Елена Кучеренко
Однажды отец Евгений отпевал молодого парня, Олега. Умер он неожиданно — во сне. Просто лег вечером спать и не проснулся. Хотя вроде бы ничем таким не болел.
— Мы никогда не знаем, почему Господь вдруг забирает человека, — говорил мне потом батюшка. — Да и неблагодарное это дело — препарировать Промысл Божий. Но я почувствовал тогда, что эта смерть была не случайной. Была милостью. Да и не смерть это вовсе, а начало настоящей жизни.
«Шо там Бог говорит по жизни?»
Олег пришел в храм к отцу Евгению за пару месяцев до этого. С друзьями и как бы в шутку.
Были они выпивши, хотелось покуражиться, вот и решили сделать объектом этого своего куража Господа. А может, и душа звала, пусть и с пьяных глаз. Такое ведь тоже случается.
Но как бы там ни было — явились:
— Ну, поп, шо там твой Бог говорит? — улыбались они.
— О чем?
— Ну ваще, по жизни…
Но что Бог «говорит по жизни», отец Евгений объяснить не успел. Позвонили из больницы. Срочно нужно было крестить ребенка, который находился при смерти. Девочку сбила машина, врачи шансов почти не давали. И вот совершенно не церковные родители позвонили батюшке, хватаясь за него, как за соломинку.
— Ребят, так и так, завтра приходите… Ребенок умирает…
Но назавтра, проспавшись, из троих пришел только Олег. И то, что пришел хотя бы он — уже было удивительным. Обычно те, кто по пьяни в церковь заходят, на трезвую голову о Боге не вспоминают. Не нужен «в ясном уме» Бог. Не до Него.
Олег сам не мог объяснить, что его потянуло опять в храм. Ни отцу Евгению, ни самому себе.
И чтобы полным дураком, как он думал, не выглядеть, сказал браво, без всяких вступлений:
— Ну что, где Бог-то?
Правда, отец Евгений на него, как на дурака, и посмотрел:
— В смысле?
— Ну ребенок же умирает… Вчера сказали. Машина сбила. А был бы Бог, разве допустил бы Он такое?
И выжидательно смотрел на батюшку. Переминался с ноги на ногу и как будто сам себя стеснялся. Тут жизнь кипит, дела делать надо. А он вопросами странными вдруг задаваться начал: «Где Бог?» Смех, да и только. Но что-то внутри ждало ответа.
«Он же тогда вообще с тормозов слетит»
Жизнь у Олега правда кипела. И дела он делал нешуточные. Ну как дела… Криминал всякий.
С детства это у него началось. Сначала — комната милиции. Благодаря которой его не выгнали из школы за поведение. Сотрудница комнаты, которая за Олега отвечала, к директрисе лично бегала после каждой его драки, курения в туалете или еще какого ЧП: «Не выгоняйте! Он же тогда вообще с тормозов слетит».
И даже пыталась с Олегом заниматься. Благодаря ее усилиям он приз за какую-то олимпиаду получил. И в лагерь его отправили. Правда, очень скоро домой вернули — не справились.
Потом выгнали его из кулинарного техникума, куда его с трудом запихнули всей родней. За то, что педагогу на голову тарелку с куриной лапшой надел. За неуважительное к нему, Олегу, отношение. Так ему показалось…
Потом с какой-то нехитрой работы, но этому он даже был рад. Не выгнали, сам бы ушел. Работать — это не для него.
Ну а дальше — воровство, грабежи, мошенничество, оружие… Слава Богу, не убил никого, да и не покалечил критично. Не считая фингалов, переломанных носов и обожженных лапшой ушей того педагога в техникуме.
В общем, с тормозов Олег все равно слетел. Не помогли старания самоотверженной сотрудницы детской комнаты милиции.
Удивительно, но за все эти свои противозаконные деяния Олег только однажды срок получил. И то — условный. Отмазала братва. Да и попался по глупости. А так удавалось ему сухим из воды выходить. И с милицией не пересекаться.
«Ну помоги им!»
Вот такой человек забрел к отцу Евгению в храм. Причем уже во второй раз. Но все это батюшка узнает позже. А пока…
— Девочка же умирает… Где Бог? — повторил опять Олег.
А отец Евгений смотрел на него тогда и даже слов не мог подобрать, чтобы описать, что чувствовал он вчера, когда крестил умирающего ребенка. Что вот Он, Бог, рядом. И Ему возможно все.
Тут же рыдали убитые горем родители, у которых это была единственная дочь — поздний и долгожданный подарок. Врачи, которые, зная батюшку, шепнули ему, что шансов нет.
Батюшка крестил и внутри, в сердце своем, кричал к Богу. Даже не просил, а требовал, чтобы Он сохранил девочке жизнь. Ради этих раздавленных родителей. И каждой клеточкой ощущал Его присутствие.
Сегодня утром ему позвонил отец ребенка. К удивлению врачей, при таких тяжелейших травмах, есть крохотная, едва заметная положительная динамика. Хотя ее в такие короткие сроки быть никак не могло…
— Жива девочка, — только и сказал батюшка Олегу. — А, знаете, оставайтесь, раз уж спросили. Сейчас родители подойдут, молебен служить будем.
Для Олега это была первая в его жизни молитва. Да и сначала он не то чтобы молился, а просто слушал и смотрел. На батюшку, на прихожан, которые собрались здесь ради незнакомого ребенка.
На мать девочки, поседевшую и подурневшую за один день. И рыдающую сейчас, умоляющую какого-то незнакомого Бога, чтобы сохранил жизнь ее дочке. На отца, который старался держаться, но время от времени смахивал слезу.
