Куратор направления кормления бездомных, сестра милосердия Елена Касимова – человек-порядок. Она строгая – не забалуешь. Сесть на шею и обвести себя вокруг пальца не позволит. За пять лет существования этого благотворительного проекта повидала всякое и человека видит насквозь.
Мы садимся в холодный автобус. Женщины надевают рабочие куртки, резиновые перчатки. Белые косыночки с красным крестом. По-хозяйски оглядывают автобус, пересматривают вещи на оборудованных полках и вешалках. Сегодня, как обычно, еще одежду нужно раздать. На улице холодает. Подопечным пора утепляться.
В ПАЗике четыре пассажирских сиденья, остальное место приспособлено для работы: слева полки для одежды, прикрытые шторкой, справа и сзади оборудован стол. Тут же стоит тара с горячим чаем и для еды. Чай кипятят и заваривают сестры сами, до отъезда, поэтому им нужно прийти на место гораздо раньше десяти утра.
Мы катим по оживленным городским улицам. Проезжаем мимо собора Святой Троицы. Он возвышается над одной из главных улиц города – Удмуртской. Храм был возведен в 1814 году и обрастал красотами – приделами и колокольней.
Сегодня вторник. Вторую поездку сестры совершают по пятницам.
– Знаете, как я своих бабушек люблю? – рассказывает Елена Касимова о других сестрах. – На них всегда положиться можно. Мы уже лет пять не то что в отпуск не ходили, не можем выехать в паломнические поездки. Но, значит, так тому и быть. А иногда очень хочется. Галине Дмитриевне 74 года, Светлане Федоровне – 67. Есть у нас еще Татьяна Леонидовна. Ей 72. Немолодые уже все, но обижаются, если я вдруг на дежурство кого-то не поставила.
– Вы строгая, у вас, наверное, все ходят по команде?
– Нам никаких команд не нужно. Мы люди поколения СССР, там все было иначе – надо, значит, надо. А вот что касается людей, которых кормим, там да. С ними нужно строго. Там же своя жизнь, свои правила. Но если ты пришел к автобусу, должен соблюдать наши правила. К нам же идут не только бездомные. Много таких, кто не может или не хочет жизнь свою устроить. Безработные, любители пропустить стаканчик, и не один. Они пытаются свои права качать, бездомных обижают. Говорят, что сначала они, а уж потом другие. Вещи могут у бездомных отобрать. За угол зайдут – и отберут. А вот бездомные – среди них есть очень скромные. Скажешь: «Идите за добавкой», так они в сторонке стоять будут. Не наглые. Про себя говорят: сами виноваты, что так жить стали, не винят никого и слова плохого не скажут ни о ком. Поэтому моя задача – порядок наводить, чтобы бездомных не обижали. Не раз мне говорили: мол, у тебя выгорание, раз не можешь с ними сердечно. А со многими нельзя сердечно. Наглеют.
– Тем не менее, кормите всех.
– Сначала стараемся бездомных. А вообще всех, да. Так наши благотворители решили: если человек подошел к автобусу – кормить. Благотворители вот уже пять лет и автобус нам выделяют, и оплачивают еду. Готовят для бездомных в кафе, предприниматель откликнулся. Хлеб жертвует другой человек, тоже предприниматель.
У меня муж, бывает, откроет дома холодильник и скажет: ну вот, у тебя всё для бездомных, а нам чего поесть? Я в ответ: «Так, Рашид! За тебя же они молиться будут». Он мне: «Ты чего это придумываешь? Кто молиться будет? Бездомные?» А я объясняю: «Нет, их ангелы». И он успокаивается, и дальше живем. Бывает, что из дома тоже еду возим, иногда что-нибудь вкусненькое.
ПАЗик подъезжает к железнодорожному вокзалу. Елена Николаевна привычно ставит тару на тачку и спускает ее с подножек, деловито отправляется в сторону входа. Идем в привокзальное кафе. Там ждут. И уже через две минуты под крышкой специального чана пышет жаром каша.
– По-разному пробовали. Нам варили из наших продуктов, были другие варианты, но вот сейчас все очень удобно. Здесь отличную кашу варят. И мяса в ней много. Рожки иногда делали, но они хуже – и по питательности, и по сытности, и по весу. Сейчас порция в триста грамм каши выходит на 32 рубля. Раньше у нас было две точки, сейчас одна. На двух точках под девяносто человек набиралось, сейчас за шестьдесят.
Загрузились, едем на точку. Минут десять, и на месте. Узкая дорога со скромным движением, с одной стороны частный сектор, как вперед посмотришь – многоэтажки. Справа от автобуса небольшая возвышенность. Через несколько минут здесь будет есть кашу разный люд.
