Провинция: день накануне
Наша встреча могла сорваться в любой момент: Серафиму должны были положить в роддом. Но вот я уже в Туле, пытаюсь систематизировать свои поездки, и раздается звонок: «Знаете, я пока дома, приезжайте сегодня, если удобно… Отсюда в Москву вечером вы не уедете, можете переночевать у нас и утром, на 9-часовом поедете в Москву. Как вам? »
О, мне отлично. Главное – что Серафима пока дома. И я еду на автостанцию.
Справка:
Леденцова Серафима, 28 лет, кандидат педагогических наук
Леденцов Александр, 35 лет, технический директор
Место жительства: деревня Заречье Ефремовского района Тульской области
14. 40.
От Тулы до Ефремова – приблизительно три часа на автобусе. В пути 1 остановка. Станция называется «Теплое». Какое там теплое – жаркое, на улице, как в сауне, раскаленный асфальт, из окна билетной кассы смотрит серьезное лицо Медведева с плаката; за станцией – огороды и загорелая женщина одиноко что-то пропалывает, мелькает среди зелени её голова в косынке.
17. 20
Приехала в Ефремов.
Бреду к Верхнему универмагу – как инструктировала Серафима. В кустах, в теньке на срубе сидит грузная женщина в спортивных штанах, в бейсболке и с ярко накрашенными губами
— Лапуль, такси нужно?
По пути мы заезжаем на заправку. Рядом заправляется машина скорой помощи, новехонькая, современная.
У женщины-таксиста – повсюду знакомые, она часто здоровается и называет всех по имени.
Волнуется, увидев бабушку, стоящую с сумкой под солнцем на обочине.
— Женщина, вам куда ехать?
— Да я просто стою.
Она разговорчивая, веселая, рассказывает обо всем. По пути снимает знак такси с крыши своей машины:
— Сносит его от ветра. Осторо-о-о-ожно, голову береги… Я 12 лет за рулем. Но дорога тут убиенная, я тебе скажу.
Подпрыгиваем по колдобинам и ямам. Снова – рывок, переехали длинную бетонную трубу, вкопанную в землю.
— Ну зачем положили тут это? Вроде лежачий полицейский. Ну кто в деревне да по такой дороге гнать будет, а?
Мимо важно шествуют гуси. Я громко ими восхищаюсь.
— Да, гусятки славные. Особенно к осени будут… 1500 за гуся. А вот дом проезжаем, смотри, – муж с женой живут, мои ровесники, удочерили мальчика и девочку, у них своя дочь разбилась…
— А ты сама к кому едешь, в гости?
Называю имя.
— Нет, не знаю таких. – Огорчается она.
Говорим об аномальной жаре, сахаре в крови, давлении и ценах на бензин.
17. 35.
Машина тормозит около двухэтажного длинного дома.
— Приехали, лапуль.
Нахожу нужный подъезд. Около дома раскидистая вишня, мужчина на стремянке собирает её в ведро.
Ясноглазые девочки в платьицах вежливо здороваются со мной. Поднимаюсь на второй этаж, стучусь. И дверь распахивает Серафима. Улыбка у неё удивительная. Молча улыбается, показывает на дверь в комнату, где на кровати спит сын Сашка. Ему два с половиной года.
— Располагайтесь, Елен, где удобнее. Вот в зале, наверное…
Я заметила – в маленьких городках большую комнату в квартире называют «зал».
В зале уютно – новенький коврик на полу, детская доска для рисования, игрушки, какие-то развивающие картинки на стене, книжные полки, набитые книгами. Классика, педагогика, история искусств для детей, «Библия в русской живописи», Кундера, Павич и Толстая из современных, Антоний Сурожский, основы нравственности… Много книг по творчеству и конечно, пособий – по педагогике. Серафима — кандидат педагогических наук.
18. 00
Серафима на кухне режет огурцы для салата, я — режу яйца. Невыносимая жара. Серафима ходит в ночной рубашке, неся впереди большой живот, и мягко просит её не фотографировать.
— Потом, как оденусь… Очень тяжело в такой духоте. …- Вот и огурцы у нас свои пошли. Мне уже банки привезли, но как их стерилизовать – это же дополнительный жар.
Серафима очень хорошо говорит, академично, я бы сказала, правильно и красиво. Голос мягкий и льётся чистой, ровной струей. Звук «г» она приглушает до «х», что свойственно всем жителям Тульской области.
