О современной молодежи размышляет протоиерей Максим Первозванский, главный редактор журнала «Наследник», духовник православного молодежного объединения «Молодая Русь».
Я не проводил специальных социологических исследований, чтобы понять — какая она вообще — современная молодежь в Церкви. Я просто наблюдаю тех молодых людей, которые так или иначе оказываются в моем поле зрения: в школе, где учатся мои дети, в институте, где я регулярно появляюсь, просто у себя на приходе, в нашей молодежной организации «Молодая Русь», в журнале.
Это, может быть, и не является репрезентативной выборкой, но могу сказать, что, конечно, молодежь меняется.
Протоиерей Максим Первозванский. Фото Юлии Маковейчук
Смена поколений, мне кажется, происходит сейчас даже быстрее, чем раньше. Однозначно я сейчас не вижу таких молодых людей, которых видел в девяностые годы, горевших пафосом спасения Родины, с мощнейшим миссионерским запалом. На мой взгляд, в девяностые среди православной молодежи это было достаточно распространенное явление.
Сейчас такие молодые люди есть, но — единицы, они исключение, чем правило.
Современные молодые люди гораздо более прагматичны, гораздо более трезвы, но при этом умеют ставить перед собой цели, достигать их. К сожалению, мне кажется, (опять — это мое наблюдение, да простят меня молодые люди), что кроме каких-то важных положительных моментов, вроде умения ставить задачи и достигать их, у значительной части современной молодежи все-таки упростилось мышление. То есть способность к диалектическому или более сложному осмыслению ситуации встречается все реже.
Гораздо чаще встречается мышление если не сектантского типа, то, по крайней мере, такое прямолинейное. То есть человек имеет какую-то картину мира, не важно даже, насколько эта картина мира, с моей точки зрения, правильная или неправильная, православная или наоборот, антиправославная.
Люди, воспитанные на ток-шоу, способны к полемике, но почти не способны к дискуссии. То есть к пониманию того, что, может быть достаточно сложный взгляд на тот или иной вопрос, умение слушать оппонента и слышать его доводы, умение скорректировать свою позицию по тем или иным жизненным вопросам.
Почему я называю это мышление сектантским? Потому, что в явном виде оно встречается в тоталитарных сектах, когда человек, имея какую-то свою матрицу, видение мира, даже с миссионерскими целями приходя, задают тебе вопрос, ты на него отвечаешь. А собеседник не то, что не слышит твоего ответа, он его даже не регистрирует. Он просто переворачивает страничку и переходит к следующему вопросу. Ему абсолютно не важно, что ты ему отвечаешь. Он не собирается даже над этим задумываться.
Конечно, у современной молодежи, в массе, такого сектантского мышления еще нет, но неумение слушать и слышать оппонента, мне кажется, одна из самых серьезных проблем, которая будет иметь, к сожалению, серьезные отдаленные последствия. Потому что умение творчески размышлять о тех ситуациях, которые нам даются, мне кажется очень важным для быстро меняющегося общества.
Без рецепта
В свое время, когда я еще только сам для себя определял, а что же для меня главное и в смысле своей личной жизни и своего личного определения, и с точки зрения педагогической деятельности, миссионерской и так далее. И понял, что главный для меня вопрос — что значит быть православным в современном мире? Что это значит: ходить в храм? Понятно. Причащаться? Понятно. Исповедоваться? Понятно. А жить-то как вне церковной ограды? Чем отличается жизнь православного человека от жизни не православного?
Тогда, в начале, в середине девяностых годов было понятно, что никакие готовые рецепты здесь не работают. Невозможно взять какой-то образец, образ жизни и сказать: «Я хочу жить вот так!» Потому что жизнь постоянно меняется.
Что тогда можно взять? Можно взять принципы. И, исходя из них, буквально каждый человек должен попытаться эти принципы творчески реализовать.
Каждый человек в пределах своего поколения ищет ответ на вопрос, что значит быть православным. А для этого, кроме глубокой веры, кроме искренности, кроме доверия матери-Церкви, кроме участия в Таинствах, необходимо умение размышлять. И размышлять нелинейно, овладевая серьезными глубокими, не побоюсь этого слова, техниками мышления.
Мне поэтому кажется, что сейчас, когда мы говорим в том числе об образовании, именно это умение необходимо положить во главу угла, если человек хочет быть образованным, именно этому он должен учиться: определенным способам мышления, анализа ситуации.
Разрушенное пространство
А вообще, современная молодежь ничуть не хуже поколения предыдущего, предпредыдущего. Такие же замечательные люди. То, что они отличаются от нас, — да. Для них, к сожалению, в еще большей степени, чем для молодежи девяностых годов, разрушено единое смысловое пространство, единые культурные коды. Поэтому миссионеру все сложнее и сложнее разговаривать с молодыми людьми.
Если мы вспомним, например, позднее советское время, все смотрели одни и те же фильмы, читали одни и те же книжки. И дело не в «прочищении мозгов», а в том, что это действительно серьезные, влияющие на всех произведения искусства появлялись достаточно регулярно и все их смотрели (читали). И поэтому когда ты хотел приводить какие-то примеры, образы, притчи, всем было понятно. Если ты упоминал, например, Шерлока Холмса и доктора Ватсона в исполнении Ливанова и Соломина, то все понимали, о чем идет речь.
В девяностые годы это пространство стало размываться, люди стали смотреть разные фильмы, читать разные газеты, книги. Сейчас этот процесс сделал следующий шаг. И сейчас смысловое пространство еще более раздроблено.
С сокращением часов литературы в школе, мне кажется, этот процесс дойдет до своего логического завершения и краха единого культурного пространства.
Сейчас я могу, но уже с большим трудом апеллировать к тому же «Евгению Онегину» Пушкина, учитывая то, что роман проходят за четыре урока, понятно, что его не успевают вдумчиво прочитать и разобраться. «Войну и мир» проходят за два урока. Как это можно сделать? Поэтому следующее поколение, которое приходит к нам на смену, оно уже будет читать какие-то свои книжки, которые не читали мы.
Я тоже читаю книги, которые читает молодежь, но опять-таки, молодежь читает разные книги. Но их очень много.
Разделение таково, к сожалению, что есть мир Церкви, а есть другие миры. Мы живем не в едином традиционном обществе, как это было, скажем, 200 лет назад когда весь мир был связан в единой пространство, собран вместе.
Уже весь ХХ век прошел под знаком дробления миров. И даже для одного человека. В храме он — это один мир, на работе — это другой мир, в семье — это третий мир, и даже семья его тещи, например, это уже четвертый мир. Он в каждом из них умеет жить, если научился этому. Но это — разные миры.
Так вот — количество этих миров все больше и больше дробится. И даже молодые люди одного поколения часто живут в разных мирах. Я не говорю, что один полностью живет в мире Толкиена, а другой — в мире Кинга. Но хотя бы даже на этом уровне их семантика разная. Употребляя одни и те же слова, они часто подразумевают разные вещи. Потому что эти смысловые семантические коды оказываются у них разными. Это представляет достаточно серьезную проблему.