«Мой ребенок — геймер». Как не пропустить игровую зависимость?

Как понять, что у ребенка игровая зависимость?

— Добрый вечер! Это «Правмир». Меня зовут Валерия Дикарева. Мы продолжаем исследовать тему зависимости детей от гаджетов в рамках онлайн-марафона. Сегодня поговорим про игры. Всегда ли это зависимость? Почему компьютерные игры так детей увлекают? Работают ли советы из серии «просто побольше общайтесь со своим ребенком, и все будет нормально»?

Сегодня с нами на связи психолог Марина Богомолова. Добрый вечер, Марина!

— Добрый вечер! Добрый вечер всем, кто нас слушает.

— Марина, играли ли вы сами и пытались ли ощутить, как это затягивает, на себе? 

— Здесь несколько сложно. Я, конечно, исследовала и пробовала, заходила, но так как, может быть, поколение другое или возраст, я не испытала вовлечения в игру. По тому, как рассказывают дети об их состоянии, могу себе представить. Видимо, мне не хватает азарта, что ли, для игры на компьютере. На себе не испытала я ни разу такого увлечения в играх. Честно говоря, не играю, но могу представить, как себя может чувствовать ребенок в этом состоянии, и взрослый тоже.

— Чаще всего читатели спрашивают, а что считать зависимостью. Родители смотрят видео, как чей-то ребенок бьется головой об клавиатуру и швыряет в маму кружку с чаем, и думают: ну, у нас до такого не дошло. Наверное, у нашего зависимости нет. И даже в школе не все двойки.

— Да, есть сейчас достаточно четкие критерии состояния, которое можно назвать зависимостью, то есть болезнью. Я буду иметь в виду под зависимостью уже болезненное состояние. Уже с 2022 года в XI версии Международной классификации болезней (МКБ) это состояние будет определяться диагностически, уже будет код этой болезни.

Есть другие состояния, которые, исходя из исследований, можно назвать чрезмерным увлечением компьютерными играми. И еще есть нормальное состояние — просто обычное увлечение компьютерными играми.

Даже статистически — где-то 50–60% детей подросткового возраста будут с нормальным увлечением компьютерными играми и интернетом. 30-40% будут чрезмерно увлечены играми. С проявлениями клинической зависимости 5–7% детей от этой выборки. Но не факт, что уже с болезнью. Это очень условно.

— Я в вашем исследовании читала, что, по мнению ВОЗ, из всех геймеров зависимые — только 0,2%. О чем мы тогда говорим — может, нам разойтись просто? Все в порядке.

— 0,2% — это имеется в виду выборка большой популяции по разным возрастам. Есть исследования наших специалистов, что все-таки именно дети и подростки наиболее склонны к формированию игровой зависимости, чем взрослые. Поэтому в категории детей и подростков эта доля будет больше.

Если это болезнь, то это все равно 5%, кажется, что мало. Но когда это уже болезнь, это уже очень серьезно. Это состояние, требующее лечения.

— Как выглядит?

— Есть психологические критерии того, что это болезнь. Можно понаблюдать за собой и за ребенком, и за отношениями вашими.

Какие это критерии? То, что ребенок всегда предпочитает проведение времени в интернете любым другим видам деятельности. Общению со сверстниками, общению в семье, погулять, поиграть, сходить в кино. Любую деятельность он отвергает и говорит: «Нет, я играю». Он все время ищет способ остаться наедине с компьютером или с гаджетом. Такой критерий.

Следующий критерий — это не разнообразная деятельность в интернете, а одна или две игры, в которые он погружается целиком. Достаточно узконаправленный выбор подросток делает в той деятельности, которая ему интересна.

Я как наблюдаю? Прошу ребенка рассказать то, во что он играет, и он испытывает состояние эйфории в тот момент, когда говорит об игре. Иногда бывает очень сложно переключить его на другую тему и вообще как-то отвлечь. Это следующий критерий.

Это может быть открытая агрессия, как вы говорили — кидается кружкой, но не всегда. Возможна пассивная агрессия, когда он отказывается от общения, уходит в другую комнату, ложится на диван лицом к стенке и испытывает состояние апатии или депрессии, когда нет игры, когда нет доступа в интернет. Это уже очень серьезный критерий того, что человек становится зависимым именно от этого вида деятельности.

Есть также критерии по физическому состоянию — почти всегда нарушается сон. Ребенок, так или иначе, пытается играть ночью, потому что такое время — все спят, можно без присмотра уйти в игру. Всячески это скрывает. Конечно, как-то пытается обмануть родителей и тех близких, которые рядом находятся. Пропускает приемы пищи либо ест, не замечая, за компьютером. У ребенка начинает болеть голова, частый симптом — мигрени, головные боли.

Это уже серьезные критерии — в таком случае действительно уже бежать надо, спасаться.

«Мы — нормальная семья, а он играет»

— Мы открываем социальные сети, и там каждый второй родитель говорит: «Лежит, ничего не хочет. Играет в телефон. Больше ничего его не интересует». В связи с этим у нас есть два комментария из нашего чата, они, мне кажется, достаточно верные и близкие к истине. Один из них: «Какая может быть альтернатива играм для молодых людей в современном мире?» Второй: «Проблема не в играх и не в детях. Проблема в мире, который не способен дать ничего». Сергей и Михаил нам пишут. В связи с этим вопрос: на одной чаше весов лежит игра, а на другой — «пойдем, построим скворечник». Ребенок: «Ну да, мама, скворечник, ага, конечно, спасибо». Игра всегда круче, по идее.

— Да, в этом-то и проблема поведенческой игровой зависимости. Интернет-игры — это не запрещенные вещества, это не алкоголь, не наркотики. Они есть везде, они рекламируются, они очень интересны детям, они очень здорово стимулируют нервную систему.

Интернет-зависимость — это та вещь, которая формируется быстрее, чем любая другая зависимость, даже быстрее, чем химическая, если человек склонен к этому.

Отвечая на эти комментарии, я вам скажу, что немного глубже нужно посмотреть на эту проблему. Проблема интернет-зависимости в том, что задолго до начала ее формирования идет сбой в семейных отношениях, в отношениях с близкими людьми. Также ребенок, скорее всего, испытывает проблемы в построении коммуникаций со сверстниками — это частый фактор. Если бы не было этих проблем, то подросток не ушел бы в эту зависимость так глубоко.