Мы без труда переходим на «ты», и Серафима по-прежнему называет меня «Елена». В её устах это звучит как-то особенно… интеллигентно, что ли.
Предыстория
Родилась я здесь, в Ефремове. Закончила Тульский государственный педагогический университет имени Л.Н. Толстого. Работала в нем же на кафедре социальной педагогики и социальной работы и еще подрабатывала на кафедре экологии, вела социальную экологию. Конечно, тяжело было оставлять работу, она была любимой работой. Я ей жила и горела, я была вся в студентах, но я понимала, что это определенный этап в жизни. Обидно то, что при такой загруженности, при таком труде, государство оценивает нашу работу очень низко. Я зарабатывала на двух кафедрах, без кандидатской надбавки, 4200.
Снимать квартиру сложно на такие деньги, хотя мы с подругой дешево снимали. После замужества я переехала в Москву к мужу, он там работал.
Начала работать методистом в одном университете, это была одна восьмая от моей всей преподавательской работы. И я получала в 5 раз больше. Ещё я хотела преподавать и уже написала заявление в университет, но поскольку узнала, что беременна, буквально через месяц эту работу пришлось оставить, и я осталась только на должности методиста.
Да, помню, меня спрашивали — что же ты теперь делать будешь, ты защищалась для чего? Для того, чтобы подгузники менять и сопли вытирать? Но кандидатская моя была просто определенным этапом в жизни, и он был нужен для меня самой, для самоорганизации и так далее. Быть матерью и растить детей, применяя свои какие-то идеи уже на конкретных детях, на своих, я считаю — это самое главное. Я и студентам своим говорила об этом, когда мы изучали разные системы педагогические (я видела их пофигистический настрой). Я говорила — ребята, вы что? У вас будут свои дети. У вас сейчас есть возможность изучить что по поводу воспитания думал Толстой, что – Корчак, что – Макаренко и прочие великие педагоги. Как смотрел этот автор на проблему наказания детей, а как – тот. И вы можете потом на своем ребенке эти педагогические приемы использовать.
Жить на земле, а не на асфальте
Когда я приехала в провинцию после Тулы и Москвы, и стала тут общаться с мамами и с детишками. Сначала, конечно, тяжеловато было привыкать. Все темы сужены до прививок-поликлиник, и вроде бы все, говорить больше не о чем. Много читать тут как-то не принято.
И все-таки жизнь в провинции восполняет для меня какими-то увлечениями, в частности здесь я занимаюсь фиалками. У меня около 70 сортов. Конечно, много хлопот, но самое главное, что это нравится мне и моему мужу. И более того, когда я думала, как же я с двумя детьми – это же лето, надо постоянно за ними ухаживать, поливать — надо продать. И муж очень строго сказал – «не для этого ты их заводила, чтобы продавать». Он любит цветы, стеллажи для них сделал, повесил. Его мама сама заядлая цветочница, и может это она его приобщила к этому. Когда Саше было 12 лет, он ездил на Кубу, и он ей какие-то клубни привез, и она здесь их размножила, и до сих пор, когда мы к его маме приезжаем, она говорит – «Это с Кубы растения Саша привез». Я даже удивилась, что в 12 лет мальчик может такой подарок маме привезти.
Ещё я считаю, что дети должны жить на земле, а не на асфальте. Вот я вышла во двор, вынесла мелки и лопатку – нам на 2 часа этого хватит. Или я свои горшки с фиалками вынесла пересаживать – как хорошо.
По четвергам нам приносят козье молоко прямо домой, литр за 30 рублей. И трехлитровую банку коровьего молока.
Соседка дает яички свежие, и ты знаешь — какая это курица снесла, и что это экологически чисто.
Папа работает в Москве или Внимание-терпение-понимание
Муж на тот момент, когда мы с ним поженились, был начальником производственного отдела небольшой электромонтажной фирмы в Москве. Сам тоже из этих краев, из Тепло-Огаревского района. Помню, когда я его спросила – почему он работает в Москве, он сказал: «Что мне тут делать? Я тут сопьюсь, за работой надо ехать в Москву». И устроился неплохо, уже около семи лет там работает.
Все зависит от работы, есть разный график, и в принципе семьи к этому приспосабливаются. Наш папа работает 5 дней рабочих, 2 дня выходных. Я считаю, когда муж едет на заработки, важно, чтобы не деньги были на первым, главном месте, а все-таки возможность самореализации.
