«Можно победить, ничего не зная». Борис Иомдин о международной олимпиаде по лингвистике
Как обидели директоров школ
— В лингвистических олимпиадах с каждым годом принимает участие все больше детей. Что это за предмет и к чему он ближе — к русскому языку или к математике?
— Первая олимпиада по лингвистике прошла в 1965 году, она была создана по образцу математической, с задачами. Это сделали три человека. Первый — великий, тогда еще совсем молодой, лингвист Андрей Анатольевич Зализняк — именно он предложил опираться на сам жанр самодостаточной лингвистической задачи, когда даются некоторые данные, в которых, ничего предварительно не зная, можно разобраться.
Вторым человеком был Владимир Андреевич Успенский, математик, знаменитый логик, потом долгие годы заведующий кафедрой математической логики мехмата МГУ.
И студент-лингвист Альфред Наумович Журинский, который составил множество лингвистических задач.
Они назвали это «Первая традиционная олимпиада по языковедению и математике».
Борис Иомдин
— Какая же традиционная, если первая?
— Да, это звучало необычно. Тогда только-только вышла на экраны советская комедия «Тридцать три», и там говорилось про «первую традиционную олимпиаду по пожарному делу» — явно шуточная отсылка к новоиспеченной лингвистической олимпиаде. Но сейчас прошла уже 52-я олимпиада по лингвистике. Так что традиция вполне сложилась.
Однако поначалу стоял вопрос: как вообще заманить народ на это мероприятие? Были изготовлены афиши: «Уважаемые товарищи школьники! Приглашаем вас на Первую традиционную олимпиаду по языковедению и математике». Слово «лингвистика» использовать не стали, оно еще мало кому было понятно, а вот «математика», наоборот, должна была привлечь, ведь с этим предметом все знакомы. Более того, в самой афише были даны образцы олимпиадных задач. Люди прямо на улице подходили, решали.
При этом я лично знаю школьников, которые шли на эту олимпиаду, не заметив в названии слова лингвистика (в мое время она уже называлась «по лингвистике и математике»). Я учился в матклассе, все мои друзья были математики. Видят, какая-то новая олимпиада. О, интересно, пошли.
Пришли — а там вообще не математика, а какие-то языки тумбо-юмбо. Ну и решаешь, не уходить же. Тем более, на олимпиадах всегда раздавали чай с бутербродами.
Еще афиши разослали по школам, но некоторые повесили без задач. Говорят, директора школ пробовали решить, у них ничего не выходило, они расстраивались и отрывали части афиш, где были задания.
Уменьшительное от имени «Навигатор»
— Я тоже расстроилась. Не смогла выполнить ни одного задания из лингвистической олимпиады, хоть и филолог. Это со мной что-то не так или с задачами?
— Видите ли, всем понятно, что такое задача по математике. Что-то дано, что-то требуется доказать. Всегда есть какие-то аксиомы, нечто базовое, что ты знаешь.
А в лингвистической задаче тебе нужно проследить закономерности языка, о котором ты не знаешь примерно ничего. Мы всегда пишем примечание, сколько людей говорит на этом языке, потому что эти языки не просто мало кому известны; иногда на них вообще говорит один человек, последний носитель, которого лингвисты успели записать.
Лингвистический кружок в 57-й школе
И вот, например, тебе дают 15 предложений на суахили с переводом, и нужно понять, как там образуются род и число. Ты говоришь: «Боже мой, где я — и где суахили». Потом смотришь внимательнее и замечаешь, что слово «дети» в переводе встречается три раза, а в оригинале три раза встречается слово watoto. Может быть, это оно и есть? Начинаешь сопоставлять, понимаешь, какое слово переводится как «дети», какое как «красивые», а потом догадываешься, что перед каждым существительным, обозначающим человека, ставится одна приставка, перед обозначениями предметов — другая, и так далее. Все слова в суахили делятся на классы, но их не три, как по-русски (мужской род, женский, средний), а, например, десять. И вот эту штуку ты открываешь сам, тебе никто о ней не рассказывал.