Поэтому когда мы говорим о детях, которые уже имеют симптомы интернет-зависимости, то работать нужно со всей семьей. Это не советы: «Пойдите, погуляйте с ребенком». Это перестройка взаимоотношений. Она достаточно серьезная и сложная. И часто именно для родителей, а не для ребенка.

Нарушены близкие эмоциональные связи, из-за чего ребенок выбирает именно интернет как то пространство, где ему комфортно, достаточно безопасно, где он может найти себе союзников, сверстников, общение и как-то себя презентовать. Почти всегда интернет-зависимость коррелирует с нарушениями в коммуникации и с проблемами в семье.

Поэтому ребенок редко приходит добровольно — часто это торг какой-то.

Поэтому, да, советы не работают: «Сходите с ребенком на каток». Он правда уже не пойдет, потому что ситуация дошла до такой точки, что он уже не рассматривает родителей или близких людей как интересный и нужный для него контакт.

— Я понимаю. Любая зависимость связана с семейным фактором. Родители часто пишут: «Мы — нормальная семья. Мы его всегда слушаем. У нас с мужем высшее образование. Мы адекватные, всегда на связи. Мы ходим в походы и на выставки». И это вполне функциональные семьи. Что тогда не так?

— В каждой семье будет своя проблема. Вы сказали про походы, еще про что-то. Чаще всего бывает так, что родители учитывают больше свои потребности и свои интересы, чем интересы ребенка. Например, они думают, что в поход ходить вместе — это здорово, интересно и классно. Но ребенок этот вид досуга может не рассматривать вообще как интересный. Поверьте, эта ситуация сложилась задолго до того, как ребенок ушел в компьютер. Его потребности, возможно, систематически не удовлетворялись.

Родители могут быть не в курсе того, что у ребенка очень сложная ситуация в классе со сверстниками. В семье может быть все более-менее благополучно, но тяжелой может быть ситуация в классе. Дети иногда про буллинг не рассказывают годами.

И это не обязательно побои — когда избивают, видно. Это может быть психологическое давление. Бывает очень часто, что дети об этом не рассказывают и переживают эту ситуацию самостоятельно. Понятно, что они ее пережить адекватно не могут, это очень тяжело. Тогда ребенок уходит в избегающее поведение.

Поведенческая зависимость — это избегающее поведение. Ребенок старается избежать тех эмоций, которые не может перенести. Что-то в его жизни происходит такое, о чем родители не в курсе или не замечают. И ребенок как-то пытается разместить эти свои переживания в том мире, где ему кажется безопаснее, где он может найти единомышленников.

У меня была интересная ситуация — девочка ночи проводила в сети, уже были признаки формирования интернет-зависимости. Она сидела на психологических форумах, пытаясь понять, что с ней происходит. Вступала в общение с психологами, смотрела видеоролики. Настолько ей было непонятно, что с ней как с подростком происходит и как ей найти себя в социуме. Но по каким-то другим причинам она не могла обсудить это ни с мамой, ни с папой. Интернет для нее стал тем пространством, где она искала ответы на эти вопросы.

Причины могут быть действительно разные. Почему важен взгляд со стороны? Нам очень сложно увидеть, если мы что-то делаем не так, если это какая-то психологическая вещь, это очень сложно самому увидеть в себе. Этот взгляд со стороны помогает семейную систему разобрать и понять, что же там происходит не так. И что же на самом деле ребенок испытывает.

— Про семью у меня есть история, которая меня поразила. Год назад я сидела в кафе перед Новым годом, а рядом две бабушки пили шампанское, и одна звонила внуку, не буду называть его имя (допустим, Сережа), и кричала: «Сереженька, мы пьем за твой Варкрафт». Выяснилось, что Сереженька играет в Варкрафт, у него по Москве первое или второе место. Я к бабушке подсела, и она рассказала, что с первым внуком они выламывали дверь, снимали ее с петель, вот так контролировали, а второго просто отпустили. Дед сказал: «Пусть играет». И он стал чемпионом, при этом учится в МГУ на бюджете. Это тоже важный признак.

Вопрос, когда мы возглавляем революцию, это смирение перед неизбежным или слабость наша, правильно ли сделала бабушка?

— Случай, который вы рассказали, это ни в коем случае не смирение, — это как раз понимание, что интересно ребенку. Тут есть риск, как и везде, что ситуацию можно не удержать, но для этого взрослый и есть взрослый, чтобы понимать, насколько ситуация уходит из-под контроля. Это вовлечение в то, чем ребенок интересуется…

Иногда я спрашиваю родителей: «Вы знаете, что там ребенок у вас в интернете делает? Что он смотрит, какие блоги, видео?» Очень часто родители говорят: «Я в этом ничего не понимаю, мне это неинтересно, это какая-то ерунда». При этом ребенок может про квантовую физику ролики смотреть на YouTube. Да, иногда он засматривается надолго. Я не шучу, это действительно очень часто бывает.

Зачем играть вместе с подростком?

— Допустим, мы точно знаем, что он играет. Я где-то читала, что у вас есть совет играть вместе. Родитель не всегда может себя преодолеть, наверное. 

— Это понятно. Вообще, играть вместе, таким образом осуществлять ненавязчивый контроль, смотреть, во что играет ребенок, нужно как можно раньше, как только вы решили ребенку дать планшет или какой-то гаджет. Чаще всего это дошкольный возраст, когда ребенок впервые начинает знакомиться с этим миром. Если начинать играть вместе, хотя бы чуть-чуть, хотя бы потихонечку, можно попробовать выбрать игру, которая вам не так противна, не так неинтересна.

— Если он монстрам головы отстреливает, я не могу делать то же самое.

— Мы говорим про контроль — все-таки родительский контроль по возрастам должен быть. Есть же маркировка этих игр, кстати, она очень часто соответствует действительности, реальности. Важно, если изначально ребенок будет понимать, что вы вовлечены в его деятельность игровую — вовлечены как? Вы понимаете, вы знаете, во что он играет. Да, вы ставите ограничения. Какие-то игры вы пока запрещаете, потому что, например, они совершенно не по возрасту. Есть действительно очень жуткие игры.