Автобус подъехал, а его уже ждут человек десять. Незаметно собралось больше сорока.
Елена Николаевна выстроила всех молиться. Кто-то для виду присоединился, кто-то вместе с ней пытался шептать молитву. Длилось это недолго, все происходит словно по сценарию. Тут же выстраивается очередь за кашей.
Рыжий парень с сильного похмелья комментирует:
– Сначала женщины. Эй, а ты чего, женщина?
– Раскомандовался, – пробубнил мужчина в кожаной куртке и очках. Он уже успел получить свою порцию. Почему-то думается, что он из бывших инженеров. Оказалось, строитель. Наиль не востребован сейчас. Работы мало. И паспорт утерян. И спит, где придется.
– Ой, какие мужики-то у нас сегодня! Джентльменистые прям, – сиплым голосом отвесила в сторону похмельного «блюстителя порядка» женщина без возраста в розовой куртке. Утробно засмеялась.
Едят быстро, чтобы не остыло. Потом чай с белым хлебом, пара карамелек. Потом добавка. Она бывает не всегда. И сестры сожалеют, что порции иногда приходится размазывать. Нужно, чтобы хватило всем.
За бортом автобуса еще только предзимье, но пора бы уже и утеплиться. Галина Дмитриевна и ее напарница переключаются на раздачу теплых вещей.
– Носки есть у вас? А варежки? – спрашивают озабоченные предстоящими холодами постояльцы столовой на колесах.
В руках Светланы Федоровны мелькают красные рукавицы. Дело рук мастерицы при храме. Шьет она эти рукавицы из мохнатых зимних шарфов. Их жертвуют вместе с другой одеждой прихожане. Тут и курткой можно разжиться, и другими теплыми вещами. Двое мужчин спрашивают про бритвенные станки. Сегодня их нет.
– Галина Дмитриевна, прошу вас, пожалуйста, помогите нам. Только вы можете его вытащить, – обращается молодая женщина.
Уже потом Галина Дмитриевна расскажет про бездомных мужчину и женщину. Они живут вместе и «вдряпались», по ее словам, в очередную историю. Аля сначала переживала за Дениса, что тот паспорт потерял. Помогли сестры милосердия. Документ восстановили. Потом женщина переживала, что заразила его туберкулезом. Обследовали. Пронесло.
А сейчас он непонятно у кого и непонятно что делает. Есть предположения, что его используют как рабсилу. Уйти оттуда не может. Надо как-то вызволять. Галина Дмитриевна озадачена. Вот и номер телефона «работодателя» уже есть, встреча назначена. Дениса она называет парнем не пропащим, просит у него разрешения написать его маме в Сибирь. Готова принять ее в своей квартире, если та соберется приехать за сыном тридцати восьми лет. Три года как он зимует в Удмуртии.
Примерно через час народ рассосался, женщины убираются в автобусе, и мы едем обратно в храм. Пакет с мусором из-под еды уносит в контейнер доброволец – из тех, кто столовался. В сестричестве при храме нужно перемыть посуду. Но сначала горячий чай с пирогами – Елена Николаевна успела позаботиться и об этом.
«Сейчас они друзьями становятся»
– Вы же все у истоков создания этого направления стоите. Неужели не было никогда чувства неприятия такой жизни, брезгливости?
Галина Дмитриевна, которую бездомные называют самой доброй из всех, похожа на былинку – хрупкая и нежная. И голос – словно кто-то на дудочке играет. Надо ей заниматься такими делами?
А она улыбается:
– Раньше у меня осуждение было. А сейчас они друзьями становятся. Всё рассказывают нам. Мы всех по именам знаем, и они нас. На улице иногда встречаемся – здороваемся. Помогаем им. Но порой очень сложно в том плане, что в городе нашем некуда их пристроить. Полиция говорит: идите в больницу, больница отправляет в паспортный стол, оттуда говорят: вам нужно в «Теплый кров» или в службу соцобеспечения. И так по кругу. Обычные люди готовы помогать таким людям, а государство – нет.
– «Теплый кров» – это одна большая палатка обогреваемая. Приют здесь дают на ночное время суток. И только зимой. И это тоже по нашей линии. Ее благотворители открывают на зиму. Но вот в этом году пока ее нет. Так куда нам с ними? Оставить на улице? Взять домой? – рассказывают женщины почти в один голос.
– Сейчас паспорт никак не можем сделать человеку. Не могут найтись архивные записи о ранее выданном документе. Но все равно что-то думать нужно, – присоединяется Светлана Федоровна. – Есть сложности и в общественном транспорте, в такси. Не все горят желанием посадить в салон человека, от которого пахнет. Но мы их стараемся в порядок привести, одежду чистую даем.
