В Курске
Курск встречает воздушной тревогой. Здесь это привычное явление. Во время воя сирен транспорт останавливается, магазины закрываются, такси дорожает, вызвать его теперь сложнее.
Набравшись терпения, я дожидаюсь машину. Водитель, перебивая сирену, рассказывает, что устал от напряжения, приграничье с недавних пор охватили боевые действия: 6 августа ВСУ атаковали несколько курских сел. С тех пор сирена стала звучать чаще, а людей на улицах города стало больше — десятки тысяч жителей области покинули свои дома.
К курскому Красному кресту за гуманитарной помощью пришли более 100 человек. В том числе и Галина. Пожилая женщина еле стоит, у ее ног — подушки, большое одеяло и пакеты из Красного креста.
— Из села под Суджей меня забрали соседи, — рассказывает она потерянно. — Сын до этого ушел на работу на ферму. Что с ним стало — неизвестно, в селе уже несколько дней нет связи.
Тут вещи Галины подхватывает волонтер и они уходят.
«Ищу родителей»
С 8 августа в группе «ВКонтакте» курского отделения поисково-спасательного отряда «ЛизаАлерт» появляются анкеты с ориентировками на пропавших жителей приграничья. Только за 10 августа движение получило 144 обращения, всего за месяц — 456 заявок. Их обрабатывают более 100 добровольцев со всей России, в том числе волонтеры из Липецкой, Орловской, Ульяновской, Московской областей, добровольцы из республики Адыгея.
— Важно понимать — то, что заявка одна, не значит, что ищут одного человека. Заявка поступает на двух, трех и более человек, — сказала на брифинге 14 августа Татьяна Чаплыгина, информационный координатор курского отряда «ЛизаАлерт».
В большинстве публикаций с анкетами, размещенными в паблике, стоят хештеги #Суджа’нский р-н, #Курск’ая обл. Самому молодому пропавшему — 11 месяцев, самому пожилому — 101 год. Ищут близких и в местных пабликах по типу «Подслушано Суджа». Сообщения о том, что разыскиваемый нашелся — большая редкость. Не лучше статистика Российского Красного креста (РКК).
— В первые же дни обострения ситуации на границе мы открыли горячую линию для звонков из Курска, — рассказывает Дарья Меркулова, руководитель отдела по восстановлению семейных связей центра розыска информации РКК. — Люди стали все чаще просить найти близких. В первые два дня волонтерам поступили более 1000 запросов на розыск пропавших, найти пока удалось немногих.
Волонтеры распространяют по ПВР (пунктам временного размещения) бумажные анкеты и оставляют контактные данные для тех, кто покинул свои дома без телефонов и не имеет возможности обратиться за помощью через соцсети или официальный сайт РКК.
Вскоре после нашей беседы к Дарье подходит мужчина с немного помятым листом А4. На нем большими буквами напечатано «ИЩУ РОДИТЕЛЕЙ», ниже — фотография близких, информация о том, когда они перестали выходить на связь, и контактные данные. Нервничая и не выпуская телефон из рук, он просит повесить это объявление. Протянув его Дарье, мужчина быстро уходит, отказавшись говорить с журналистами.
«Они были в аду»
В лагере на базе аварийно-спасательной службы стоят около 20 палаток с двухъярусными койками. Внутри мало места, душно. Беженцы предпочитают находиться на улице. Вспоминать случившееся одни отказываются, другие — отмахиваются, предлагая побеседовать с жителями Суджи, о которых говорят: «Они были в аду».
В одной из палаток сидят пять человек. Все они из Суджи.
— У вас кто-то из близких остался там?
— Зачем вы на больное… Не надо об этом говорить…
Женщина ложится на кровать, подтягивает колени к подбородку и плачет. В Судже у беженки осталась семья. Уезжать она не хотела: «Меня за шкирку схватили соседи, посадили в машину и увезли». Что стало с ее близкими — неизвестно.
Я вышла на улицу. 62-летний смуглый мужчина подсел ко мне на лавочку и предложил закурить. Свой дом он покинул в ночь на 10 августа. Он слышал звуки обстрелов и жужжание дронов. Рассказывает, что на дороге увидел тела погибших соседей. В деревне у мужчины остались два брата. У беженца нет телефона и документов, при нем только немного денег и пачка сигарет, которой он хотел со мной поделиться. Вспоминая дом, он заплакал.
