Молитва в Евангелии от Иоанна (главы 13–17)

В нашей серии бесед о молитве в Евангелии¹ мы подошли к Евангелию от Иоанна. И я намерен сегодня не рассматривать это Евангелие в целом, а сосредоточить внимание на чтении, которое мы знаем по чинопоследованию утрени Великой пятницы, Двенадцати Евангелий. Разумеется, текст этот очень длинный и очень сложный, богатый, и невозможно пройти его систематически и выделить, как Господь молился в тот вечер. Думаю, нам станет понятнее, как идёт беседа, переходя от слов к молитве, от молитвы к диалогу, к периодам молчания, как изменяется её тональность, если мы будем помнить то, о чём Господь предупредил Своих учеников. Он на пороге конца, в последний раз Он совершает Пасху с ними, в последний раз Он пьёт чашу, прежде чем выпьет новое вино в Царстве Небесном. Это последний разговор: в последний раз Господь и Его ученики вместе, прежде чем Он вступит в часы, — даже не дни, а часы Своих Страстей. Так что неудивительно, что в смущении духа и ученики, да и Сам Христос, беседующий с ними о настоящем и о наступающем, о будущем, которое уже настало, то есть о вечности. Ученики задают вопросы, Христос начинает отвечать — и уходит в молитву. Это не упорядоченная молитва, как наше богослужение или как молитва, которой Господь научил Своих учеников, “Отче наш”. Это неразрывное сплетение скорби и надежды, расставания и перехода в вечность; Он посылает учеников в мир разделить с ним Его трагедию — и одновременно в Духе уводит их туда, куда идёт Сам.

Но прежде чем перейти к этому, я хотел бы коротко взглянуть на структуру этих — немногих, но длинных — глав, которые мы читаем на Страстной, с 13-й по 18-ю. В тринадцатой главе трагедия начинается с умовения ног ученикам (13:1–17). Это момент, когда Господь Иисус Христос являет им, Кто Он, Кем Он был на протяжении всей жизни: Тот, Кто служит, Тот, для Которого никакое служение не слишком низко. Он совершает умовение ног учеников и одновременно очищает их и подготовляет их на предстоящее им дело. У Исайи (см. 52:7) мы читаем: Как прекрасны ноги благовестника, возвещающего мир, — того, кто возвещает примирение с Богом, кто проповедует мир между человеком и его совестью, мир между людьми. И умовение ног учеников символизирует, что теперь они пойдут вестниками Его мира, того мира, которого земля не может дать. И тут следует эпизод с Петром, который говорит: Не умоешь ног моих вовек. И Господь отвечает: Если не умою тебя, не имеешь части со Мною. Ты не годишься, не готов, тебя нельзя послать.

Дальше идёт отрывок, предсказание о предательстве Иуды (13:18–30). И затем, на фоне слов Петра, предсказание о его, Петра, отречении (13:31–38). Так начинается этот трагический вечер. В каком-то смысле это ещё не начало, это ещё не Страсти, только вступление к ним, но какое трагичное! Предательство одного ученика, отречение другого, недопонимание со стороны всех остальных. Они всё ещё не понимают, в чём суть Его служения. И после слов о предательстве Христос утешает Своих учеников (14:1–4). Он не страшится: Я победил мир! (Ин 16:33). И Он объясняет им, что путь к Отцу — Он Сам: не то, что есть путь, но что нет иного пути к Отцу, кроме как через Сыновство Христово.

Я не раз упоминал вам поразительную фразу святителя Иринея Лионского, где он говорит, что во Христе и силой Святого Духа мы становимся уже не приёмными детьми, но единородным сыном Божиим. Только становясь едиными с Ним настолько полно и совершенно, мы становимся детьми нашего Небесного Отца не только как родные Ему по приобщению, но и сущностно. Мы уже слышали это, когда Господь дал Своим ученикам то, что мы называем молитвой Господней. Мы всегда думаем, что “Отче наш” относится к нашей совокупности. В этом выражении есть и более драматичный корень: “Отче наш”, когда эти слова произносил Христос, означали: Мой Отец, Который и ваш Отец, потому что Христос и мы едины. И вот почему в молитве Господней мы говорим “Отче”: мы произносим эти слова во Христе и обращаем их к Кому? — к Тому, Кто есть Отец воплощённого Сына Божия. Иисус — вот путь к Отцу (14:5–14).

