«Дочь в школе обозвали бомжом — узнали, где живем». Семья с пятью детьми ютится в общежитии с тараканами

Охрана, решетки — и встреча с мамой

Лена родилась в колонии в Пермском крае. Через год после этого ее мама вышла на свободу, но оказалась в медицинском спецучреждении в Казани. Отец к тому времени сильно пил, спустя несколько лет он умер. Больше ничего о прошлом родителей Лена не знает.

Она выросла в детском доме в Краснокамске. Маму впервые увидела уже в 15 лет — воспитатели устроили встречу. 

— Страх дикий был, особенно когда увидела замки, решетки, охрану. Было такое ощущение, что я попала в тюрьму. Когда зашла в комнату для гостей, там стояла маленькая, худенькая женщина с измученным взглядом. Для меня это уже была почти старушка. Глаза голубые ее помню…

— А у вас карие…

— Да, мама меня как увидела, сказала: «Копия папа».

Мама вынесла пакет и сказала, что это для меня. В нем лежали разные трусики, носочки и… мыло! Видимо, все то, что сестра ей привозила, она отдала мне. Это было что-то! Мне никогда никто ничего не дарил! Тем более мама. Мне тогда показалось, что запах вещей в том пакете был другим — не казенным. Это оказалось важным для меня и очень волнительным… 

Я так завидовала, когда к детям в детском доме приезжали родители и привозили такие пакеты — с носочками и мылом. А у меня совсем ничего своего. И все у нас было одинаковое, даже колготки, — говорит Лена.

Детский дом Лена помнит до сих пор. И там было, кажется, неплохо. Детей хорошо кормили, не обижали. Только одевали одинаково, что ужасно не нравилось девочке.

И вспоминает, что на встречу с мамой приехала с длинными волосами. 

— Нам в детском доме запрещали отращивать волосы, подстригали очень коротко. Помню, посадят ребенка на стул — «вжих, вжих» — и каждого под машинку. До меня дошла очередь, я собрала волосы в пучок и сказала: «Убейте, но не дам!» Я была подростком — взбунтовалась, — рассказывает Лена и все время бережно поправляет свои длинные, темные волосы, которые спускаются до поясницы. — Воспитатель и психолог потом сказали: раз уж я так решила, теперь нужно за волосами ухаживать. Я и следила, а к выпускному отрастила длинные. Гордилась. 

После встречи с мамой Лена увиделась со старшей сестрой. Ее адрес тоже узнали воспитатели, отправили ей телеграмму со словами: «Если есть желание с сестрой повидаться, приезжайте в Казань». 

— Оказывается, у меня была старшая сестра и вообще немало родственников. Почему я об этом не знала? Мне об этом не говорили. Но почему никто из них ни разу не поинтересовался, как я жила в детском доме, не позвонил? — до сих пор удивляется Лена. 

После свидания с мамой Лену забрала к себе сестра, погостить в город Ижевск. Но у нее уже была своя семья и отношений сестринских, какими их себе представляла девочка, не случилось. Лена старалась угодить, заслужить внимание и любовь — убиралась в доме, чтобы ее похвалили. Но тепла в ответ не почувствовала. «Мы чужие люди», — с горечью признает она. 

В этом году маме Лены исполнится 86 лет, она живет со старшим сыном, который уже на пенсии. Отношения с мамой не сложились. От помощи в уходе за ней брат и сестра отказались. «А навязываться я не умею», — говорит Елена.

Одна в незнакомом городе

После выпускного в детском доме решили, что Лене будет лучше с сестрой, чем в Краснокамске без присмотра. «Это были 90-е. Многие мои ровесники из детдома спились, покончили с собой или подались в криминал», — говорит Лена. 

Она уехала в Ижевск, но с сестрой жила недолго — та отправила ее в училище. Там Лена могла окончить среднюю школу и получить профессию швеи.

Но через год девочку отчислили. Она до сих пор не понимает, за что. Не сложились отношения с воспитателем. После отчисления та привела студентку к будущему работодателю — в кооператив по шитью. Прощаясь, виновато сунула девочке шоколадку в карман. 

