Главный и самый важный навык родительства состоит в том, что иногда ваши дети будут есть много, а иногда не есть ничего. Иногда умнеть, а иногда тупеть. Иногда спать много, а иногда не спать вообще. Иногда огорчать, а иногда радовать. Иногда учиться, а иногда не учиться. Иногда лезть на стену и бегать по потолку, а иногда жутко тормозить. И единственное, что вам действительно нужно – это любить их, сохранять терпение и понимать, что все это абсолютно нормально.
Дмитрий Емец, «Бунт пупсиков»
Папа – Дмитрий Емец, писатель
Мама – Мария Емец, филолог, художник-керамист
Дети:
Ваня – 16 лет
Наташа – 14 лет
Катя – 12 лет
Оля – 10 лет
Саша – 8 лет
Миша – 6 лет
Соня – 4 года
– Дмитрий, как Вы представляли себе собственную семейную жизнь? Думали, что станете многодетным отцом?
Дмитрий:
– Нет, конечно! В школе мы вместе с одноклассником кричали: «Женщина погубит человека!» Потом, когда я уже учился в университете, мои представления о женщине и семейной жизни несколько изменились.
Тем более что пример женщины, которая не губит, а совсем наоборот, был передо мной с детства. Меня воспитывала бабушка Наташа. Мы с мамой были для нее как брат с сестрой. За неделю до того, как мне исполнилось 18 лет, бабушка Наташа умерла. Я думал, что, когда женюсь, у меня будет девочка, и я назову ее Наташей. Первым, правда, появился на свет мальчик. Его я назвал в честь дедушки – Ваней. Наташа родилась еще через два года.
В начале семейной жизни я не представлял себя многодетным, но когда родилось двое детей, мне это понравилось и захотелось, чтобы их стало больше. Жена как-то не очень сначала поддержала мою идею, она говорила: «Давай подождем несколько лет, пока все как-то устаканится». Но мне не хотелось ждать, и родилась Катя, потом Оля, потом Саша, потом Миша, потом Соня.
– Как Вы познакомились с будущей супругой?
– Я учился на первом курсе аспирантуры филфака МГУ, а Маша – на третьем курсе того же факультета. Она работала лаборантом на вечернем отделении и очень мне понравилась. Она такая стремительная была, динамичная и почему-то волосы у нее очень вились! Я купил розу, но подумал, что идти, держа розу в руках, неудобно: глупо как-то, как там разговор сложится – неизвестно. А тут жених какой-то, с розой.
Потому я отломал у розы ножку и спрятал ее в чемоданчик. Был такой смешной чемоданчик-дипломат. Тогда все с дипломатами ходили. После чего пришел и пригласил Машу в буфет. А она отвечает: «Не могу». «Ну вот, думаю, хорошо, что розу не достал!» Я огорчился, стал уходить, как вдруг услышал: «Да я сейчас не могу, а вот после трех, как освобожусь – пойду».
Мария:
– Дима одновременно с аспирантурой работал лаборантом на кафедре русской литературы. У него была очень строгая начальница, которая жестко следила, чтобы на экзаменационных комиссиях протоколы заполнялись правильно. Митя же писал смешно: у него детский почерк, потому что он рукой почти не пишет, только на компьютере, и он не ставил точек.
– Как началась ваша семейная жизнь?
Дмитрий:
– Как-то очень плавно, без фиксированной даты. Мы поженились после того, как у нас появилось двое детей: мы тогда еще не были воцерковлены, в Церковь пришли, уже будучи родителями четверых детей. А до этого как-то раньше второго ребенка не обременяли государство штампом, были такими хиппарями в своем роде.
Но мне с самого начала было ясно, что эти отношения на всю жизнь.
Вначале у нас не было ни квартиры, абсолютно ничего. Шел 1997 год, мне было 23 года, только начали выходить в свет мои книжки. «Дракончик Пыхалка», «Приключения домовят», «Кусалки» и другие. Как писатель я мог раз в год жить месяц в Переделкино за очень небольшие деньги, почти бесплатно. Вот мы и прожили первый наш месяц в Переделкино. А потом деньги стали кончаться, все мои гонорары мы проели, и на последние деньги, уже ожидая первого ребенка, мы сняли квартиру возле «Речного вокзала» у дедушки по фамилии Гольденблат, который каждый день приходил проверять, вся ли его мебель цела. Прожили в ней несколько месяцев и переехали к моим родителям.
Первое время оказалось непростым. Не было денег, поначалу складывались сложные отношения у Маши с моими родителями… Все это на фоне первой беременности жены. Помню, что тяжело было, а веры, чтобы на что-то опереться, тогда не было. Первые два года совместной жизни вообще непростые. Люди обтесываются, привыкают друг к другу, вылезают всякие мелкие привычки, которые кажутся другому невыносимыми. Но тогда я впервые, пожалуй, начал молиться. Не ходя еще в Церковь, просто молился.