Тогда это ваша совместная деятельность, и у вас есть право и авторитет, чтобы что-то ребенку по этому поводу сказать.

Когда я работаю с ребенком по поводу игр, происходит так, что какое-то время наших консультаций проходит на базе его персонажей, его достижений. Иногда очень непросто это слушать и с этим работать, это сложно, когда ребенок может почти все занятие рассказывать о том, что он делал в игре.

Но это первое, что я делаю — присоединяюсь к ребенку, пытаюсь понять, что ему там интересно, почему он там, именно в этой игре? Что он получает там такого, чего нет в реальности?

— Что вы, как правило, слышите, какую потребность они закрывают? 

— Все зависит от возраста. У детей 8–10 лет, еще до подросткового возраста — это потребность побеждать, быть лучше других. Борьба некая — важно выигрывать. Потому что, видимо, школа, если нет интересных кружков и увлечений, не дает такой возможности выигрывать, соревноваться. По сути, это достижения — это функция, которая нужна.

В подростковом возрасте в играх ищут общение. Они играют больше в онлайн-игры, где могут взаимодействовать с игроками. Очень часто много времени проводят не в самой игре, а в чатах по обсуждению этих игр. По сути, это общение и взаимодействие со сверстниками.

— Марина, вы говорили — «настраивайте возраст, убирайте жесткие игры». Но становится понятно, что мы ребенка можем из социума просто выпилить, пользуясь терминологией компьютерных игр. Потому что если весь класс играет в Warface, я сейчас стрелялку абстрактную называю, то все, ты вне этой группы.

— Согласна, здесь нужно быть очень гибким. Действительно, понимать, во что играют его друзья, не весь класс, а те ребята, с которыми какая-то привязанность есть. Да, действительно иногда приходится жертвовать ограничениями, но при этом высказать ребенку свое беспокойство о том, почему эта игра все-таки кажется вам, как взрослому, недостаточно хорошей или плохой, или очень кровожадной. Надо посмотреть эту игру и объяснить, какие вещи вы считаете там неприемлемыми, потому что есть вообще ужасные игры. После них ребенок может плохо спать, ему могут сниться кошмары.

— Вам не снились кошмары после таких сессий с детьми? Что-то страшное можете вспомнить, о чем они говорят?

— Знаете, что самое тяжелое в сессиях бывает? У меня есть правило: мы не смотрим игры в их гаджетах. Мы гаджеты не открываем. Они мне персонажей рисуют, лепят, потом мы в песочнице можем разыгрывать их любимую игру, они могут приносить своих героев.

Достаточно тяжело бывает выдержать то, что там идет постоянная повторяемость, когда жестокая игра, и там жестокое действие — убийство персонажа, например, и ребенок его воспроизводит, воспроизводит, воспроизводит. И так несколько сессий, иногда на протяжении 10 сессий это может происходить. Тогда я уже делаю другие выводы, что у ребенка очень много скрытой агрессии, которую он не может каким-то другим способом разместить в семье или в социуме. Это почти всегда критерий того, что ребенка где-то сильно давят психологически, и он таким способом перерабатывает свою агрессию. Дальше разбираемся с ситуацией в семье и в школе, конечно. Знаете, как говорят, вызываю родителей.

Я очень подробно прошу родителей познакомиться с тем, что происходит в школе, потому что иногда бывает, что картинка, которую представляют себе родители, не совпадает с действительностью.

«Пусть играет, с ним все в порядке»

— Бывает так, что к вам приводят мальчика или девочку, геймера, а вы с ним работаете и говорите родителям: «Это очень хорошая игра, полезная, пусть играет, и все с ним в порядке»?

— В компьютере дети не только играют, но делают очень много разных других вещей, в том числе познавательных. Родитель думает, что ребенок только играет и только в ужасную какую-то игру, а потом выясняется, что он делает еще кучу разных вещей и некоторые из них способствуют его развитию. Просто интернет — это такой канал, такое окно в мир.

— Вам часто приходится успокаивать родителей и говорить им, что с ребенком все хорошо?

— Да, бывает, что все в порядке. Многие дети входят в эту категорию, можно это назвать нормальным увлечением интернетом. Может быть, ненормальное для родителя, для взрослого, потому что он вырос в другом мире, абсолютно в другом. Оно может быть нормальным для ребенка этого поколения, тем более когда мы все столкнулись с удаленкой и дистанционкой. Сейчас вообще критерий времени нахождения у компьютера пропал, потому что дети больше взрослых находились за компьютером.

Конечно, нужно разбираться в качестве контента, что получает ребенок, что он делает. Однозначно могу сказать, что если ребенок играет в одну и ту же игру достаточно долгое время и наличествуют все признаки, о которых я в самом начале говорила, мы подозреваем зависимость. Как я это понимаю? Я даже на сессии, применив все свои способности, не могу переключить ребенка с темы игры, и это происходит какое-то долгое время. Тогда это, конечно, очень серьезный показатель. Больше скажу, я направляю уже к психиатру и к неврологу, к разным специалистам, чтобы более полную диагностическую картину получить.

Я бы хотела еще добавить, если мы говорим про зависимость как болезненное состояние, что это тема не только психолога — обязательно нужна консультация психиатра, невролога. Лучше это делать в медицинском центре, потому что нужно всестороннее обследование. Очень часто игровая зависимость сочетается с другими расстройствами, например, с депрессией, с тревожным расстройством. Вполне возможно, нужна медикаментозная терапия тоже.

— У вас были случаи, когда вас поразили так, что вы прямо за голову схватились — «как так можно, уже в такой стадии»?

— Да, были случаи.

Расскажу достаточно давнишний случай, думаю, что сейчас это уже взрослый человек. Да, был у меня мальчик, которого просто невозможно было оторвать от его смартфона, и он играл все время в игры с шариками. Он их куда-то складывал, что-то такое делал, даже не сюжетно-ролевая игра. Он таким образом играл и мог играть без остановки, только что-нибудь поест. Крал телефон, играл ночью. Надо сказать, что там была очень неблагополучная ситуация в семье, связанная с разводом, с проблемами между родителями. Ко мне ребенка водила не его родная мама. Еще у него были случаи побега из дома. Соответственно, он пропускал школу просто напропалую, при этом был великолепный интеллект. Если его сажали за уроки, то он мог выучить все экстерном — в школе неделю проходят, а он мог за два дня все освоить, сделать все задания и свободен.

