«Сегодня от журналиста требуется поиск проблемных мест везде, где только можно. У нас становится модным говорить о проблемах церковной жизни, не замечая ее достоинств. И я не могу с этим согласиться. Достоинств на самом деле много, и говорить о них можно не только языком официоза, но и вполне адекватно, ярко. Это тоже задача журналистов, причем гораздо более сложная. Описывать отрицательное всегда проще, поэтому у нас умеют и любят писать именно о проблемах. С легкой руки нескольких православных публицистов это стало сегодня считаться хорошим тоном»,
— такими словами предварил нашу беседу митрополит Саратовский и Вольский Лонгин, сказав, что считает надуманными многие темы, обсуждающиеся сегодня в интернете.
Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин. Фото: Николай Шешин
Неоправданные ожидания
— Владыка, насколько люди изменились, скажем, за последние 25 лет?
— Выросло новое поколение — первое, которое не жило при советской власти. Это немного другие люди: им не довелось испытать того, что мы испытали на изломе, при переходе из одной эпохи в другую. Мы родом из другого мира и навсегда останемся в чем-то детьми своего времени. Представители нового, «несоветского» поколения не могут понять нашей радости о сегодняшней жизни Церкви, у них нет того, во многом непростого опыта, который имеем мы.
Им в чем-то легче, в чем-то труднее. Их легко обмануть, потому что они не знают таких вещей, которые знаем мы. Их легко увлечь — они еще не понимают: то, что им кажется хорошим и ценным, таковым может и не являться. Но говорить что-то, убеждать – почти бесполезно: обычно молодые люди никогда не слушают старшее поколение, и все шишки стараются набить собственными усилиями на собственной голове. Многие приходят в Церковь, побывав уже в таких местах и испробовав такие вещи (начиная от оккультных практик и заканчивая наркотиками), что иной раз не можешь быть уверенным, что этим людям удастся вернуться к нормальной человеческой жизни. К сожалению, все это не проходит бесследно.
— То есть люди приходят сегодня в Церковь, чтобы защититься?
— Я бы не сказал, что меняются поводы, по которым человек приходит в Церковь. Он всегда откликается на Божий призыв.
Меня порой спрашивают: как вы пришли в Церковь? Не знаю, не могу сказать. Я вырос в обычной советской семье. Пока был маленьким, верующая бабушка водила меня храм, причащала. В тринадцать лет я заявил ей: «Никогда в жизни больше в твою Церковь не пойду», — и не ходил до определенного времени, а потом пошел сам, почему – не знаю. Заинтересовался, начал читать книги, хотя понятно, что найти их тогда было непросто. Потом решил поступить в семинарию, потом стать монахом, и вновь не знаю – почему?
Господь зовет – человек идет, и не всегда бывают какие-то внешние при этом побуждения: беды или радости.
— Какие основные проблемы у современных христиан?
— В Писании сказано, что Иисус Христос вчера и сегодня и во веки Тот же (Евр. 13, 8). И благодать Божия в той же мере изливается на человека, который приобщается к ней в церковных таинствах. Поэтому условия, которые есть у нас для спасения, ничем не хуже тех, которые были и 100, и 500, и 1000 лет назад.
Фото: www.eparhia-saratov.ru
Меняются люди: их отношение к миру становится все более приземленным, прагматичным. Есть и проблема, о которой говорил ещё преподобный Серафим Саровский: сегодня у людей гораздо меньше решимости, чем у древних христиан. Очень мало тех, кто готов полностью отдать самих себя, идти за Христом, посвятить Ему всю свою жизнь.
Кроме того, современный человек иной раз приходит в Церковь, ожидая от нее того, что ей не присуще. Он привык, имея дело с явлениями окружающего мира, рассматривать все с точки зрения: «работает» – «не работает». То есть все, с чем сталкивается человек, с чем он имеет дело, по его мнению, должно иметь какую-то видимую эффективность, давать результат. А с Церковью не так.
Церковь – это жизнь. Церковь не помогает, не защищает, не охраняет, не укрепляет, не поддерживает – в привычном утилитарном смысле. Она не средство для улучшения чего-либо, а жизнь сама по себе. Это не сразу и далеко не всем бывает понятно. И потому есть люди, которые приходят в Церковь с некими ожиданиями, а потом, увидев, что Церковь этих ожиданий «не оправдывает», уходят недовольными. Причем, если человек гордый, он пытается зачастую даже «отомстить» Церкви, не желая простить ей того, что какое-то время считал себя её частью.
