Митрополит Кирилл: Церковь не выполняет госзаказ
Председатель Отдела внешних церковных связей московского Патриархата митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл ответил на вопросы обозревателя газеты «Труд» Валерия Коновалова. Интервью Владыки Кирилла опубликовано в № 241 от 27 декабря 2006 года.
– Владыко, новогодний рубеж всегда предполагает подведение итогов и анализ времени, в котором мы живем. Его, это время, оценивают по-разному: кто-то говорит о наступлении постхристианской эпохи, кто-то, наоборот, о возрождении традиционных религий, а для кого-то лучшим решением многих проблем кажутся рецепты радикалов. Каково Ваше мнение?
– Перед этой встречей мне довелось открывать научную конференцию, посвященную 1700-летию императора Константина Великого, который в 312 году легализовал христианство и с именем которого связана новая эпоха в истории Церкви. Так вот, мне кажется, что есть немало параллелей между эпохой святого равноапостольного Константина и нашим временем.
Конечно, нам сегодня невообразимо трудно войти в психологический мир верующих людей первых веков христианства. Ведь триста лет – не три года и не семьдесят лет, а триста лет подряд! – Церковь фактически находилась в подполье и в моральной оппозиции к современному ей политическому режиму. И поколения христиан формировались в сознании того, что государство – это зло, что государство – это враг. А между тем Константин Великий своим Миланским эдиктом вовсе не сделал христианство государственной религией. Он просто провозгласил принцип веротерпимости и объявил, что христианство больше не будет преследоваться государством. Но что кардинально изменило ситуацию, так это личность самого императора – он стал верующим христианином, а вместе с ним христианство приняла элита тогдашнего общества.
И начался удивительный период, который я назвал периодом «синтеза». Вспомним известные еще из «Диалектики» Гегеля и не теряющие своего значения понятия «тезиса», «антитезиса» и «синтеза». Когда существует жесткий «тезис» в виде государственного атеизма, возникает и соответствующий «антитезис» как естественная реакция на него. В условиях социально-политического взаимодействия «тезиса» и «антитезиса» всегда привлекателен радикализм. Именно поэтому крикуны, пиарщики, политики-популисты имеют наибольший спрос в периоды общественных катаклизмов – когда сталкиваются «тезис» с «антитезисом». Но эти люди становятся абсолютно не востребованы в моменты «синтеза».
Так вот, сегодня, по моему убеждению, Россия в своем историческом развитии вступает в эпоху продуктивного «синтеза». И поэтому радикализм становится все менее востребован. А востребована сейчас способность наводить мосты, искать точки соприкосновения и взаимодействия конструктивных систем, взглядов, убеждений. Так, в эпоху Константина Великого богословие и нравственное учение Церкви вошли в прямое соприкосновение с тем, что прежде далеко стояло от жизни христиан – с языческой философией и культурой, с римским правом, которые при этом не отрицались как таковые и не объявлялись вселенским злом. В итоге в Римской империи было положено начало мощному и творческому духовному синтезу, объединившему тогдашнюю философию, право и христианскую доктрину.
Думаю, что в каком-то смысле переживаемое нами время – это тоже эпоха синтеза. Ибо сегодня Русская Православная Церковь, свободно выйдя на свое служение в большой мир из той социальной резервации, в которую она насильственно была заключена на протяжении долгих десятилетий, лицом к лицу встретилась с современной нерелигиозной культурой. И перед нею встала точно та же проблема, что и во времена Константина Великого: должна ли Церковь проклясть, анафематствовать эту чуждую ее духу культуру или войти с нею в контакт и взаимодействие? Глубоко убежден, что необходимо взаимодействие, что христианская идея должна пропитать своими животворными токами эту современную нерелигиозную культуру. Если так произойдет в России, то ее ждет великое будущее.
– Сегодня приходится слышать, что Церковь слишком близко стоит к государству, что слишком многое берет на себя в смысле выполнения государственного заказа. Как Вы это прокомментируете?
-Люди, утверждающие это, либо плохо осведомлены о реальных процессах в сфере церковно-государственных отношений, либо какие-то свои собственные фобии проецируют на реальность. В обоих случаях это контрпродуктивный подход.