— То есть не нужны никакие специальные знания, ты просто должен внимательно наблюдать и логически мыслить?
— Именно так. Люди привыкли к тому, что олимпиады рассчитаны на знания. Что тебе соваться на олимпиаду по английскому языку, если ты его не знаешь? Обычно все рассуждают так: «Подготовлюсь и приду, а пока что мне здесь ловить нечего». Но тут вообще какая-то лингвистика, которой и в школе-то нет.
Наша задача — объяснить, что это, пожалуй, единственная олимпиада, где никаких специальных знаний не нужно.
Например, даются примеры перевода с иврита на албанский, и ты должен найти ошибку. Ты не знаешь ни слова на этих языках, но, присмотревшись повнимательнее, замечаешь какое-то несоответствие. В идеале лингвистическая задача такая и должна быть — замкнутая и самодостаточная. Но не всегда этого удается достичь.
Или задача на уменьшительные имена. Мы знаем по-русски, что Алексей — это Леша, Петр — это Петя, а Иван — это Ваня. Но почему Иван — это не Ива, например? В раннесоветское время детям давались имена вроде Навигатор или Рефлекс. Как от них образовать уменьшительное? От Навигатор — Навя? Вига? А от Рефлекс — Флекся? Рёфа? Оказывается, что такие вещи тоже подчиняются правилам, мы можем вычислить, как образуется наиболее вероятное уменьшительное даже от самого необычного имени. Но для этого надо все же знать, как работает твой родной язык.
«Международная олимпиада — это круто. И ее придумали мы!»
— Олимпиады проводили только в Москве?
— С 1965 года ее проводил Московский университет, и там в основном были московские школьники. Потом, уже в 1990-е, олимпиада с теми же задачами стала проводиться в Петербурге. Лингвистика — довольно камерная наука, не во всех университетах она есть, а значит, нет центров, нет организаторов. Но все же подтягивались и другие города: Екатеринбург, Новосибирск, Вологда.
В один прекрасный день болгарские математики решили организовать летнюю школу по лингвистике и олимпиаду в Болгарии, куда позвали команду из Москвы. Я туда ездил еще школьником, а потом и болгарские школьники приезжали к нам. Все это требовало довольно сложной организации.
Жюри первой международной олимпиады. Боровец, 2003 г.
И вот в 2002 году, после очередной московской олимпиады с участием болгарской команды, — я уже был членом оргкомитета и жюри — мы сидели дома у Елены Владимировны Муравенко (именно она возила нас школьниками в Болгарию), выдыхали, пили чай. И тут руководительница болгарской команды и говорит: «А что, если сделать международную олимпиаду по лингвистике?»
Это казалось невероятным. Главный вопрос — на каком языке? Если по-английски, то сразу отсекаешь тех, кто его плохо знает, а мы ведь не это проверяем. Кроме того, наша миссия — продвигать идею разнообразия языков, а их в мире больше 7 тысяч.
Мы решили переводить задачи на языки всех участников. Это дико сложное дело, все тонкости должны быть учтены, чтобы люди оказались в равных условиях. Но у нас получилось. Так мы стали организовывать международные олимпиады по лингвистике. Первая прошла в Болгарии, в 2003 году, в городе Боровец. Помимо собственно Болгарии и России, там были команды Эстонии, Латвии, Чехии и Нидерландов.
Вторая — в 2004 году в Москве, и приехало уже 12 команд. А потом все это стало расти и каждый год проводиться в новой стране.
В 2006 году олимпиаду решили организовать в США, и тут возникли неожиданные трудности, потому что Международный Олимпийский комитет заявил, что только у них есть право на слово Olympiad.
К счастью, как-то удалось с ними договориться. Лингвисты умеют объяснять про слова.
