Настоятель Оптинского подворья в Петербурге игумен Ростислав (Якубовский) оставил монастырь и женился. Этот поступок вызвал широкое обсуждение в сети и получил различные оценки.
Фото: Doxologia.ro
Могут ли монахи снимать с себя данные обеты и возвращаться к мирской жизни? Считать ли это нарушением церковных канонов? И можно ли потом вновь вернуться в монастырь? Комментируют эксперты.
Протоиерей Владислав Цыпин, фото: Патриархия.ru
Уход из монашества — личная катастрофа, но не нарушение канонов
Протоиерей Владислав Цыпин, историк Церкви, преподаватель Московской Духовной Академии:
— До середины 19 века в России законное оставление монашества было невозможно. Сбежавшие из монастыря подлежали задержанию и возвращению в монастырь, а в необходимых случаях – и помещению в монастырскую тюрьму. Легально перестать быть монахами они не могли.
Однако позже монахам было дозволено просить о снятии с них монашеских обетов – в том случае, если они оказывались не в состоянии их держать. Это дозволение действует до сих пор. Естественно, если такой монах имел священный сан, то его он лишался тоже. Сделавшись мирянином, бывший монах уже не подлежит каким-то особым прещениям и имеет право вступить в брак – само собой разумеется, если до монашества у него уже не было нескольких браков. Третий брак дозволялся в порядке исключения, а четвертый уже и вовсе не дозволялся.
Оговаривалось, что монах должен вначале подать прошение о снятии с него обетов, а не решать свои отношения с монастырем пост-фактум – уже уйдя и обзаведясь семьей. Такой процедуры требовал указ Синода. Тогда же подобным образом было дозволено просить о снятии сана и священникам молодого возраста.
Конечно, в личной духовной жизни уход из монашества — это катастрофическая ситуация. Но считать это нарушением канонов нельзя. Вот уже полтораста лет Церковь дозволяет такой выход.
При этом нужно понимать, что церковное учение не ставит в один ряд, например, крещение и монашеский обет. Крещение – таинство, одно из семи, а постриг, сопряженный с обетами, таким таинством не является. Другое дело, что в самой монашеской среде очень распространено убеждение в том, что это таинство.
Вернуться к монашеской жизни после того как снял с себя обеты – можно, и это даже хорошо. В отличие от священства, возврата к которому после его оставления уже нет, монашество не предусматривает в прошлом безукоризненной жизни. Ошибки прошлой жизни не являются препятствием для пострига, если есть покаяние. Если человек снял с себя монашеские обеты, а потом вновь вернулся к ним – это правильно. Конечно, если он связан брачными узами, то опрометчиво говорить ему – разводись и возвращайся в монастырь. Но если он овдовел, лучше вернуться, чем оставаться в миру.
В истории Русской Церкви известен случай с Федором Бухаревым. В 19 веке этот архимандрит, профессор Казанской академии, попросил снять с него обеты, женился и был лишен сана. Он не мог более преподавать в академии, но до конца жизни продолжал писать богословские сочинения, оставался церковными писателем, и цензура его труды дозволяла.
Протодиакон Андрей Кураев, фото: Юлия Маковейчук
Не устоять в безбрачной жизни и честно объявить об этом — достойный поступок
Протодиакон Андрей Кураев, профессор Московской духовной академии, старший научный сотрудник кафедры философии религии и религиоведения философского факультета МГУ:
— Человек не устоял в чистой безбрачной жизни, решил жениться и честно объявил об этом. На мой взгляд, это лучше, чем если бы он продолжал притворяться монахом — обманывая и себя, и Церковь, и людей. В этом смысле уход отца Ростислава я считаю достойным поступком.
Бывают ситуации, когда человек уже сделал что-то недостойное, но затем решил не накладывать один грех на другой. Не одобряя первый поступок, второму можно поаплодировать. Например — солдат власовской армии, который согласился надеть форму, выданную нацистами, но едва оказавшись на фронте, повернул оружие против Рейха…
Если на весы ставить какие-то сексуальные приключения и чистую монашескую жизнь, то наша христианская совесть, конечно, за второе. Но если первое уже произошло (пусть даже только в уме), и человек сам себя уже не считает монахом — зачем его удерживать?
Очень важно, чтобы мы не улюлюкали вслед таким людям. Мотивы снятия с себя монашеских обетов бывают разные. У кого-то это могут быть мировоззренческие изменения. Кого-то разочаровали мы. Кто-то узнал горькую правду о себе самом – и опыт монашеской жизни ему в этом мог даже помочь. Ведь отрицательный результат – тоже результат… Бывало, что человек, уйдя в мир, сделал нечто полезное и для Церкви и для мира.
Важно помнить, что монашеский обет – это обет человека не перед Церковью, а перед Богом. Это его личный выбор. Это не то, что Церковь дает человеку. Если человек обещался поднять сто пятьдесят килограммов железа, а поднял только восемьдесят – это его личная проблема. Ему внутри в любом случае горше, чем нам, сторонним зрителям чужой беды и чужой судьбы. Так почему мы должны его за это осуждать? Радоваться, что мы сами не такие? Так именно это и называется фарисейством.
Мне кажется, что именно если ворота монастыря всегда будут демонстративно открыты, если монах будет помнить, что есть возможность уйти из монастыря, он станет обновлять свои обеты ежедневно, и его монашеский выбор станет крепче.
Записал Михаил Боков
Словарь Правмира — Монастырь, монашество