Елена Николаевна говорит о бездомных и социально некрепких своих согражданах без эмоций:
– А мне нечем брезговать таких. Я сама жила в похожих условиях в детстве. Нас десять детей было, родители сильно пили. Мы иногда по неделям могли ничего не есть. Как выжили – до сих пор не понимаю. Не иначе, как Божья помощь. Братья у меня один за другим сели. За батон хлеба и палку колбасы. Мы с сестрой, когда выросли, рано замуж сбежали. Я почему строгая такая? Люди, которых мы кормить ездим, такие легенды о себе расскажут – врут и обманывают. Все виноваты, кроме них самих. Ухо востро надо держать. А добрыми людьми, которые жалеют и сюсюкают, они манипулируют. С нами разные люди ездили. Кто-то остается как волонтер, кто-то уходит, а другие становятся священниками – таких от нас трое вышло.
За все это время многие бездомные умерли. Случай такой был с женщиной. Узнали мы, что умерла она, а потом по анкетным записям, которые я веду, удалось найти ее родственников. Не отказались – забрали и похоронили как принцессу, а не как бомжа. Мы рады.
Одежду теплую возим. В этом тоже нужно понимать. Например, обязательно свитера. На пуговицах кофту им часто не застегнуть самим – пальцы обморожены, не работают. Первые годы, как мы ездили, они даже спасибо не говорили. Сейчас благодарят. Документы восстанавливаем. В этом году получилось девять паспортов справить. Ну как человеку жить без паспорта? Так хоть доживет, пенсию сможет получать. Когда в паспортном анкету заполняем, немного биографию узнаём – тут убил, там ограбил. А так ничего вроде – вежливо разговаривает.
Навык к добру вырабатывается
Сестре милосердия Елене Веретенниковой 46 лет. Работает операционной сестрой в одном из городских роддомов. Живет с сестрой и папой. В храм пришла, как многие – когда горевала по уходу из жизни мамы. Лет тринадцать назад. Восемь лет Елена служит в сестричестве. А чуть более шести лет назад стала координатором направления по работе с республиканским онкологическим центром.
– По-настоящему изменения внутри меня начались именно тогда, когда пришла в сестричество. До того все время думала: нужно же что-то делать! Вера без дела мертва. Да и времени свободного много стало. Работаю сутки через трое. Могу быть кому-то полезной.
– Значит, самореализация?
– Нет, это другое. Как сказать, не знаю. Самореализация на работе, наверное, еще где-то. Должно же быть движение внутреннее, развитие. Я называю это человеческим долгом, даже если звучит высокопарно. В одних он просыпается раньше, в других – позже, а в ком-то никогда.
– В сестричестве какое развитие находите?
– Во всем, что делаем, вырабатывается навык к добру. Люди, кто здесь служит, становятся добрее. Я стараюсь стать лучше. Получается не всегда.
– 24 часа в сутки человек может быть добрым? Вы, например…
– К этому можно и нужно стремиться. Я же говорю, что у меня далеко не всегда получается. На работе в шутку про меня говорят, что если бы не церковь и сестричество, то я могла бы «расстрелять» всех. Мы же постепенно растем духовно. И если видим, что меняется мир вокруг нас, значит, мы сами меняемся.
– А зачем нужно навык к добру вырабатывать?
Елена смущается, теряется и удивляется одновременно. В карих глазах появляется пламя.
– Когда мой телефон молчит, это настораживает: как так – никому не нужна? Я много лет здесь, в сестричестве, и особенно над такими вопросами не задумывалась. Просто делаешь то, что нужно, и всё. Так светло, спокойно и радостно становится, когда человек в онкологии ушел с миром и светом внутри. А если еще и помирился с близкими – это же замечательно. Я, когда в сестричество пришла, боялась, что не получится. Ну что сказать человеку, которому осталось жить всего ничего? Чем его утешить? Недавно поняла: если человек не хочет говорить о Боге и Церкви, можно просто подержать его за руку. Молча. В отделении химии такое часто бывает.
– А были такие, кто уходил из сестричества, конкретно от работы по вашему направлению в онкоцентре?
– Молодежи сложно эмоционально это выдержать. Таких почти нет. Но вот случай был. Сестра ходила ухаживать за болящими. Женщина незамужняя, ей нестерпимо сложно было видеть голых мужчин. Страсть это или стыд – не знаю, но она ушла. А потом через пять лет вернулась. Здесь больше возможностей быть полезной и помогать людям.