Другой напряженный момент возник, когда мы ждали третьего ребенка. Это было вскоре после кризиса 2000 года, деньги в семье совсем исчезли. Я думал: «Денег нет у нас, зато ребенок будет. Ничего! Что-нибудь придумаем!» А потом буквально чудеса стали происходить. Дает Бог детей, даст и на детей. Главное – ничего не бояться. Не только верить в Бога, но и верить Богу. А мы обычно в Бога как бы верим, а Богу не верим, что он все устроит.
Вообще я впоследствии заметил, составив свою собственную мини-статистику, что на третьего ребенка Бог всегда какие-то подарки дает людям. У кого-то работа хорошая появляется, у кого-то еще что-то. У меня же появилась «Таня Гроттер», которая очень нас выручила. Потом, как подарок на четвертого ребенка, на Олю, пришла идея «Мефодия Буслаева». Он стал главным нашим кормильцем. Потом появился «ШНыр» («Школа ныряльщиков»). Это, наверное, самый главный мой сериал фантастики, самый глубокий.
– Как ваши родители относились к тому, что у вас становится все больше детей?
Дмитрий:
– С рождением Вани, когда мои родители в полной мере ощутили, что стали бабушкой и дедушкой, отношения улучшились. У меня был очень хороший папа Александр Иванович, он умер в прошлом году зимой, – очень хозяйственный, настоящий, он всегда очень поддерживал меня материально в первые годы, когда еще книжки плохо кормили.
Но родители никогда не были сторонниками нашей многодетности. Они говорили: «Вот вы родили третьего ребенка, может, хватит? Может быть, пора остановиться? Этих воспитать?» Потом, когда мы четвертого ребенка родили, они уже только головами качали. А потом привыкли, им стало уже только интересно: кто родится в этот раз – мальчик или девочка? В общем, уже ничему не удивлялись.
Я вот что обнаружил: когда дети появляются относительно рано, года в 23–24 (а Маше вообще 20 лет было), бабушки и дедушки обычно еще не очень доверяют детям и все время дают советы. Мы придумали противоядие. Мы просто рожали очередного ребенка и охотно давали понянчиться с ним всем, кто желает. И уже через короткое время стали обнаруживать, что бабушки и дедушки уже не только не пытаются вмешиваться в воспитание, а наоборот, прячутся. Какое тут воспитание, когда на тебе виснет человека три, а четвертый в коляске проснулся и орет?
Непрактичные ссоры
– Сейчас бывает, что ссоритесь с женой?
Дмитрий:
– Ссоримся, конечно, порой. Тут недавно Саша говорит: «Давайте вы за каждый спор будете мне давать рубль». Он сейчас завел себе копилку и изыскивает любой способ, чтобы ее пополнить.
Причем дети, как мы заметили, улавливают разлад даже на уровне интонаций. Да так, вроде бы еще не ссора, а такое какое-то предссорье, легкое недовольство друг другом, маленькая такая тучка набегает на солнце, но дети сразу это чувствуют. Поэтому стараемся не ссориться.
Мария:
– Есть семьи, которые ссорятся из-за крышки на тюбике пасты: закрыт он или не закрыт. А у нас таких ссор практически нет. Наверное, больше из-за воспитания копья ломаем. Допустим, я считаю, что на такую-то секцию можно ребенка не вести, а Митя считает, что нужно вести.
Дмитрий:
– Долгих обид у нас не бывает. Важно, когда ты понимаешь, что отношения – это насовсем, на всю жизнь и никуда уже из танка не убежишь, хороший он или плохой. Это знание всё сглаживает и делает отношения более крепкими.
– Кто первый делает шаг мириться?
Мария:
– Ну, конечно, Дима.
Дмитрий:
– Я просто умнее.
Мария:
– Гм.
Дмитрий:
– Да на самом деле оба идем мириться, то Маша первая, то я.
– Как беременности влияли на состояние семьи? Ведь это гормональные изменения организма, раздражение…
Мария:
– Да я не сказала бы. Если беременность идет хорошо, то она идет хорошо. Сильных токсикозов у меня никогда не было. Проблемы были только с седьмой беременностью, когда у нас были естественные роды после кесарева сечения. Миша, шестой ребенок, у нас «кесаренок». Вот это было в полной мере приключение и куча волнений! После кесарева практически не дает наша медицина рожать естественно. Пугалки всякие, округление глазок, боятся статистику себе испортить, но на самом деле очень даже реально родить.