На самом деле никакого госзаказа в отношении Церкви не существует. Я также не уверен, что нынешнее общее состояние умов позволит кому-либо развернуто сформулировать конкретный заказ государства в отношении Церкви, даже если принять во внимание те интеллектуальные процессы, которые сегодня имеют место в среде политиков и философов. Ведь сегодня все в нашей жизни пребывает в движении, в формировании, в становлении. И пока что ни у кого в стране нет собственной законченной идеологии, ничего такого, что иногда называют «национальной идеей».
Что-то в этом направлении только начинает складываться, в том числе и на уровне Администрации Президента России. И я с большим позитивным вниманием отношусь к этому стремлению людей, работающих в Кремле, философски осмыслить то, что происходит сегодня со страной.
Церковь, со своей стороны, готова в этом процессе осмысления участвовать, но, разумеется, не как исполнительница какого-то заказа, а как непосредственная участница общей работы. И если Церковь будет из нее исключена, я думаю, что это не принесет стране ничего хорошего.
– Ваши телевизионные передачи «Слово пастыря» очень популярны. А для Вас они что: послушание, долг или хобби?
– Очень непростой вопрос. Вообще-то я себя никогда ни психологически, ни духовно не готовил к подобного рода деятельности, потому что собирался быть священником. А поскольку я принял священный сан в советское время, то отчетливо понимал, что моей аудиторией будут только те люди, которые придут в храм. Конечно, какие-то надежды на изменение тогдашнего тяжелого положения Церкви всегда существовали, ведь без надежды жить нельзя. Но в те времена даже представить себе невозможно было, чтобы Первый канал обратился ко мне с просьбой произнести проповедь на Пасхальной неделе. Но именно так произошло в мае 1994 года. И я произнес такую проповедь, ее передали в эфир в субботу перед Фоминым воскресеньем. Тема была о вере. Через несколько дней меня попросили сказать для телезрителей еще одну проповедь. Я в свою очередь спросил: а не получится ли так, что потом попросите о третьей? Телевизионщики говорят: очень может быть. Тогда, предложил я, давайте подумаем о телевизионном цикле, который помог бы нашим людям понять, что такое христианство. И затем в течение двух лет я пытался средствами телевидения представить зрителю своего рода введение в христианство, разговаривая с аудиторией не на специфическом богословском языке, а на языке, понятном людям.
Вот так все и началось. А то, что это продолжается до сих пор, я не могу назвать иначе, чем чудом Божиим. Ведь помимо того, что я являюсь правящим архиереем Смоленско-Калининградской епархии, мне приходится заниматься тем, что называется «внешними связями Русской Церкви». И эта работа поглощает огромное количество времени, накладывая массу серьезных и неотложных обязательств, заставляя быть в постоянных разъездах по стране и миру. Поэтому сам не могу ни понять, ни объяснить, каким образом вот уже двенадцать лет без перерыва мне удается каждую субботу встречаться по утрам на Первом канале в передаче «Слово пастыря» с моими зрителями, стараясь при этом рассказывать им каждый раз что-то новое, интересное и важное.
Каюсь, было время, когда я начал серьезно подумывать о том, что, может, хватит уже – пора закругляться с моими телевизионными беседами. Потому что очень не просто совмещать церковно-дипломатическое и церковно-общественное служение с работой автора и ведущего еженедельной телепрограммы. Но всякий раз, когда я встречаюсь с людьми, и они говорят о том, как важны для них эти телепередачи, я говорю себе, что не вправе прекращать эту работу.
– Новый год приходится на время Рождественского поста. Как допустимо отмечать его православным? Что делать, если остальные члены семьи не придерживаются поста, и как быть постящемуся, если пришли гости в новогоднюю ночь?
– После перехода России в 1918 году на новый гражданский календарь между гражданским и церковным календарями появился разрыв, который составил 13 дней.
Сегодня празднование Нового года по гражданскому календарю выпадает на период Рождественского поста и предваряет сам праздник Рождества Христова, что раньше было невозможно. Верующий человек попадает с трудное положение, связанное с тем, что вся страна с шумом и весельем отмечает наступление Нового года, в то время как пост более располагает к внутренней сосредоточенности, к несуетной духовной работе. Но чтобы, с одной стороны, не впасть в фарисейство, а с другой – не растерять наше особое духовное состояние, сложившееся в предыдущие дни поста, нужно правильно сориентироваться в этой непростой ситуации.
