— Во имя Отца и Сына и Святого Духа, аминь! И вот в сегодняшний воскресный день Церковь празднует память святых новомучеников и исповедников российских (проповедь была 6 февраля. — Прим. ред.), и этот день необыкновенно важен для нашей Церкви.
В течение многих десятилетий, когда был еще советский режим, Церковь не могла осмелиться — именно так было, не могла осмелиться — вспомнить тех, кто пострадал за веру. Имена святых мучеников и исповедников хранились христианами, о них знали, помнили, их фотографии перепечатывали. Об их жизни было известно, немногое, конечно, но о жизни самых известных и самых ярких наших мучеников знали христиане еще и в советское время. Об их жизни многое печаталось в самиздате, за этот самиздат другие христиане также были гонимы, и арестовывались, и сидели в советских тюрьмах и в лагерях.
И вот настало время, когда мы смогли прославить наших новомучеников и исповедников российских. И написать икону прекрасную вот этого Собора новомучеников. Имен этих многие тысячи, уже известных и прославленных. И каждый год к этим именам прибавляются новые — тех священников, епископов, монахов, мирян православных, которые пострадали за Христа во время безбожных гонений.
Мы сегодня живем в достаточно благополучном мире, в Церкви, которая не испытывает внешнего давления. У нас открыты храмы, мы можем спокойно молиться, исповедовать свою веру, у нас издаются книги, Священное Писание, на телевидении есть целый канал, где можно говорить о Христе, и сама наша жизнь может быть свидетельством о Боге.
И для нас, современных людей, все дальше и дальше уходит память наших новомучеников и исповедников российских.
Она еще уходит потому, что почитание, настоящее церковное почитание этих святых в нашей Церкви до конца не сформировалось.
Я все время думаю: а почему? Почему, собственно говоря, такого настоящего, народного, всенародного, всехристианского почитания новомучеников у нас нет? Особенно из современного поколения христиан — о них мало кто знает. Мало кто вообще интересуется их жизнью, мало кто знает их имена. Ну, кто они? Кого мы назовем? Что мы знаем об их жизни?
Мы очень хорошо, например, знаем житие великомученика и Победоносца Георгия. Мы всегда узнаем его икону — сидящего на коне и копием пронзающего дракона. В его житии много чудес. То он кого-то исцелил, то сам как-то вдруг освободился от всех своих ранений после каких-то катастрофических мучений, то какому-то крестьянину воскресил коровушку, то еще что-то, освободил какую-то пленницу от дракона. Мы с вами читаем эти прекрасные сказочные истории — и все про него известно. И мы ему молимся, заказываем молебны, мощи его целуем, когда их привозят из каких-то экзотических православных стран, в очереди выстраиваемся.
Рельефная икона «Чудо святого Георгия о змие». Россия. Середина XVIII в. Государственный Исторический музей
То же самое мы знаем про нашего великомученика-исцелителя Пантелеимона. Мы очень почитаем Пантелеимона. И знаем его житие прекрасно: и как он пострадал, и как вместо крови излилось молоко во время его мучения. И прибегают к святому Пантелеимону всегда, когда нужно попросить здоровья. Конечно, всем людям нужно быть здоровыми, мы много болеем и болеем страшно, и тяжело, и опасно. И есть к кому прибегнуть в этой немощи — к великомученику и целителю Пантелеимону. И знаем его житие. Вот его умучили, а олива вдруг вся покрылась зелеными цветами — столько чудес, столько прекрасного.
Знаем о святой великомученице Варваре. Ее имя присвоено нашим победоносным ракетным войскам. Великомученица Варвара отвечает за стратегическое вооружение нашей российской армии.
Очень много древних житий мы с вами знаем, иконы во всех храмах у нас висят, молебны заказываем. У нас сложилось почитание этих древних мучеников с их удивительными житиями, в которых так много прекрасных чудес, к которым так легко и приятно прибегать в молитве, заказывать молебны, прикладываться к их святым иконам. И мы сразу их узнаем по иконографии.
А у святых новомучеников и исповедников российских — вот беда — чудес ведь никаких нет в житии. Их убивают, и никакое молоко вместо крови не течет, их мучают, а они не исцеляются.