Дмитрий:
– Разница между нашими детьми – два года. Практически по календарю. У нас двое сентябрьских детей, четверо июньских-июльских и один февральский. Каждого ребенка Маша кормила грудью. Пока ребенку не исполнилось восемь месяцев, он, кроме молока, вообще ничего не получал, даже воды.
Правда, иногда мне казалось, что нужно, чтобы ребенок набрал еще вес, и я потихоньку начинал ночью кефирчиком подкармливать. Но чтобы Маша не узнала, да и редко это было.
– Что менялось в жизни с каждым последующим ребенком?
Дмитрий:
– Создавался свой особый ритм, и это очень здорово. Такое постоянное обновление жизни. Всегда интересно, кто родится, мальчик или девочка. Сейчас нашей младшей, Соне, уже четыре года, и получается, что этот ритм впервые был нарушен после седьмого ребенка, восьмого пока нет. И вот ощущение, что что-то не так. Слом ритма. Неуют. Мы уже привыкли к тому, что каждые два года появляется ребенок и семья освещается каким-то светом. Но надо верить не только тому, что дается, но когда что-то не дается – это значит тоже так надо.
Вообще интересный момент. Помню, педагог по старославу в университете сказал, что психологически человек различает только три числа – один, два и много. То есть три, четыре, десять и сто – это уже все в равной степени много. Один кластер памяти за это отвечает. Так вот и получается «однодетность», «двудетность» и «многодетность».
Сложнее всего переступить барьер между вторым и третьим ребенком. После трех детей уже обычно не считают, и это хорошо. Это победа над запланированным немецким киндерцвеем.
Когда ребенок один, да еще и первый, все время очень волнуешься, боишься, не знаешь – как, чего. Помню, мы все бегали, анализы сдавали. Дисбактериоз и всякие такие дела. Ребенок поморщится, а нам кажется, что что-то, наверное, с ним ужасное случилось, срочно бежим к какому-нибудь медицинскому светиле. Ему нужно отдавать кучу денег, сидеть в очереди, он направляет на анализы. И так до бесконечности. В детскую поликлинику ходишь уже как на работу.
А потом уже, когда появился родительский опыт, мы уже поняли, чего нужно бояться, чего можно не бояться, и стало гораздо проще. Вообще, самые организованные, мне кажется, это матери трех и больше детей. Их можно запросто ставить руководить любой фирмой, потому что они интуитивно умеют распределять время. Мать одного ребенка, чаще всего, все время загнана, задергана. Мать двоих детей уже 50 на 50, уже иногда голову к небу поднимает. Но обычно все время спит. А с тремя детьми – тут уже и время появляется, и какие-то способности открываются, таланты. Это я говорю по нашему опыту.
Мария:
– Одного ребенка еще можно вписать в график своей жизни. С двумя детьми сложнее, потому что, когда один просыпается, другой засыпает. Бесконечная карусель. После трех детей уже все равно, потому что ты все равно себе не принадлежишь. Однажды ты понимаешь это и расслабляешься. Например, по поводу спанья ребенка в кроватке: или ты «педагог», когда ты ребенка кладешь в кроватку, или ты выспался, когда ты забираешь его к себе в кровать. То есть идешь уже на компромисс и не пытаешься чего-либо успеть.
Так что уже никаких педагогических теорий и иллюзий. Просто жизнь.
Дмитрий:
– Ты просто начинаешь ощущать, что дети с тобой всегда. Едешь, допустим, на велосипеде кататься, – они с тобой: в детском рюкзаке, на детском сидении. Ты все время проводишь с детьми, как мама-кенгуру. И это здорово. И иногда даже бывает – после храма в воскресенье уже даже не понимаешь, чьих детей ты грузишь в микроавтобус (у нас японская праворулька очень вместительная), просто закидываешь что-то такое бегающее, а потом едешь и видишь, что два твоих ребенка уехали с кем-то другим, а ты взял двоих чужих. Это абсолютно нормально и даже весело.
Порой бывает, что у нас неделю живет ребенок знакомых или наши дети живут у кого-то из многодетных знакомых. Это очень даже здорово, потому что потом ребенок возвращается с новыми привычками и чаще всего это бывают неплохие привычки. Есть семьи очень организованные, с железно налаженным бытом. Скажем, мы Катю отдали на неделю к одним знакомым, она потом пришла, моментально в кухне порядок навела, все перемыла, моментально всех построила.
Мне кажется, можно такую педагогическую систему придумать, что если тебе не хватает каких-то качеств, а у твоих знакомых, других многодетных, этих качеств много, ты им даешь на время своих детей. А если у тебя есть что-то хорошее, то ты можешь научить этому чужих детей. Такая система взаимного выправления.