И продолжая эту линию утешения, обетований, надежды, больше, чем надежды: уверенности, Христос обещает Своим ученикам даровать им Святого Духа (14:15–31). Так же, как Святой Дух сошёл на Него в Его человечестве на берегу Иордана после Его крещения, ученики в своём человечестве получат Святого Духа. Духа Утешителя, Который утешит их в разлуке со Христом, в их скорби, которую мы не ощущаем, но которую так остро переживал Павел, когда говорил, что пока он живёт на земле, он разлучён от Христа (см. 2 Кор 5:6). Вот почему Павел тосковал по смерти: не как об уходе от земной жизни, а как о соединении со Христом, соединении, о котором ему настоятельно напоминал в сердце Дух Святой. Тот Дух, Который говорил с ним воздыханиями неизреченными (Рим 8:26), Который научал его называть Бога — Отцом. Всё это возможно только во Христе.

В пятнадцатой главе притчей о виноградной лозе продолжается всё та же тема единства Христа и Его учеников (15:1–17). Ученики и все те, кто поверит в результате их жизни, их проповеди, их смерти, все они — ветви лозы, животворной лозы. Без Меня не можете делать ничего, потому что вы бесплодные ветви. Апостол Павел употреблял сходные выражения, когда говорил о том, что мы привиты ко Христу (см. Рим 11:17–24). Мы остаёмся самими собой, но в наших жилах бежит Божественная жизнь, человечество и Божество Христовы исполняют наш дух, нашу душу, наше тело. И это раскрывает то, что мы есть, показывает неповторимость каждого из нас, потому что Божественная жизнь не делает нас одинаковыми или подобными друг другу. Напротив, эта Жизнь делает каждого из нас более полно, более совершенно уникальным, единственным. Эта единственность обозначена в книге Откровения, когда нам говорится, что в конце времён каждый из нас получит имя, которое знает только Бог и получающий его (Откр 2:17): единственными, неповторимыми и вместе с тем соединёнными друг с другом единым потоком Божественной жизни и той же приобщённостью к прославленному человечеству Бога, ставшего человеком.

Но это единство со Христом имеет последствия. Как Христос был послан Отцом, так Он посылает Своих учеников, и мир возненавидит их, как он возненавидел Христа. Некоторые люди выйдут из мира и присоединятся к ним, и тоже станут предметом злобы, ненависти, и жизнью своей заплатят за славное преимущество: провозглашать Евангелие, неповторимую благую весть о том, что Бог стал человеком, что Бог так возлюбил мир, что Сына Своего Единородного дал ради того, чтобы мир был спасён. Если мир вас ненавидит, знайте, что Меня прежде вас возненавидел (15:18). И здесь словом “мир” не описывается всё сотворённое. Тварный мир стал чужим, чуждым Богу. Вы, наверное, помните, как в начале книги Бытия нам говорится, что во времена Ноя Бог посмотрел на людей и сказал: они стали плоть (см. Быт 6:3). Дух погас, осталась только физическая природа. Это — мир в его крайней форме (15:17–16:4).

И после этого Христос говорит (16:5–16) о действии Духа в них, через них и обещает, что печаль учеников о разлуке с Ним, их Учителем, о ненависти людской обернётся в радость (16:17–33). И снова говорится о действии Святого Духа. Он утешит учеников в их разлуке со Христом. Он укрепит их в испытаниях. Он исполнит их чувством, что они живут одной жизнью со Христом, и принесёт им такую радость, которой никто никогда не сможет отнять у них.

Затем начинается 17-я глава. Христос молится о Себе Самом (ст. 1–5), молится об учениках (ст. 6–19). Он молится о всех, кто поверит по их слову (ст. 20–26). Вот схема этой последней беседы, как её описывает Иоанн Богослов, если принять, что схема этой последней вечери, Тайной Вечери известна по сохранившимся рассказам Апостолов или что она проходила определённым образом согласно еврейскому закону.