В таких ситуациях к людям сразу подходит штатный психолог базы Оксана Завьялова. Слезы — самая частая и наиболее адаптивная реакция на травматическое событие.
— Человеку нужно поплакать. Нельзя это прекращать, надо дать выплеснуть эмоции через слезы. Всегда можно посидеть, поговорить, выслушать его, предложить воды. Такие действия, на первый взгляд элементарные, помогают человеку почувствовать, что он не один, — говорит Оксана.
Оксана работает психологом больше 20 лет, в аварийно-спасательной службе Курской области — 13. За это время на территории ведомства ПВР появлялся несколько раз. Здесь ставили палатки для беженцев Донбасса и мобилизованных, собирали гуманитарную помощь для жителей Сербии, Крыма, пострадавших от наводнения в Приморье. Но помощь жителям приграничья стала самой масштабной за всю историю базы. Развернутый здесь 8 августа лагерь рассчитан на 400 человек, прошло через него более 500.
Сотрудникам базы помогают волонтеры. Каждый час на территорию заходят люди с пакетами, полными вещей, подъезжают машины с продуктами питания, приходят жители города, желающие помочь. Но даже с такой поддержкой спасателям, психологам, бухгалтерам приходится работать на кухне, решать всевозможные задачи: от логистики до адресных запросов пострадавших.
— Прежде всего мы делаем для людей то, что им необходимо. Что необходимо человеку? Безопасность. В тех условиях, в которых мы сейчас находимся, стараемся проявлять человеческую заботу, делать пребывание здесь максимально безопасным, — говорит Оксана под звуки работы ПВО.
В ночь с 10 на 11 августа Курск проснулся от ракетной атаки. Обломки сбитой ракеты упали на жилую многоэтажку, 15 человек попали в больницу, двое из них в тяжелом состоянии. Звук прилета разнесся по всему городу.
Многие беженцы покидали свои дома под обстрелами, здесь звуки сирены стали частью их жизни. Но главное — непонимание дальнейших перспектив, люди хотят домой, но что стало с их квартирами — неизвестно.
— Решение таких житейских проблем, — объясняет Оксана, — один из важнейших этапов для проработки травмы. Но сейчас это практически невозможно. Палаточный ПВР выполняет скорее роль перевалочного пункта: люди приезжают сюда ненадолго, далее их увозят в более обустроенные пункты.
Такие, как ПВР в общежитии Курского аграрного университета.
«К такому масштабу не был готов никто»
7 августа Курский государственный аграрный университет развернул на своей территории ПВР. Сейчас там живет более 500 человек. Он заполнен под завязку — свободных мест нет.
По академгородку бегают дети. На лавочках сидят пожилые женщины в халатах и домашней одежде. Внутри Курска будто появилось маленькое село. Но, несмотря на оживленную атмосферу, тревога не оставляет это место — замечаешь, когда всматриваешься в лица людей.
Коридоры кампусов темные и пустые. На общажной кухне дымится пустая сковородка, двери комнат обклеены стикерами студентов: рэперы, коты и Че Гевара. Из приоткрытой двери одной из комнат я слышу:
— Проходите!
Здесь живут беженцы из Рыльска. Раньше комната принадлежала трем студенткам аграрного университета, уроженкам приграничных районов Курска. Две из них уехали на лето к близким, а на их место заселили маму, бабушку и собаку третьей девушки.
У самого порога ко мне с душераздирающим лаем подлетает собака.
— Блэки несколько дней жила без хозяев, — рассказывает новая хозяйка комнаты. — Когда начались обстрелы, а окна выбило ударной волной, мы не успели забрать ее с собой. Вылезая в окно, схватили лишь документы. Два дня Блэки жила одна в обстреливаемом городе, пока я за ней не вернулась.
С тех пор некогда ласковая и дружелюбная собака кидается на людей, хозяева по совету местных медработников отпаивают ее корвалолом.
Что сейчас происходит с Рыльском — точно неизвестно. Собеседница рассказала, что связи в городе почти нет, там осталось где-то 10 процентов населения, в основном это мужчины, которые охраняют свои и соседские дома.
На территории общежития люди столкнулись с тем, что кто-то забирает мешки с игрушками или по несколько раз подходит за получением пакетов с гуманитарной помощью.
— К таким проблемам администрация университета не была готова, — говорит проректор КГАУ Валентин Дудко.