– Самое трудное, что вам пришлось пережить из-за детей?
Дмитрий:
– Миша у нас родился с весом 1 килограмм 470 грамм, с одним баллом по Апгар, он у меня весь помещался на ладони. В результате некоторых сложностей получили ДЦП. Левая рука и левая нога у него плохо работали.
Нога еще ничего. Мы его смогли расходить, он даже бегает очень быстро. И плавает неплохо. А левая рука работает, мягко скажем, плоховато. Он ее использует как такую держалку, когда нужно туда что-то временно всунуть. Когда нужно в садике как-то защищаться, он лбом очень неплохо научился бодаться. Ну это есть все в книге «Бунт пупсиков». Она автобиографическая такая, про многодетную семью с семью карапузами, которая удирает из большого города в маленький, приморский. Даже имена детям я не всем в книге поменял. И художник нас рисовала.
А с Мишей посмотрим, как там будет дальше, в школе. Он пока не испытывает неудобств из-за неловкости левой руки. Не сравнивает себя с другими. Он только иногда спрашивает: «Почему Бог сделал такое с моей рукой?» Ну мы отвечаем что-то такое правильное, но на самом деле ответа пока не знаем. Мы много семей знаем, у которых у детей есть ДЦП. Некоторые замыкаются, а некоторые рожают еще нескольких детей и у них адаптация гораздо лучше проходит, и живут они веселее. Главное, чтобы народ не сдулся в первые год-два. Они самые тяжелые обычно.
Мария:
– Всё самое плохое для нас всегда оборачивалось чем-то хорошим. Зато он стал самым любимым ребенком в семье – и у детей тоже. Он самый улыбчивый из всех.
Дмитрий:
– С другой стороны, он привык, что после каждой реабилитации, после каждого массажа, занятия лечебной физкультурой он получает игрушку, киндер-сюрприз или еще что-то. И это у него стало привычным сбором дани. И это не есть хорошо.
Мария:
– Жесткий детский рэкет.
Дмитрий:
– Я стараюсь этот «рэкет» пресечь, но пока никак не пресекается.
– Как решали и решаете вопрос жизненного пространства?
Дмитрий:
– Вначале мы жили в двушке в Москве. У нас было трое детей – у них одна кровать двухъярусная, одна обычная. Когда переехали из Москвы в Крым, места стало гораздо больше.
Мария:
– Теперь нам очень трудно привыкать, когда мы возвращаемся в Москву. Все нам кажется тесным, неудобным. Хотя и в Крыму далеко не у каждого есть своя комната. Все равно девочки вместе живут, кроме Оли и Наташи.
Дмитрий:
– Переезд наш был совсем не спланирован. Мы не думали, что это будет надолго, приехали просто на лето. Лето прошло, остались на осень. Потом осенью смотрим: вроде как нормально все, все живы, здоровы, все хорошо, нам нравится. Пошел в садик проситься и нас взяли. Потом прошло еще два года, договорились, дети поступили в школу.
Когда семья большая – много всяких занятий: художественная школа, музыкалка, секции, танцы, всякие репетиторы. В Москве это безумно дорого, мы, наверное, такую нагрузку материально не потянули бы. В маленьком городе за два часа всех успеваешь развезти. Раскидываем детей с Машей на двух велосипедах или на машине. С московскими расстояниями и пробками это было бы нереально. Вообще, мне кажется, что люди, которым работа позволяет работать дистанционно, должны удирать из больших городов. Главное только, чтобы семья при этом оставалась вместе. То есть не надо продолжительно разделяться по разным городам. Это неправильно.
Как работать дома, если в семье много детей
– Дмитрий, как выделяете время на работу?
– Писатель работает дома. Я стараюсь вставать пораньше, пока никто не мешает. Раньше это было в три, в четыре часа, сейчас сил хватает проснуться только в пять. Несколько утренних свободных часов, пока все спят – это самое творческое для меня время. Потом просыпаются дети и тут уже начинается… Одеваешь всех, выгоняешь в школу, отвозишь в сад. Потом есть три часа, пока дети не начнут возвращаться из школы. А потом, когда они уже вернутся, начинается бесконечный развоз и пытка уроками. Уже как-то на автомате понимаешь: этого туда отвезти, срочно ехать за тем или взять сразу двоих, этот подождет, этого туда забрать, этот сам дойдет. Ну, в общем, начинаются все эти комбинирования, которые и продолжаются часов до восьми вечера. А уроки вообще никогда не прекращаются.
Если накапливается недосып, стараюсь найти час днем – это равносильно четырем часам сна ночью.
Я раньше был совой. А потом постепенно переделал себя в жаворонка, поскольку понял, что утреннее время более ценное, и гораздо больше стал успевать.
