Портал «Правмир» подключается к обсуждению Проекта «Положения о монастырях и монашествующих». Как мы уже сообщали, Проект направляется в епархии Русской Православной Церкви для получения отзывов, а также публикуется с целью дискуссии на официальном сайте Межсоборного присутствия, на портале Богослов.ru и в официальном блоге Межсоборного присутствия. Возможность оставлять свои комментарии предоставляется всем желающим. Своими размышлениями о том, как должны выстраиваться отношения между монастырями и архиереями, делится архимандрит Савва Мажуко.
Знатокам монашеской литературы хорошо известно наставление из чудесной книги преподобного Иоанна Кассиана Римлянина: «Бегай женщин и епископов». Это совет старца молодому иноку, классическое монашеское наставление, и хотя мы прекрасно понимаем, почему же подвижнику следует избегать женщин, с епископами как-то не всё ясно.
Архимандрит Савва (Мажуко). Фото: Наталья Емчицкая
Почему епископы опасны для монахов? Ведь епископ тоже монах, чем же он может навредить своему несановитому собрату?
Когда преподобный Кассиан записывал это наставление, монашество только зарождалось, и число монахов в епископском сане было ничтожно малым, служение архиерейское в те далекие времена никак не было связано с монашеской жизнью. И всё же иноки старались не попадаться на глаза архиереям. Почему? Ответ прост: избегали рукоположения.
Многоопытный, мудрый подвижник был самой подходящей кандидатурой для священнического и епископского служения, но для самого инока такое рукоположение часто предполагало выпадение из жизни своей монашеской общины. Ведь православный монастырь – это не просто общество квалифицированных специалистов в области аскезы, это, прежде всего, единая евхаристическая община, семья, а любые вторжения извне в жизнь семьи, как известно, всегда трагичны.
В современных русских мужских монастырях утвердилась практика, весьма недавняя, можно сказать, модернистская тотального рукоположения всех монахов в священный сан. Почему эта стратегия прижилась и воспринимается нынче как единственно верная? Потому что наши монастыри воспринимаются церковной властью и верующими не как отдельные семьи или общины подвижников, а просто как крупные приходские центры с тем лишь отличием от обычных приходов, что служение пастырское несут в нем священники, давшие обеты.
За очень редким исключением, каждый русский монастырь является либо приходом, либо охраняет и «обслуживает» какую-нибудь святыню, либо обеспечивает работу епархиального управления или архиерейского дома. Кстати, в этом нет ничего плохого. Монашество может быть разным. Но все эти вариации не есть норма жизни православного монастыря.
Смысл существования монашеской общины вовсе не сводится к обереганию святынь или сохранению уставного богослужения. Цель жизни монастыря – созидание монашеской евхаристической общины. Цель монастыря в нем самом.
Это можно сравнить с проблематикой семьи. В чем цель семейной жизни? Рождение и воспитание детей? Нет. Это лишь одна из задач, причем не перед каждой семьей стоящая. Есть ведь семьи и бездетные. Цель семьи в ней самой, поскольку, как сказал Автор этого мира: «нехорошо быть человеку одному». Вот и монахи тоже не одиночки.
Даже древние отшельники принадлежали к определенным монашеским семьям, потому что для христианина принципиально важно быть братом и сестрой, а значит находиться в тесном родстве со своей христианской общиной, не просто с церковью вообще, а с конкретной общиной, которая собирается и растет вокруг Чаши Евхаристии.
Допустим, вы поняли меня правильно и согласились с этими, как мне кажется, совершенно очевидными положениями. Но вы вправе вопросить: а что же тут такого важного, в чем проблема? Монастыри возрождаются? Безусловно. Жизнь меняется к лучшему? Несомненно. Так что же вам, монахам, мешает спасаться? Монастырей для вас понастроили, мощей навезли, иконы вернули – возрождайте жизнь монашескую, созидайте твердыни духа и крепости веры.
Что сегодня мешает созидать монашескую жизнь? – вот вопрос, на котором очень удобно спекулировать и строить псевдо-благочестивую риторику. Действительно: смиряйся, отсекай помыслы, регулярно исповедуйся, причащайся, пей святую воду и спасёшься.