Саша (муж) понимает, что здесь по его профилю очень сложно будет выжить, все-таки в Москве большие объемы, большое строительство идет. И ему это интересно, проектирование, составление смет, контролирование работы монтажников. И я понимаю, что он там самореализуется. И это чувство удовлетворения — это самым главным должно стать. Если человек уже чувствует, что это выше его сил, скажем так, Москва выжимает на полную катушку, то либо нужно менять работу в Москве, либо уже оставлять Москву, потому что душевное спокойствие мужа гораздо важнее тех денег, которые он зарабатывает. И, конечно же, от жены требуется больше внимания, терпения и понимания, если муж работает где-то далеко.
Он и на работе устает, еще и по дороге устает. Понятное дело, что в этот режим тоже встраиваешься, но все равно тяжело, сил много уходит. Вот он приехал домой, ему надо перестроиться как-то, осознать – все, он дома. Иногда он приезжает с работы и просто первые минуты рычит на всех, ходит измотанный, недовольный, и я понимаю – надо подождать, отогреть, дать время, пусть человек в себя придет после этого бешеного ритма и изматывающей дороги.
Когда ребенок родился и до годика, папа у нас бывал только по выходным. Но в этот период, до года у малыша очень сильная связь с мамой, а от года до двух как раз время, когда нужен папа, и папа постоянно. У нас так и получилось, слава Богу. Когда Саше было около годика, муж уволился с работы, мы жили сначала лето здесь, а потом переехали в Красногорск Московской области. И теперь к двум годам Сашка понимает, что папа есть. Когда он просыпается в понедельник утром, и после слов маминых «доброе утро», он говорит, что папа уехал в Москву.
Я считаю, что те насыщенно проведенные с папой выходные, они как-то компенсируют это папино отсутствие. Сын с ним любит разговаривать по телефону, рассказывает ему что-то на своем языке. Если я отнимаю трубку, он кричит, «включи мне папу!»
Плюсы такой вот дистанционной работы мужа в том, что нет обыденности что ли, успеваешь сильно соскучиться, ценить начинаешь, и даже романтика особая появляется: последний раз муж приехал с букетиком васильков. Понятно, что это не им собрано на полях. Но, во всяком случае, это внимание, это любовь… Когда каждый день постоянно живешь, об этих мелочах забываешь что ли…
А ещё без мужей проще в плане готовки. Себе готовить особо не надо – поел колбаски с огурчиком и хлебушком, и посуду не мыть, и вроде сыт.
А минусы – как не крути, все-таки муж далеко, как-то сам по себе там и ты сама по себе. Что там с ним, как он там? К сожалению, существует ещё и такое явление как жена «московская» и жена «ефремовская». Вот это трагедия, конечно. Потому что если жена ефремовская узнает о существовании московской – это всегда скандал, развод…
Хорошо, когда муж с женой сообща действуют. Одна моя знакомая семья уехала отсюда в Москву и там жена (мастер маникюра) прилично зарабатывала. Когда у них появился второй ребенок, поняли, что все заработанные деньги уходят на съем жилья и няню, поэтому они вернулись сюда. Жена — умница, открыла тут салон – 2 комнатки всего, но уважением пользуется и спросом, конечно. Женщины у нас следят за собой, хотят выглядеть хорошо, хотят на это тратить деньги.
Ефремов: мы жили, живем и будем жить
18. 30
На ефремовском сайте в эпиграф вынесено высказывание Тургенева — «Нет счастья вне родины, каждый пускай корни в родную землю». Сайт очень простенький, на главной страничке написано: «В центральной части России, на юге Тульской области раскинулся славный город под именем Ефремов. Город, где мы жили, живем и будем жить, город, который мы, порой, очень любим, а, бывает, и ненавидим, но, тем не менее, он наш — родной и близкий…» Такой искренности я была откровенно удивлена.
Слушаю Серафиму дальше:
г. Ефремов Тульской области
В Ефремове есть предприятия, которые платят хорошо, в частности этот так называемый ефремовский глюкозо-паточный комбинат (ГПК). Сейчас это филиал голландской компании «Каргилл». В принципе те люди, которые там на главенствующих должностях, они получают зарплаты как в Москве, это компания мирового масштаба. И градообразующее предприятие Ефремова, скажем так.