Будет правильно отметить наступление нового года «благости Божией» новогодним молебном, который совершается в храмах Русской Православной Церкви 31 декабря. Можно собраться семейным кругом и провести праздничную ночь в общении и взаимной радости. Пост всегда доброволен, поэтому будет неправильно обязать всех участников праздничного застолья ограничиться исключительно постной трапезой, если некоторые из них поститься не желают. Можно приготовить постные блюда и скоромные, а выбор – дело каждого.
– На Ваш взгляд, в сегодняшней власти увеличивается число действительно верующих людей? Можете кого-то из них назвать?
– Такие люди есть, и их, слава Богу, немало. Предпочел бы не называть имена: думаю, если будет нужно, они сделают это сами. Это благо для страны, что к вере приходят и те, кто облечены властью. Ведь Господь ждет от Своих учеников покаяния и смирения, готовности нести крест, служить ближнему. Конечно, процесс обретения веры часто бывает «растянут» во времени. Безусловно, принадлежность к власти оказывает известное влияние на склад личности. Ведь это нелегкое бремя. Мешает ли пребывание во власти прийти ко Христу? Все зависит от стремления самого человека и от помощи Божией. Думаю, что верующий человек должен осознавать временный и ограниченный характер своей власти, равно, как и самой жизни. А каждый из нас призван жизнь прожить так, чтобы не было стыдно перед Богом, ближними и самим собой. Как учит нас Слово Божие: «от всякого, кому дано много, много и потребуется, и кому много вверено, с того больше взыщут».
– Когда Вы лично поверили в Бога?
– К счастью, в моей сознательной жизни не было периода, когда я не ощущал бы себя православным христианином. Бог судил мне появиться на свет и воспитываться в благочестивом русском семействе, где веру в Бога я впитал, что называется, с молоком матери. Мои покойные отец и дед были священниками, при этом оба они были самыми настоящими исповедниками – пострадали за веру, прошли лагеря и ссылки. Великий пример их церковного служения, который я имел перед глазами в собственном моем семействе, безусловно, во многом определил мой ранний жизненный выбор – посвятить себя Церкви. Однако в нашей стране, где атеизм на протяжении семи десятилетий пребывал в статусе государственной доктрины, выросло несколько поколений людей, насильственно отторгнутых от отеческой веры, от тысячелетней духовной традиции нашего народа. Путь таких людей к храму, к обретению Бога в душе и сознательной жизни по Его заповедям бывает не всегда прост и гладок. Поэтому я придаю исключительно важное значение, во-первых, задаче воцерковления взрослых людей, а во-вторых, делу воспитанию подрастающих поколений граждан России в отечественной религиозной традиции. И здесь огромную положительную роль должно сыграть преподавание Основ православной культуры в школе. То же самое относится к преподаванию аналогичного курса детям из семей мусульман или буддистов в местах их компактного проживания и там, где это возможно. А тем детям, чьи родители хотели бы, чтобы их дети ничего не знали ни о христианской, ни о мусульманской, ни о буддистской культуре, можно было бы предложить в соответствующие учебные часы изучение основ светской этики.
– Приходилось ли Вам жалеть о том, что Вы избрали монашеский путь? В чем преимущество этого пути?
– Нет, я никогда не сожалел об этом выборе, потому что такова была воля Божия о моем пути. Заканчивая семинарию и размышляя, быть мне женатым священником или монахом, я решил, что если Господь благословит мне встретить такую девушку, которая составила бы счастье всей моей жизни, то я пойду с ней под венец, а если такой встречи не произойдет, значит, Господь желает моего иночества. Так в 22 года и определился мой жизненный путь.
«Неженатый заботится о Господнем, как угодить Господу; а женатый заботится о мирском, как угодить жене», – говорит апостол Павел. В этой формуле и заключено, на мой взгляд, представление апостола о преимуществе монашеского пути. Церковь понимает монашество как духовный подвиг и нескончаемый духовный труд. Но все люди не могут и не должны становиться монахами, равно как все они не обязаны быть женатыми. В момент великого выбора своей судьбы человек должен прислушаться, к чему его призывает Господь. У Отца Небесного обителей много, и верующий женатый человек всегда найдет такую модель существования, которая позволит ему честно служить Богу, своему семейству и ближним, жить по заповедям Божиим. Женатое состояние православного или его иночество имеют равную честь в глазах Церкви при наличии твердой и деятельной веры.