Работу Лена получила, комната в общежитии при колледже осталась за ней. Там и жила. Но ей было одиноко.

— Я была дикая, боялась людей, не понимала их, не знала, как общаться, кому задавать вопросы. После детского дома мне не хватало навыков общения. Мне элементарно не с кем было посоветоваться. Не было рядом взрослого человека, — рассказывает она.

Тогда Лена думала, что сможет создать семью.

— Я была совсем одна в незнакомом городе. Познакомилась с парнем, он был старше меня. Думала, что это любовь. Мне очень нужен был тот, к кому бы я могла прибиться. Разочарование было жестким. Мы расстались, наш ребенок не родился, последствия этого были жуткие. Думала, что не выживу, начались серьезные проблемы со здоровьем, сложно все пережила. Перестала доверять людям. 

Но именно тогда сказала себе, что все дети, которых мне пошлет Бог, будут жить.

Пять детей в комнате общежития

Детей в семье Али-Заде пятеро: четыре сына и дочь. О них Лена может рассказывать часами:

— Старшему, Илье — 23 года. Он студент университета, заканчивает магистратуру. Выбрал специализацию «эколог-биолог». 

Руслану 21 год. Ему интересно предпринимательство, много пробует, ищет свою нишу. Цель — свое дело.

Тимуру — 16. Он поступил в Московское военно-музыкальное училище имени генерал-лейтенанта Халилова. Учится в Москве уже второй год. Я ему все время говорю: «Господь тебе пошлет что-то очень важное, слушай сердцем. Уверена, что ты там не просто так. Этот путь обязательно приведет к чему-то хорошему». 

Четвертому сыну, Ринату, 14 лет. Я его называю ребенком-революцией. Все наши представления о воспитании детей он перевернул с ног на голову. Открывает нам, родителям, глаза на многие вещи. Может прямо сказать, что мы в чем-то не правы. Старшие дети были другими.

Ринат музыкой заниматься не стал, в отличие от старших сыновей. Сейчас ему интересна индустрия моды и работа в модельном агентстве. Мне кажется, у него отличный вкус.

Гюльнаре 10 лет. Это мой первый и единственный опыт воспитания девочки. Непросто. Поскольку она растет среди мальчиков, делаю акцент на воспитании ее женских качеств, даже на курсы специальные отдавала, где учили манерам и творчеству. Это была артшкола. Сейчас она много рисует, с 5-го класса хотим отдать ее в художественную школу. 

— Как вы представляли свою семью? В ваших мыслях она была многодетной? 

— Никак не представляла. Не знала, что это такое. Тем более с детьми. Тем более многодетная семья. 

Не знала, что такое любовь, особенно любовь к детям, у меня не было братьев и сестер, когда росла. Рядом со мной всегда были сверстники. Малышей почти не видела, не контактировала с ними, не представляла, что такое дети и какие могут быть к ним чувства, — говорит Лена.

Из школы вернулась жизнерадостная, улыбчивая Гюльнара и степенный, высоко держащий голову Ринат, позвонил Тимур из Москвы. Семейная жизнь на нескольких квадратах комнаты общежития бьет ключом.

— Давайте еще налью чаю? Специально купила чайную пару для вас. Не хотела, чтобы пили из нашей общажной посуды, — говорит мне Лена. Золотистый рисунок по чашке и блюдцу — витые листья, похожие на перо жар-птицы. 

Стол стоит почти у входа в комнату, напротив него — аквариум, за самодельной стенкой — диван, встроенный в стену шкаф для одежды, плазма, наряженная елка и развешанные по стене гирлянды. 

В этом общежитии семья Али-Заде живет уже 17 лет. 

Оказались на улице, когда младшему сыну был год

С будущим мужем Елена познакомилась в Ижевске, он приехал из Азербайджана в гости к маме. Она уже несколько лет живет в Удмуртии. 

— На момент знакомства я жила в общежитии технического лицея, где училась на швею. Там мы с мужем и поселились. Другого жилья не было, — рассказывает она. — У меня даже мысли не возникало, что мне кто-то что-то должен. Никогда об этом не задумывалась, а подсказать было некому. Законов не знала, вопросы социальных льгот не изучала. Жила, и все.