Если речь идёт о личном благочестии, о личном спасении, всё это верно, и любые скорби и стеснения нам тут лучшие учителя и помощники. Но если мы всерьез примем идею монастыря как евхаристической общины, именно общины, семьи, а не собрания одиночек-атомов, то тут встают серьезные вопросы и проступают многолетние проблемы.
Скажу о вещах совсем простых. Умное делание, беспрекословное послушание и иные аскетические практики – это очень высоко. Это плод уже зрелой монашеской культуры, и вырастает он лишь там, где несколько поколений монахов приготовили для него почву.
О чём я тут говорю? Монастырь это очень хрупкий организм, самый уязвимый из церковных организмов. Чтобы жизнь – а я имею ввиду именно общинную жизнь – в обителях наладилась, требуются самые простые, даже естественно-материальные условия. Не удивляйтесь, монахи тоже люди, и хотя им нужно чуть меньше, чем мирянам, но как и мирские братья, они нуждаются в одежде, питании, медицинской помощи и, самое главное, в стабильности.
От кого зависит жизнь обители в наше время? От правящего архиерея той епархии, в которой находится монастырь. Большинство наших монастырей управляются не игуменами и игуменьями, а епархиальными архиереями. У настоятелей и наместников, безусловно, есть власть, но «контрольный пакет акций» у епископа.
А что же тут плохого? Ничего, если вы имеете дело с монахолюбивым владыкой или просто хорошо воспитанным и деликатным человеком. Но мы с вами живём в эпоху жутчайшего кадрового кризиса: никто не учит молодых людей быть руководителями, не ставится вопрос воспитания элиты, а руководители нужны, и не секрет, что в епископы иногда попадают люди, плохо образованные и дурно воспитанные.
Нет, нет, не подумайте, что я бунтую или сею анти-архиерейские настроения. Очевидный факт: епископы тоже люди, и каких мы себе начальников вырастили и воспитали, таких и получаем. Они ведь не с другой планеты приходят, а хиротония, как известно, от невежества и самодурства не спасает. Кроме того, человека даже очень хорошего способна развратить неограниченная власть и абсолютная безнаказанность.
Современная каноническая ситуация нашей церкви такова, и здесь меня поддержат многие, что именно эти вышеназванные соблазны сводят с ума неутвержденные души.
Большинство архиереев – это люди никогда не жившие в монастырях. В этом тоже нет ничего страшного. Монашество только-только начало возрождаться, а епископы нужны прямо сейчас. Но проблема в том, что именно эти епископы определяют жизнь подчиненных им обителей.
Кроме того, появилась странная, на мой взгляд, практика поставлять епархиальных архиереев священноархимандритами монастырей. Если человек никогда не был послушником, лишь понаслышке знает о том, как живёт монашеская община, и, несмотря на это, берется управлять жизнью монастыря, ни к чему хорошему это не приведет. Какова власть епископа в монастыре?
Он может поменять настоятеля монастыря, не объясняя причины. Просто не понравился или захотелось сделать подарок своему приятелю – поставить его главой доходной обители. Епископ может поставить своего казначея или бухгалтера, и все средства будут проходить через людей, посторонних братству, и братия ничего не смогут сделать – ведь канонически настоятель у них – вот этот епископ, и они все полностью в его власти.
Архиерей может при желании поменять устав монастыря по своему вкусу, и братия ничего не сможет возразить, поскольку любое возражение епископу есть бунт. Он может в любой момент отправить кого-то из братии или на приходское служение, или на послушание в архиерейский дом, другими словами, вырвать человека из братства.
А монахи и, особенно, монахини очень удобны – это бесплатная рабочая сила, которая всегда под рукой, в полной зависимости, и эта зависимость еще и идеологически обоснована обетом послушания. Целый монастырь может быть превращен в обслуживающий персонал епархиального управления, и такие факты есть.
Несколько примеров. В одной епархии умирает уважаемый протоиерей. Вдова с горя решается принять постриг, но она не может быть простой монахиней, это ей не к лицу, и владыка, друживший с покойным, назначает ее игуменьей местной обители. Можете себе представить, какой стала жизнь сестер, когда ими стала управлять дама, ни дня не жившая в монастыре, и управлять со вкусом, ломая все уставы и традиции?
Многие сестры вынуждены были просто сбежать из обители, не вынося унижений, побоев, оскорблений и прочих аскетических опытов и экспериментов. Жаловаться ведь некому – владыка давний друг матушки и, кроме того, она постоянно снабжает его пухлыми «конвертиками», а для многих это решающий аргумент.