— Но ведь человек может искать любви, а находить – формальное отношение.
— В Церковь человек приходит не за любовью от таких же, как он, людей, это неправильно. Он приходит к Богу. И я не верю, что люди, приходящие из мира, видят, что в Церкви – хуже, чем в миру. Тогда бы в Церкви никого не было, все бы разошлись. Никто ведь не держит людей в храмах насильно.
— Но ведь человека, находящегося в поиске, эта формальность, равнодушие (чаще это присуще большим храмам) могут отпугнуть.
— Отпугнуть можно чем угодно, даже излишней опекой и излишним вниманием. Молодые люди из дома сбегают от чрезмерного над ними родительского попечения.
Церковь честно говорит о себе, что она – больница. Каждый раз перед исповедью священник произносит: «пришел еси во врачебницу…». В больнице мы видим всякое: и добрых, и злых, и больных, и здоровых, и хороший персонал, и не очень. Мы все люди. Церковь – это общество кающихся грешников.
Что же касается «больших» храмов (точнее, храмов, куда ходит много людей, просто потому, что других храмов поблизости просто нет), это проблема, которую бесполезно обсуждать в интернете, ее нужно решать — строить храмы. Досталась она нам в наследство от предыдущей эпохи, когда храмов было мало.
Сейчас в больших городах их стало чуть больше, но это коренным образом не изменило ситуации. И действительно, порой храм напоминает собой «комбинат религиозных услуг» — когда на два, три, максимум пять священников приходится население одного, а то и двух микрорайонов по нескольку десятков, а то и сотне тысяч человек. Даже если это будут золотые священники, преподобные, они не смогут уделить каждому человеку столько внимания, сколько необходимо, не смогут услышать и понять всех, «обнять» своей заботой, любовью.
Эта проблема сегодня уже начала решаться, притом системно: и за счет увеличения количества епархий, что автоматически повлечет за собой реальное увеличение приходов, и путем строительства в Москве и других крупных городах новых храмов. Думаю, проблемы «больших» храмов уйдут в прошлое.
И, кстати, когда на одного священника будет приходиться нормальное количество прихожан, можно будет судить объективно: вот этот священник отвечает своему предназначению, а вот этот – никуда не годится, и вместо того чтобы людей привести к Богу, он их отталкивает от Церкви.
— А появление традиции исповеди на Литургии?
— Это не появление традиции, а остаток старой, советской. Я 11 лет был настоятелем Подворья Троице-Сергиевой Лавры в Москве, и могу сказать, что во всех благоустроенных московских приходах настоятели старались, чтобы исповедь совершалась с вечера. Когда я приехал в Саратов, увидел, что там исповедь только на Литургии. И вот 8,5 лет борюсь, в том числе и с этой практикой. По крайней мере, в городе ее почти удалось перебороть.
Но здесь надо понять простую вещь: есть много людей, которые хотят причаститься, но они могут приехать на службу только с утра. Скажем, в селе, в райцентре — на Всенощную придет 20 человек, а на Литургию в праздничный день — 100 человек, потому что жители из соседних сел, где храма нет, не могут приехать дважды. Хотим мы того или не хотим, но нам все равно приходится «подстраиваться» под ту ситуацию, в которой сегодня живут люди.
Это, кстати, из той же серии упреков, когда нам начинают говорить: «Вот какое безобразие у нас в Русской Церкви: утреню служат с вечера, вместо того чтобы служить по Уставу», — и так далее. Но это великое благо, что у нас с вечера совершается целое последование, состоящее из 9-го часа, вечерни, утрени и 1-го часа. В других Поместных Церквах, где формальная буква Устава соблюдается, вечерня, равно как и утреня, служится в пустом храме, потому что занимает по времени от силы полчаса. В наших условиях кто поедет на получасовую службу?
Мы не имеем права полностью подчинять церковную жизнь правилам сегодняшнего мира, но в тоже время должны учитывать те обстоятельства, в которых живут наши прихожане.
Почему уходят из Церкви
— Случается, человек не уходит из Церкви, а отходит, живя в параллельном мире, но все-таки зная, что он – часть Церкви. Как помочь ему вернуться?
— Прежде всего, молиться за него. Каждый из нас — свободный человек, и мы никого не можем силой заставить ни спастись, ни стать таким, как нам хочется. А Бог видит сердце человека и Сам находит к нему пути.
