Моего ребенка травят в школе. Что делать?
Мне было девять лет, когда я впервые поехала в лагерь. Обычный пионерский лагерь, от маминой работы, очень приличный. Никаких ожиданий или опасений по поводу отношений со сверстниками не было, фантазий тоже. Быстро перезнакомилась с соседками по палате, с мальчишками из отряда подружилась, записалась в три кружка… Смена была длинной, 49 дней, родителям приезжать почему-то не разрешали. Недели через две я очень затосковала.
Екатерина Дёмина
А тут – вожатая из другого отряда, молодая, очень красивая, просто кинозвезда. Чем-то я ей приглянулась, она стала меня приглашать то чаю попить, то погулять. И через несколько дней я уже от неё не отходила. И попросилась к ней в отряд.
В детстве год разницы – это очень много. Десяти-одиннадцатилетние девочки казались мне совсем взрослыми, они были значительно крупнее и сильнее, знали непонятные слова и держали в тумбочках вату «на всякий случай». И они начали меня травить.
Это просто. Ты входишь в комнату, все замолкают, некоторое время смотрят в упор, потом дружно хохочут и продолжают разговор, как будто тебя здесь нет. Ты идешь в душ, и обнаруживаешь, что весь шампунь и зубная паста выдавлены в один пакетик и старательно перемешаны. Прятались вещи, обувь выбрасывалась в окно под дождь. Под одеяло насыпался песок и крошки.
Почему они это делали? От скуки, потому, что одна (самая старшая, и, как я теперь понимаю, самая неблагополучная) девочка предложила, а другие радостно подхватили. Развлечение.
Я ничего не могла с этим сделать. Пыталась пожаловаться, но красавица-вожатая только отмахнулась и сказала: «Подумай, может, ты сама в этом виновата?». Попробовала спросить у самих обидчиц – они еще больше возбудились и попробовали устроить мне настоящую «темную», как в тюрьме.
Я отбилась и попросилась обратно в свой старый отряд. Вожатые, два молодых парня-медика не придумали ничего лучше, чем устроить мне «показательный суд над предателем»: ты от нас отвернулась, ушла к чужим, теперь стой и слушай, что о тебе товарищи скажут. Товарищи не молчали, нет, не все, конечно, но многие громко выразили свое недовольство.
Восемь-девять лет, малышня. Что им скажут, то и делают. Но мне было очень больно.
Чем отличается травля от «непопулярности»
Есть же просто непопулярные дети, с которыми никто не дружит, но и не травят. Одно дело, когда у ребенка нет близкого друга (ни одного), он не знает, у кого спросить домашку и его не приглашают на дни рождения.
Совсем другое, если одноклассники систематически дразнят, доводят до слез, отбирают, прячут или портят вещи. Демонстративно отказываются садиться за одну парту, перебрасывают портфель. Смотрите фильм «Чучело», там все очень подробно показано.
Кадр из фильма «Чучело»
Если вам кажется, что у вашего сына или дочери не ладятся отношения, можно проявить инициативу (с одобрения самого ребенка): организовать выездное мероприятие на четверых-пятерых, пригласить самого «социально близкого» одноклассника в гости, попросить классного руководителя, чтобы дал коллективное задание. Иногда бывает достаточно небольшого усилия, чтобы ситуация повернулась в нужном направлении. Например, в самом начале четвертого класса, когда мы перешли из началки в среднюю школу, наш потрясающий молодой классный объявил однодневный поход, с родителями. Те, кто пошел, до конца школы дружили и вообще – были гораздо ближе друг другу, чем те, кто побоялся и остался дома.
Но что делать, если ваш ребенок оказался в положении действительно изгоя, белой вороны, стал объектом травли?
Ужасающе большое количество взрослых предпочитает не вмешиваться в эту ситуацию. Родители, учителя, воспитатели. «Дети должны сами разобраться. Он должен научиться строить отношения. Ничего, крепче будет». Иногда говорится напрямую: «Ты сам виноват, что тебя травят, надо быть (гибче, мягче, добрее, веселее)». Или – диссидентский вариант: «Ты должен быть выше этого, не замечать, пусть себе толпа глумится, мы-то знаем, что ты (выше, лучше, умнее, чище)». По факту, это две стороны одной медали: кто не с нами, тот против нас.
Между тем, чтобы началась травля, совершенно необязательно чем-то сильно выделяться. Групповая агрессия может упасть на голову любого, которому просто не повезло оказаться «в неправильном месте в неправильное время». Но роль взрослых в процессе невозможно не заметить. Достаточно, чтобы учительница позволила себе несколько унизительных комментариев, язвительно отозвалась об умственных способностях или внешности ученика, и, если ситуация и так накалена, готово дело: весь класс ополчается против одного.
Что это значит?
