“Мы можем стать частью всеобщей истории”. Поэт Ольга Седакова — о восстановлении Нотр Дам

Ольга Седакова

То, что случилось с этим великим зданием, —  горе для многих. Собор построен, как строились древние храмы: с любовью и верой, как общее религиозное приношение. Человеческий гений в нем проявился во всей силе. Сколько веков множество людей молились здесь, думали, музицировали (органистами собора были лучшие французские музыканты). Париж без этого Собора — как будто  обезглавленное тело. И Франция, и Европа…

Особенно горько, что это произошло как будто неоправданно: ведь храмы рушились во время тяжелых исторических и природных катастроф — войны, бомбардировки, землетрясения. А здесь ничего такого не было.

Собор Парижской  Богоматери может быть больше, чем какой-нибудь другой христианский собор, стал родным для людей в разных точках мира, и у нас в России тоже. Может быть, из-за романа Гюго, может быть, из-за того, что о нем очень много писали, и все, кто ездил во Францию, старались его увидеть, посетить. В любом случае это — общее сокровище человечества, потому и такая общая реакция боли.

Когда ты там бывал не раз, в разные годы, с разными спутниками – это просто часть твоей жизни. Так у меня в уме все эти лица и эпизоды проносились вчера.

Особая история, связанная с Собором, для меня – это обращение Поля Клоделя, одного из моих любимых поэтов, которого я немало переводила. Он пережил его на рождественской службе в Нотр Дам, и в храме установлена табличка: «На этом месте (дата, которую я точно не помню) Поль Клодель пережил обращение». Богородица – ей посвящен Собор – прямо обратилась к нему. Каждый раз, бывая там, я подходила к этому месту.

Поскольку я знаю Европу «в лицах»: в лицах моих друзей и знакомых, меня нисколько не удивила реакция французов, которые на коленях молились  и пели у горящего собора. Я знаю, какая живая вера существует сегодня во Франции, в Париже, какие там есть новые христианские движения. Конечно, они составляют в современной цивилизации меньшинство, но это очень живое и горячее меньшинство. Я бы сказала, что у нас такого христианского меньшинства много меньше.

Слухи и разговоры, которые  возникают очень быстро и невольно, про то, что пожар собора – некий знак для современных людей, я бы, скорее, отгоняла. Обратите внимание: даже Папа Римский Франциск не говорил ни о каких знаках. Того, что можно прочитать как знак (зловещий или предостерегающий) немало и без этого пожара. Да, это событие очень значительное и потрясшее многих, но не стоит искать в нем какую-то конкретную символику.

Уже вчера было видно, как боль и желание каким-то образом поправить дело стали объединять людей. Многие во всех  концах мира захотели каким-то образом участвовать в восстановлении Собора. Самое простое участие — финансовое, или, быть может, какая-то техническая, инженерная помощь. Уже поступают такие предложения со всего мира. И у нас, надеюсь, есть люди, которые захотят участвовать в восстановлении собора (по предварительным предположениям, оно займет не меньше 10 лет). Если ты хотя бы 20 евро вложишь в эти работы, то примешь это участие в общей истории. Я, например, хочу это сделать.

Я думаю, что случившееся уже показало и еще покажет нашу способность объединяться во время несчастий. К сожалению, теперь именно горе или какая-то катастрофа объединяет людей. Общих радостей у нас как-то не осталось. Но я думаю, вокруг восстановления Собора Парижской Богоматери мы увидим значительное и, может быть, даже неожиданное объединение тех, кого называют «людьми доброй воли», bonae voluntatis.