– А у вас интересно сложилось, как бы уравновесились две стороны жизни. В роддоме – рождение, в онкологии – чаще, чем хотелось бы – уход человека.
– Я не стала бы так говорить. Роддом – тоже не одна радость. Однажды врач сказала, что здесь даже стены кричат от боли. Женщины часто рожают в муках, это болезненный процесс. Конечно, потом счастье смотреть на мам и малышей. Рожать мы любим. Но больно смотреть на отказников. То, что вижу в онкологии – не открытие. Трубки – тоже привычно. Я медик, знала, куда шла. Конечно, тяжело эмоционально. Иногда домой идешь, словно вагон разгрузила, а казалось бы – что делала? Тут и там боль, но результат разный.
– А радость жизни в чем? Ваша личная радость?
– Ну вот бабушка есть у нас, при храме живет, ей 94 года. Мы, сестры, за ней ухаживаем. Приведешь ее в порядок, протрешь, памперс поменяешь, конфетку дашь – она довольная, улыбается. Чем не радость? Раньше я думала, буду прибегать в сестричество раз от раза. А сейчас получается, большую часть времени провожу здесь. То бездомных кормить едем, то другое служение.
– А что для вас все-таки сложно в онкоцентре? Бывают такие моменты?
– Конечно. Я каждый раз не знаю, что сказать человеку. Сама себе косноязычной кажусь. Мы все разные. Если человек меня не подпустил к себе, может, позволит кому-то другому. Здесь важно все: уровень жизни, образование, внутренний мир человека. Помню, в неврологии, где я раньше служила, девушка лежала с восьмым инсультом. Жесткая, грубая, никого не принимала. Но наша еще более жесткая Елена Николаевна подход к ней нашла. Сложно справиться с эмоциями и чувствами, когда в онкологии видишь знакомое лицо, узнаёшь в больных близких.
Еженедельно по средам в онкоцентре сестры милосердия читают Акафист и «Всецарица». Те, кто лежит в стационаре, могут присоединиться. В отделении химиотерапии молитвы читают ежедневно.
Воскресная встреча
В девять утра каждого воскресенья в сестричестве людно. В помещении несколько комнат – для сестринских сборов и встречи гостей, два санузла, в одном из которых ванна. Склад для вещей. Их жертвуют прихожане и жители города. Тут же – небольшой швейный цех.
Главная сестра Татьяна Емшанова проводит что-то вроде планерки: какие планы, что получается, что необходимо, на что обратить внимание, что сделано за неделю. В помещении длинный стол, фортепиано, на стенах иконы и тематический плакат. За столом сестры. Многие уже разошлись, и к половине десятого их чуть больше десяти.
Смотрю на женщин – все такие разные. Но выражение глаз у каждой особенное. Они смотрят на тебя и одновременно куда-то вглубь себя.
Голос старшей сестры, Татьяны, по телефону звучал так, как если бы я разговаривала с преподавателем университета – интеллигентно, неспешно, четко, со смысловыми ударениями и паузами. Словно она только прочла очередную лекцию студентам. Служение Татьяна Ивановна называет жизненной потребностью:
– Когда много беды, много страждущих, понимаешь, что ты из тысячи людей кому-то можешь помочь. Человек на пороге ухода, например. А уходить без Христа страшно же…
– Это вам страшно без этого уйти. Всем ли нужно то, о чем вы говорите? Может, встречались на вашем пути отказы от общения, разговоров о Боге и спасении души?
– Конечно. Безусловно. Чаще так и бывает, – хором говорят сестры.
Рассказывают, как после испытаний человек может прийти в храм и благодарить. Это для сестер милосердия настоящая награда.
– А если человек не хочет, чтобы чужая тетенька трогала и меняла ему белье?
– А если у него диарея и он уже весь никакой? Как тут? Мы же в белых халатах, внешне ничем не отличаемся от медсестры или санитарки. Мы не женщины в этот момент, мы сестры милосердия. Конечно, мужчинам неудобно.
Помню, только начинала служение. Дело было в больнице. Мужчина-мусульманин. И у него диарея. А сам он не может себя обслужить. И вот я через каждый час меняла ему памперс. Он весь сжимался, так ему было неудобно. Я пыталась утешить и мягко, но настойчиво делала свое. Ты же понимаешь, что человеку неприятно находиться в таком состоянии. Когда пришла его жена, он ей рассказал, что «эта девочка всё перебрала под ним». Довольный был, неудобство ушло, осталась благодарность, понял, что со мной спорить бесполезно.