Ещё у нас есть завод синтетического каучука — он особо гремел в советские времена, их вообще два в России, и один из них в Ефремове. Но сейчас там с заказами поменьше стало. Макаронный завод есть.
Есть элеватор — зерноприемное предприятие, принимает зерно и производит крупу гречневую.
Я там работала в 2006 году заместителем начальника лаборатории. Там осуществлялся контроль принимаемого зерна и контроль продукции выпускаемой — крупы.
Мы принимали зерно у фермеров. Они 2-3 гектара засаживают гречихой, а потом зерно сдают. При разговоре с ними становилось понятно, что этим делом им заниматься не выгодно. Потому что, во-первых, нет особой техники, особого оборудования, потому что перед тем, как сдать зерно, желательно бы его пропустить через сепаратор. Это специальная такая штука, которая отделяет сор. А её нет, и они привозят зерно с очень большим содержанием сора, и мы уже после того, как сделаем анализ, получается, у них покупаем задарма, потому что большое содержание сора. Если бы они отсепарировали это зерно, то оно получилось бы более-менее чистое, и они хотя бы какую-то копеечку от этого заработали. Тяжело им приходится. Нет поддержки государства, нет поддержки никакой от местных властей. В отличие от других от районов, например, от Новомосковского, где Стародубцев (он был губернатором Тульской области) всячески поддерживает людей, которые приезжают в село. И в Липецке. Липецкая область сама по себе более аграрная, и там вся политика направлена на улучшение. Уровень жизни там немножко повыше, потому что много социальных программ действует. В частности то, что там пенсионеры и дети ездят на общественном транспорте бесплатно. А у нас здесь нет общественного транспорта. Я не знаю, куда он делся, но, в общем, его нет.
Есть только частные маршрутки, причем их настолько много, что даже порой боишься проходить по улицам города. Такое ощущение, что тебя просто затащат туда, посадят, и повезут.
Одна моя близкая подруга (в детский сад вместе ходили) — закончила здесь техникум, какое-то время проработала в салоне фотографий, потом с этим же самым делом фотографическим уехала в Москву и думала, что она там останется, сделает карьеру. Но потом получилось так, что она удачно вышла замуж в Ефремове, вернулась из Москвы. И сейчас она в бизнесе продуктовом. Ещё у них магазин канцелярских товаров, муж у неё занимается пластиковыми окнами и компьютерами.
Она родила второго ребенка, я его крестная. Но когда девочке был год, ей уже пришлось оставить ребенка на маму, на няню, и выходить работать. Это сложно — маленького ребенка оставлять, но с другой стороны ей хочется развиваться в профессиональном плане, не зацикливаться на детях и это тоже хорошо. В Ефремове очень много женщин, которые, несмотря на то, что они мамы, выходят на работу, потому что те пособия, которые они получали тут до трех лет маленькие. Хорошо ещё, если есть возможность получать более высокие пособия, прописавшись в чернобыльской зоне, они хотя бы как-то поддерживают семью. У нас есть деревни, у которых остался статус «чернобыльская зона» с льготным социально-экономическим статусом.
Моя одноклассница (мы вместе учились в университете) закончила на психолога и очень хотела поработать по профессии. И она пришла в Ефремовский психологически центр, и когда она по 8 разряду, получила за месяц 1900, она поняла, что она не сможет так работать. Она одна с ребенком осталась без мужа, и ей пришлось устроиться в магазин «Семейная копилка». Это сеть продуктовых магазинов по Тульской области, которых у нас сейчас достаточно много.
В деревне виднее деревья и люди
В Ефремовском районе Тульской области
Мне фраза нравится – «в деревне виднее деревья и люди».
У нас здесь низкий уровень образования, это да. Но с одной стороны люди проще, может быть, грубее, но эта открытость, эта грубость, она как-то лично мною воспринимается проще, нежели завуалированность городская, снобизм. Это когда ты не можешь понять, как в принципе человек к тебе относится. Здесь если тебя на том же элеваторе, пошлют матом – то от чистого сердца. Понимаешь, что действительно что-то сделал не так.
