Посвящается Джошуа Адаму Космо Каслу. Увидимся.
Над моим учительским столом навис 13-летний парень. Улыбаясь, он показывал мне фотографию на экране своего телефона: «Это Оливия, моя кошка. Она иногда приходит спать ко мне на шею». Я рассмеялась, мысленно благословляя седьмые классы: в этом возрасте они еще не научились быть «крутыми», и их причуды и странности видны во всем своем великолепии.
Я поблагодарила Джоша за фотографию, он помахал мне на прощание, и я снова занялась проверкой ученических сочинений. Работы Джоша всегда было приятно читать: он писал остроумно, живо и при этом зрело. Ну, и еще он любил кошек.
В общем, он быстро стал моим любимчиком. Поэтому, когда в начале следующего учебного года на педсовете нам сообщили, что у него рак, меня словно огрели обухом.
«Джош сказал, что был бы рад, если бы его пришли проведать в больнице», — добавила директриса, заглянув в свои записи.
Я созвонилась с его матерью и договорилась, что приду в тот же день. До сих пор запах санитайзера ассоциируется у меня с коридором той больницы, с палатой, где лежал Джош. Там уже было несколько посетителей, но судя по радостному возгласу Джоша «Ой, мэм!», он был рад новому лицу. Он представил меня всем, кто был в палате, но я тут же забыла эти имена. Важен был только он. Мой Джош.
Я кое-как собрала разрозненные обрывки информации. Рак. Холангиокарцинома, что бы это ни значило. Таким раком обычно болеют семидесятилетние, но у Джоша был именно он. В четвертой стадии.
Я навещала его несколько раз в неделю, как только выдавалась свободная минута. Ему велели носить компрессионные чулки, чтобы не было тромбоза глубоких вен, и однажды я в дополнение к чулкам принесла ему свои балетки. Джош был в восторге и тут же их напялил. Мы болтали с ним о школе, о том, чем заняты остальные, обсуждали медсестер и больничную еду. Как-то я пожаловалась на расписание и административную нагрузку, и он покивал:
— Знаете, что еще хуже дурацкого расписания?
— Что? — спросила я.
— Рак, — с важным видом ответил он и ухмыльнулся, услышав шокированное аханье окружающих. Вот такое у него было чувство юмора — не для приличного общества.
Джоша отправили умирать домой — по-видимому, больше ничего сделать было нельзя. Но он и не думал унывать.
— Вы ко мне приходить будете? — спросил он, боясь, что я откажусь.
— К тебе я приеду хоть на Марс, — пообещала я. В данном случае Марс оказался в нескольких кварталах от моего дома.
Дома его навещали реже, чем в больнице. «Людям надоело ходить к больному, — сказала мне мать Джоша, Пенни Касл, перебирая ярко-зеленые листья баклажанов в поисках зрелых плодов. — Вы такое едите? Моя семья их не признает, а вы вроде не похожи на человека, который считает овощи отравой». И протянула мне крупный, горячий от солнца баклажан.
Было нетрудно понять, в кого Джош такой: вся его семья словно излучала свет — и его отец, Шеннон, сметливый и саркастичный, и его добрый и деликатный младший брат Крис. Я часто бывала у них в гостях, и далеко не один раз, забежав на чай, в итоге уходила после ужина.
Я сходила к психотерапевту, которую в последний раз видела много лет назад. Запрос был такой: как уложить в голове, что мой ученик, ребенок, которого я искренне люблю, скоро умрет. В итоге терапевт чуть не расплакалась, и я еще подумала, что неким образом «выиграла» терапию, если даже специалист плачет от ужаса всей ситуации. Во всяком случае, мне уже не было так стыдно рыдать по нескольку раз в день.
Терапевт сказала, что у меня есть два пути. Можно было отстраниться от Джоша и тем самым подстелить себе соломки. Либо по максимуму воспользоваться оставшимся нам временем и знать, что его смерть станет сокрушительным ударом. Я выбрала второй путь.
Я наплевала на все приличия и правила о дистанции между учителем и учеником.
Джош уже не был моим учеником — в периоды улучшения он, конечно, упорно приезжал в школу, но я куда чаще виделась с ним у него дома, чем в классе.
Я перестала относиться к семье Касл как к семье ученика. Они перешли в категорию друзей. Я познакомилась практически со всеми их родственниками. Однажды Пенни, оторвавшись от приготовления поленты, спросила, почему я прячу от них своего жениха. Я его совсем не прятала, просто думала, что будет невежливо притащить к ним в дом незнакомого человека. В тот же вечер Пенни пригласила Криса (моего Криса) к ним на ужин. Джош сидел во главе стола, и хотя он слабел с каждым днем, моего будущего мужа он смерил своим фирменным рентгеновским взглядом. Крис (его прозвали Крисом-старшим, чтобы отличить от брата Джоша, Криса-младшего) держался стойко, и в конце концов они с Джошем договорились, что комиксы DC лучше, чем у Marvel.