Он рассказал, что университет заранее подготовил ПВР на случай экстренных ситуаций: для этого задействовали нежилые комнаты, их оснастили всем необходимым и «законсервировали». Но предполагалось, что в случае ЧС университет примет 100–200 пострадавших. Опыт организации ПВР перенимали у Белгородского университета.
— Мы смотрели, как работает Белгородский аграрный университет. Он стал первопроходцем в организации такой работы. Сейчас мы с его сотрудниками советуемся. Многие ситуации они прошли и нам подсказывали, как и что делать, чтобы мы заранее ко многим проблемам были готовы. Но не к таким объемам, — говорит Валентин Дудко.
Всего в Курской области функционирует 77 ПВР, где размещены около 5 тысяч 500 человек. Психологическую поддержку им оказывают около 50 психологов МЧС и сотни волонтеров.
Валентин Дудко показывает количество поступающих звонков — экран становится красным: каждую минуту проректору звонят по 2–3 человека, предлагающих свою помощь. Он не всегда успевает им отвечать, как и координировать волонтеров — еще одни руки нужны, но куда их пристроить, в суматохе непонятно. Волонтерят в КГАУ и за его пределами также сами студенты. Их можно застать за помощью пострадавшим по всему городу.
«Куда едет игрушечный поезд? — Домой»
Среди 5 500 беженцев более 1 000 детей. Об этом 13 августа на брифинге сообщил официальный представитель МЧС России в межведомственном оперативном штабе Артем Шаров. Но детям требуется особая помощь.
Ангелина Тягова — психолог ПВР академгородка. Рядом с ее кабинетом находится большая светлая комната, в которой стоят ряды стульев, заложенных гуманитарной одеждой, и игровой уголок. Взрослые разбирают завалы из пожертвованных вещей, а рядом под присмотром психологов играют дети.
— С маленькими детьми мы работаем в игровой форме, ребенок начинает отыгрывать какие-то свои переживания и то, как он себя чувствует, в какой ситуации находится. Допустим, вот поезд, что он для него значит? Что он делает и куда едет? Некоторые говорят «домой», — рассказывает Ангелина.
Номера психологов можно найти как внутри общежития, так и на большой доске перед входом в один из корпусов, специалисты доступны ежедневно.
Но, признается Ангелина, ей как психологу еще ни разу не звонили. Люди, преимущественно прибывающие в шоковом состоянии, задают вопросы о том, могут ли волонтеры принять новых пострадавших, где находится медпункт. Иногда, завидев бейджик Ангелины, к ней подходят и начинают разговаривать. Девушка отмечает, что психология развивается, но, к сожалению, еще не все ей доверяют. В то время как детям, столкнувшимся с такой трагедией, важна помощь специалистов.
— Вариантов развития не проработанной травмы масса. Дети могут, когда чуть подрастут, как-то вытеснять свои чувства, эмоции. Возможно, будут какие-то сложности с выстраиванием отношений, предполагаю, что может быть такой дезорганизованный тип привязанности, — замечает Ангелина.
Шаров на брифинге также заявил, что учебный процесс для детей, которые сейчас находятся в ПВР, будет организован в ближайших школах. Но подготовка учеников, потерявших накануне 1 сентября дом, не ограничивается покупкой тетрадей и канцелярских принадлежностей. Как они переживут трагедию — непонятно. Это зависит от того, как сами родители справляются с новыми условиями, насколько они включены в эмоциональное здоровье ребенка.
Что будет с самим общежитием до 1 сентября, в администрации ГАУ пока сказать не могут. Проректор предполагает, что старшие курсы, за которыми закреплены комнаты, продолжат обучение в очном формате, первокурсников могут временно перевести на дистант, а может, студентов отправят на традиционную для них практику — собирать яблоки.
«Что будет дальше — чистая импровизация»
На улице Белинского лежат раздавленные, плохо пережившие непогоду сгнившие яблоки. Беженцев и волонтеров, перекрыв дорогу, охраняют сотрудники ДПС. Сюда, к «Дому добрых дел», ежедневно приходят сотни жителей Курской области, чтобы получить гуманитарную помощь. В толпе пострадавших едва не начинается давка, волонтеры с громкоговорителями пытаются организовать людей. Воют сирены. Периодически над головами передают подушки, одеяла, постельное белье.