Чем меньше населенный пункт, в котором ты проживаешь, тем труднее тебе проживать свою собственную личную жизнь так, как ты ее хочешь проживать. Это естественно — что за тобой смотрят, за тобой следят, в чем ты пошел, как ты пошел. Здесь ты должен, даже если ты идешь на рынок, надеть чуть ли не вечернее платье — это тоже отличительная черта провинции. Если посмотреть на женщин, они идут все в блестках и в рюшах. И ещё мы вяжем – это тоже отличительная черта провинции.
Когда я сюда приехала уже жить постоянно, мне даже пришлось обновлять гардероб специально для тех людей, которые тут живут. А когда я работала в Москве, после замужества, я увидела, что там люди на престижных должностях могут одеваться очень просто. В большом городе люди одеваются удобно и естественно, чтобы не привлекать внимания. Ну как-то гармонично, в цветовой гамме и по фактуре гораздо проще. Если, конечно, не на праздник какой-то идут. А здесь почему-то больше синтетики, к примеру, больше ярких красок – и в одежде, Может быть, это для того, чтобы скрашивать обыденность… Когда не так много ярких моментов в жизни?
Если выпускной в детском саду, или в начальных классах — совсем маленькие дети – налаченные и накрашенные, в таких ярких вычурных платьях. У нас считается, что это красиво.
Есть на местном телевидении такая передача – поздравляют именниников. Канал СТС местный, передача: поздравляют Серёжу с пятилетием, Машу… И там показывают фотографии детей. Насколько же провинциальность проявляется именно в этих фотографиях! Никогда не показывают фото, где ребенок действительно в интересный момент снят – горящие глаза, или улыбка, или взгляд особенный… Нет, там все позируют. И самое главное – чтобы был фон. То есть отсылают фотографию, где родители где-то вместе отдыхали на море, а еще лучше — за границей, то есть показывать своё благосостояние. На фоне замыленного дивана и обязательно чтоб ковёр на стене был виден, или всю свою родню, или свою красивую машину.
Ещё у нас заведено детям до года или в год надевать золотые серёжки. Я была на причастии с Сашей, передо мной причащали ребёнка, и у маленькой девочки, до годика, были золотые серьги. И батюшка спрашивает: «Это что?» А мама отвечает: «Это серёжки золотые!» Батюшка: «А зачем?» Зачем грудному младенцу – золотые серьги? Здесь много мамочек, которые даже до трёхлетнего возраста делают подарки детям именно золотом…
Хотя, всё, зависит, конечно, от семей. Есть люди, которые все дела переделали и сели за телевизор, на заслуженный отдых, смотреть сериалы. Но я вижу сейчас даже среди мамочек, что они как-то стараются детей развивать и сами тянутся к высокому… Если приезжает к нам зоопарк, аттракционы – обязательно детей ведут. У нас недалеко Липецкая область, туда ездят, ещё в Елец, в театр, это более старинный город, он ближе, чем Тула, хотя и в Тулу в цирк, выезжают, и в кукольный театр.
19. 15.
Звонит Лида, подруга Серафимы, которая обещала мне показать город. У них свой бизнес в Ефремове. Серафима рассказывает – дружная семья, двое детей, часто ездят в Москву и в Питер. Я помогаю одеть юркого, как ртуть, Сашу и мы выходим.
У Лиды – красная «Mazda». Сначала мы едем на ГПК. Пахнет неприятно – глюкозой. Проезжаем красивые церквушки, выходим, около одной – недостроенный, заброшенный кинотеатр. Из-под руин и бетонных плит слышны голоса подростков.
— Ребят, вы чего тут делаете?
— Ничего. А вы кто?
Мы молча уходим.
— Нет, а вы кто? – Кричат нам с Лидой вслед невидимые дети подземелья.
Проезжаем дом-музей Бунина. Он уже закрыт. Взбираюсь на кучу строительного мусора, чтобы сфотографировать домик за забором.
— Вам стул вынести? – Спрашивают рабочие за соседней оградой. Какие же тут все-таки люди заботливые и простые.
«…Ефремов сразу преобразился для меня, хотя вообще-то был городком достаточно унылым. Теперь же он представлялся мне воплощением российского провинциального уюта» — Написал про этот город Паустовский, когда узнал, что тут жил Бунин.
…В центре города, на «Пьяном углу» (так он зовется в народе) я фотографирую жилой дом с балконами. У меня полупрофессиональный редакционный фотоаппарат, в общем-то довольно простой… но на жителей Ефремова он почему-то оказывает магическое действие. На меня оглядываются, из машины высовывается парень в рубашке со стразами и в больших солнцезащитных очках и кричит: «Сфоткайте меня!»
