— Чуть больше года прошло с тех пор, как вы стали архиепископом, сейчас вы уже стали митрополитом. Это произошло в знак ваших заслуг перед церковью или автоматически в процессе разукрупнения епархии?
— Скорее второе. Мое повышение в сан архиепископа, думаю, произошло в знак моих личных заслуг, которые усмотрел святейший патриарх. А митрополитом я стал, потому что у нас организовалась митрополия. Некоторые мне говорят, что делаю быструю карьеру… Но у меня такая жизнь, что постоянно что-то строю, что-то делаю. Я был назначен наместником монастыря, находящегося на ровном месте в чистом поле. Там, где должен был стоять монастырь в Чебоксарах, были руины, не было ни одного нормального здания. И мне, молодому 25-летнему иеромонаху, пришлось постигать азы строительства. Я затратил там очень много здоровья и сил. Возможно, за это святейший Алексей II возвел меня в 1996 году в чин архимандрита. Ни я, ни правящий архиерей этого не ожидали. Мне тогда было 28 лет, и я стал самым молодым архимандритом в России. В Бурятии мне тоже пришлось все выстраивать заново, никаких епархиальных структур не было. Но мне нравится что-то делать, развивать.
— С принятием нового сана у вас изменился распорядок дня, привычный уклад?
— Принципиально ничего не изменилось, добавились только обязанности. Сейчас необходимо думать о том, как создать хотя бы минимальные удобства новому архиерею в Северобайкальске. Там придется создавать с нуля всю епархиальную структуру. В остальном я тружусь так же, как раньше. В дальнейшем появятся новые обязанности, дела. Придется решать вопрос взаимодействия с северными епархиями, помогать создавать службы.
— Что стало причиной создания митрополии в еще совсем недавно организованной епархии?
— Митрополия создается автоматически, когда в границах одного субъекта создается вторая епархия. У нас создалась епархия в Северобайкальске, она охватывает Северо-Байкальский, Муйский, Баунтовский, Еравнинский, Хоринский, Кижингинский, Баргузинский, Курумканский районы.
— Что дает Бурятии создание митрополии?
— Прежде всего люди сближаются с архиереем, поскольку есть возможность разделить полномочия с другими священнослужителями. За пять лет служения я всего три раза был в Муйском районе, дважды — в Баунте, поскольку слишком занят здесь, в Улан-Удэ, и близлежащих районах. Сейчас владыка Северобайкальский сможет больше заботиться о прихожанах на севере и востоке республики, а я буду уделять внимание югу и центру. Создание митрополии придает Бурятии статусность, люди испытывают гордость.
— Достаточно ли сегодня в Бурятии приходов?
— Приходов точно недостаточно. Возьмем центр города – на маленькой площади у нас три прихода – Одигитриевский, Троицкий и Вознесенский. А остальные районы? У меня есть прихожане, которые ездят на службы из Аэропорта. На Левом берегу фактически нет ни одного храма. В кварталах есть храм на ул. Мокрова, но он расположен неудобно. Порядка 10 храмов необходимо только в Улан-Удэ, не говоря о районах. Сейчас жители Селенгинска задумались о том, чтобы построить еще один храм. Один у них есть, но расположен на окраине, в неудобном месте. Есть храм в Гусиноозерске, но очень маленький, и людям на праздничных службах приходится стоять на улицах. В Сухой заканчивается строительство храма. В селе Большой Ручей в Бичурском районе сами жители построили храм, хотя село состоит из 107 дворов. В Малом Куналее, Узком Луге началось строительство храмов…
— Как идет строительство кафедрального собора?
— Кризис сказывается на всем, и деньги имеют свойство кончаться. Чувствуется, что у людей денег не так много, и сейчас мы приостановили строительство.
— Сейчас часть наших сограждан считает политику правительства неправильной. И в Улан-Удэ проходят акции протеста с радикальными лозунгами. Что бы вы сегодня могли сказать и власть предержащим, и протестующим? Как найти взаимопонимание? Как можно протестовать, не подвергая опасности и не расшатывая фундамент нашего общего дома?
— Церковь в политику не вмешивается. Есть православные и среди протестующих, и среди чиновников правительства. Мы не делим людей, но всегда призываем к миру. Я понимаю, что люди могут показывать недовольство, но те, кто подстрекают их к этому, будто недовольны всем, у них другая цель. Создается ощущение, что это все делается на профессиональном уровне. Цель этих подстрекателей – не стабилизация в обществе, а смена власти. Однако станет ли жить лучше после этого, я не уверен. Дестабилизация, нестабильность меня пугает. Я устал при ней жить, устал от 90-х, когда каждый день какая-то чехарда, и очень не хочу, чтобы у нас происходил Майдан, пусть даже на нашем уровне, это неприятно моему сердцу. Я всегда за стабильность, все должно быть в рамках закона. Раскачивать лодку нельзя, у нас такая республика, что минимальный перекос в одну сторону приведет к большому всплеску. Нужно помнить о том, что у нас многонациональная республика. Межнациональный мир всегда хрупок, и его нужно оберегать.
— Как вы относитесь к различным общинам? К примеру, к языческой общине родноверов.
— Родноверы – это искусственно созданная религия. Есть все основания полагать, что к созданию этого движения приложил руку Запад, для того чтобы расколоть наше общество. Взять шаманизм – это народная религия, существующая много веков. А родноверы? Откуда они взяли все эти действия? Я бы понял, если бы древняя языческая религия русских не прерывалась, если бы сохранилась на протяжении всех веков со своими обрядами. А они придумали все заново, верят в это и вовлекают молодежь. Это опасная тенденция, и я считаю, что родноверы — это одно из опасных течений для нашего общества.
— А если говорить о старообрядцах?
— Старообрядцы веками живут здесь и со всеми течениями у нас прекрасные отношения. Когда мы собираемся на совет, никогда не возникает разногласий. Древлеправославие имеет свою историю, и смешивать их с родноверами нельзя. Родноверы – это сборище новых язычников, а старообрядцы – это церковь.
— Каждый ли митрополит может выдвинуть свою кандидатуру на пост патриарха? Как сейчас происходит избрание на этот пост?
— Если это намек в мою сторону, то, честно, я не хотел и не хочу становиться патриархом: это очень тяжелый крест и не каждому он по силам. Само избрание происходит в два этапа. Сначала собирается архиерейский собор. Никто никогда не выдвигает свою кандидатуру, такого не бывает. Архиереи тайным голосованием выдвигают кандидатуры. Счетная комиссия подсчитывает, остаются три человека, набравшие максимальное количество голосов. Затем собирается поместный собор, то есть кроме архиереев, приезжают выбранные делегаты из каждой епархии – мирянин, священник и монашествующий. И из трех кандидатов выбирают патриарха также в несколько этапов.
— Что бы вы хотели пожелать верующим Бурятии?
— Во-первых, желаю верующим оставаться людьми. Быть человеком – это значит проявлять христианскую любовь. Нужно относиться к окружающим, как к самому себе, возлюбить ближнего, как самого себя, а также желаю мира в семьях. Люди должны беречь друг друга, бережно относиться к детям, дети должны беречь родителей. Сейчас очень много верующих, радует, что среди них много молодежи. Люди, приходящие в храм, будут достойными членами общества, смогут избежать многих ошибок в жизни.