На самом деле таких жестких схем планирования, которые написаны на холодильнике, у нас нет. Маша у нас хорошо рисует, и сейчас получила дополнительное образование – изготовление керамики. У нас теперь не дом, а мастерская. Даже муфельная печка и гончарный круг есть. Маша делает разные сосуды – посуду, очень красивые горшки. На гончарном круге и без него. В общем, она сделала красивую доску объявлений, где было расписано, когда кого везти. Но все на нее забывали смотреть. И сейчас доска уже давно не заполнена – все распределяется чисто автоматически.
– Мария, а как Вы выкраиваете время, чтобы заниматься чем-то своим?
Мария:
– Университет я закончила с двумя детьми, не уходя в академический отпуск. Но мне помогала очень бабушка Мити, которая прошла всю войну медсестрой. Бабушка Вера. Она умела создавать налаженный быт. И родители очень помогли. Диплом я писала ночами.
Потом я поступила в аспирантуру, сдала все экзамены, осталось защитить диссертацию, а Митя мне говорит: «Вот родишь мне еще одного ребенка и защитишься». В общем, мы рожали, рожали детей. Диссертацию я так и не защитила.
Одна многодетная мама, которая делает батики, делилась со мной секретом: достаточно выкроить 15 минут в день, чтобы сделать за три дня картину. Но эти 15 минут должны быть полностью твоими.
Керамика Марии
Секреты, как все успеть – с детьми и по дому
– Поделитесь, как организуете хозяйственные дела, уборку?
Мария:
– Обычно покупки делаются без специального плана, по ходу. Смотрим, что чего-то нет, едем и покупаем. С уборкой сейчас стало легче: старшие помогают. У каждого свой веник, которым он убирает свою территорию.
Мне лично удобна система, когда ты делаешь дела по ходу. То есть у тебя не выделены какие-то определенные часы на уборку – видишь, что надо убраться, есть время, вот и убираешься.
Наверное, мы не до конца справились с задачей – у нас нет стерильных полов, там могут валяться шишки, камни – то, что притащат дети. Ну а кто сказал, что дом детей должен быть стерильным?
Дмитрий:
– Главная задача – выделение приоритетов. Есть вещи, которые должны быть сделаны обязательно, а есть вещи второстепенные. Допустим, мое главное дело – всех детей развести, заткнуть дыры в уроках и вовремя сдать рукописи. Пока эти дела не сделаны, я не буду ни на что другое отвлекаться. Вот когда сделаешь все важное, в освободившиеся кусочки времени делаешь дела второго ряда. Когда сделаны дела второго ряда, делаешь дела третьего ряда. То есть, если понимаешь степень приоритетности дела: сначала спасаться от разбойников, а потом кашу есть, то тогда гораздо проще.
Есть еще один хороший принцип, мы пытаемся взять его на вооружение, правда, не всегда удается соответствовать. У нас есть знакомая семья священника, которая для нас является во многом образцом для подражания. И вот у них мы подглядели вот что. Уборка – это перекладывание ненужных предметов с одного места на другое. Если нет ненужных предметов, то и уборка перестает быть проблемой. Они отдают вещи просто моментально. Допустим, мы к ним приходим в гости, и батюшке попадается на глаза какая-нибудь кофта. Он говорит: «Так, кто эту кофту последним надевал?». Выясняется, что к кофте никто не прикасался уже неделю. Тогда глава семейства произносит: «Выходит, мы можем прекрасно обойтись без этой кофты! Давайте мы ее подарим Емцам». Раз – и мы эту кофту получаем, хотя, может, она нам и не очень нужна. То есть у них такой принцип: если к предмету несколько дней никто не прикасался, значит, он больше не нужен. У них в квартире всегда чисто, потому что мало лишних вещей.
Не сидеть!
– Бывает, что накатывает – усталость, раздражение и состояние, близкое к депрессии?
Мария:
– Такие состояния, конечно, приходят. Но мы очень много гуляли всегда, а любую депрессию разгоняет ходьба. Подвижность. Наверное, меня спасало, что надо все время с детьми куда-то идти.
С Ваней, нашим старшим, было даже с одним очень непросто. Ему все время надо было куда-то очень сильно стремиться. Он очень подвижный до сих пор. Когда он первый раз постелил полотенце на пляже и лег, мы подумали, что он заболел. А он был на трех тренировках и потом они еще бежали кросс до моря. Мы тогда поняли, что просто наконец-то ребенок выдохся. Так что мы все время с ним гуляли, копали, лепили снежные скульптуры, «перемешивали» палками небо в лужах…
Бабушки наши очень смешно подмечают и говорят: «В вашей семье очень удобно, если у одного ребенка нет настроения и он не хочет с тобой общаться, ты поворачиваешься к другому и другого одеваешь, заплетаешь». И тот, без настроения, тоже подключается. В общем, есть варианты.