В семье Али-Заде родился первый ребенок, он часто болел. Врач порекомендовал сменить климат. Решили на время уехать на родину мужа, в Азербайджан. 

Комнату в общежитии опечатали и оставили до возвращения семьи. Договорились, что по счетам будет платить старшая сестра. Но, как говорит Лена, комната не оплачивалась в течение трех с половиной лет. 

В Азербайджане Лена родила второго ребенка. Вспоминает, что там семья влачила нищенское существование. Муж устроиться на работу не мог.

— На что жили?

— Свекровь помогла мне устроиться к состоятельной женщине — убирать дом. До родов ходила туда, и после родов — тоже. С ребенком оставались свекровь и муж.

Выехать из Азербайджана помогли добрые люди. И Бог, наверное. Знакомые оказались глубоко верующими, не оставили в беде. Дали денег на билеты, чтобы мы могли вернуться в Россию. Так жить было невозможно.

Так Лена с мужем, двумя детьми и всеми вещами вернулись в общежитие в Ижевске, где она была прописана. Старшему сыну исполнилось три с половиной года, младшему — год.

— Пришлось ночевать у друзей и жить у них какое-то время. Иногда оставались у брата, ему это очень не нравилось. 

Лена судилась по поводу комнаты. Оказалось, что общежитие было передано другому училищу, к которому она никакого отношения не имела. 

— Мотались мы, мотались. И я пошла в городскую администрацию, в отдел семьи. Просила помочь. На руках у меня была только копия документа из училища (скан копии имеется в редакции), в котором говорится, что на основании предоставленных документов можно считать меня сиротой. А мне ответили: «Отдавайте детей в детский дом, сами устраивайтесь на работу». У меня язык не повернулся сказать, что я сама из детского дома. Еще сказали, что можно «ехать обратно к мужу и там искать правды и счастья». А куда ехать-то? 

Муж Лены искал работу. Нашел — для нее, в студенческом общежитии. Обещали дать комнату, если Лена устроится уборщицей. 

— Вставать надо было ночью, мыть полы в коридорах, душевых и 12 студенческих туалетах, — вспоминает Лена. — Чего я только не повидала. Но больше всего было обидно, что убираю за своими сверстниками. Мне бы учиться, а я туалеты мою. Позорно было оказаться в такой ситуации. Но деваться некуда, раз семью завела.

Тараканы, теснота и кухня с плохой проводкой

Лена поступила в вечернюю школу, чтобы окончить 11 классов. А потом забеременела третьим ребенком. Начался сильнейший токсикоз, она взяла паузу на год. 

— Когда пришла снова, не нашли мои документы, — вспоминает она. — Нужно было делать запросы, чтобы их восстановить, но я плюнула. У меня же дети еще — есть чем и кем заняться. В итоге у меня 9 классов образования. Раньше очень хотела получить высшее, сейчас уже нет. 

Когда о Лениной беременности узнали, попросили освободить комнату в студенческом общежитии.

— Сказали, что оно не для семейных. Мол, мы пошли вам навстречу, а вы снова рожать надумали. А съемную квартиру мы не могли тогда себе позволить, — говорит она. — Слезы душили, выплакаться было негде, я пошла в душ и взмолилась: «Господи, ну почему так в моей жизни? Ну я ведь не пью, никого не обижаю, не вредная». Начала с Богом разговаривать…

На следующий день знакомая отправила Елену в Союз женщин. Ей хотела помочь общественница Мария Жилина. «Это был первый человек за все это время, который сам захотел мне помочь», — говорит Лена. Мария помогала семье искать жилье, они писали письма в разные инстанции, но всюду получали отказ.

— Во время суда по комнате в том общежитии, откуда нас выставили с двумя детьми, я узнала, что имела право встать на очередь для получения жилья как сирота, но опоздала. Мне было уже 24 года, а на очередь тогда нужно было встать до 23 лет, — рассказывает многодетная мама. — Никого не винила, что оказалась в такой ситуации. Детей-то рожала осознанно. Если бы умела решать вопросы такие, знала, как это делается, куда нужно идти, все бы сложилось иначе. Но я этого не умела, и муж мой — тоже.