— Чем закончилось все?

— Отправили к врачу-психиатру, был поставлен диагноз, было назначено лечение. И потом уже ребенок наблюдался в медицинском учреждении психиатром и психологом. Я его передала, потому что таких детей лучше вести уже под наблюдением в медицинской организации. Он не лежал в стационаре, это было амбулаторное наблюдение, но когда в связке работает психиатр и психолог — это лучший вариант.

— Мы в начале нашего эфира говорили, что очень много зависит от родителей. Сейчас мы говорим о том, что мы лечим детей. А родители что?

— Когда ребенок уже в зависимости, его приходится лечить. Там уже есть такие нарушения, которые сами собой, если изменить отношения в семье, не пройдут. Под психологической работой я имею в виду, в том числе, работу семейного психолога.

Как организуется работа с психологом? Отдельно родители приходят на консультацию, с ними обсуждается ситуация. Потом родитель один с ребенком приходит, потом второй родитель с ребенком. Встречи на троих часто организуются — ребенок, два родителя, четвертый — психолог. Работа с психологом проходит по разным направлениям. Семья обязательно включается, хотя бы один из взрослых. Если оба родителя не могут между собой контактировать нормально, тогда один из родителей, который наиболее близок к ребенку, с которым у ребенка наилучшая эмоциональная связь, становится тем, с кем работает психолог.

Кстати, есть в сети интернет-опросники, можно некую самодиагностику провести. Я потом могу и вам отправить, куда-нибудь можете выложить. Достаточно простенький опросник, когда родитель может заполнить его про своего ребенка. Там так вопросы поставлены, что ты про ребенка заполняешь и считаешь — там либо выходит все нормально, либо у ребенка чрезмерная увлеченность интернетом, где надо встревожиться и, может быть, сходить к психологу на консультацию. И третье, когда уже все плохо и надо срочно бежать и разбираться с этой проблемой. Есть такие опросники, можно их периодически проходить.

А если вообще запретить?

— Когда родители уже поняли все, перед ними стоит следующий вопрос: запрещать или не запрещать. У нас есть вопрос от читателя «Правмира»: «Как, кроме жестких запретов, отвадить ребенка 12 лет от гаджетов, компьютерных игр? Договариваться возможно, но надолго не хватает». Вообще, жесткий запрет работает или нет? Потому что если касаться зависимости наркотической, то там есть правила — наркотика нет в доме; про него мы не говорим; и с теми друзьями, которые употребляют, мы не встречаемся. Что с компьютерными играми, там как-то иначе? Может, просто запретить?

— Запретить будет невозможно. Почему? Если вы сможете уехать в лес, лишить себя гаджетов, не отвечать по телефону и с ребенком вести тот образ жизни, который вы ему предлагаете, то, наверное, да. Можно попробовать запретить. Как запретить то, что является социально приемлемым и одобряемым? Мы все работаем с гаджетами.

— Да, то, что уголовным кодексом не запрещено, сложно запретить, видимо. 

— Не только не запрещено, а на данный момент это необходимость для обучения, для работы, для общения, для связи. Если ребенок в WhatsApp не отвечает, вы что будете делать? Нервничать вы будете. Запретить этот вид деятельности нельзя, потому что он встроен в социальную жизнь. Запрет не работает, а только обостряет ситуацию.

В 12 лет это уже подросток с протестным поведением, он найдет способ все-таки добраться до гаджетов и игр. Этот жесткий запрет еще больше нарушит связь и контакт между ребенком и родителем, и еще сложнее будет восстанавливать взаимодействие.

— Не, ну пусть WhatsApp остается и все развивающее, а игры запретить. Это для тебя героин, все, до свидания.

— Родитель столкнется с протестом — либо с активным, либо с пассивным. Не будет ни английского, ни учебы, ничего. Ребенок будет протестовать, так или иначе.

Выход тут только один — находить контакт с ребенком. Путь, конечно, сложный, и не всегда он возможен без помощи специалиста. Потеря контакта, когда ребенок «ушел», когда для него не ценны отношения с близкими — это все-таки сформировалось не вдруг. Чтобы восстановить этот контакт, тоже нужно время.

Когда восстанавливается этот контакт, родитель интересуется тем, что близко ребенку. Взрослые часто думают, что это учеба, но она в 12 лет обычно очень мало кого из детей интересует. Каждому ребенку хочется тепла, любви, принятия, понимания, ласки, обнимашек, вкусненького, вот такого. В 12 лет этого хочется еще, а в 15 уже не всегда.

По моему опыту и по опыту коллег, с кем я общаюсь на эту тему, с 8 до 11 лет — хороший возраст для того, чтобы скорректировать это зависимое поведение или чрезмерное увлечение интернетом. В этом возрасте дети очень здорово откликаются на восстановление контакта со взрослыми. С 12 до 15 уже сильно сложнее этот контакт с родителями восстановить и отвлечь ребенка от игровой увлеченности. После 15 лет вообще тяжело.

— По моему опыту, родитель как раз переводит дух. Он сначала искал няню, потом устраивал в садик, потом поступали в первый класс. Вот ребенок во втором классе, все выдохнули, и тут как раз оказывается: надо, наоборот, все налаживать еще больше. 

— Предподростковый возраст напрасно исключен из сложного, потому что именно в этот период будет понятно, каким будет подростковый. Потому что в подростковом возрасте мы уже сталкиваемся с последствиями проблем. Чем старше ребенок, тем они становятся все более серьезными, особенно с учебой — подходит время экзаменов.

В первом классе оценки не ставят, и вроде бы все очень легко, а во втором начинается настоящая школа. К тому же во втором классе складывается классная иерархия между детьми, она становится достаточно ригидной и жесткой — кто на вершине, тот на вершине, кто внизу, тот внизу. Те дети, которые попадают в не очень хорошую ситуацию среди сверстников, сильно страдают от этого — как раз второй и третий класс. Вот вам предпосылки для того, чтобы ребенок ушел в игру от этих сложных эмоций.

— Это уход от реальности?

— Да, это уход от реальности.