Время от времени из толпы выходит мальчик-волонтер в желтом жилете и предлагает людям горячие обеды и питье. Андрею 16 лет. Он с родителями покинул Глушково 8 августа. Вскоре после переезда, 10 августа, мальчик сам стал волонтером, мама такое решение поддержала.
— Я был два дня в лагере под АЭС в Курчатове. Далее меня срочно оттуда забрали. Мать сказала, что в 30 километрах от нас они. Мы быстро собрали вещи и уехали в Курск. Что стало с нашим домом, мы не знаем. Что будет дальше? Чистая импровизация!
Рядом стоят машины, все с открытыми багажниками, забитыми вещами. Военкор Татьяна Круглова приехала в Курск волонтером с движением «Общество. Будущее» (ОБ) и проектом «ТЫЛ-22».
— 8-го числа ребята [из ОБ] были в Донецке, собирались уезжать в Москву, а я вообще на маникюре сидела. Тогда и спросила, собираются ли они в Курск. Мне дали 30 минут на сборы, и мы поехали. В первый день я вообще не понимала, что здесь делать, но 9 августа подтянулись другие волонтеры, и мы отправились в большой ПВР <…>. Только за сегодня я потратила 320 тысяч на продукты, медикаменты, детское питание. Меньше, чем на сотку, не закупаемся. Сереж, подойди сюда! Тут у нас комментарий берут! Сколько ты сегодня потратил?
— Тыщ 300.
— Я больше!
К девушке подходит пожилая пара, спрашивая, где можно взять постельное белье. Татьяна резко поворачивается к багажнику машины, достает упаковки белья и продуктовые наборы. Строго командует помочь беженцам донести все это до нужного места, отзываются два человека. Непонятно, приехали ли они на Белинского именно в качестве волонтеров, ведь за неделю многие куряне ими стали. К «Дому добрых дел» постоянно подходят с пакетами жители города, продолжая приносить все необходимое пострадавшим.
— Я здесь по соседству зубы лечу, от соседки узнала о том, что требуется помощь. Дома была хорошая одежда, которую не жалко отдать. Сказали, что здесь ее уже не принимают. Сейчас отвезу ее в другое место, а сюда завтра привезу бытовую химию, в которой тоже нуждаются, — говорит местная жительница Саша.
«Думали, что я переодетый в священника военный»
Рядом с МВД на улице Карла Маркса стоят беженцы. Они пришли восстанавливать документы. Многие боятся со мной разговаривать, узнав, что я не местная.
Коридоры МВД заполнены. Самая длинная очередь — в кабинет, где можно получить паспорт. В ней сидит иеромонах Мелетий — насельник Горнальского монастыря.
7 августа, во второй половине дня, отец Мелетий покинул Суджанский район. Каждый день он встречает прихожан своего монастыря, который в день отъезда священника обстреляли ВСУ. Во время бомбежки в храме шла литургия.
— Когда начались первые обстрелы, я забежал в храм. Наш священник служил в литургии, один брат пел на клиросе. В это время начались уже вторые прилеты. Жертвенник трясся, постоянно били по этому храму и по соседнему. Господь дал дослужить, по нам не попало. Было очень тяжело, потому что били танками, а не минометами, как обычно в нашем городе.
После службы священники спрятались в оборудованном под бомбоубежище подвале, который находился под алтарем. Позже обстрел прекратился, но вскоре в храм стали врезаться дроны. Соседний, недавно построенный храм загорелся, от него остались только обгоревшие стены. Настоятель игумен Питирим ранее рассказал РБК, что всего в монастыре укрывались 15 человек.
— В какой-то момент мы перебежали в трапезный корпус. Благо, в подвальном помещении, которое там есть, стены старинные, по 80 сантиметров толщиной.
Выбравшись из трапезной, отец Мелетий с собратьями и другими насельниками выбежали на стоянку. Священники собрали людей, распределили их по машинам, которые вскоре покинули город. Сам он остался в Суджанском районе.
— Мы проснулись в 6 часов утра, было все еще тяжело, но как будто этот кошмар закончился. Я походил полтора часа, понял, что надо как-то выбираться. У нас была только надежда на неожиданность. Подождали до вечера, где-то часа, наверное, в 4 я понял: если мы сейчас не выберемся, то не выберемся вообще. Сели в машину, усадили туда же 82-летнюю бабушку-монахиню, слабоходящего 70-летнего дедушку. Мы бы пешком могли перейти спокойно, через речку переплыть, но решили прорываться вместе. Завели машины и быстро поехали, чтобы дроны не догнали. Доехали до села, навстречу выбежали мужики. Говорят: не едьте, там машины по дороге дальше расстреливают. А я не мог бросить людей и в одиночку идти пешком.
