Как написала Ирина у себя в соцсетях, после этого эфира директор школы вызвала ее к себе, сказала, что педагог «не на той стороне», и настоятельно предложила уволиться по собственному желанию.
«До эфира руководство всегда шло мне навстречу»
— Кем вы себя сейчас ощущаете? Борцом за справедливость? Проигравшей?
— Я понимаю, что делаю что-то невероятно крутое в моей картине мира. И хочу сделать еще круче. Думала, будет страх, смешанный с адреналином и неврозом. Но я даже не переживаю по поводу финансовой стороны.
Реакция моего руководства только подкрепляет уверенность, что я все делаю правильно. Знаете, как «подкрепление нежелательного поведения» (смеется). Может, я ошибаюсь. Может, это плохо закончится для меня, моей карьеры. Но как же мне сейчас хорошо!
— Когда вы готовили этот прямой эфир, вы предполагали, что это может закончиться увольнением?
— Обычно руководство «Инстаграм» не смотрит, это только сейчас все на меня подписались в срочном порядке. До этого всем было все равно. Но, тем не менее, у меня мелькала такая мысль. Я озвучивала ее мужу: «Саша, меня точно уволят!» Мы посмеялись, он сказал, что будет меня содержать, и забыли об этом.
— Под эфиром комментарии родителей с благодарностями. Люди пишут, насколько ценна эта информация. За что вас уволили, если, по сути, детям стало учиться легче?
— Я тот же вопрос задавала руководству. Когда мне сказали «Вы понимаете, что вы поступили неправильно?», я сказала: «Нет». В моей картине мира это правильно. И слова благодарности от родителей это подтверждают.
Ирина Астафьева, дефектолог, тьютор. Фото: vkontakte.com
Но всегда есть другая сторона. В данном случае это деньги. Не в прямом смысле, что кто-то кому-то что-то платит. Просто это еще одна ставка тьютора. Ее надо получить, комитет должен на это выделить средства, нужно найти человека. И с одной стороны, для района 20-25 новых ставок — это много. А для того, кто устраивается на эту должность, — это очень маленькие деньги. Тьютор получает 31-37 тысяч минус налог, и ставка 25 часов. На эту должность приходит, в основном, молодежь, чтобы просто стартануть. И если это грамотные, знающие люди, они очень быстро уходят в учителя. Текучка в нашей школе невероятная.
Тьютор должен обладать таким количеством компетенций, которые в данный момент не получить в государственном образовательном учреждении.
Он приходит в школу с педагогическим и психолого-педагогическим образованием, и этой базы не достаточно. Дальше надо вкладывать средства в себя, чтобы быть хорошим специалистом. В идеале он должен обладать навыками ABA-терапии, а это невероятно дорогое удовольствие, навыками ведения и поддержки альтернативной коммуникации. Например, у меня впереди международная сертификация. Я за это отдам 25 тысяч рублей своих денег. Все методики в нашей школе внедрялись за счет людей, которые самостоятельно где-то обучались.
— Как администрация относилась к этим внедрениям?
— В том-то и дело! До этого случая у меня была стопроцентная поддержка администрации. Мало того, что я учитель в школе, я еще руководитель методического отделения учителей «9.2». Это возможность как раз помогать учителям осваивать новые методики, альтернативную коммуникацию, чтобы ребенок мог обратиться к любому педагогу школы, и тот бы его понял. Я передавала свои знания, и мне всегда шли навстречу ровно до этого эфира. Никогда ни в чем не отказывали. Руководство прекрасно понимало, что я делаю очень много, а доплаты за это фактически нет.
«Тьютор нужен не только детям с РАС»
— После эфира на директора легла дополнительная ответственность и требования?
— Не совсем. Еще до эфира я рассказала своим родителям, как им получить тьютора. И восемь моих учеников получили заключение комиссии о необходимости тьютора. Администрации теперь надо этих тьюторов искать, это сложно. Я их искренне понимаю. Более того, я разговаривала со своими родителями, объясняла. От родителей не поступило ни одной жалобы на то, что тьюторов до сих пор нет. Все прекрасно понимают, что это не сиюсекундное дело. Не будет так, что нам прописали, и тут же появились и ставка, и компетентный человек. Но как только администрации пришлось шевелиться, начались вопросы.