В последние годы в международных олимпиадах по лингвистике участвует уже больше 50 команд, и каждый год появляются новые. В этом году — из Молдовы, Азербайджана, Таиланда, Арабских Эмиратов. Мы переводим задачи больше чем на 20 языков.
Все-таки международная олимпиада по лингвистике — это круто. И это мы придумали!
«Перевели задачи на бенгальский — но, увы, зря»
— В этом году она с 25 по 29 июля проходила на острове Мэн. Почему там?
— Да, удивительное место, вряд ли я там когда-нибудь побывал бы, если бы не олимпиада. Считается, что оно относится к Великобритании, но у них свое правительство, свои деньги, свой флаг — трискелион, а главное, был свой мэнский язык, последний носитель которого умер в 1974 году. Кельтским языкам вообще туго приходится. Мэнский, ирландский, шотландский, валлийский — их все почти вытеснил английский.
Борис Иомдин со школьниками на острове Мэн
Некоторое время назад появились увлеченные люди, которые решили мэнский возродить. С ивритом же получилось — исчез на долгие столетия, а теперь на нем говорит целая страна. Почему бы на острове Мэн не попробовать, тем более что тексты сохранились?
Энтузиасты узнали, что существует олимпиада по лингвистике — вдруг на ней найдутся единомышленники, которым интересны малые языки? Они создали команду и стали активно участвовать, а потом воспользовались правом принять олимпиаду у себя.
Это было невероятно трудно, в основном из-за коронавируса. 2020 год просто пропустили, в 2021-м организовали олимпиаду в Вентспилсе, в Латвии, но удаленно. Зато теперь все получилось очно.
Это было для Мэна грандиозное событие. Он же весь по населению — как один маленький район Москвы.
Там даже больших гостиниц толком не сыщешь, организаторы метались по всему острову, расселяя участников.
Зато почти каждый обитатель Мэна, от мала до велика, узнал, что у них проходит международная олимпиада по лингвистике, а почти 200 школьников побывали на красивейшем острове.
— Абсолютными победителями стали участники из России. Наша команда — самая сильная?
— Школьники из многих стран выиграли медали, но максимальный балл, с большим отрывом, действительно, получил Артем Борисов из московского лицея «Вторая школа». Он математик, мы его давно знаем, поскольку он участвует в московских олимпиадах по лингвистике каждый год. Еще было три человека из России, и все они тоже получили медали.
Жюри международной олимпиады за работой
При этом есть еще кубок за самый высокий суммарный балл команды, это переходящий приз, который переезжает из страны в страну. В этом году его вновь получили американцы.
— Политические сложности сказываются на вашей работе?
— Лингвисты — пока очень дружное и вненациональное сообщество. Все объединяются по признаку интереса к языкам, а не делятся на граждан разных стран, и почти в каждой команде люди самого разного происхождения. Как-то пока удавалось преодолеть политические сложности: скажем, есть команда Китая и команда Тайваня, причем им даются задания на разных языках. По сути, это один и тот же китайский, но иероглифы немного различаются. Мы — лингвисты — в этом смысле довольно занудные. У нас даже американцы и англичане получают чуть-чуть разные варианты, с разными написаниями некоторых слов.
В этом году мы волновались, доедут ли до острова Мэн украинские и российские школьники, как вообще это все пройдет в нынешней обстановке. Все доехали, и те, и другие получили медали — хоть здесь удается сохранять мир…
А вообще я мечтаю, чтобы участники лингвистических олимпиад представляли не страны, а языки: команда носителей французского языка, команда носителей испанского языка. Мне это ближе, чем деление по признаку гражданства.
А если бы еще без виз! Остров Мэн во всем самобытен, но визы там британские. Все долго ждали, боялись не успеть, а команда Бангладеш их так и не получила, что было обидно. Во-первых, за ребят, а во-вторых — мы переводили задания на бенгальский язык и, как оказалось, зря.
Лингвистическая олимпиада — это для многих любовь навсегда
— Скоро ли настанет момент, когда вы сами не справитесь с олимпиадными задачами?