Чаще всего человек уходит, потому что ему в Церкви плохо. Но почему плохо? Не потому, что к нему там плохо отнеслись, а потому, что не может победить в себе грехи и, будучи в Церкви, не может забыть о них. Это его мучит, тяготит его душу. Перед ним встает вопрос: кто плох – он или Церковь? И обычный человек, если он не борется с грехом в себе, как правило, не хочет и не может смириться и признать, что он не прав, и потому начинает отвергать Церковь.
Причем никакие убеждения, никакие самые замечательные батюшки, кто б его в Церкви ни встречал, не помогут. Огонь сжигает его изнутри — и это, если хотите, то самое состояние, когда человек еще здесь, на земле, начинает гореть в адском пламени. И это основная причина.
Для себя, конечно, он находит оправдания: и это не так, и попы такие-сякие, вон на каких машинах ездят, бабки грубые, на службе долго стоять надо, славянский язык, ничего не понятно… Самооправдание — это ведь гораздо проще, чем вырвать из сердца с корнем хотя бы один грех.
— У Вас хоть однажды мелькала мысль уйти из Церкви?
— Вы знаете, мне некогда было об этом думать. Я учился, потом восстанавливал подворье Троице-Сергиевой лавры в Москве – был первым его настоятелем, возвращал здания, ремонтировал, служил. Братия здесь начала собираться. С народом все это время занимался, как умел. Потом меня поставили в архиереи.
Да и вообще нормальному человеку о таких вещах думать не приходится. Для меня и для огромного количества моих близких и дальних знакомых, священников, архиереев, монахов, просто верующих мирян, Церковь – главная составляющая бытия. А я говорю о десятках, сотнях людей, которых лично знаю. Очень немногие, буквально единицы из них, ушли даже не из Церкви, а из клира.
Было на моей памяти несколько монашествующих, которые женились, ушли, но это падение… Человек, к сожалению, не всегда способен удержаться на должном уровне.
«Сожженная совесть»
— Понятие «православный цинизм»…
— Родилось в голове у кого-то из журналистов. Надо очень аккуратно относиться к терминам. Кто-то придумал хлесткий заголовок и теперь все с ним начинают носиться.
Цинизм – это когда человек смеется над тем, что должно быть свято для него и для окружающих. Бывает ли цинизм православным? И «католический цинизм» тогда, наверное, существует, и «исламский цинизм». Может быть, и у свидетелей Иеговы есть особый вид цинизма?
По большому счету цинизм — это когда человек говорит одно, а делает другое. Человек, который так живёт, обманывает себя и окружающих, и это приводит к особому нераскаянному состоянию его души. Когда человек живет в том состоянии, которое святые отцы называли «сожженной совестью».
У преподобного аввы Дорофея есть такая классификации лжи: «иной лжет мыслью, другой лжет словом, а иной лжет самою жизнью своею». Но это явление – общечеловеческое.
— Часто можно услышать, что вот, человек 30 лет в Церкви, а от него исходит такая агрессия…
— Я тоже 30 лет в Церкви, и 30 лет слышу эти разговоры.
И лично я церковных старух 80-х годов вспоминаю с уважением и радостью. Да, они были простыми людьми, могли прикрикнуть, сделать замечание, но зачастую в этом не было ни злости, ни ненависти, а скорее, боль по поводу того, что они видели. В основной своей массе это были удивительно светлые, чистые, добрые люди, которые прожили тяжелую, страшную жизнь и при этом остались настоящими христианами.
Дай Бог, чтобы и мы — люди, которые сегодня с такой требовательностью приходим в Церковь, с таким чувством, что нам все должны, что нас тут же следует охватить любовью и заботой, — дожив до старости, приобрели бы те чувства к Богу и людям, которые были у них.
Обойтись без обобщений
— Нет ощущения, что люди воцерковились, стали соблюдать посты, но забыли о главном – о Христе?
— Помните «Письма Баламута» Льюиса? Бес говорит, что постоянно заставляет людей бороться с тем, что опасности не представляет. У нас посты соблюдает очень мало народу, как и живет церковной жизнью в целом. А мы уже начинаем паниковать: караул! Всех замучили постами да молитвенными правилами!..