Так Крис тоже стал частью семьи, и теперь мы каждую неделю ходили к Каслам вдвоем. Это была странная компания: мы с Крисом, двадцати с небольшим лет, умирающий от рака четырнадцатилетний пацан, его младший брат и их родители, обоим за сорок. И все же нам было хорошо вместе. Мы ужинали. Мы ходили в кино. Пенни и ее сестра были на нашей с Крисом свадьбе — правда, им пришлось уйти пораньше, потому что Джошу стало плохо (а затем снова лучше).
Он боролся изо всех сил. Его любимым высказыванием была фраза Теодора Рузвельта про «того, кто на арене», и это было как раз про него. Врачи дали ему несколько недель, но благодаря экспериментальной операции, химиотерапии и всем другим способам лечения, которые были доступны, Джош продолжал жить и сражаться, хотя и становился все прозрачнее.
На свой пятнадцатый день рождения Джош попросил разослать подарочные наборы малообеспеченным семьям, где есть больные раком дети.
В наборы, помимо прочего, входили капкейки с могильными камнями и надписью «Еще не там». Вот вам его чувство юмора во всей красе.
Помню, как однажды везла его на семейный ужин. Другая машина проскочила передо мной на красный свет, и я с перепугу выругалась. Джош хихикнул: «Прикиньте, столько времени лечиться от рака и погибнуть в аварии, потому что за рулем сидела моя училка по английскому». Я сначала не знала, плакать мне или смеяться, но в итоге расхохоталась вместе с ним. Когда я была с Каслами, я всегда выбирала смех.
Мне бы очень хотелось сказать, что Джош победил болезнь, что ему на следующий год исполнится двадцать и что он изучает робототехнику или астрофизику в одном из университетов «Лиги плюща». Но он умер 18 января 2019 года на руках у своей матери спустя 354 дня после того, как ему поставили диагноз. Мой мир, каким я его знала раньше, рухнул. И пришло горе, какого я не знала никогда. Джош не был мне сыном, и все же я любила его как родного. А после горя пришел страх. Я еще держала его в узде, пока шла подготовка к прощальной церемонии — Джош оставил четкие инструкции каждому посетителю одеться в костюм супергероя и даже составил для церемонии саундтрек, собрав туда и Shitty Flute Music, и I Don’t Want To Miss a Thing, и Sweet Child of Mine. Когда же прощание закончилось, я ужаснулась, что семья Джоша попросит меня больше не приходить. В конце концов, Джоша больше не было, а я была всего-навсего его учительницей. Семья, сказала я себе, захочет прожить горе в своем кругу, без свидетелей. Я слонялась на периферии их круга, и они впустили меня к себе. В тот период мы стали друг для друга опорой.
Постепенно доброжелатели перестали заглядывать к Каслам, но мы с Крисом появлялись регулярно.
Окружающие не хотели вспоминать Джоша, боясь ранить его семью. Я же только и хотела, что о нем говорить, и этим мы и занимались.
И в этом было очень много сумбура, очень много любви, очень много жизни. Мы взяли из приюта двух кошек и одну из них, черную, назвали Космо, в честь Джошуа Адама Космо Касла. Правда, вместо шеи она спит у меня на плече. Мы отпраздновали день рождения Джоша жареной курицей, мармеладными червячками и вечером фильмов по комиксам DC. Неделя без поездки к Каслам казалась пустой и серой.
В 2021 году Каслы сообщили нам, что переезжают в Англию. Эта новость меня потрясла, но мое мнение тут ничего не значило. Несколько моих друзей уже уехали в другие страны, но расставание с Каслами задело меня сильнее и глубже. Мы в последний раз отпраздновали вместе мой день рождения. Среди подарочных воздушных шаров я увидела конверт с отфотошопленным билетом на самолет Йоханнесбург — Лондон — Йоханнесбург. На нем стояли мое имя и имя мужа, а в графе «Класс» вместо обычных «бизнес» или «эконом» было вписано «семейный». На обороте билета было написано: «Так просто вы от нас не отделаетесь».
С момента смерти Джоша прошло уже больше лет, чем с момента нашего знакомства до его кончины. За это время его семья стала и моей семьей. Мои лучшие друзья на 20 лет меня старше, а их сын, Крис, на 10 лет меня моложе. Семья, которую в обычных обстоятельствах я бы видела только на родительских собраниях, стала самыми важными людьми в моей жизни.
Я думаю, Джош очень точно знал, что делал, когда попросил меня навестить его в больнице и потом заходить в гости к нему домой. Он расширял круг своей семьи, создавал систему поддержки, чтобы нам было на кого опереться, когда его не станет. Из нас двоих Джош был моим учеником, но он научил меня куда большему, чем научила его я. Он научил меня, что существует «выбранная семья» — люди, с которыми мы связаны не родством, а любовью. Те, которые живут в моем сердце, так же как я всегда живу в их сердцах.
Перевод Ирины Хазановой