Я хотел бы теперь обратиться к другому аспекту этих глав, посмотреть на них с другой точки зрения. Как я сказал, с одной стороны, это — молитва, с другой — обмен мыслями, печалью, надеждой, готовностью с Апостолами и их общая беседа с Богом. Всё это непрерывно развёртывается, и в молитве можно видеть несколько элементов. Во-первых, это Первосвященническая молитва. Первосвященник всей твари стоит на пороге последних свершений. Он — Первосвященник, и Он же — Жертва, Он — Агнец заколения. Я уже обращал ваше внимание на то, что в синоптических Евангелиях говорится о чаше, говорится о хлебе, но агнец, непременная принадлежность пасхальной трапезы, не упомянут. И мне кажется, что это не случайно, не потому, что наличие агнца само собой разумеется. Нет, в этот момент символический агнец не имел места, — присутствовал подлинный Агнец, Христос, Агнец заколения, совершенная Жертва. И в одной из молитв на Литургии мы видим молитву и действие Первосвященника, когда произносим: “Ты — приносящий и приносимый, и принимающий, и раздаваемый”². Первосвященник приносил жертву, на которую возлагались грехи мира. Это одна из самых трагичных вещей в Ветхом Завете, от которой надрывалось сердце многих-многих людей. Потому что они должны были выбрать непорочного ягненка, самого лучшего, самого чистого, самого совершенного, и принести его в жертву за собственные грехи. И таким образом до каждого доводилась повергающая в ужас мысль: грех преступника, того, кто совершает зло, всегда приводит к мучению, к страданию, гибели и смерти невинного.

Здесь мы видим всю тайну в целом. Первосвященник — Он же и Жертва. Он приносит Самого Себя теперь, как Он уже принёс Самого Себя в полном повиновении Богу не только как Единородный Сын Божий, но как Сын Божий, ставший Сыном Человеческим, и мы видим, что Он приносит Себя как священное приношение. За них Я посвящаю Себя (Ин 17:19). Это — акт предстательства в самом сильном смысле слова. Я уже не раз говорил, что латинское intercedo ‘предстательствовать’ не значит “заступаться”, оно значит — сделать шаг, который поставит вас в самую сердцевину конфликта между сторонами, и соединить их, если нужно, стать жертвой, которая приведёт к их примирению. Здесь Христос предстательствует за Своих учеников, за весь мир, за Петра, за каждого, кто нуждается в спасении, но это предстательство подтверждено самопожертвованием. Когда Его пригвождали ко Кресту, Его слова были: Прости им, Отче, они не знают, что делают! Он вступил между злом и добром. Он был убит злом — и добро победило. Так что Его Первосвященническая молитва в то же время — и Его Первосвященническое дело.

Но её можно также назвать Евхаристической молитвой, потому что в течение вечера Христос не раз возносит хвалу и благодарение — перед лицом страшных событий, перед распятием, но и перед Воскресением и Вознесением на небо. Перед победой, когда впереди как будто нет ничего, кроме видимого поражения, Он возносит благодарственную хвалу Богу. И слово евхаристия, eЩcarist…a, в древности имело много значений. Оно значило и “совершенный дар”, и “благодать”, и “благодарение”. Евхаристическая молитва — дар, когда мы приносим свою душу и тело, посвящаем их, как живую жертву, Богу. Но одновременно это — Божественная благодать, сходящая на эти дары, которые мы приносим, и претворяющая их в жертву благоприятную. И мы приносим благодарение за то и за другое. Это и совершал Господь, когда приносил благодарственную молитву о спасении мира, потому что это спасение мира обнимало всю тайну Его вочеловечения, Его жизни и смерти, и отдачи жизни ради других.

И в этом контексте опять-таки и беседа, и молитва содержат прощание перед смертью и предчувствие встречи. Христос говорит о Своём уходе и не скрывает, каким будет Его уход из жизни: трагическим. Он будет предан, оставлен всеми, отвержен, Его подвергнут суду и осудят вопреки всякой справедливости и вопреки самому ветхозаветному закону. Он будет предан язычникам и умрёт как искупительная жертва, вне стен города, вне человеческого общества, в сени смертной, умрёт предельной смертью, смертью полного одиночества, оставленный Богом и людьми. И тем не менее Он говорит Своим ученикам: лучше для вас, чтобы Я пошел; ибо, если Я не пойду, Утешитель не приидет к вам (Ин 16:7). И одновременно, когда Он произносит эти слова, в них есть славное, торжествующее, радостное предвидение того, что Он снова будет с Отцом. Он исполнил Своё дело, Он возвращается к Себе. Он был верным рабом. Он молится Отцу словами, которые могут слышать Апостолы, из этих слов они могут научиться, в каком расположении идти на своё дело посланничества, какова плата за спасение других и за возвращение к Отцу. И тут же Он обращает речь к ученикам, даёт им предупреждение и обещание, и поручение. Предупреждение — потому что они едины с Ним, они в Нём, и они посылаются в мир, чтобы быть в мире, но не от мира, и в мире они останутся чужими. И мир отзовётся на присутствие этих чужаков отвержением, мир по видимости одолеет их и предаст смерти. Если они пребудут верными до конца, они спасут этот мир. Потом следует обещание: Где Я, там и вы будете. Но пока что они посылаются, как Он был послан: как овцы среди волков (Мф 10:16), да, но во славе посланников Божиих, чтобы стать священниками Всевышнего в первосвященническом служении своего Господа и Бога. Они заплатят цену ученичества. Христос молится о них, — пока что только о них, но в предвидении всех, кто услышит их слово и поверит услышанному.