— Уже настал. Артем Борисов, наш победитель, решает лингвистические задачи лучше меня, хотя я за свою жизнь повидал их тысячи и сам сочинил десятки. Но это лишний раз показывает, что олимпиада — не про знание, а про умение логически обработать материал, и эти скорости растут. Правда, скажу в свое оправдание, что сейчас каких только курсов нет (я и сам участвовал в подготовке некоторых из них), а в мое время к олимпиадам никто не готовился. Это просто был ежегодный праздник: пришел, получил задачи, решил. Впервые стал призером в пятом классе, ничего об этих задачах не зная.
Международная олимпиада на острове Мэн
Сейчас это отчасти превращается в спорт, что мне не очень нравится. Идеальная картина, по-моему, такова: ты решаешь много задач не потому, что хочешь победить на олимпиаде, а для удовольствия, и побеждаешь только потому, что тебе нравится решать задачи.
— Наверняка в жюри у вас представлены носители всех языков-участников, иначе как проверять задания?
— У нас есть совершенно потрясающие люди, настоящие полиглоты, которые знают множество языков. Но таких мало. Любому из нас приходится проверять задачи на неизвестных нам языках — кому-то на корейском, кому-то на китайском — и это всякий раз челлендж.
Если когда-то в жюри в основном входили люди из России, то сейчас большую часть составляют бывшие призеры международной лингвистической олимпиады из разных стран, и это, скажу я вам, настоящие монстры.
Есть у нас, например, Элли Уорнер из Британии, которая каждый год выучивает новый язык на идеальном уровне и с ходу переводит хоть с китайского, хоть с японского, хоть с русского.
При этом в школе она занималась балетом, выигрывала игры «Jeopardy!» (российский аналог — «Своя игра»), а сейчас, помимо работы над лингвистическими задачами, служит налоговым инспектором.
— Но большинство все же идут потом в науку, а не в налоговые инспекторы?
— По-разному. Бывает, что пришел ты на олимпиаду, за час прощелкал примеры из пяти языков и думаешь: «Ух ты, круто, пойду в лингвистику». Поступаешь — а там конспекты, зубрежка, списки фонем, какие-то артикуляционные жесты. Тяжелая работа, а не веселые задачи с четкими ответами. На олимпиаде-то, как говорится, была реклама, а теперь наступила жизнь. Бывают и разочарования.
Но все равно многие идут в лингвистику (и в теоретическую, и в компьютерную), кто-то в математику, кто-то в химию. Божидар Божанов школьником побеждал в нашей олимпиаде, потом сочинял лингвистические задачи, был председателем жюри международной олимпиады, а потом — министром электронного управления Болгарии!
Но как бы ни сложились профессиональные судьбы, многие бывшие победители и призеры продолжают придумывать задачи, проверять работы, работают волонтерами, помогают с переводом.
Зойка, Дианка, Еленка
— Чем олимпиада по лингвистике отличается от олимпиады по русскому?
— Когда-то олимпиада по русскому была на углубленное знание школьной программы: разные тонкие виды придаточных предложений, хитрые случаи пунктуации, редкие слова и фразеологизмы. Там обязательно были задания, связанные с древнерусским языком и этимологией. Кто не знает всего этого, тот пролетает.
Но в последнее время в них появляются задачи не только на знание школьной программы, но и на умение анализировать устройство современного русского языка. Олимпиада «Высшая проба» по русскому языку, которой я с коллегами занимаюсь, сделана по образцу Традиционной олимпиады по лингвистике. Например, почему по-русски «Зойка» или «Дианка» мы скажем чаще, а «Еленка» или «Екатеринка» — почти никогда? В школе этого не проходят. В задаче мы даем статистику из Национального корпуса русского языка, и школьник сам открывает правило.
Или, например, чем отличаются слова «обезвредить» и «затвердить» от слов «повредить» и «подтвердить»?
А иногда и вовсе дан математический график. Кто-то с ходу расстраивается, а кому-то он помогает проследить лингвистическую закономерность.