— Нам как раз написали в чате про взрослого человека: «Мой муж — геймер, играет с 8 лет. Говорит, что виртуальный мир гораздо лучше реального. А я считаю, что это слабость. Мне в этом мире нормально, — пишет его жена. — А мужчины, видимо, просто ранимы?» Мужчины чаще зависимы, об этом статистика говорит.

— Чаще мальчиков приводят, чем девочек, да.

— Человек пишет, что с 8 лет муж играет. Он уже взрослый человек, и все продолжается.

— Это говорит о том, что у него действительно сложности адаптации в реальном мире. В плане взаимоотношений с людьми, поиска своего места в социуме, в профессиональной сфере, среди друзей, в отношениях, скорее всего. Со взрослым человеком как? Если он не считает это проблемой — имеет право. Если он когда-то увидит в этом проблему, у него будет возможность обратиться за помощью.

— Зависимые люди так и говорят: «У вас проблемы. У меня проблем нет». 

— Вы знаете, от химической зависимости здоровье ломается очень быстро, особенно если мы про наркотики говорим. И жизнь можно закончить преждевременно. С игровой зависимостью живешь дольше, прямого воздействия на здоровье нет.

— Как раз по поводу ограничений Михаил пишет: «У меня [ребенок] смотрит только то, что разрешено кучей фильтров». Кстати, мой ребенок тоже ничего не смотрел, у него был самый простой телефон, а когда он пошел в школу, ему там все прекрасно показали. Я бы вообще всем детям на входе в школу ставила программы контроля. Поступаешь в первый класс, и школа говорит: «У нас такое правило — телефоны в тумбочку». Или Kaspersky Safe Kids на всех устройствах. Все. Мне кажется, было бы хорошо.

— Я за автоматические фильтры, которые будут ограничивать контент, чтобы к детям не попадала порнография, какие-то мошеннические схемы. Потому что иногда бывает, что ребенка вынуждают фотографироваться, отправлять куда-то снимки.

Если вы решили подарить ребенку его личный смартфон, которым он будет распоряжаться — не вы будете свой иногда ему давать, а уже его личный, — конечно, родительский контроль установить надо. Предупредить об этом ребенка, сказать: «Ты знаешь, будет контроль. Для чего? Для того, чтобы ты не столкнулся с мошенническими схемами, с каким-то разрушающим контентом, еще с чем-то опасным». Ребенку нужно это сказать. Если это делать доброжелательно и спокойно в самом начале использования гаджета, то дети это нормально воспринимают.

— Да, это надо как можно раньше.

— Эти автоматические программы помогают учиться самоконтролю, как только ребенок становится обладателем своего телефона. С их помощью хорошо тренируется способность контролировать время нахождения в игре, в сети, когда автоматически через какое-то время выключается игра и ребенку заранее высылается предупреждение — «5 минут осталось». Здорово тренирует регуляторную функцию. Это не родитель, который в комнату стучит и уже в пятый раз кричит: «Сколько раз я говорил, заканчивай!» Это снимает с родителя функцию цербера. Игру отключает автоматическая программа — на нее, конечно, можно позлиться, но не так, как на маму.

«Майнкрафт» — это хорошо? Там же строят

— У нас интересный вопрос про поддержку. «Когда поддерживаешь ребенка, — Мария спрашивает, — в его влечении к играм, а он только об этом и говорит с тобой, ничто другое ему не интересно. Как поддерживать правильно, чтобы не усугубить зависимость?»

— Здесь, во-первых, я бы рекомендовала вместе поиграть все-таки. Когда вы просите ребенка рассказывать, во что он играет, можно наводящими вопросами узнавать не только, что он там конкретно делал, а что он при этом чувствовал, то есть выводить ребенка на осознание своих эмоций, что он получает в этой игре, на что он разозлился. Вы будете таким образом тренировать эмоциональный интеллект у него. Это не так просто и не так иногда бывает интересно, но если еще эту вещь включить, это позволит вам общаться более близко, а потом можно рассказать и про себя что-то.

Поиграйте во что-то свое, расскажите ребенку об этом и вовлеките его в то, что вам интересно, чтобы между вами стало больше разговоров, чем того, что он просто сидит за компьютером. Было бы очень здорово в реальном мире искать увлечения для него — все-таки кружки и секции, какое-то общение со сверстниками помимо школы — это очень важно.

Я имею в виду не репетиторов, не английский или немецкий язык, не испанский, а игровые активности, желательно с физической составляющей. Потому что дети, пока еще не выросли в подростков, им правда интересно бегать, прыгать друг с другом, бороться, кататься на чем-то, на скейтах, что-то современное такое. Иногда придется вместе с ним это делать или хотя бы рядом постоять.

Вы тогда спросили: чего хотят дети в играх? Они хотят достижений, особенно если мы говорим про возраст 7–10 лет. Им важно пережить эти эмоции. Где это можно сделать? В физическом мире. Нужно, чтобы кто-то отметил эти твои достижения, похвалил тебя, восхитился тобой, сказал: «Боже мой, какой ты у меня умничка!» Потому что не всегда в учебе удается эти достижения получить. Бывает, что сложно. Детей у нас не хвалят в школе, в основном. Перетаскивать потихонечку в физический мир надо.

— Марина, мне кажется, это из серии «присоединить, закрепить и вести», такой психологический метод?

— Да, абсолютно.

— Не надо бояться, что вы будете с ним разговаривать и он будет еще больше вовлекаться в игру. Можно подождать, когда он откроется, и тогда ему свое предложить. 

— Свое предложить, да, и отметить его достижения. Чем дети делятся про свои игры? Они рассказывают про то, как он там чего-то смог, чего не смог другой. Они что ждут от других? Они с таким удовольствием рассказывают про эти игры, лепят фигурки. Это кажется, ерунда какая-то — лепить этих героев, которыми они играют. Они про них рассказывают, им хочется поделиться. В это же время в физическом мире вы научите их осознавать свои эмоции — это очень полезная вещь, вы тогда супермолодец как родитель.