И ещё. В этом многосложном сплетении беседы, радости, скорби и молитвы, предстательства и самоотдачи, есть и молитва Сына к Отцу. И в этой молитве Он как бы являет образец отношений учеников с Отцом: во Христе, как бы через Него, изнутри Его они станут для Отца возлюбленными сынами, братьями и сёстрами Единородного. Эта молитва включает учеников в собственно Христовы взаимоотношения с Отцом, и одна из наивысших кульминаций этой молитвы — момент, когда Он молится о том, чтобы Сын был прославлен. Ясно, что речь не идёт о прославлении по мирским меркам, но в первую очередь о Его возвращении в Божественную славу, свет, и здесь “слава” означает — сияние, великолепие и величие. Он прославил Отца, явив им, насколько глубоко Он их любит. Ученикам, которые поверили Ему, Он показал через Себя сияние Отца. Сын есть сияние Отчее, и Отец сияет через Сына в Своём величии и красоте. Один являет Другого, проявляет Другого.

И, явив ученикам уже одержанную победу и цену, которую им надо будет заплатить за спасение мира, Он молится о помощи им: Святи их, сделай их освящённой жертвой. Я посылаю их на дело: как Меня послал Отец, так Я посылаю вас. Христос сохранил Своих учеников; теперь, Отче, Ты храни их… Нет места страху, есть радость, потому что Он одержал победу. Он победил смерть и зло. Ученикам, как и Ему, предстоит крест. Крест — не как то, чем он кажется язычникам: орудие страдания и только. Крест — то, что он есть для нас: сияющий знак победы Божией.

Целый отрывок — молитва о Церкви. Как Отец и Сын едины, так будут едины в Боге ученики через Христа. Церковь — таинственное тело, равно человеческое и Божественное. Человеческое — в нас, грешных учениках, но и в Нём, совершенном Человеке. Божественное в Нём, но и в Святом Духе, наполняющем нас, действующем в нас, преображающем нас. Божественное также через то, что в Духе и в единстве со Христом мы стали сыновьями и дочерьми Всевышнего. Всё уже дано. Христос имеет власть всякой плоти. И Его ученикам передано Его дело, но дело, которое Он уже исполнил.

Таковы эти сложные главы, о которых я хотел говорить с вами. Это не молитва в строгом смысле слова, но если вы прочитаете эти главы, с 13-й по 17-ю, помня то, что я постарался упомянуть хотя бы так несовершенно, вы сможете увидеть, как всё это относится к нам, потому что — действительно ли мы во Христе? Действительно ли мы святим себя, как Он, за спасение погибающего мира? Действительно ли мы согласились на своё посланничество и несём Его слово и Его жизнь через пример собственной жизни и через сияние, славу Божию в нас? Можем ли мы сделать молитву Христа своей собственной молитвой — теперь, когда победа одержана, когда мы уже оставили позади Гефсиманский сад, Голгофу, гроб, сошествие во ад, когда мы уже в области Воскресения и посланы принести во весь мир, не в “мир” вообще, не в “мир” как понятие, но каждому человеку, которого мы встречаем — жизнь, жизнь с избытком, радость, какой земля не может дать, которую даёт Бог, которую ничто и никогда не может отнять у нас?

Может быть, то, что я сказал сегодня, поможет нам, когда мы готовимся к службе Двенадцати Евангелий, поможет вчитать в эти длинные главы больше, чем мы обычно способны уловить. Поможет постараться понять то, что мы читали уже так часто, принять обращённый к нам призыв и заповедь, рассмотреть в этом переплетении больше, чем когда-либо раньше.

Это последняя беседа перед Страстной. Посидим тихо, потом помолимся вместе и разойдёмся.

Апрель 1993 г.

Перевод с английского Е. Майданович