Муж Елены к тому времени устроился на завод и содержал семью. А сейчас он работает на автомобильном производстве — покрывает гальваникой металл. 

Благодаря Марии Федоровне в 2003 году я встала во всевозможные очереди на получение льготных кредитов и улучшение жилищных условий как многодетная. А еще через год она нам выбила какими-то путями эту комнату. 

Ипотеку многодетной семье не дали, кредиты — тоже. Отказывали, не объясняя причин. «Потому что у нас одна зарплата на всю семью да детские пособия, а еще — несовершеннолетние дети», — объясняет Елена. 

Лена говорит, что их многодетная семья всегда участвовала в творческих конкурсах — от дипломов ломятся полки. Но социальная активность в вопросе улучшения жилищных условий не помогла. 

— Какой метраж у вашей комнаты?

— 22,3 квадрата. Ой, аккуратно, по стене вон таракан бежит…

Противно, но мы привыкли. Чем бы ни травили, каких бы специалистов ни вызывали — ничего не помогает. Они всегда выползают в самый неподходящий момент. Хотели эту комнату продать в надежде, что нам дадут кредит и мы сможем добавить денег с этой продажи на приобретение другого жилья. Но она не продается. 

— Как умещались всемером, когда старшие сыновья жили с вами?

— Двухъярусные кровати стояли здесь и там, — Лена показывает на комнату за перегородкой и руками обозначает расположение стен. — Потом, благо, сосед появился, который купил комнату рядом с нами, но не жил в ней. Уговорили сдать ее нам, когда я была беременна Гюльнарой. Десять лет мы уже ее снимаем. 

Это маленькая комнатка, так называемая спальня. Это наше спасение, там можно отдохнуть. А здесь, в этой комнате, у нас как бы игровая. Тут мы и едим, и фильмы смотрим, и общаемся. 

— В общежитии есть душ?

— Да, общественный. Компания нетрезвых мужчин, которая заглядывала в гости к соседу, могла туда справлять нужду. Нам надоело, и мы решили сделать для своей семьи отдельный душ — поставили его на общей кухне. Да, был скандал с соседями, но и мыться в таких условиях мы больше не могли. К тому же родилась дочь. 

Готовим на кухне, на плите. Тут нужно следить, чтобы в кастрюлю случайно не заполз таракан. Коридор и кухню мою только я, больше это никому не нужно, — сетует Елена. 

Мы идем по первому этажу общежития. В подвале — ржавый душ. В кухне установлены три мойки. Первая, что у окна, сияет чистотой, другая — крайняя — покрыта жиром и грязью. Электричества нет. Когда темно, семья Али-Заде приносит сюда портативную лампу. Проводка старая, но менять ее никто не спешит.

Лене трудно здесь жить, но переехать не получается. Сдать свою комнату в общежитии они не могут — желающих почти нет. А снимать квартиру и платить еще за это жилье — непозволительная роскошь. Только квартплата за собственную комнату, по словам Елены, составляет порядка 7000 рублей.

— У меня просто крик души. Я не могу больше в таких условиях. Мне стыдно сюда гостей приглашать. Очень близкие люди бывают, конечно. Знают, что тараканы меня «любят», — рассказывает Елена.

Гюльнару дети обзывали бомжом

— Гюльнара привела в гости подругу, а та потом рассказала всем детям, в каких условиях мы живем. И теперь другие дети называют мою дочь бомжом. Та девочка уговаривает ребят, чтобы с Гюльнарой не дружили. Меня удивляет эта жестокость. Гюльнара не говорила сначала, а потом расплакалась. Что мне ей сказать? 

Елена учит детей быть добрыми к другим. Даже в магазине канцтоваров им покупают больше школьных принадлежностей, чтобы можно было делиться. 

— Дочери я всегда говорила: «Если видишь, что на уроке ручки нет у человека или линейки — дай запасную, выручи». Хорошо помню, как нам в детском доме попадало, если мы что-то забудем на урок, кидали в нас этими ручками… Как объяснить, что даже если тебя обижают, ты все равно должен оставаться человеком и относиться к другим так, как хочешь, чтобы относились к тебе?