— У нас есть вопрос про «Майнкрафт». Ребенку 8 лет, почти ничего не хочет делать и узнавать, все сводится к игре в «Майнкрафт». Точнее, вопроса нет, есть просто утверждение. У меня есть история, хочу человека, который задал этот вопрос, как-то поддержать. Был такой мальчик, Томас Суликовски, он год играл в «Майнкрафт» просто так, потом стал на более высокий уровень выходить. Сейчас он зарабатывает очень большие деньги, делая в «Майнкрафте» проекты — можно музей сделать в «Майнкрафте», можно церковь, можно прототип любого здания. Ему 19 лет, на него работают уже 35 человек из разных стран мира. Они делают вещи стоимостью десятки тысяч долларов. Может быть, «Майнкрафт» — это априори хорошая вещь? Что вы думаете?

— Может быть. Мы просто еще не можем представить, сколько людей лет через 10 будет занято в игровой сфере как в бизнесе. У меня тоже есть история, когда подростки зарабатывают тем, что рисуют персонажей из игр кому-то, как-то их модифицируя. В этих чатах они общаются, и есть дети, которые зарабатывают этим на свои карманные расходы.

Дети с минимальной мозговой дисфункцией и с синдромом дефицита внимания и гиперактивности более склонны к увлечению интернетом, согласно исследованию наших психологов. Таким детям, может быть, требуется больше контроля. Возможно, стоит как можно позже давать им в руки гаджет. Еще одна такая вещь — дети с тревожностью, робкие, застенчивые тоже более склонны к тому, чтобы входить в интернет-зависимость.

Поэтому не каждый ребенок, который играет в «Майнкрафт», будет интернет-зависимым. Надо все-таки разобраться и посмотреть, что он там делает, что такое для него игра. Может быть, он архитектором будет, строить там он что-то начинает? Кстати, «Майнкрафт» очень неплохая игра в плане именно развития и интересов. Я знаю, что вдвоем можно играть, там достаточно интересно. Можно даже совместную деятельность разделить, сесть и вместе поиграть.

— Да, игры разные. Если родители откроют каналы YouTube, где рассказывают про игры, они много нового для себя узнают. 

— Да.

«Мама, купи мне броню и меч»

— Вопрос у нас еще такой. «Старшему 10 лет, ему подарили смартфон. Младший пяти лет просит поиграть. Пока играет старший, сидит рядом и смотрит, не оттащишь ничем. В результате младший проводит в гаджете больше времени, чем в его возрасте проводил старший. Что делать?»

— Здесь можно попробовать мягким способом это все-таки контролировать — просить старшего играть тогда, когда младшего нет или он занят. Конечно, до школьного возраста определять, сколько, когда и во что играет ребенок, должен родитель. И сын должен это понимать — он не может сам подойти и взять чей-то телефон поиграть. Или взять у брата, или попросить у него. Тут нужны разумные ограничения — отвлечь, развлечь младшего, поиграть с ним во что-то другое, в лего. Чем-то он все равно увлекается, есть же какие-то любимые игры в реальном мире.

— У нас несколько вопросов про игры, где надо покупать что-то. «Дети любят игру Roblox, в которой есть донаты, за которые можно купить питомца или прокачать скин (внешний облик программы или какого-то виртуального предмета. — Примеч. ред.). Суммы довольно значительные, минимум 300 рублей». Это вопрос про 300 рублей, а я знаю людей, которые десятки тысяч потеряли. Я разговаривала с психологом, у которого сын с карты украл 200 тысяч…

— Да-да-да, когда мы говорим о зависимости, там могут уже деньги красть дети.

— Тут пока никто не крадет: «Оба ребенка просят меня купить Roblox. Я сдалась один раз, объясняя им, что это деньги на ветер. В семье нет лишних денег. Вообще, что 300 рублей — это пакет молока и хлеб, и так далее — не работает. “Купи, и все”. Как объяснить, что это ерунда?»

— Давайте начнем с самого начала. Для них это не ерунда. Если их убеждать в том, что это ерунда, то вы как раз этот контакт потеряете и дети будут искать способы, как эту, с вашей точки зрения, ерунду себе обеспечить.

То, что для вас в детстве было игрушкой — кукла или машинка, для них сейчас игрушка — это купленный за донат какой-то скил для своего персонажа. Здесь важно относиться к этим расходам, как вы относитесь к расходам на игрушки детям. Если вы дарите игрушки детям к каким-то событиям или раз в неделю, или раз в месяц, у вас есть какая-то система такая, то вы можете просто заменить физические игрушки на эти донаты. Надо объяснять: «Хорошо, мы купим тебе в игре вот это, но это будет наш подарок вместо чего-то другого».

— Интересно, отличная идея!

— Это же игрушка, просто она виртуальная. Когда ребенок подрастает, у него карманные средства появляются, ему могут дарить на день рождения деньги. И он имеет полное право тратить эти деньги так, как ему нравится. Если вы будете обесценивать этот его мир, то вы столкнетесь с тем, что ребенок от вас отдалится и будет упорно, упрямо искать способы уходить в этот мир виртуальный глубже. Попробуйте немного перестроить свое сознание — это для нас, для тех, у кого в детстве не было компьютерных игр, ерунда, и мы не понимаем, что это такое.

— Ну да, это же потрогать нельзя, это шкура леопардовая для котенка.

— Вы знаете, есть даже плюс, вы можете закрыть вопрос по игрушкам и не придумывать каждый Новый год, что же подарить.

— «Давай подарим тебе фиолетовый скин». Что-нибудь такое?

— Да. Можно заранее обсудить. Например, здорово будет ребенку не сразу это дать. Он скажет: «Я хочу!» — «Все, достал уже! Ладно, давай я тебе куплю». Нет, вы можете развивать в нем способность к отсроченному исполнению желания. Вы скажете: «У меня сейчас денег нет, но к концу месяца я могу дать тебе эту сумму, и ты купишь тогда. Расскажи мне, пожалуйста, что ты купишь, покажи, дай посмотреть». Дайте ему возможность поделиться своей радостью, своим ожиданием, они же испытывают эмоции очень большие от того, что у них какая-то штучка появится на их персонаже. Попробуйте в это вовлечься, и будет вам счастье, потому что ребенок будет с вами делиться.

