«Сейчас пойду побираться, а то только 5 копеечек осталось, да еще копеечка», – передо мной в автобус втиснулась бабулечка.
Ее почему-то весь автобус стал сразу так звать.
Она с трудом протиснулась-склонилась под турникет, села на место, которое ей уступили. Ей задали только один вопрос: «Что же вы подлезаете, почему нет пенсионного?»
И она начала говорить. Остановиться она не могла, даже когда мы с ней вышли.
«А как не подлезать, как я еще в автобус зайду?
Были у меня документы, как же не быть. Я, почитай, москвичка, меня в Москву в 6 лет привезли, а в 12 я уже работать пошла. И на пенсию заработала, и инвалидность мне дали.
Но она все документы забрала, один паспорт вот тут, в кармане куртки храню. Она как забрала, так я, чтобы его утащить, целую ночь сидела на кухне, ждала, пока она заснет.
И пенсионное было, но она и его забрала – ездит по нему, и справку, что я – инвалид.
Ничего не осталось, а в поликлинике заново оформлять отказываются, и лекарства мне не выписывают больше бесплатно. А она целый пакет моих лекарств в урну выкинула.
Как она в квартиру вернулась, я за ними пошла потом, стала копаться в урне. А там не только мои лекарства, она еще и внучка вещи мокрые-грязные выбросила. Целый пакет был – вот какой большой – все повыбрасывала.
Я достала, перестирала, повесила сушиться и ушла побираться. Может, проспится, пожалеет одежду выкидывать?
Внучка-то отец на день увез к себе, переждать, пока она буянит.
Я боюсь ее. А что поделаешь? Коли пьет – не в себе становится. Буйная.
Я тогда тихонько сижу, боюсь, что выгонит. Она ведь документы когда у меня украла, пошла в паспортный стол на Якорной, там подружка ее работает – они что ли вместе в школе учились, или дети их. И подружка квартиру на нее переписала, так у меня теперь даже прописки нет. Выгонит – придется на улице жить.
Я денежку не потеряю, я ее сейчас в карман к паспорту уберу.
А как же я поем, если негде?
Я себе местечко на кухоньке устроила: подушечку на табуретку положила, тряпочку синенькую – такую красивую – постелила. Она как пришла, да все смахнула и – в помойку. Мне никак не приладиться сесть. Вот сухарики с собой взяла, беленькие, в водичке размочу.
Денежку твою я продавщице отдам, она мне вчера 3 сосиски для внучка отдала даром. Они немножко поломанные были, так и что? Зато не голодным спать лег. Я ей пообещала, что все верну, не привыкла в долг жить.
А тут – она пенсию у меня забрала, а следующая только 8-го, еще полмесяца ждать, как мы выживем?..
Пойду я возле «Перекрестка» встану, они меня оттуда не гонят, позволяют просить.
Только тяжело мне стоять, посмотри, нога какая: она как ударила, так и не проходит несколько месяцев. Я тряпочками перевязываю, укутываю, чтобы не мерзла, а она все равно мерзнет. И я мерзну.
Молодежь-то совсем не подает, не обращает на меня внимания.
А друзей я порастеряла, не к кому обратиться за помощью.
Спасибо тебе, деточка, дай Бог еще много десятков лет прожить».