Ещё компания ребят закрывает мне обзор дома, позирует и хохочет.
Самое действенное – игнорировать. Я молчу и занимаюсь фотоаппаратом.
Едем дальше, в маленький парк, там вечный огонь и памятник, елки. По дорожкам гуляют молодые мамы-девочки лет по 17, бегают дети.
— Никакого воспитания. – Вздыхает Лида, указывая мне на низкую пушистую елочку с грязными влажными салфетками на еловых лапах. – Родили в 16, школу-то не знаю, успели закончить. Вытерли руки ребенку – и на елку.
Лида переживает, что я фотографирую её, а она просто одета и не накрашена, и что я не купила сувенирный тульский пряник домой. Я отвечаю, что выглядит она прекрасно, по-деловому (это действительно так) и что пряники продаются и в Москве.
Проезжаем реку Красивую Мечу, на мосту мальчишки ловят рыбу, рядом пасется стадо коз. Где-то тут ещё протекает речка с забавным названием «Уродовка».
Тепло прощаемся с доброй Лидой.
20. 30.
Я помогаю Серафиме снять высохшее белье, и мы идем домой. Около подъезда она разговаривает с соседкой – соседка тоже на сносях. Она сидит на лавке под вишней, светлое у неё лицо и добрые глаза. Рядом на велосипеде разъезжает её дочка лет семи.
21. 00.
Серафима включает колонку (чтоб вода нагрелась), и набирает воду в огромный таз для Саши. Я сажаю его туда и, увидев Серафиму с половой тряпкой в руке, поспешно отнимаю тряпку и мою пол.
— Спасибо. А я тогда фиалки полью.
Она проходит в комнату с лейкой. Саша рисует в ванне пальчиковами красками: когда есть время, мама каждую минуту старается сделать для него развивающей. Саша разговаривает сам с собой. Ловлю обрывки фраз. «Солнышко. Слониха. Папа, наверное, приехал».
— Скучает.- Улыбнулась Серафима. – Соскучился, лапка моя. Папа приедет.
Я вытаскиваю Сашу из таза, вытираю, и он скачет в комнату к фиалкам. Удивляюсь, как он прыгает сред них – жизнерадостный и смешной и не одну не заденет. Я берусь за фотоаппарат, а Саша – за фиалку, тащит её мне понюхать.
22. 00
Серафима звонит мужу, подробно рассказывает, как прошел день и в том числе про меня. Саша играет в машинку, сообщает мне, что приехала машина из Москвы с подарками. Сидим в уютной комнате Саши. Рядом с его кроваткой – совсем маленькая, для новорожденного, они с мамой называют её «колыбелька»
В комнате Саши ещё есть аквариум с рыбками.
— Это папа купил. В прошлом году, когда он был в большом отпуске.
Рыбок ребенок у нас тоже очень любит, лежит, смотрит, рыбки плавают. Пытается их названия говорить: «Гурама» (гурами), «Бабасы» (барбусы),сомики (чисто выговаривать получается). Он любит их кормить, я одно время оттащить его не могла от рыб.
23. 40
Саша заснул.
— Есть что-то хочется. – Говорит Серафима, прикрывая дверь.
На кухне она греет себе суп, мне достает салат, который мне так понравился за ужином.
Мы говорим обо всем – о фиалках и мужьях, и особых экологических пеленках, о которых Серафима вычитала в интернете и сама на машинке сшила, об огороде, меде, воспитании детей. Она рассказывает, что посадила на огороде овечьи ушки, иссоп («растение из Библии»), эхинацею. Потом показывает мне экологические пеленки, рассказывает, что они удобнее и естественнее подгузников.
— Наверное, ты одна такая на всю Тульскую область – в деревне Заречье с этими экологическими пеленками… — Подытожила я.
00.00
Мы перемещаемся в комнату, я сажусь на застеленный диван, Серафима устраивается напротив, на полу, на груде подушек.
— Хорошо, что ты приехала, когда муж уезжает, мне как-то депрессивно становится…
Тут как-то ну, мало кто уважает своих собственных мужей. Если говорят о них – как-то немножко пренебрежительно, как в анекдотах. Я помню, недавно была на рынке. Стою, прикидываю – сколько помидор покупать, их надо донести до выхода с рынка, а там доеду на такси. И продавщица сердобольная спрашивает:
— Как же ты бедная, беременная, эти помидоры потащишь? Где муж-то?