Это еще очень связано с интернет-безопасностью. Если вы в курсе, что происходит в виртуальном мире ребенка, то когда он столкнется с реальной опасностью, когда ему кто-то напишет и попросит что-то сделать — он придет к вам и расскажет об этом до того, как что-то произойдет. В подростковом возрасте такие ситуации бывают, периодически я как психолог с ними сталкиваюсь. Если у вас контакт потерян и всю его компьютерную жизнь вы определяете, что «это ерунда, это плохо, ты ужасен», то ребенок вам ничего не расскажет и может попасть в очень сложную ситуацию.

«Вымоешь посуду — поиграешь». Это шантаж?

— У нас отличный комментарий про то, как родители практиковали экстремальные отрицательные примеры. Похоже на то, когда взял впервые сигарету, а папа тебе говорит: «На пачку, укурись!» «Мои родители практиковали экстремальные отрицательные примеры, водили меня в цыганский табор, не знаю зачем, один раз даже в тюрьму на экскурсию водили. Это, вообще, педагогический метод? — спрашивает нас человек. — Просто на мне сработало». Я не знаю, как можно провести аналогию с компьютерными играми, типа, наиграйся до потери пульса или что? Это педагогический метод, он работает?

— Давайте так, это негуманный метод. Никто не сказал, что негуманные методы не работают. Работают. Если вас побьют, то вы, наверное, что-то перестанете делать на какое-то время, может, и совсем, если сильно изобьют. Но психологи против.

Давайте я как психолог отвечу: это негуманный метод, это давление, использование силы, власти, метод действует через страх. На кого-то это повлияет негативно и может даже создать какие-то психологические проблемы. На кого-то — не так негативно и поведение прекратится. Но в целом это не тот метод, который можно рекомендовать.

— У некоторых родителей качели — они могут швырять телефон в стену, а потом кричать: «На, подавись». Вот это «на, подавись» и «пусть играет, сколько хочет, сил моих больше нет» — может, он правда наиграется? 

— «На, подавись» — это яркое проявление враждебности к ребенку — как раз лыжи, на которых можно приехать к зависимости.

— А если без «на, подавись», а спокойненько: «Ну, ладно, деточка, играй». 

— И будет играть.

— Да?

— Знаете, очень сложно, с сигаретами легче, потому что это физическое. Есть дети, которые сутки могут играть. Что будет? Поведенческие зависимости отличаются от физических, от химических зависимостей тем, что продукт, от которого мы зависим — эфемерный, он сразу не воздействует на наше тело. Нельзя им напиться, как водкой, например, и тебе станет плохо.

Вот это: «Играй, пока не помрешь» — это капитуляция родителей и послание ребенку — «мне все равно на тебя, делай, что хочешь». Ребенок это считывает, и он по-своему это интерпретирует. Нет такой схемы, я не могу сказать точно, как какой ребенок отреагирует на это. Однозначно, это будет увеличение дистанции между родителем и ребенком.

— Про методы еще есть вопросы. Как не прибегать к шантажу экранным временем, допустимо ли использовать интернет в качестве рычага для помощи по дому?

— Давайте уберем слово «шантаж», потому что оно сразу очень негативно-оценочное. Можно заключить договор об экранном времени. Еще, знаете, есть программки, о которых я говорила, которые немножко посредником становятся, причем отдельно считают время игровое, отдельно время, проведенное в других активностях. Действительно это хороший способ регуляции. Таким образом мы можем учить ребенка регулировать свое поведение.

Шантаж подразумевает угрозы и применение власти. Если мы будем договариваться все-таки спокойно, эмоционально выдержанно, по-взрослому, понимая, что ребенок все равно будет нарушать эти договоренности, пока он не научится или пока он как-то не осознает, что это ему выгодно.

Это непросто, иногда в этом требуется помощь специалиста, чтобы он был третейским судьей и разруливал эти взаимоотношения, если они трудно идут. Это одна из частей работы, которая включена в работу с родителем и с ребенком — теперь давайте учиться договариваться, как все-таки этот контроль будет встроен в вашу жизнь. Рано или поздно к этому придется прийти.

— Можно сказать ребенку: «Помоешь посуду — выдам телефон»?

— Да.

— Это будет призом? Да, это договор, но получается, что мы формируем сверхценность этого гаджета и этой компьютерной игры.

— Если вы себе говорите: «Да, хорошо, помою посуду, потом сяду, попью кофе и посмотрю серию сериала», — вы что, себя шантажируете? Нет, вы тоже с собой договариваетесь. Или: «Ладно, доделаю работу, потом пойду, что-то приятное для себя сделаю».

— Я стараюсь в работе находить именно внутренний драйв.

— Вам очень повезло с работой. Мне тоже так повезло.

— Да.

— Бывают неприятные кусочки работы, а бывает, что она в какие-то моменты жизни скучная, трудная или еще что-то такое. Это договор.

Вообще, домашние обязанности — это норма общежития. С какого-то возраста нормально, чтобы ребенок помогал по дому. Нормально, если он, делая какую-то работу, получает вознаграждение — вознаграждение временем свободным, он что хочет, то и делает в это время.

— Ладно, хорошо, принято.

— Также пример, как вы работаете, а потом идете в отпуск. В обычной жизни такое тоже есть. Если вы делаете неприятную работу или скучную, вы получаете деньги и едете в отпуск, и делаете, что хотите, в этом отпуске.

— Просто родитель выходит в интернет, и там ему сразу два полярных мнения — одни люди говорят, что не надо награждать этим, «иначе он у вас никогда просто так посуду не помоет»; а другие говорят — «а мы награждаем».

— За неприятную работу — посуду мыть для большинства неприятная работа — мы все равно себя как-то награждаем. Просто, например, для кого-то награда — это поцелуй, обнимашки и: «Спасибо, какой ты у меня сынулечка классный растешь!» А для кого-то награда — это та деятельность, та мера свободы, которую он может испытать, войдя в свою игру.

— Мне так нравится, что в чате люди пишут про свой опыт, как с ними родители взаимодействовали, это очень интересно. Михаил пишет: «На мне эти договоры сработали. Доступ к компу я получал после сделанных уроков, занятий спортом, а потом еще после допобразования от отца — заставлял читать книгу по Windows. Помогло войти в IT». 

— Да, это прекрасно.