Дмитрий:
– Пока детей было меньше, мы все время заморачивались. Нам казалось, что дети злые, неаккуратные, не хотят учиться, не с теми дружат, ничего внятного не хотят, с профессией не определились и т.д. и т.п. Это всякий раз была жуткая трагедия. Например, когда у старшего ребенка в 14 лет начались подростковые встряски, в первый раз было страшно. Потом мы поняли, что это нормально. Когда детей несколько, ты уже привыкаешь, что человек, по мере приобретения разума, переживает какие-то стадии, не всегда приятные родителям.
Например, Оля была неряхой до десяти лет, потом вдруг автоматически в ней какой-то невидимый тумблер переключился, она все время свою комнату моет, убирает, пылесосит. Или ребенок не хочет читать книгу, прячет под диван, а через полгода смотришь: от книжки его не оторвешь. То есть нужно просто не бояться, понимать, что все придет в свое время, и радоваться тому, что есть сегодня.
– Удается провести время вдвоем?
Дмитрий:
– Очень трудно переключиться из режима «мама и папа». С другой стороны, мы же уже настолько давно стали мамой и папой, что уже как-то к этому органически привыкли.
Время отдохнуть только вдвоем дает нам Машина мама. Она правильная и аккуратная, раз в год берет отпуск и приезжает к нам, полная педагогических затей, объясняет нам, что мы неправильно воспитываем детей. И мы обычно оставляем ей всех детей и удираем недели на три. Когда мы приезжаем, то понимаем, что истощили силы бабушки на год. Она бежит от нас как ошпаренная и только к концу года вновь копит силы и снова приезжает, полная педагогических планов.
Планирование финансов и приготовление еды
– Есть какие-то секреты в приготовлении пищи?
Дмитрий:
– Чаще готовлю я, потому что, наверное, голод чувствую острее. У меня есть несколько дежурных блюд. Я, например, очень люблю гречневую кашу – она остается вкусной долгое время. Просто готовить мясо или курицу – купил ее, помыл, засыпал приправой и поставил в духовку на час. Суп мы не каждый день готовим: у нас почему-то не очень его едят. Зато любят жареную картошку, шоколад, бананы. Хлеб едят просто в диких количествах. По три булки в день уходит.
Бывают такие моменты, когда дети едят вообще непрерывно, а бывает, что месяц или два ребенок почти никогда не хочет есть: у него сейчас нет периода роста.
Мы даем еду, но не контролируем ее съедаемость. В общем, я обратил внимание, что если в семье еда является культом, то там дети бывают довольно рыхлые, потому что их заставляют всё съедать даже тогда, когда у них нет периода роста. У нас такого нет и поэтому проблем с лишним весом у детей тоже нет.
– Как решаете вопрос финансов?
Дмитрий:
– Конкретного осмысленного планирования, чтобы мы сидели и на листике бумаги все раскладывали по кучкам, у нас нет. Все-таки мы гуманитарии, у нас более свободный подход к цифрам. Я просто знаю – все, что я сниму с карточки, будет сегодня же потрачено. И поэтому я стараюсь снимать понемногу, так, чтобы растянуть на подольше.
Прикидываешь, что надо заплатить за сад, за занятия, потратить на неотложные в данный момент нужды. Есть вещи, которые могут быть отложены, они откладываются.
Хотя в теории, когда начинаешь планировать траты, гораздо меньше тратишь денег. А вот когда приходишь в магазин с кучей детей, они разбегаются между рядами, начинают хватать все эти чипсики, шоколадки, киндер-сюрпризы, – довольно много денег уходит на всякую ерунду. Мне кажется, если год себя ограничивать в этих киндерах, можно было бы уже машину новую купить.
– Как удается время каждому ребенку уделять?
Дмитрий:
– Есть очень хорошая книжка одного американского священника, который перешел из протестантизма в православие. Гиллквист, «Возвращение домой».
Он все время путешествовал по всей Америке – у него было несколько храмов на расстоянии 2000 километров друг от друга. Своих детей – кажется, их было пять – он видел очень редко. И вот священник решил, отправляясь в поездку, по очереди брать по одному ребенку с собой в машину.
Мне показалась интересной эта идея. Вот, например, недавно я ехал в аэропорт ночью и взял с собой Катю. И мы там за эти два или три часа поездки гораздо больше друг другу сказали, чем до этого за год.
О вере
– Расскажите о вашем приходе к вере.
Дмитрий:
– Мы раньше приходили в храм пару раз в год – святили куличи на Пасху и относились к этому как к культурной традиции, не больше.
