционных религиозных конфессиях и их учениях.
Религиозной символикой и риторикой пользуются разного рода сектанты, не говоря уже об экстрасенсах и чародеях, наносящих своей деятельностью непоправимый вред психике людей, их духовному, душевному, а подчас и физическому здоровью. Суеверие — антипод религии. И расцветает оно на той же самой почве безграмотности в религиозных вопросах. Ликвидация этой безграмотности — наша общая первоочередная задача.
В решении этой задачи я очень рассчитываю на педагогов нынешних и на педагогов будущих. Все мы — и верующие и неверующие — находимся в одной лодке. У нас один общий дом. Мы должны не только сохранять его от пожаров и обрушения, но и заботиться о том, чтобы жить в нем становилось все лучше и лучше.
Завершая свое выступление, повторю: образование — это не торговля образовательными услугами. Это формирование в человеке образа Божия. Именно поэтому богословы одним из прекраснейших и благороднейших призваний считают детоводительство-педагогику.
И мне очень приятно провести этот день вместе с вами — теми, кто выбрал это призвание.
[1] Климент Александрийский. Строматы, 1, 9.
[2] Климент Александрийский. Педагог, 1, 1.
[3] Климент Александрийский. Педагог, 1, 2.
[4] Священномученик Григорий Неокесарийский. Благодарственная речь Оригену, 109-114.
[5] Св. Григорий. Благодарственная речь, 170-173.
[6] Св. Григорий. Благодарственная речь, 81.
[7] Св. Григорий. Благодарственная речь, 83.