– Говорят, что в школьные годы Вы не скрывали своей веры и продолжали успешно учиться в советской школе, как же возможно это было в то время?
– Это правда, я никогда не скрывал своей веры и не отрекался от Христа. Я также никогда не был ни октябренком, ни пионером, ни комсомольцем. Учителя пытались дискутировать со мной по вопросам веры, меня вызывали на педсоветы. Но им нечего было противопоставить моим убеждениям, а я, признаюсь, к таким разговорам специально готовился. А впервые написали обо мне в ленинградской газете именно в то время, когда я был школьником. Помнится, автор заметки грозно ставил вопрос о том, куда глядят мои учителя, товарищи и общественные организации: мальчик по успеваемости один из первых в классе, а верит в Бога, и это в наше время! Как бы то ни было, в пятнадцатилетнем возрасте я вынужден был пойти работать и одновременно заканчивать вечернюю школу.
В юности я участвовал в геологических экспедициях и до сих пор высоко ценю полученный тогда жизненный опыт. Потом поступил в Ленинградскую Духовную семинарию, что вовсе не приветствовалось властями, которые как раз в те времена обещали, если помните, показать по телевизору последнего попа. Однако, никогда не скрывая своих убеждений, при этом политическим диссидентом я тоже никогда не был, потому что считал для себя невозможным бороться со своей страной.
– Можно ли совмещать веру и суеверие? Если православный человек, увидев черную кошку, переходит на другую дорогу или сплевывает через плечо, он грешит?
– Если это православный человек, то, значит, он не тверд в своей вере или немного знает о ней. Потому что мы веруем в Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа, а не в черного кота, не в сон после обеда и не в разбившуюся чашку. Истинную веру в Бога невозможно соединить с суеверием, потому что одно отрицает другое в принципе. Либо человек на всех путях своей жизни надеется на помощь Божию и к ней прибегает в молитве, либо он надеется на силу различных магических обрядов.
– Почему получается так, что с мусульманами у Русской Православной Церкви конфликтов практически нет, а с католиками много проблем, хотя они вроде бы по вере нам ближе?
– Я не стал бы сравнивать отношения нашей Церкви с мусульманами и ее отношения с католиками. Было бы некорректно рассуждать о том, где больше проблем, а где меньше, потому что это совершенно разные сферы, затрагивающие различные культурно-исторические пласты. Единственное, что можно сказать с достаточной определенностью, так это то, что отношения Русской Православной Церкви с исламом являются более устоявшимися, так как в России издавна существуют регионы компактного проживания мусульман. За многие столетия жизни бок о бок мы выработали, как я считаю, уникальный опыт добрососедства, мирного и взаимоуважительного сосуществования. Присутствие католиков в России также является неотъемлемой частью отечественной истории: в различные ее периоды в состав нашего государства входили такие традиционно католические территории, как Литва и часть Польши. Однако с тех пор многое изменилось, и в нынешней Российской Федерации католики не составляют численно значимой общины. Подавляющее большинство католического духовенства прибыло в Россию из-за границы. Этим людям, может быть, непросто сориентироваться в наших реалиях, что обуславливает их не совсем верные шаги в плане миссионерской деятельности и в отношениях с православными. По крайней мере, мне хотелось бы верить именно в это, а не в чью-то злонамеренность.
– У Вас лично и у Церкви есть позиция относительно будущего президента страны и возможности остаться на третий срок нынешнему Президенту?
– Позиция Церкви – быть всегда с народом, но вне политической борьбы. Она не участвует в предвыборных баталиях, видя в них разделение людей, тогда как ее долг – собирать их воедино во Христе Иисусе. Это положение со всей определенностью сформулировано в 2000 году в «Основах социальной концепции Русской Православной Церкви». За каждой Божественной литургией во всех православных храмах неизменно возносятся молитвы о благополучии родной страны, о властях и воинстве ее, «да тихое и безмолвное житие поживем во всяком благочестии и чистоте». Мне представляется, что для России в следующем четырехлетнем президентском цикле очень важно сохранить преемственность государственной власти, последовательность политического курса и обеспечить продолжение обозначившегося успеха нашего развития.