И сказала с оттенком сочувствия, наверное, ожидала, что я начну: «Да вот такой-сякой, я и то и се, дом на мне, дети на мне, все сама…» А я говорю:
– 11 утра, будний день, ну, муж, наверное, работает, логично, на чьи бы деньги я эти помидоры покупала?
И она отозвалась:
— Молодец, защищаешь.
А чего защищать – если это действительно так, констатация факта.
00. 30
Муж легок на помине – от него приходит смс, и Серафима снова звонит ему. На этот раз после короткого разговора Серафима передает трубку мне, и я включаю диктофон.
Ничего страшного
— Что вам рассказать? Зарплата сейчас меня не очень устраивает, а в качестве, как работа, устраивает. Скучаю по семье – звоню по телефону домой. Москва — город слишком неуютный и она слишком много требует в плане работы. И я, и жена — оба родились на земле, в деревне, и всё-таки нас к земле тянет больше. Ефремов – довольно грязный город, в плане экологии. Слишком много заводов стоит. Думаем переехать со временем.
Вот мои друзья оттуда — водку пьют. Буквально восемьдесят процентов мужского населения этим занимаются. Пьют от безысходности. То есть они в Москву уехать не желают, там нужно работать, или жёны не пускают, или ещё что-то, либо просто не хотят. А всё, что можно делать в таких вот посёлках – это пить водку.
Вот допустим, у нас есть проблема комплектования штата: набираем людей из таких вот посёлков, городов… А там уже людей взять невозможно, потому что почти одни алкоголики. И всё равно мы берём людей оттуда, потому что люди более-менее приезжают подработать хотя бы несколько месяцев и они работают. А москвичи работать вообще не хотят – но это отдельная тема. Москвичей мы вообще не берём на работу. Их не устраивает зарплата, монтажниками работать не хотят… Даже если хотят работать, то мало чего умеют.
Я так скажу – что муж работает в другом городе, ничего страшного в этом нет, все от людей зависит! Некоторые семьи это не разрушают, а даже подстёгивают к тому, чтобы не разрушались. Если семья разрушится – она разрушится, и в наших посёлках, когда муж сидит дома при жене. Потому что когда человек ездит на заработки, он многим себя обязывает, он обязывает себя кормить семью, это тоже немаловажный фактор. У меня друзья — они уже по пять – десять лет работают в Москве. И всё равно семьи остаются. И живут! Мы отдыхаем друг от друга, меньше обижаем друг друга, я приезжаю домой – соскучился, что-то новое, новизна как бы в отношениях. Я, конечно, понимаю, что много минусов, но и свои плюсы есть.
7. 30
Я встаю по будильнику, Серафима уже на ногах.
Наливает мне чай со свежей малиной, делает бутерброды.
Протягивает мне пакетики и баночки:
— Это чабрец, это мята, зверобой и мед наш, для тебя и для вашего главного редактора.
Так все любовно упаковано в пакетики, баночки из-под детского питания. Дарит мне фиалку: «ты говорила, что увлекаешься».
Она встает со стула, выдыхает и вдруг вцепляется в кухонное полотенце с такой силой, что пальцы белеют.
— Серафим…
— Ничего – она улыбается через силу.- Это ещё пока не те схватки. Предвестники. Отпустило.
8. 00.
Приходит бабушка, Серафимина мама с сумкой- мешком. Знаю про неё, что работает медсестрой в специализированном детсаду.
Улыбается мне и кивает, как старой знакомой.
— Смородины-то возьмете?
И сует мне банку с черной смородиной, и зачем-то ещё и апельсин.
Её папа ждет нас в машине.
Меня завозят на станцию, Серафиму — то ли в роддом, то ли в консультацию, я так и не поняла.
Прощаемся, с ней как с сестрой. Не меньше.
Для меня это загадка – откуда такая безмятежность разлита на лице Серафимы. Множество дел, забот, а она ходит, как ни в чем не бывало, говорит размеренно и спокойно. Спокойствие и умиротворение, которым проникнуто все. Я так и не поняла – откуда это. Понятно – что изнутри, но откуда?
P.S.
Вечером мне приходит смс от Серафимы: «Девочка 3650, 55, все хорошо».
Даже не сомневаюсь.
Коровина Елена