И вот в 2007 году мы подружились с батюшкой, с отцом Борисом из московского храма Софии, Премудрости Божьей – у него четверо детей в то время было, у нас тоже четверо, много у нас оказалось общего, и как-то под его влиянием постепенно пришли к вере. Теперь и у отца Бориса семь детей, и у нас семеро. Сейчас отец Борис служит на Преображенке.
Мария:
– Батюшка очень любит вспоминать первую встречу с Митей. Он тогда отпросился у настоятеля: «А можно я уйду на книжную ярмарку, встретиться с Дмитрием Емцем?» – «Можно!»
Дмитрий:
– Да, помню, сижу я на книжной ярмарке на ВДНХ, встреча с читателями. И вдруг один парень оглянулся и удивленно так шепчет: «О, святой отец пришел». А это пришли отец Борис, матушка Настя и алтарник. Так мы и познакомились.
Это и были мои первые шаги к вере, без долгих богословских бесед. Когда ты видишь жизнь другого человека совсем близко и она становится для тебя примером, ты понимаешь, что этот человек настоящий, нужно идти за ним, он идет правильной дорогой. Остальное происходит автоматически.
– А детей как вы воспитываете, чтобы они тоже полюбили Церковь?
Дмитрий:
– Пытаемся, но пока еще непонятно, насколько прочно у них все сложится. Много искушений, шатаний, отпадений. Я понял, что нельзя детям врать в каких-то важных вещах. Дети все время пытаются поймать родителей на несоответствии их дел словам. Ваню, например, остро волнует вопрос: «Вот вы почти десять лет ходите в храм. Ни одного воскресенья не пропустили. Стали ли вы лучше? Что в вас изменилось?»
В любом человеке стоит фильтр правды. Я его чувствую, когда книги пишу, я знаю, что читатель увидит, если ты решишь обмануть даже на протяжении одной страницы, он почувствует фальшь.
В семье эта ложь останется, потом она где-то всплывет и нарушит отношения. Поэтому я ни в книгах, ни в отношениях с детьми в каких-то важных вещах лжи не допускаю. И мне кажется, это очень отношения спасает.
– Бывает, что вы на детей срываетесь, кричите?
Дмитрий:
– Бывает. Мы очень шумные.
Мария:
– Мы как итальянская семья, принявшая православие.
Дмитрий:
– Да, у нас итальянское семейство. Дети буквально по потолкам бегают, и мы сами иногда по потолкам бегаем.
Сделать ситуацию менее взрывоопасной помогает формула – объяснять через третье лицо. Например, представьте, что сейчас пришел ваш сын и вылил на ноутбук графин воды. Хочется на него закричать. Но вы ему говорите: «Мама очень раздражена, ей хочется открутить тебе голову, ведь ты испортил важную вещь». Пока ты свое состояние со стороны обрисовываешь, то и сам себя понимаешь, немного успокаиваешься, и начинается конструктивный разговор.
Понятно, справиться с собой удается не всегда, но когда удается, примерно в половине случаев сильно спасает. Теперь, когда мы стали это практиковать, я часто слышу, как дети в соседней комнате говорят: «Катя, ты меня очень огорчила, потому что сделала то-то и то-то». – «А ты, Оля, сделала то-то и то-то!» Вчера бы они друг в друга тапками швыряли, а сейчас пытаются конструктивно выражать свою позицию.
– Что, на ваш взгляд, самое сложное в семейной жизни?
Мария:
– Самое сложное – это иметь много терпения. А главное, важно понимать – ты с этой дороги никуда не можешь свернуть.
Дмитрий:
– Знать, что ты не всегда бываешь прав. Просто каждый человек до какого-то момента считает себя всегда и во всем правым. Он все примеряет на себя. И понимать, что бывают ситуации, когда ты не прав, – очень тяжело. Но очень важно и очень нужно.
***
Среднее воскресное утро в семье Дмитрия Емца
Встаю где-то в 7-30. Ищу кошку, вышвыриваю. Ищу собаку. Выгоняю. Пока выгоняю собаку, возвращается кошка. Вышвыриваю. Иду всех будить.
Когда бужу Наташу, слышу, как у нее с кровати спрыгивают и лают собачки. Их две. Ричард и Вильгельм. Они такие мелкие, как две крысы. Я их не отличаю. Бужу Катю. Сильно не усердствую. Знаю, что она потом сама встанет и быстро оденется.
Бужу Олю. Она показывает на колене царапину в сантиметр и говорит, что у нее не сгибается нога. Но потом встает. Ноет, стонет, потом хохочет. Потом все по кругу.