Я не могу и не хочу так обобщать: «из жизни людей ушел Христос». Недостатки есть в жизни каждого человека. Причем если человек считает себя христианином, ходит в церковь, исповедуется, но тяжелые грехи не оставляет — с ним происходит то, что произошло с Иудой на Тайной Вечере: он причащается себе в суд и осуждение. И тогда из его жизни действительно уходит Христос, и сам человек уходит из Церкви.
Но так было всегда, и всегда были люди, которые отказывались вести вот эту повседневную, постоянную борьбу с той своей греховностью, с тем ветхим человеком, который есть в каждом из нас.
— Как вы относитесь к тому, что в жизнь современного верующего входит технический прогресс – в том смысле, что молитву можно послушать на диске или по телеканалу «Спас»… Усилий не требуется…
— Что значит усилий не требуется? Сохранение внимания требует очень больших усилий, это самый настоящий духовный труд.
Я знаю массу людей, которые слушают правило в машине. Я и сам зачастую так делаю и не считаю, что это не труд. Сегодня жизнь многих людей, в том числе духовенства, жестко регламентирована: масса обязанностей, груз ответственности. И даже если они послушают утреннее и вечернее правило или другие молитвы в записи, не думаю, что это будет свидетельством того, что они забыли Бога.
— Случается, люди, работавшие в организациях, позиционирующих себя православными, жалуются, что атмосфера, отношение руководства там гораздо хуже, чем в светских. Почему так происходит?
— Прежде всего, думаю, в этом случае, как и в других, не надо делать слишком широких обобщений. В Русской Церкви, на территории России 30 тысяч православных приходов, не считая других православных организаций. Где-то лучше, где-то хуже. И как можно обобщать?
Это как игумен Петр (Мещеринов) на вашем портале заявил недавно, что современное монашество никуда не годится и ни одному человеку он не посоветует идти в монахи. Тысячи людей спасаются, молятся, трудятся, приносят огромную пользу другим людям, а один человек вот так взял – и обобщил. Я с этим принципиально не согласен.
— Я знаю случаи, когда руководители фирм говорили сотрудникам: мы все православные, значит, вы будете мало получать — важно работать и во славу Божию, плюс неуважительное отношение — православный должен смирять гордыню.
— Вот это, конечно, безобразие, из такой организации надо уходить.
Но я понимаю под словом «православная организация» ту, которая имеет отношение к Православной Церкви. Если это просто некая фирма, глава которой сказал, что вот я православный, соберу православных и буду им платить в два раза меньше, чем другие, причем тут православие?
Почему страшно перекреститься?
— Почему некоторой частью общества православие сегодня воспринимается «религией напоказ»?
— Потому что люди, в большинстве своем не ходящие в церковь, отвыкли или даже никогда не знали того, что религиозность имеет в том числе и внешнее выражение. Надо спросить у тех, кто думает о православии как «религии напоказ»: а мусульмане, которые публично совершают намаз на Проспекте Мира, у них не ассоциируются с показушностью? А кришнаиты, приплясывающие босиком в индийских одеяниях и бьющие в бубны на улицах российских городов?
— Сегодня христианином проще или сложнее быть, чем 30, 40 лет назад?
— У сегодняшних христиан возможностей гораздо больше, чем в прошлые времена. Вера не является гонимой. Однако вместо открытых гонений появилось скрытое, но постоянно присутствующее напряжение, давление, которое мир не просто секулярный, а активно антицерковный, антирелигиозный оказывает сегодня на каждого человека.
Раньше, проходя мимо храма, перекреститься было трудно, сложно, опасно, потому что кто-нибудь мог увидеть и донести. А сегодня человек не решается сделать это открыто, дабы его не обвинили в неискренности, в показушности (это как раз к предыдущему вопросу).
Все то, что христианство предлагает человеку как добродетель, сегодняшний мир отвергает как нечто неполноценное, ненужное, лишнее. Все основные постулаты сегодняшнего мира, вроде лозунгов «Наслаждайся!», «Бери от жизни все!», противоречат христианству. И очень многие идут этой широкой дорогой, на самом деле ведущей в погибель в прямом и переносном смысле. Это погибель и для каждой конкретной души, и для цивилизации.
Всеобщий дух расслабления, гедонизма делают все более сложным для человека путь за Христом. В Древнем Патерике есть указание на то, насколько будет трудно христианам в последние времена. Авва Исхирион говорил братии: мы сотворили заповеди Божии, следующие за нами достигнут половины нашего дела. А в последних поколениях люди совсем не будут иметь дел, но, оказавшиеся достойными в искушении, окажутся выше нас и отцов наших.