Елена говорит, что ее терпению пришел конец: «Я не могу жить больше в этом общежитии. Мы готовы брать кредиты — только бы дали». 

Семья Елены получила землю, как многодетная. Они с мужем построили фундамент, а еще — залили фундамент будущего дома. На строительство денег нет, детей нужно поднимать, а кредиты им не дают. 

— Мы хотим строить дом, я живу мыслью, что он у нас будет. Надеюсь, Бог услышит меня, — говорит Елена. 

Завязла в болоте зимой и молилась, как умела

Лена разговаривает с Богом. Она говорит, что точно знает — Он есть и никогда не оставит. 

— Он много раз слышал меня! У нас первый этаж, окна поначалу были без штор. Гардину купить не на что. В темное время суток мы все как на ладони. И вот я говорю: «Господи, помоги, очень нужна гардина». День так говорю, два, три. Утром как-то выхожу в коридор, а перед порогом — гардина. Я в шоке. Побежала спрашивать у соседей — чья? Оказалось, ничья. Чудо! Кто нам помог, не знаю до сих пор. Потом, когда начала изучать христианскую литературу, прочла — с теми, кто ничего не знает, Бог поначалу поступает словно с малыми детьми, утешает их.

К православию Лена пришла после того, как чудом спаслась в лесу от гибели. Тогда она в училище училась, поехала в зимний лагерь. В один из дней весь отряд катался на лыжах. 

— Мы с одной девочкой держались вместе, она предложила сократить путь. Сама худая, как тростиночка, а я была упитанной. Она в одном месте проехала, а я провалилась куда-то. Не просто в снег. Чувствую — это болото, и меня засасывает. Чем больше барахтаюсь, тем глубже увязаю. Ботинки пристегнуты к лыжам намертво. Не понимаю, что происходит, в панике кричу своей напарнице: «Помоги!» А она и не знает, как. Ко мне броситься не решается, говорит, тогда вместе утонем…

Спрашиваю у нее: «И что мне делать?» А она отвечает: «Ну, у меня бабушка Иисусу молится. Помолись Ему тоже». Помню, что сначала замерла на месте, чтобы меня не затягивало. Глаза закрыла и кричу про себя: «Иисус, помоги!» Через какое-то время внутри как голос услышала: «Подними ногу». Я подняла, аккуратно ее опускаю, и такое ощущение, что подпорка под ногой, потом еще и еще. Как по лесенке. Так я вышла. Кто бы рассказал, наверное, не поверила. После этого начала интересоваться православием.

Валенки в виде волков и мечты о модных показах

Когда дети подросли, Лена освоила технику валяния валенок. На изготовление пары уходит по две-три недели. Процесс включает в себя изготовление самих валенок, естественную просушку, работу с подошвой. Но самое интересное, по словам Лены, это дизайн. 

Профиль Лены в инстаграме радует глаз необычными решениями. На валенках для малышей появляется водяная белая лилия или кисть винограда, спелая земляника или ромашки. Вариант для взрослых — валенки-вульфы, и вот на тебя смотрит волк. Валенки-еноты, валенки-кони — глаза разбегаются. 

— Могу часами над дизайном сидеть. Нет ни одной пары одинаковых, — рассказывает Елена о валенках. — Мне интересен процесс творчества. Когда смотрю на модные зимние показы, того же Юдашкина, так и вижу, что мои валенки впишутся в коллекцию гораздо лучше, чем та обувь, что на моделях. Но как выйти на этот уровень? Я пока не понимаю. Еще мечтаю увидеть их на витринах московских бутиков. 

Валенки стали приносить доход. Одну пару Лена продавала за 15 000 рублей. Но для всякого дела нужны условия. Валяние на кухне вызывало недовольство соседей. 

— Не хочу думать, что вся моя жизнь пройдет вот тут — с тараканами, заплесневелыми стенами и беспросветностью. Мне нужно другое пространство, чтобы творить, — говорит Лена.

— Однажды мне кто-то сказал: «Успокойся уже. Ты свою миссию выполнила — родила и воспитала отличных детей». А я так не считаю, чувствую, что способна на большее. Просто нужны перемены.