Людям часто кажется, что они бессильны, и они хотят отождествить себя с чем-то большим и мощным – нацией, государством, партией. Так у них возникает иллюзия, что они причастны к величественным деяниям, которые они на самом деле не контролируют.
Сергей Худиев
Они объявляют навязанную им чужую волю – своей, и так у них появляется чувство могущества. Как сказал пролетарский поэт, «Сегодня приказчик, а завтра царства стираю в карте я». Это иллюзия – никаких царств этот несчастный человек не стирает, он просто бесправный и легко заменимый винтик огромной машины, но иллюзия – до определенного момента – упоительная.
Это снимает с человека личную ответственность – у него одна совесть с Партией, Родиной, Нацией или еще какой-то группой, с которой он себя отождествил. У него также один разум с другими – он избавлен от необходимости думать сам.
Кто думает за него? Вожди? Отчасти да. Вожди – это люди, оседлавшие волну, но их власть ограничена ее свойствами. Гитлер или Ленин не загипнотизировали массы – они дали массам то, что они хотели. В массе, которая идет строем или хотя бы просто бежит толпой, человек ужасен. Люди делают жуткие вещи, на которые очень немногие из них были бы способны в одиночку. Такое движение возглавляют самые дурные люди, которые воспринимают и усиливают самые дурные импульсы массы.
Люди склонны к подражанию, во-первых, и к конформизму, во-вторых. Дурной пример не просто заразителен – он через какое-то время делается обязательным. Кто не кричит вместе с толпою, тот враг, поэтому тебе лучше кричать, а еще лучше – искренне поверить в лозунги, которые ты выкрикиваешь вместе со всеми. Так каждое отдельное частное лицо утрачивает свою свободу (а иногда разум и совесть), двигаясь вместе с массой.
Есть известное латинское изречение про силу коллективизма: «Senatores boni viri, senatus autem mala bestia» (Сенаторы – почтенные мужи, сенат же – дурная скотина). Людям кажется, что сбившись в массу, они в безопасности. Это не так – очень часто именно масса и идет на убой – но быть вне массы холодно и неуютно.
Как еще сказал тот же поэт,
Плохо человеку,
когда он один.
Горе одному,
один не воин –
каждый дюжий
ему господин,
и даже слабые,
если двое.
А вот присоединившись к мощному движению, человек обретает иллюзию могущества:
А если
в партию
сгрудились малые –
сдайся, враг,
замри
и ляг!
Люди, как правило, не обдумывают этого – они просто плывут туда, куда несет их поток, их реакции являются автоматическими, самые важные решения, касающиеся жизни и смерти, принимаются на подсознательном уровне.
Такое в истории происходит постоянно – увы, с крайне бедственными последствиями. Но бывают люди, которые не идут за массой, и не движутся в потоке.
Австриец Франц Егерштеттер, казненный в 1943 году, относительно недавно (в 2007 году) был признан блаженным и мучеником. Его подвиг необычен – он прославился тем, что потом назвали «святым непослушанием».
Франц Егерштеттер
В 1938 году, когда Австрия была присоединена к Рейху, Франц не скрывал своего крайне негативного отношения к национал-социалистам, хотя и не пытался восстать против них с оружием в руках. Он просто говорил то, что по совести считал правдой. В 1940 году он открыто заявил, что воевать за нацистское государство противоречит его убеждениям.
Какое-то время ему удавалось легально избегать призыва, но в 1943 году его призвали в армию. Он отказался принять военную присягу и служить, объясняя, что как верующий не может участвовать в войне.
Односельчане не поддержали его решения, а местный епископ сказал ему, что это не его дело решать, справедливую ли войну ведет его страна, – он должен просто повиноваться властям.
Во время суда Франц Егерштеттер сказал, что готов служить в санитарных частях, но суд отклонил его предложение и приговорил к смертной казни через гильотину за «саботаж военного призыва».
Незадолго до смерти он писал из тюрьмы: «Хотя я вынужден писать со скованными руками, я полагаю, что это гораздо лучше, чем если бы моя воля была в цепях. Ни тюрьма, ни оковы, ни смертный приговор не могут лишить человека его веры и его свободной воли».
Франц проявил упорное, до смерти, послушание Господу и непослушание властям, которые его и казнили. Но не только властям: все вокруг него – его соотечественники и даже единоверцы, полагали, что он неправ, что война против большевизма является, хотя бы отчасти, справедливой войной. Он был отщепенцем – его поддерживала только его жена, которой предстояло стать вдовой, – и только какое-то время спустя оказалось, что отщепенцами были все остальные. Он-то как раз держался истины.
Повлияла ли его жертва на общий ход войны? Едва ли – мало ли тогда переказнили уклонистов и дезертиров. Государственная машина перемолола его и не заметила. Но он спас что-то гораздо более важное, чем государство, – свою бессмертную душу.
Отдельный человек обладает огромной, в трепет повергающей властью – он может стать райским или адским существом, святым или проклятым. Решения, которые мы принимаем, имеют вечные последствия – гораздо более важные, чем судьбы государств. Мы выбираем между вечностью с Богом – и вечностью без Него, между раем и адом; мы также можем способствовать спасению или гибели нашего ближнего.
Когда мы позволяем потоку общественных страстей уносить себя, мы утрачиваем всякий контроль и над нашей вечной участью, и над нашей временной жизнью. Кто-то другой решает за нас – и мы можем быть уверены, что этот кто-то нас не любит и не ищет нашего блага.
Когда мы признаем, что Бог наделил нас свободой, властью и ответственностью решать самим, – мы становимся активными действующими лицами. Может быть, мы спасем свою душу – и только, как Франц Егерштеттер. Может быть, окажется, что нас довольно много, и мы вместе можем затормозить и остановить натиск безумия.
Но в любом случае будет ли победа только вечной – или еще и временной – нам следует следовать за Христом, а не за той или иной массой. У нас есть заповеди. Нам сказано: не убий. Не убивай, не соучаствуй в убийстве, не подстрекай к убийству, не одобряй убийство, не радуйся убийству.
Большинство из нас находится в гораздо лучшем положении, чем Франц Егерштеттер, – смертная казнь нам не грозит. Давление потока носит больше психологический и эмоциональный характер. Нам гораздо легче отказаться быть щепками в водовороте – и твердо встать на камне нашей веры.