— А что позитивного в жизни современных православных?
— Могу сказать из своего почти девятилетнего архиерейского опыта: везде, где открывается храм, и в этом храме служит достойный священник — не святой, не Иоанн Кронштадтский, а просто добросовестный, ответственный, верующий и добрый, — обязательно вокруг собираются люди. Причем много людей.
Пусть это все равно какие-то незначительные проценты от общей численности населения. Но ведь еще вчера на этом месте ничего не было, и позавчера, и 90 лет тому назад — ни храма, ни молитвенного дома. Открываем приход, устраиваем его, посылаем священника — через 2-3 года уже по воскресениям 50, 70, 100 человек на службе стоят. И это люди верующие, они исповедуются, причащаются. Они стали христианами.
Разве это не свидетельство того, что и в наши дни, вот в тех условиях, в которых мы живем, при тех изощренно-лживых, я бы сказал, лозунгах, которые сегодня буквально пронизывают всё и внедряются в головы людей с пеленок, люди все равно тянутся к Богу?!
Дела любви
— Как научиться любить? Не абстрактное человечество, а соседку тетю Галю, которая жалуется на всех и на вся, или коллег по работе, с которыми не складываются отношения?
— Есть святоотеческий совет, и он самый верный: делать дела любви. Те, кто пытался хотя бы немного следовать этому совету, убеждались в его правоте. В том числе и я сам. Вот нет у меня любви к конкретному человеку, но я иду к нему и ему помогаю. Конечно, когда вижу, что это нужно, а не навязываюсь, не хожу по пятам: «чем тебе помочь»… Когда нет любви – делайте дела любви, а если не знаете, как, постарайтесь за этих людей молиться.
Мы вообще интересные люди. Мы готовы просто стоять и ждать: когда добродетель возьмется ниоткуда, поселится в нашем сердце. Но добродетель как-то вдруг, сама по себе не появится — надо стараться завоевывать ее силой. Добродетель рождается в сердце человека, если он очень усердно трудится.
Есть еще и третье, от себя прибавлю: никогда не злословить человека, которого не получается полюбить, даже если он тебя злословит сам. Начните с этого — просто никогда не говорите плохо об этом человеке. Иногда этот процесс требует длительного времени, и по ходу вы сами увидите, что еще можно сделать. Появится ли любовь – не знаю, это зависит оттого, сколько времени и усилий человек потратит. Но какое-то доброе человеческое чувство будет потихонечку возрастать.
— То и дело можно встретить высказывания в интернете в адрес всех и вся тех, кто считают себя «православнее всех православных»…
— Давайте не будем вспоминать Интернет. Там сидит на всю страну от 200 до 500 человек «активных православных пользователей», если можно их так назвать, и принимают, как перед зеркалом, самые разные позы, кто во что горазд. Не стоит по Интернету судить не только о Церкви, но и о политике, о культуре. Неадекватное будет суждение. Это тот самый случай, когда «узок круг» этих людей и «страшно далеки они от народа». К тому же мы начали разговор с того, что Церковь – лечебница, а в больнице разные люди бывают. Что делать!
Когда Церковь устами своих представителей выражает свое мнение официально, — это один случай. И совсем другой, когда люди, называющие себя православными, на любую новость, неважно, чего она касается — политических ли, церковных событий или еще чего-либо, — начинают писать всякую гадость, соревнуясь в развязности. Святейший Патриарх Кирилл не так давно очень удачно сравнил их с подростками, которые пишут на заборах всякие словосочетания.
Клир и мир
— С какими проблемами сталкиваются сегодня священники?
— Основная проблема – священников очень мало. Очень. Нужно гораздо больше: открываются новые приходы, появляются новые епархии.
Например, за 8,5 лет своего пребывания на кафедре я не смог ликвидировать дефицит священников, при том, что делаю все, что в моих силах. И не представляю, когда я его ликвидирую.
Плохо, если мы все время будем писать какие-то огромные отчеты, по всем поводам, на все случаи жизни. А сейчас постепенно намечается такая тенденция. Понятно, что деятельность Церкви расширяется, требует отчетности. А отчетность – вещь такая, что надо рисовать графики, делать диаграммы, схемы для наглядности, притом графики должны расти вверх… Мне кажется, сейчас церковный народ по этому поводу начал беспокоиться.