— Бывают лингвисты, которые безграмотно пишут по-русски?
— Сколько угодно. Лингвист исследует, как люди говорят и пишут, но это не значит, что сам он — какой-то светоч грамотности.
Еще почему-то принято считать, что лингвист должен хорошо знать иностранные языки, но это необязательно. Главное — понимать их структуру.
Есть билингвы, трилингвы, которые понятия не имеют, как устроены языки, которыми они владеют. Я знаю трехлетнего мальчика, который одинаково хорошо говорит на русском, японском и английском, но совершенно не факт, что он станет лингвистом.
Есть в нашей науке области, которые и вовсе не соприкасаются со знанием языков, — например, нейролингвистика. Я ею не занимаюсь, но с удовольствием слежу за экспериментами, когда, скажем, измеряется электрическая активность мозга и выясняется, какие зоны активируются при каких словах. Я один раз даже сочинил про это олимпиадную задачу.
Современная лингвистика соприкасается с очень многими областями — с психологией, биологией, социологией, географией, культурой.
Как обучить машину русскому языку
— Ваша сфера интересов — теоретическая семантика, вы даже написали по ней курс для «Сириуса». Что это такое?
— Наш сектор теоретической семантики исследует, как смыслы передаются словами, а затем фиксирует результаты этих исследований в словарях. В каких случаях можно сказать «большой», а в каких «крупный»? В каких надо сказать «колокольчик», а в каких «бубенчик»? Чем различаются «гам», «гомон» и «галдеж»? И так далее.
Советский и российский лингвист, доктор филологических наук, профессор Юрий Апресян и Борис Иомдин
Задача — максимально полно описать наше владение словом: в каких ситуациях оно уместно, в каких нет, какие у него значения, как изменяется, как сочетается с другими словами. Такое описание называется системной лексикографией, основоположником которой является мой учитель, выдающийся лингвист Юрий Дереникович Апресян.
Если более привычные нам словари дают описание слова, которое всякий раз сделано по-разному, то наша идея состоит в том, что близкие вещи надо описывать совершенно одинаковым языком.
В свое время Апресяна выгнали из Института русского языка за подписание писем в защиту диссидентов, и он оказался в институте «Информэлектро», где стал создавать первую систему машинного перевода — так называемый электротехнический автоматический перевод, ЭТАП.
Фактически нужно было объяснить компьютеру, как работает язык, и сделать это системно и последовательно, иначе машина ничего не поймет.
Так родилась система методически точного описания языка. Этим и занимается теоретическая семантика.
— Учитывается ли в вашей работе — и научной, и просветительской — то, как современное общение в социальных сетях и мессенджерах меняет смыслы слов?
— Меня интересует, как появляются новые слова или новые значения у старых слов. Я даже завел телеграм-канал «Узнал новое слово» и с 1 января этого года каждый день публикую новое слово, которое я только что услышал на улице, на работе, увидел в своих лентах. У канала больше 3 тыс. подписчиков, и каждый день я устраиваю голосование: встречалось ли вам оно? «Точно встречалось», «кажется, попадалось», «впервые вижу» — люди выбирают ответы и дают комментарии.
— Какое слово вы узнали в последнее время?
— «Соевый». Это старое слово, но у него сейчас появилось новое значение с негативной коннотацией. Возможно, оно идет от английского «soy boy» и означает, с точки зрения говорящего, недостаточно маскулинного человека, неженку, слабака, который, по-видимому, вместо мяса ест сою. Я прочел где-то в комментариях фразу «сейчас набегут соевые либералы» — и понял, что такого словоупотребления никогда не встречал.
А вот юридический сленг: «засилить», то есть оставить в силе. «Суд засилил решение о снятии кандидата с выборов».
Прекрасное интернет-слово «манямирок». Это твой личный пузырь, в котором живешь, как в стеклянном шаре или как в башне из слоновой кости. У меня подписчики разделились ровно пополам: 47% сказали «откуда вы это взяли», а 48% сказали «да ладно, неужели не слышали?».