— Дальше Михаил продолжает: «Хотя я считал это всегда шантажом». Вопрос от родителей взрослого ребенка: «Сыну 16 лет. Он играет в компьютер все время, когда он не в колледже. Может заиграться до двух часов ночи и проспать утром первую пару. Если подходить и уговаривать лечь спать, то назло сидит еще дольше. Если ругать — еще хуже. Что делать? Иногда говорит: “Все, буду менять режим дня, лягу сегодня раньше”. Один раз ляжет, но не получается. Понимает, что это вредно для здоровья, портится зрение, но, кроме игр в компьютер, ему ничего не интересно». Вот 16 лет, взрослый человек.

— Это очень сложный возраст. Сразу скажу, что так совет дать невозможно, честно скажу. В 16 лет уже ребенка уложить спать раньше точно нельзя. Здесь, если он учится, сдает сессии или что-то, если он социально адаптирован, то ваши возможности родителя уже сильно ограничены в том, чтобы регулировать его. В том числе его игровую деятельность. Скандалы и поведение, как с маленьким, когда ты пытаешься его уложить спать, вызовут только еще больший протест и негативизм.

Можно попробовать все-таки зайти со стороны установления близких отношений, как-то поинтересоваться, как у него в колледже, как его жизнь, может быть, он чем-то поделится. Действительно, спросить: «Во что ты там так играешь, какие у тебя достижения, почему тебе это так интересно?» Попробовать установить этот контакт, хотя это очень непросто, когда уже 16 лет, уже, считай, взрослый человек.

— Да, это уже коммуникация «взрослый-взрослый».

— Да, взрослый-взрослый. Можно подойти, сказать о своем беспокойстве, о своей тревоге: «Слушай, меня правда сильно беспокоит вот это и вот это. Я тревожусь за тебя. Может быть, мы сходим к психологу, поговорим об этом». Только в таких репликах возможен какой-то контакт. Запреты, ругань, протесты будут только ухудшать ситуацию.

В школе травили, а дома — подкалывал папа

— Марина, мы уже завершаем эфир. Расскажите позитивную историю, чтобы всех поддержать. Были родители, которые креативно подошли к решению проблемы компьютерной зависимости и победили? 

— Ко мне приходят родители детей 8–11 лет в отчаянном состоянии, когда вообще непонятно, что с этим делать. Хочу сказать, что всегда удается перестроить поведение ребенка.

Последний случай, который у меня был, там знаете что пришлось поменять? Школу, потому что выяснилось, что там буллинг был, причем его поддерживал учитель. Знаете, такой был изгой, нелюбимый ребенок в классе. Пришлось поменять школу, пришлось поменять поведение папы.

Родители включились очень серьезно. И я выдержала — у меня стоит целая полка героев из компьютерных игр, мне пришлось погрузиться в эту игру по самые уши. На данный момент ребенок начал выстраивать коммуникации во внешнем мире. Ему стало интересно общаться с ребятами. Он подружился с детьми, с которыми они обсуждают игры, но вживую. Ему стало интересно общаться, появилась подружка даже. Такая хорошая история. Ребенку 11 лет, действительно сложный возраст.

Еще там было осложнение — у ребенка есть неврологический статус.

— Как папа поменял поведение? Самое главное было в чем?

— У папы профессиональная деформация, он руководитель. И не замечал, как он переходил с сыном на жесткий и властный тон, делал это не специально. Папа — очень юморной человек, но шутит очень саркастично. Когда я ему давала обратную связь, что эта шутка неприемлема для ребенка такого возраста, для мальчика с заниженной самооценкой, папа перестал.

Я говорю: «Что вы можете?» — «Я не знаю, что могу». — «Можете промолчать?» — «Да, промолчать могу». Папа перестал подкалывать ребенка. Он это делал не со зла, он с работы приносил в семью. А ребенку очень сложно противостоять взрослому, их коммуникация была достаточно агрессивна. В этом плане папа большой молодец, это здорово, что он смог это изменить.

Сейчас вместе они сговорились, что могут ходить кататься на горных лыжах. Они выбрали спорт, который им обоим более-менее интересен. Тут важно найти совместную деятельность.

— Здорово. В конце, может быть, вы можете что-то родителям еще раз посоветовать, резюмировать, как им жить в этой ситуации? Может быть, три главных правила? 

— Когда родителям кажется, что все — ужас, все пропало, ребенок зависимый — все-таки зайти в интернет, скачать тест, пройти его и посмотреть реально на ситуацию. Понять, в какой стадии отношений с интернетом находится ребенок, и в зависимости от этого либо обратиться к специалисту, либо попробовать решить проблему своими силами.

Сейчас очень много статей, вебинаров, можно послушать то, что мы сейчас делаем, быть вовлеченным в мир своего ребенка, понимать, что это очень большая часть жизни. Есть вероятность, что скоро она будет самой главной для детей в плане работы и в плане развлечений, и так далее. Мы не знаем, как это все обернется.

Когда со взрослыми работаю онлайн, я прямо чувствую, что между нами стена. Когда я работаю с ребенком по скайпу, этой стены нет. Мне трудно, а ему нет. Настолько дети другие в этом плане. Им там интересно, это правда. Им интересно в этом мире. Они очень умные и сообразительные, и очень развитые эмоционально дети, если их начать спрашивать, они очень много интересного расскажут.

— Спасибо большое. Я тоже хочу поддержать родителей и сказать, что мой сын смотрел ролики в YouTube, а во время дистанционки он нашел всех преподавателей по разным предметам и получал знания еще и оттуда. Привычка к самообучению выросла из просмотра YouTube.

— Неожиданно, видите, какой положительный эффект оказался.

— Да-да, это правда, главное не запускать. 

— Да.

— Поэтому желаю родителям быть внимательными к своим детям, не нервничать, не тревожиться, просто жить вместе в радость и удовольствие.

— Да, в удовольствие. И помнить, что ребенку очень важна ваша любовь, это все равно самое ценное, несмотря ни на какие игры, ни на что. Не всегда нам легко эту любовь проявить. Значит, надо как-то попробовать по-другому или проконсультироваться с кем-то, чтобы вам сказали, какие возможности есть у вас проявить эту любовь. Достучаться можно до любого ребенка.

— В конце концов, взрослые мы, и заниматься этим нам.

— Да, это наша обязанность это делать. Первый шаг всегда должен делать взрослый, ребенок все-таки пойдет за ним. Первый шаг к сближению — это ответственность взрослого.