После этого эфира в «Инстаграме» у меня огромный отклик от родителей, благодарности. Они пишут, что воспользовались той инструкцией, которую я даю, и им прописали тьютора.
Теперь они будут приносить в школу это заключение и требовать его. Не в нашей школе, в других, понимаете? Это работает, это положено по закону, и родители имеют на это право.
В том-то вся история, что «лжи как таковой не было, но мы не договаривали», назовем это так. Комиссия говорит: «Тьютор положен только детям с РАС». Нет, не только с РАС, а детям с нарушением социального взаимодействия. А нарушение социального взаимодействия, как вторичная проблема, может возникать при любом нарушении. У слабовидящего ребенка тоже может быть нарушение социального взаимодействия. Поэтому, повторюсь, тьютор даже к диагнозу не привязан.
Второй лайфхак, который был в этом эфире, тоже интересный. В Петербурге очень сложно получить диагноз РАС. Сейчас у нас появились методики для диагностики РАС. Раньше их не было в России, они американские. Их привезли, начали грамотно диагностировать. И выяснили, что у половины детей, которые сидят в классах для детей с интеллектуальными нарушениями, есть РАС. А аутизм корректируется по-другому, понимаете?
Фото: скриншот прямого эфира @vyhod_v_normy
Что такое «аутизм»? Нарушения социального взаимодействия, в первую очередь, нарушения коммуникации. Если ребенок не может взаимодействовать с другим человеком, как мы можем узнать, какой у него интеллект? Этот дурацкий тест Векслера, который используют наши комиссии? Я только что была в Сочи на конференции, посвященной инклюзивному образованию. И там руководитель федерального ресурсного центра ПМПК говорил, что этот тест нельзя использовать для аутистов. А у нас в Петербурге его до сих пор проводят. Петербургская школа психиатрии стоит отдельно от всей страны.
Чтобы получить заключение комиссии, чтобы получить диагноз РАС, не обязательно идти в психоневрологический диспансер по месту жительства! Можно пойти к любому лицензированному психиатру. И его заключение имеет точно такой же вес. Нужно просто взять и распечатать дополнительно его лицензию. Все. И отказать не имеют права. Вот об этом мы и говорили на эфире.
— То есть вся инструкция для родителей укладывается буквально в несколько шагов?
— Да, это две строчки. Сделайте так, так и так. И это работает.
Самое главное, что это же не я им тьютора прописала. Я сказала, что есть такая возможность. А решает все равно комиссия, нужен ребенку тьютор или нет.
И это не мой опыт, не мое видение. Это документ «Методические рекомендации по организации деятельности психолого-медико-педагогических комиссий». Он выложен на сайте pmpk.rf (Федеральный ресурсный центр ПМПК. — Прим. ред.). Это официальный документ в свободном доступе. Мы его взяли, прошерстили. Там есть четкая табличка: кому нужен тьютор и какая у него должна быть функция.
Комиссия может отказать, хотя реально у них нет оснований. Когда на комиссию приходит мамочка с ребенком, которая не понимает, что она делает, для чего и как, ей говорят: «У вас нет диагноза РАС, вам не положен тьютор». Комиссия привязывается к диагнозу и не дает тех заключений, которые должна бы давать. Потому что это просто дорого, и все это знают. Наш заместитель по коррекционной работе сидит в этой комиссии. А председатель общается с комитетом. «Денег нет, не выписывать!» И все!
«Мой ученик берет парту и кидает»
— Как ваши коллеги отнеслись к увольнению?
— Подходили ко мне и на ушко говорили: «Ты — молодец». Обстановка очень тяжелая. У меня есть хроническое заболевание, по которому я могу достаточно легко уйти на больничный. Я пошла в поликлинику, мне дали. Потому что до этого были совершенно невыносимые дни.
Но я четко понимаю, что не несу ответственности за действия других людей. Я сделала то, что должна была сделать. Поступила правильно. А то, что директор дурит сейчас, это ее выбор. Сейчас там еще одна девочка дорабатывает до Нового года и увольняется. Сил нет работать там. Совершенно адские условия.
Представьте стандартный школьный класс, поделенный пополам гипсокартонной перегородкой, потому что нет места. И в каждой половинке кабинета находятся два класса.