Дальнейший путь был осложнен.
— Меня высадили из машины, начали допрашивать, проверять все. Рюкзак вытрясли. Забрали телефон, начали его смотреть. У нас еще был военный рюкзак такой медицинский. Нам волонтеры подарили. И за этот рюкзак пристали. Я стал объяснять, что там, где мы живем, он просто необходим, люди гибнут. Документы я во время отъезда где-то оставил. Они не верили в это, думали, что я переодетый в священника военный, тыкали автоматом, на повышенных тонах говорили, чтоб не двигался. Но нас все же пропустили, подвинули мины. Машину, которая ехала рядом с нами, после прохождения поста обстреляли. В ней ехал Сережа, послушный, большой человек, блаженный, инвалид второй группы. Когда машины, проскочив Суджу, остановились, Сережа был уже мертв. Пуля попала ему в легкое.
Отца Мелетия и других священников, бежавших из Курской области, приютил местный храм. Он планирует после получения паспорта продолжить служить и поддерживать других беженцев.
«Сирена — музыка для души»
В здании, напротив которого находится нулевой километр Курска, работает НКО «Дышим вместе» — снимает небольшое помещение среди кабинетов администрации города, отделения почты и пунктов выдачи заказов.
После того, как масштаб трагедии приграничья Курска стал ощутимым для жителей самого города, к центру обратились за помощью. Здесь стали помогать волонтерам, оставив на время привычные занятия. В инклюзивной кухне наладили производство горячих бутербродов, варят компот, в соседней комнате шьют одежду.
В самой кухне за большим столом стоят четыре человека. Они делают заготовки, собирают бутерброды и дежурят у духовки, нарезая параллельно яблоки для компота. Девушка Карина встречает меня широкой улыбкой, подзывает к столу. Я улыбаюсь ей в ответ.
В центре обычно много людей с ментальными заболеваниями, порядка 40 человек, но теперь из-за останавливающих транспорт сирен не все могут самостоятельно до него добраться. Их сопровождают родители, собираются и едут вместе.
С воспитанниками «Дышим вместе» работают психологи, иногда все гости центра собираются в круг и беседуют об атмосфере в городе. Но сирен многие здесь не боятся. Карина с все такой же улыбкой назвала их музыкой для души.
— Наш центр работает в Курске с 2021 года, тогда открылись первые ремесленные мастерские для взрослых и молодых людей с ментальными нарушениями. Эти ребята находились в изоляции. Мы старались создать уютное пространство, полезные занятия, чтобы они могли трудиться, найти друзей, поддержку, помощь. А сейчас ребята, которые раньше сами нуждались в помощи, помогают другим, — рассказывает представительница проекта Татьяна Мирзаханова.
В центре находятся шесть ремесленных мастерских, в каждой из них работают мастера-профессионалы. Их воспитанники поэтапно, осваивая операцию за операцией, учатся разным ремеслам.
— Есть ребята с тяжелыми нарушениями, они чаще всего остаются на одной и той же операции. Это тоже большое дело, они в цепочке общих задач выполняют важную работу, — говорит Татьяна.
Из духовки достали бутерброды. Совсем скоро их отвезут волонтерам, которые сейчас по всему городу помогают беженцам.
«Мы думали, что это просто очередной обстрел»
Курский Красный крест ежедневно помогает сотням пострадавших. На улице сидят уже обеспеченные наборами беженцы. Многие нервно курят или, наоборот, без проявления каких-либо эмоций бродят со стеклянными глазами.
Здесь мне удается познакомиться с Аллой, уроженкой Суджи. Вместе с трехлетней дочкой она покинула город в ночь с 6-го на 7 августа.
— Мы уехали в 8 утра, потому что ждать было уже нечего. Началось в три часа ночи. Просто ад. Падали люстры, выбивались двери, все просто трещало, дрожало, ребенок в полном стрессе. Мы думали, что это просто очередной обстрел.
В очереди на получение помощи одни, услышав историю Аллы, кивают, другие отворачиваются, чтобы скрыть слезы.
Фото: Полина Дуганова