И захотелось ему тоже что-то сделать.
— Ну помоги им! — обратился Олег куда-то наверх, туда, где, по его мнению, и должен находиться Бог.
И в этот миг почувствовал себя частью чего-то большого, важного, ОБЩЕГО. Это он потом отцу Евгению рассказывал. Как будто дома он. И здесь его любят и ждут. И что Бог — рядом. То, что чувствовал отец Евгений в больнице.
Ну а чего удивительного. Дух дышит, где хочет. Почему бы не сделать это Ему одновременно в сердце разбойника и в сердце священника.
И что с девочкой той, которую он не знал совсем, все будет хорошо, тоже почувствовал…
Забегая вперед, скажу, что с девочкой той, Дашей, правда все будет хорошо. И выживет она, чем очень удивит врачей. И в себя придет, чем удивит еще больше. И даже встанет из инвалидной коляски. А это в той ситуации вообще было за гранью доступного человеческому разуму.
Но последнее будет потом, когда Олега уже не станет. И как сейчас он молился о Дашке вместе с ее родителями, так же будет молиться она о незнакомом разбойнике. О котором ей расскажет отец Евгений. Чтобы Господь простил ему все его прегрешения и упокоил его метущуюся душу.
«Не хочу к той жизни возвращаться»
А пока Олегу в храме было хорошо. Может, не все он понимал, но тянуло его сюда опять и опять. Удивительно просто. Но то Божия воля.
О Дашке спрашивал. Слушал, как шепчутся бабушки, что чудо, мол — выжила. Милостив Господь. Хотя долгое лечение еще предстоит. Молился вместе со всеми. И чувствовал: «Есть Бог?» Кого-то ведь правда Господь к Себе через чудо приводит. И ничего в этом плохого нет. Каждому свое. Значит, нужно так было, чтобы Дашкина беда и Дашкино чудо коснулось сердца разбойника. Чтобы переплелось это все в один клубок…
С отцом Евгением много говорил. О Боге, о Евангелии, о жизни своей такой никчемной. Подробностей мне батюшка не рассказывал. Но утверждал, что правда Господь открылся Олегу. А это чудо не меньшее, чем Дашка.
Исповедовался, причастился. Даже не исповедовался, а рыдал покаянными слезами. Все, что творил — оплакал. В храме начал помогать. И честно хотел с прошлым своим завязать, жизнь изменить. Даже ночевать в сторожке иногда оставался, чтобы с дружками не пересекаться.
— Батюшка, — говорил Олег отцу Евгению. — Не хочу к той жизни возвращаться. Я же тогда только на допинге спать мог. Душа маялась. Сколько зла сделал. Сейчас хоть вздохнул.
Много они говорили… А потом настал тот день.
«Все закончилось молитвой ночью»
Накануне вечером между отцом Евгением и Олегом произошел разговор.
— Батюшка, — говорил новый прихожанин. — Может, мне в полицию пойти? С повинной? Что так и так. Такое я совершал и не попался. Теперь отсидеть время пришло.
— Не знаю, — честно признался отец Евгений. — Вроде и хорошо бы. Но уверен ты, что в тюрьме опять тебя не закрутит? Среда, сам же знаешь. А так живи при храме… Молись…
— Да боюсь я, батюшка, чтобы опять к этому всему не вернуться. Не хочу, но иногда как будто манит что-то. Особенно когда старых знакомых вижу. Они, кстати, завтра попросили с ними встретиться. Дело есть… А я и не хочу, и боюсь захотеть…
— Ну молись тогда, чтобы Господь правильное решение подсказал. И я буду молиться. Ты где будешь ночевать? Здесь или дома?
— Домой пойду…
Но утром в храм прибежала старенькая мать Олега. Рыдала и еле смогла объяснить, что случилось.
Вечером сын долго сидел, думал о чем-то. По комнате допоздна ходил. Потом молиться стал. Лег, ворочался… Под утро только вроде заснул. А когда она зашла, чтобы его разбудить (он просил накануне), Олег был уже мертв. Просто не проснулся.
…Отпевал парня, конечно же, отец Евгений. И казалось ему, что несправедливо это все. Вот же только человек к Богу пришел, с грехами завязал. Новую жизнь начал. Еще ж двух месяцев не прошло с того первого его появления. Как же так?!
А потом вспоминал тот последний разговор: страхи, как бы к прошлому не вернуться, явку с повинной...
О Боге думал, Который есть Любовь. Отец Евгений в этом не сомневался.
— И, знаешь, — рассказывал он мне потом. — Я всегда очень осторожно относился к словам: «Бог забирает человека в лучший для него момент». Да, мы в это верим, хотим верить… Но ведь всякое бывает. Младенец внезапно умирает, преступника во время кражи застреливают. Где тут лучший момент? Хотя без воли Божией, конечно, ничего не происходит… Но вот смотрел я тогда, на отпевании, на Олега. А ведь и правда, лучший момент. Человек пришел к Богу. Разбойник покаявшийся. Прошлое перечеркнуть пытался. Но манило оно. И метался он. И чем бы все закончилось утром — повинной и тюрьмой? Встречей с дружками? Опять падением? Никто не знает… Для Олега все закончилось молитвой ночью. Или — началось. Началась настоящая жизнь в вечности. Так что смерть эта — как милость. Так я чувствую…
— А Дашка за него молится, — продолжил отец Евгений. — Очень она полюбила этого разбойника. О котором только из моих рассказов и знала…
Фото: freepk.com