Любой язык настолько разнообразен, что, живя в «манямирке», ты абсолютизируешь свое знание и тебе кажется, что все говорят так, как ты. Этот феномен очень интересно наблюдать.
Фрекен Бок и пресуппозиция
— Вы также изучали взаимодействие официального языка и бытового. Можете объяснить, почему наши законы пишутся так непонятно?
— Я занимался не столько законами, сколько соотношением реальных названий предметов и их наименований по ГОСТу. Там много любопытного. Например, в ГОСТе написано «сорочка», мы говорим «рубашка», а слово «кофта» вообще вне закона. В Стандарте специально оговаривается, что кофта — недопустимый термин, поэтому на ценнике надо писать «джемпер».
Что касается законов, то это, конечно, отдельный интересный вопрос. В англоязычном мире существуют метрики сложности текста, можно выяснить, насколько он труден для восприятия. Этим активно пользуются страховые компании, которым необходимо, чтобы текст полиса был понятен даже человеку с невысоким уровнем образования. Это тоже одна из моих тем.
Мы сейчас с коллегой Дмитрием Морозовым пишем программу, которая автоматически измеряет сложность текста для людей разного возраста.
Возможно, с помощью подобных инструментов можно провести даже сравнительное исследование уровня понятности законов.
У нас в Политехническом музее был проект выставки, посвященной устройству языка. Один из экспонатов представлял собой фразу из былины «прямо пойдешь, голову потеряешь; направо пойдешь, жену найдешь» и так далее. Эту фразу перевели с обычного языка на юридический. Получилось нечто вроде «продолжение движения перемещающегося лица в правостороннем направлении относительно пути следования данного перемещающегося лица повлечет за собой знакомство данного перемещающегося лица с лицом женского пола» и так далее.
Из-за того, что надо все учесть и проговорить — кто такая жена, что такое перемещение — получается неудобоваримый текст. Возможно, это объясняется попыткой избежать того, что лингвисты называют пресуппозицией. Это смыслы, которые не проговариваются, так как всем они заранее известны. Карлсон спрашивает фрекен Бок: «Ты перестала пить коньяк по утрам?» По умолчанию предполагается, что фрекен Бок по утрам пила коньяк. Вот почему на этот вопрос она не может ответить ни «да», ни «нет».
Наша речь содержит великое множество таких пресуппозиций, но в юридическом языке не должно быть ни малейшей недосказанности. Отсюда такие безумные нагромождения.
— Может быть, это специально, чтобы никому не пришло в голову защищать свои права?
— Я не очень верю в то, что нарочно что-то затемняют.
Чиновники просто не подозревают, что людям непонятны их слова.
В английском языке есть проект Simple English — простой английский. Предполагается, что именно на нем должны быть написаны тексты, рассчитанные на максимально широкий круг читателей. Там все должно быть однозначно, но в то же время прозрачно, без сложных конструкций.
Для русского языка такого проекта нет. А было бы здорово, чтобы на нем писались пусть даже не сами законы, но их толкования и переводы.
— Можно ли сказать, что официальный текст на русском языке менее понятен, чем, скажем, на итальянском?
— Думаю, нет. В языках с богатой письменной традицией наросло множество синонимов и способов сказать по-разному одно и то же, поэтому на юридическом языке говорятся одни слова, а на бытовом языке — совсем другие. На каком языке официальные тексты наиболее трудны для восприятия, я так с ходу не скажу. Но можно провести эксперимент.
Самый распространенный в мире современный параллельный текст, который используется лингвистами для сравнительных целей, — это «Декларация прав человека». Интересно было бы посмотреть, насколько хорошо «Декларацию прав человека» по-русски понимает носитель русского, а по-английски — носитель английского.
Пока что ясно одно: излагать и точно, и понятно — невероятно сложная задача.
Фото: из личного архива Бориса Иомдина