— Еще священникам приходится быть кем угодно – и прорабом, и бухгалтером…
— Я тоже был «кем угодно»: и проектировал, и строил, и ремонтировал. Да дело не в том, что трудно строить, самое сложное – найти деньги для этого. У нас же нет практически никаких источников дохода. На те средства, что жертвуют люди за свечи, покупая книги, или просто кладут в кружку, — не только ничего не построишь, а в некоторых местах и не проживешь. А ведь на всё нужны средства.
Как люди умудряются находить их, знает один Господь. Я всегда с удивлением и внутренним благоговением, восторгом смотрю на людей, которые на пустом, казалось бы, месте, когда огромная страна катилась под откос, когда рушилось всё — от атомной промышленности до сельского хозяйства, — строили новые храмы, реставрировали старые.
Сегодня об этом порой говорят с пренебрежением: «Купола, иконостасы, колокола – подумаешь, все это никому не нужно. Церковь занималась не тем, чем надо». Так обычно заявляют те, кто в церковь не ходит: они всегда лучше знают, чем мы должны заниматься. А ведь это удивительное, настоящее чудо — сколько людей пришло, сколько общин создалось вокруг этих новых построенных, восстановленных храмов!
А еще со стороны люди порой смотрят на это и говорят: «О! Какая Церковь-то богатая! Вокруг все плохо, а они строят».
Я помню, в 1992 году, когда я пришел на Лаврское подворье, здесь была полная разруха. Господь послал человека, который хотел нам помочь. У него не было «живых» денег, это была эпоха бартера, но была кровельная медь. Вот он и дал нам ее для ремонта крыши. Жители окрестных домов ахали: «Вот это да! Медью крышу кроют! Сколько же у них денег!» А у нас денег не было ни копейки.
Зачастую бывает и так: батюшка крутится, вертится, изыскивает возможности на пределе человеческих сил. А люди, которые ходят мимо, восклицают: «О, хорошо! С нашим храмом все в порядке», — и им в голову не приходит, что надо помочь, поддержать священника. Я не говорю, что дать денег – зачастую прихожане не имеют такой возможности, но помочь в меру сил может каждый. Вместо этого возникает если не осуждение, то успокоенность.
Такого рода разделение между клиром и миром все-таки существует. И для того, чтобы его преодолеть, нужно время и более совершенные, близкие, общинные отношения на приходах. Но опять же – все упирается в храмы: пока в больших городах не будет их достаточного количества, чтобы при каждом складывалась нормальная живая община, мы будем просто это обсуждать, констатировать факты — это не правильно, то не так…
Фото: taday.ru
Эскалатор
— Знаковые встречи в вашей жизни?
— Встреча с Церковью. А еще 27 лет тому назад я пришел в Троице–Сергиеву Лавру – это тоже знаковая встреча.
— Самое большое разочарование в жизни?
— Я сам, конечно.
— Как сделать так, чтобы Христос был в нашей жизни каждый день, каждую минуту?
— Молитва – это и есть возможность помнить о Христе.
Правило нужно читать, разговаривая с Богом. Это самое главное. Смысл молитвы – хождение в присутствии Божием.
Я работаю, еду в метро, в машине – и помню о Нем. Не просто проговариваю молитву, а сам параллельно в окно смотрю, рекламу читаю. Бывает трудно сосредоточиться? Это умение – всегда результат больших усилий, которые никогда нельзя оставлять.
Даже в простых бытовых вещах так бывает: поставил человек перед собой цель, например, «надо похудеть на 10 кг», — приложил усилия, похудел и расслабился. Если так сделать — через 2 недели килограммы вернутся. Так и в духовной жизни: человек никогда не может сказать – вот, я чего-то достиг и теперь могу успокоиться.
Жизнь христианская – как эскалатор, который идет вниз, а нам надо по нему бежать вверх. Чтобы подняться, ты должен двигаться быстрее, чем он спускается.
Беседовала Оксана Головко
Читайте также:
Архиепископ Марк: Разумный священник не станет ездить на Лексусе!
Митрополит Саратовский и Вольский Лонгин: Взрывы в Церкви невозможны, или Почему архиерей надеется, что православные наконец-то перестанут «носиться» со своей верой?
Прихожане, захожане и верующие
Епископ Саратовский и Вольский Лонгин: Задача на всю жизнь
Можно ли потерять себя в Церкви, или Несколько слов об отношении к себе