Норма для детей с умеренными и тяжелыми интеллектуальными нарушениями — пять человек в классе. У нас было девять с аутизмом. Они просто уходят или убегают, или падают на пол и начинают истерить. У нас с помощниками всего шесть рук на троих, а детей девять. Дойти до столовой уже целое приключение. И в этих условиях мы умудряемся корректировать поведение детей, насколько это возможно.
Но когда ты живешь в осознании, что ты делаешь «хоть что-нибудь», это ненормально. Я знаю, что могу дать детям. Знаю, что каждый из них может взять. Я умею с этим работать и хочу дать максимум. Почему я должна работать в совершенно невообразимых условиях? Почему дети должны чаще показывать нежелательное поведение? Почему они должны страдать от всех этих сложностей, отсутствия коммуникации из-за того, что нет постоянного тьютора, помощника? Одному это сложно сделать в классе, где девять человек. Это же не детки, которые сели и сидят. У меня есть пацан, который просто берет парту и кидает.
— Что берет?
— Парту. Берет, поднимает и швыряет.
— Я думала, я ослышалась.
— Нет, это реально так. И это не потому, что ребенок такой. А потому, что я не могу оказать ему ту помощь, которую могла бы в других условиях. И у него случаются эти приступы.
В школах часто учителя просто получают свою зарплату, ничего не делают. А родители не жалуются. В наших школах так: если нет жалобы — на учителя, на обстановку, на отсутствие тьютора — ничего не будет меняться. А дети — это не тот случай, когда можно оставаться равнодушными.
— Это ваша позиция, что родители должны жаловаться?
— Да! Потому что история с переговорами ни к чему никогда не приводит. Я всем родителям говорю: «Не просто жалуйтесь, а вообще все вопросы директору, даже самые простые и бытовые, задавайте в письменном виде». Иначе это просто «поговорили». Я слышу постоянно: «Когда у нас появится тьютор?» — «Мы ищем, все хорошо».
И эта история может длиться годами. Но как только написали в комитет, тут же, по мановению волшебной палочки, появился человек. Я не знаю, как так происходит. Это вопрос не только про жалобы. Это вопрос про все возможные действия. Я считаю, если есть что-то, что положено по закону, ты имеешь право это получить. Иначе не надо было прописывать, тогда отменяйте этот закон.
«Я могу сделать что-то еще»
— Вы сказали, что чувствуете себя воодушевленной. Что для вас станет хорошим продолжением этой истории?
— Мне начали писать родители: «Ирина, мы хотим вас к себе в класс». Потом я стала получать звонки от завучей и директоров других школ. Один даже из Самары звонил и предложил оплатить переезд. Меня позвали в одну коррекционную школу и в несколько ресурсных классов. В общем, есть предложения. Но я об этом пока еще не думала.
Мне кажется, что я смогу сделать еще что-то. Есть идея провести серию просветительских эфиров или вебинаров.
Родители не могут быть готовы к тому, что у них рождается особый ребенок. Они не в курсе своих прав и возможностей.
И вынуждены тратить время на поиск средств помощи, обивать пороги разных организаций в поисках диагнозов, методик. Я могу дать родителям инструкцию, как, куда они должны пойти, чтобы получить диагноз, бесплатную, платную помощь.
Они приходят и спрашивают: «Где мы можем дополнительно позаниматься?» А многие и не спрашивают. А по факту это входит в должностные обязанности учителя: информирование родителей об их возможностях в вопросах коррекции и реабилитации. И учителя должны знать, что в районном центре помощи семьи и детям можно получить бесплатные услуги, что родители имеют право оформить инвалидность, и все остальное. Это экономия родительского времени и ранняя коррекция.
Кроме этого, я могу рассказать о тех методиках, которые использовала в школе: ABA-терапии, поведенческом подходе, структурированной среде. Все знают, что это существует, это не секрет. Но в родительском сознании это история про занятия со специалистом. А на самом деле смысл в том, что родители вникают в суть и живут в этом режиме. Им один раз надо разобраться, и после этого станет легче.
Я понимаю, что могу это сделать. А если могу, то почему нет? Эта мысль меня очень вдохновляет сейчас.