Фото: aktobe.su
В другом монастыре епископ, недовольный размерами гонораров за архиерейские службы, поставил свою казначею, а потом и вовсе светского человека, разрешив ему, мирянину, не спрашивая мнения игуменьи и сестер, построить для себя шикарный дом прямо на территории обители, а настоятельницу, пытавшуюся протестовать (очень цивилизованными средствами, надо сказать) просто выбросил на улицу. Подобных примеров масса, и, к сожалению, такие истории заканчиваются иногда разорением монастыря и рассеянием общины.
Епископу принадлежит все имущество монастыря. Он может взять, что хочет из ризницы, библиотеки, музея, и вы ничего не можете сделать, потому что у монастыря нет абсолютно никакого канонического иммунитета от власти епархиального архиерея.
И как, скажите, тут созидать, выстраивать преемственность, крепить братскую жизнь, когда все благополучие монастыря держится только на личной порядочности конкретного владыки, а она или есть или ее нет, и, памятуя, что архиереи смертны и их часто переводят, вы знаете, что каждая такая перемена подобна русской рулетке – повезёт или не повезёт. Сейчас у вас хороший епископ, добрый и понимающий, но, сколько продлится его служение, не может знать никто, и кто придет ему на смену – самодур или молитвенник – еще неизвестно, что хуже.
Единственное канонически приемлемое средство для братии в ситуациях конфликта с властью – «умолять владыку», но по своему опыту знаю насколько это малоэффективно.
Дело всё в том, что наша церковь давно уже пребывает в состоянии правового кризиса, канонического коллапса. Юридический паралич наблюдается во многих сферах нашей церковной жизни. Применительно же к нашему случаю надо сказать, что на данный момент нет такого закона, которому бы подчинялись сами архиереи, перед которым бы держали ответ.
Ссылка на то, что есть Синод, церковный суд, «Книга правил», в конце концов, не работает, и это хорошо известно людям, имеющим отношение к работе церковных структур и епархиального управления, прежде всего.
Мне самому приходилось по поручению епископа «сканировать» «Книгу правил», чтобы найти подходящий канон для обоснования прещения священнослужителю. Эти тексты – очень важные ориентиры церковной жизни, памятники старины, но мы уже не можем жить по закону, сформулированному в раннем средневековье. Язык не тот, проблематика не та, жизнь другая.
Клавдий Лебедев. «Царь Иван Грозный просит игумена Кирилла (Кирилло-Белозерского монастыря) благословить его в монахи». Национальный художественный музей Республики Беларусь.
Сегодня произвол архиереев сдерживает только страх перед патриархом, а самодурство настоятелей – страх перед архиереем. Всё держится на страхе! Подумайте только! Но ведь мы же живём в XXI веке, неужели мы не можем научиться разрешать эти проблемы в правовом поле, неужели нет воли к каноническому творчеству, к воспитанию вкуса к правовой культуре? Нет. Действительно, нет.
Тут заколдованный круг: инициаторами такой канонической работы могут выступить лишь епископы, а им это, видимо, не очень нужно. Нам бы следовало учредить отдельный научно-исследовательский институт канонического права, чтобы Синод или синодальная комиссия ставила перед ним задачи по разработке современных канонических проблем, формированию свода современного канонического права.
Но пока этого института нет, что можно сделать для монашества? По моему глубокому убеждению, нашим монастырям необходим правовой иммунитет от власти епархиального епископа. Пусть бы у монахов был свой епископ, лучше группа епископов, свой монашеский синод, который бы представлял интересы монашества перед патриархом и синодом.
Одним словом, все монастыри постепенно должны получить ставропигию. Может быть, это приведет к созданию своеобразных «монашеских епархий», т.е. группы монастырей, объединенных вокруг одной благоустроенной обители со своим уставом, что вероятно впоследствии могло бы развиться в некое подобие орденской системы.
Здесь есть свои риски и соблазны, но делать в этом направлении что-то надо уже сейчас, потому что, если быть предельно честным, современное русское монашество – в руинах, и требуется кропотливая работа нескольких поколений, чтобы из этих руин воздвигнуть что-то достойное памяти наших предшественников.