И никто не исцеляется, к ним прикоснувшись. Никто не получает от них религиозных бонусов. Посмотришь на их лица, сфотографированные перед расстрелами, в их расстрельных страшных делах, и в общем даже непонятно: а как им молиться, этим людям? О чем можно у них попросить?
У этих страдальцев сталинских жутких лагерей — о чем можно просить? У них ли просить нам об исцелении? Об обмене квартир? Об урожае? Об устроении семейной жизни? Вот у этих людей, сфотографированных перед расстрелом, об этом просить?
Невозможно. Ну вот невозможно их об этом попросить. У сказочных святых — можно. Потому что невозможно себе представить мучения, которые были 2 000 лет назад у великомученика Георгия. Так, как они написаны в житии, в этом прекрасном литературном памятнике, полумифическом, с разными сказочными чудесами — как можно вот к этому отнестись всерьез? Он есть как святой, да, а мучение — оно придуманное, ненастоящее, написанное, нарисованное в этих житиях. Поэтому к нему легко обращаться с просьбой об урожаях. Так же, как и к великомученику-исцелителю Пантелеимону, которого по-настоящему мучили.
Фото: Станислава Марченко / «Вода живая»
Мучили их всех по-настоящему. И кровь у них была красная, и в молоко она не превращалась. И никакого удовольствия и радости от своих мучений они не испытывали.
Но мы этого понять не можем, читая их древние жития, потому что их реальные мученичества для нас несопоставимы с тем, что мы знаем о новомучениках — они-то страдали по-настоящему и слишком недавно все это было. Их внуки, сыновья и дочери живы до сих пор. И эти сыновья и дочери боялись даже говорить в течение многих-многих лет и десятилетий, кто были их родители, кто были их деды, пострадавшие за Христа. Они вычеркивали память этих людей из своей жизни и даже своим детям об этом не говорили. Настолько это было страшно.
Поэтому мы не можем им молиться о нашем благополучии. А раз мы не можем молиться святым о благополучии, зачем тогда нам такие святые? Ну вот зачем они нам нужны?
Ведь нам святые-то нужны не потому, что мы можем подвигу их подражать, как-то за ними следовать. Нам не кажется, что наши святые и мы как-то слишком близки друг к другу. Наши святые — они где-то там, далеко, в космосе. И вообще не понятно, как они на этом свете появились, эти святые, которые так на нас не похожи, в житиях которых столько чудес, столько необыкновенного, драконы разные, понимаете ли, встречаются. Мы же никогда в жизни драконов не встречали. Ну, таких вот, нарисованных.
Настоящих человеческих драконов мы встречаем ежедневно. Но мы к ним привыкли. Мы с ними примирились, с этими драконами, мы научились с ними латы плавить, входить в компромиссы. Мы научились молчать, когда эти драконы изрыгают свою ненависть, и желчь, и злобу. Когда они унижают других, когда пытают других, когда сажают невинных.
Икона «Собор новомучеников и исповедников Церкви Русской». Фото: izhsobor.ru
Мы научились с ними жить, с этими драконами. Они нас приручили. И поэтому какие-то другие драконы, нарисованные драконы, нам понятнее.
А новомученики и исповедники российские с этими драконами вместе жить не хотели. Они говорили правду. Они этой правды не боялись. Они за правду, Божью правду, пошли на смерть, свидетельствуя о Христе.
А нам удобно жить с драконами, и поэтому мы будем молиться нашим древним святым о нашем благополучном житии с драконами.
А наши новомученики и исповедники российские оказываются тут ни при чем, у них нечего нам попросить. Ни избавления от зубной боли, ни помощи при обмене квартиры, при поступлении в университет, благополучия семейного. Как просить у этих людей? У мучеников? Доведенных до голода, до отчаянья. Как у них этого просить? Невозможно.
И поэтому мы их не знаем, мы ими не интересуемся, и мы ничего у них не просим. А стоило бы.
Стоило бы и нам у них попросить быть христианами настоящими, честными людьми, не боящимися драконов, не боящимися говорить правду, свидетельствовать о той самой правде Божьей, которая возвещается нам святым Евангелием. Аминь!