Прийти в школу и сказать классному руководителю: «Моего ребенка травят в классе, что вы собираетесь по этому поводу предпринять?». И не соглашаться на формулировку «Ну, он же такой, мы не можем заставить детей с ним дружить». Речь идет не о том, кто с кем ходит в кино и чатится в соцсетях, а о серьезной угрозе для психологического здоровья как вашего ребенка, так и всего класса в целом. Потому что травля (как и любое насилие) разрушает не только психику пострадавшего, но и всех, кто в этом участвует и даже просто наблюдает. (Поэтому не надо показывать детям новости из цикла «Криминальная хроника»).
Если учитель вас не поддерживает и настаивает, что ничего страшного и экстраординарного не происходит, идите дальше и выше: директор, РОНО. Но, как правило, директора уже бывает достаточно. Важно не требовать немедленной расправы над обидчиками, а просить разобраться и желательно – с привлечением специалистов, школьного психолога, например.
Убедиться, что вы с психологом/учителем/директором одинаково представляете себе пути решения проблемы. Что все не превратится в классный час с риторическими взвизгиваниями «Как вы могли, гадкие дети, обижать хорошего и умного Ванечку, у которого такая скандальная мама!». Или того хуже – как в моем детстве – в обсуждение Ванечки и того, какие именно его черты и поступки ПРОВОЦИРУЮТ класс на его избиение.
Должно произойти вот что. Авторитетный взрослый объясняет, что есть травля, почему она разрушает людей, откуда, из какой глубокой и звериной древности взялась эта традиция. Приводит в пример историю Гадкого Утенка, причем обращает внимание не только на страдания самого героя, но и на неприглядное будущее глупых кур и злобных уток.
Обязательно декларируется групповая норма: «В нашем классе никого и никогда травить не будут. Точка». Очень важно не скатиться в обвинение тех, кто нападал, есть опасность, что бывшие «агрессоры» почувствуют для себя угрозу и уйдут в глухую оборону: «А мы чо? А мы ничо! Да он сам первый начал!». Необходимо найти такие слова, чтобы весь класс почувствовал сложившуюся ситуацию именно как общую проблему, от которой плохо всем.
Чувства родителей
Что происходит с родителями, когда они обнаруживают, что ребенок в нешуточной беде? Если сами родители имеют схожий опыт, они, скорее всего, попробуют его применить. «Меня саму травили в школе, меня никто не защитил, поэтому я сейчас пойду и всех их по камешку разнесу», — один вариант. «Меня самого травили, я дрался до последнего, и победил – и ты иди, дерись, ты же мужик», — другой вариант. Та реакция, что я описала выше – очень-очень профессиональная, не все педагоги знают, как поступать. Но, чтобы не провалиться в эмоции, хорошо бы их отследить и назвать.
Задать себе вопрос: «Почему эта ситуация представляет для меня проблему?». Я боюсь остаться одной? Мне невыносимо чувство беспомощности? Я чувствую такую разрушительную ярость, что боюсь вмешиваться, ибо кого-нибудь покалечу?
Самый, наверное, трудно выносимый страх – это страх быть отвергнутым, он биологически обусловлен, в условиях первобытной общины изгнанник погибал быстро и неотвратимо.
Вот что бы то ни стало надо было оставаться членом группы, племени. Опять же, младенец, оставленный матерью не имеет шансов выжить. Поэтому мы все так стараемся подстроиться под требования и ожидания сообщества: семьи или коллектива, без разницы. Поэтому испытываем почти эйфорию, когда оказываемся «в своей тарелке», там, где нас понимают и принимают.
Я, например, впервые оказалась среди своих только в университете, на филфаке, все говорили и интересовались тем же, что и я, было очень много евреев, начитанность и интеллигентность не надо было скрывать. До этого я жила в твердой уверенности, что «со мной что-то не так».
Так что, если вы видите, что ситуация вышла из-под контроля, если вы не находите понимания у администрации школы, если ваш ребенок отказывается ходить в школу и начал болеть без видимых причин… Возможно, наилучшим выходом будет смена школы. Признаком того, что проблема в классе, а не в ребенке, может быть тот факт, что в других социальных ситуациях у него все хорошо: в лагере, на даче, на секции он прекрасно общается, дружит, ходит с энтузиазмом.
А вот если вы видите, что всюду, куда бы вы ни пришли, складывается одна и та же история про козла отпущения – тогда ой. Тогда надо идти к психологу (желательно, к семейному) и разбираться, почему ваше чадо притягивает на себя групповую агрессию, какое послание передаете ему вы, как выстроены отношения в вашей семье. Иногда мы обнаруживаем, что сын или дочь бессознательно переносит на сверстников модель поведения в семье: «Я во всем виноват, бейте меня». И с этим он сам не справится, нужна помощь.
Мне было довольно тяжело писать обо всем этом, даже сейчас, спустя тридцать лет, те воспоминания живы, хотя и не болят. Но стремление защитить детей есть, и очень сильное. Не оставляйте ребенка один на один с групповой травлей, пожалуйста.