Бужу Машу. Маша ночью что-то делала с глиной, пытаясь ее очистить. Замоченная глина пахнет болотом. Лягушка из аквариума ощущает ее и интересуется издали, высовывая морду.
Сашу разбудить вообще нельзя. Словами, во всяком случае. Надо отнести его в ванную сонного и поставить на ноги. В туалете он на пол не ложится. Если же поставить его в коридоре, он будет спать на полу. Соню и Мишу лучше не будить вовсе. Лучше тащить сонными завернутых в одеяла, и одевать в машине.
Особенно опасно будить Соню. Она будет топать ногами и описается от злости, если чуть нарушишь ритуал. Снова вышвыриваю кошку, которая опять вернулась и копает лапой в цветах. Когда выкидываю из цветов кошку, там обнаруживается сахар. Это Саша кормил муравьев, у которых был вылет матки позавчера.
Почти уже готовы ехать, но тут звонит сосед по даче. Говорит, что у нас на даче кто-то есть. Вроде как влезли какие-то дядьки. Но, может, уже вылезли, потому что ворота открыты.
Я начинаю искать биту, которая где-то валялась, но не нахожу. Видимо, спер кто-то из детей. Катя ворчит, что вот у Сереги бита всегда перед дверью. Саша и проснувшийся Миша очень активно помогают искать. Ничего не находим. Я говорю: «Ладно!» Саша и Миша находят кусок тонкой пластиковой трубы. Я говорю: «Не надо», но они ее все равно берут. Она загромождает половину машины.
Решаем на дачу заехать после храма. Едем в храм. Туман страшный, ничего не видно в трех шагах. По дороге все окончательно просыпаются и начинают открывать молитвословы на телефонах или в книжечках. Соня и Миша дерутся. Их рядом лучше не сажать, а между ними или посадить Катю, или поставить мусорное ведро. По сдерживающему эффекту это будет примерно одно и то же.
Наташа ноет, что у нее все болит и она не погуляла со своими козявками. Потом начинает спрашивать, кто такой Хайдеггер. Я отвечаю, но осторожно, потому что помню только про герменевтику. А она потом по Интернету проверит и будет меня ловить.
Саша и Миша начинают драться за пластиковую трубу, чтобы побеждать дядек. Саша колотит трубой Мишу, а Миша Сашу. Вопли. Катя выхватывает трубу и зашвыривает ее в багажник. Багажник заклинивает, потому что его всегда заклинивает. Я начинаю ехать по асфальтовым ямам, потому что только так его расклинит от тряски.
Приезжаем в храм. Там все мобилизуются и около часа все похожи на людей. Саша, Миша и Соня довольно тихо рисуют. Бабушки умиленно гладят деток по головам и говорят: «Какие послушные детки!» Суют конфетки, мне суют рублей пятьдесят денег. Отказываться неудобно. Бабушки обидятся.
Когда обнимают Мишу, он говорит каждой бабушке: «Осторожно! Ты мне сердце помнешь!»
Потом дети причащаются. Едем на дачу. Ворота открыты со следами лома.
Я говорю: «Сидите в машине! Если что – закройтесь!»
Все, разумеется, рвутся смотреть дядек. Я иду смотреть дачу. Дядьки уже ушли. Может, и сутки назад уже ушли. С дверью они не справились, но отжали решетку ломом. Аккуратно поставили ее рядом с дверью. Ничего особенного не вытащили. Ну там дрель, болгарку, матрас, еще что-то по мелочи. Стекол не побили. Очень аккуратные дядьки. Пытались вытащить кровать, но она у них застряла, по ходу.
Бита не понадобилась. Пока я все осматриваю, дети выбираются из машины. Соня начинает бегать по участку и искать дядек. Дети мерзнут. Требуют у Сони возвращаться в машину, обещают ей все, что попало. Соня не соглашается. Ей нужны дядьки, потому что ей сказали дорогой, что она будет их побеждать. Катя скептически говорит Соне, чтобы не мотала кишки. Кате говорят, что она была такая же, даже хуже. Катя скептически отвечает, что она этого не помнит, а раз не помнит – значит не было. Наташа опять стонет, что ей все надоело. Оля прыгает на одной ноге, потому что помнит про царапину на колене, но потом забывается и прыгает на двух. Соня, наконец, понимает, что дядек нет и со злости писается. Все едут домой, но по дороге решают заехать в кафе. Денег как-то не взяли, так как оно не предусматривалось, но берем в долг у Кати. У Кати они всегда есть. Она бережливая!
Фото из семейного архива
Читайте также:
- Пятеро детей, свидание в Гоа и гомеопатия
- Спесивцевы: Шестнадцать детей, трое внуков и счастье в трёхкомнатной квартире
- Анна Бородина: Выжить с тремя погодками — нереально?