Помочь человеку перебороть стыд и стеснение можно добрым словом. Иногда ты не знаешь, почему подошел именно к этому человеку. Оказывается, что как раз в этот момент женщина после тяжелой операции думает, где бы ей повеситься. Потому что не выдерживает боли. И тут приходит сестра, предлагает: не хотите помолиться? Человек переключается, а после и мысли уже не те, что были. А потом эта женщина приходит к нам в храм, а через какое-то время уходит в мир иной совершенно спокойной, – говорит Татьяна Ивановна.
Сестра милосердия должна созреть
За восемь лет своего существования сестричество и его начинатели прошли определенный путь, наработали опыт, многое поняли. Разработали Положение, в котором прописали этапы становления сестры. Сначала человек идет в добровольцы, потом в младшие сестры, а уже после, когда она созрела, принимается решение о присвоении статуса сестры милосердия. Когда человек укрепился в намерениях служить, в своих делах и мыслях, тогда ему выдается форма.
– А какой путь должна пройти женщина, чтобы могла надеть форму сестры?
– У нас есть Кодекс сестры милосердия. В нем описан даже внешний вид. Она должна быть скромная, спокойная, аккуратная, приветливая. Сестра должна быть воцерковлена, читать Евангелие, святых отцов. Встать на определенный путь и идти по нему сознательно. По Положению, от волонтера до младшей сестры проходит год, а до сестры милосердия может пройти три, пять лет и больше.
Кандидатура принятия сестры обсуждается на совете. Когда сестра надевает форму – это своего рода проповедь. С нее и спрос другой. Иногда человек соблазнился внешним видом, ему захотелось так же, но дальше этого не пошел. Большой отсев происходит на стадии становления сестры. Это нормально. Некоторых приглашаем сразу на служение в больницу – пойдемте посмотрим, попробуйте. Человек сходил раз и не вернулся. Так мы и проверяем. Человека, когда он только начинает, прикрепляем к опытной сестре, показываем, рассказываем.
– Давайте поговорим о том, с чем приходится сталкиваться. Не каждый испытывает прекрасные чувства, когда памперс меняет. Вы что, вообще не брезговали никогда? Честно…
Тут мнения разделились. Со всех сторон два ответа – «конечно» и «никогда». Старшая сестра, Татьяна Емшанова говорит, что все было:
– Я – очень брезгливый человек. Раньше с замиранием сердца – эти запахи… Не могла себя пересилить. Пошла к духовнику, говорю, что, наверное, не смогу. Он спрашивает: а ты перед служением молитву читаешь? Нет. И потом все изменилось. Первый год было ощущение, что Господь несет на руках. Это радость непередаваемая.
Я очень долго искала счастья в жизни до прихода в сестричество. У меня была престижная высокооплачиваемая работа. Однажды стою в аудитории перед директорами заводов и начальниками производств с лекцией. И вдруг мысль в голове: что я перед ними стою? Ведь есть люди, для кого я могу сделать что-то хорошее. С аудиторией разговариваю, а мысль эта не отпускает. И я начала дома молиться: Господи, помоги мне.
Когда увидела маленькую записочку о том, что организуется сестричество при храме, не задумывалась, что делать дальше. Через год ушла с работы. Меня уже не интересуют наряды и дресс-код, макияж. Как пришла в сестричество, поменяла гардероб. Я давно овдовела, но мужское внимание сейчас тоже неважно. А в самом начале пути искушений было немало. У храма, бывало, с огромным букетом роз ждали. Круг общения со временем тоже поменялся. Так получилось, что мне не о чем говорить с ними, им – со мной. Некоторые одно время у виска крутили и откровенно не понимали. И это тоже не имеет значения.
Сестры милосердия, а их сейчас в сестричестве во имя иконы Божией Матери «Всецарица» 47, в большинстве своем – женщины в почтенном возрасте. Почти всем за шестьдесят. Связано это с тем, что служение идет в основном в дневное время. Всю неделю сестры милосердия на посту. Кто в онкоцентре, кто в отделении неврологии больницы №9, другие спешат в паллиативное отделение городской больницы №1 или в автобус с едой и одеждой для бездомных. Работает в сестричестве детское направление и адресная помощь. Организовано все четко, каждая сестра знает свой участок, но некоторые успевают на два, а то и на три фронта.
Сестричество во имя иконы Божией Матери «Всецарица» создано при соборе Святой Троицы в Ижевске в ноябре 2011 года. Создал его заместитель настоятеля, иеромонах Антонин (Напольских) по распоряжению Высокопреосвященнейшего Николая, митрополита Ижевского и Удмуртского с привлечением Общества православных врачей. Вместе с ним создавала сестричество, налаживала его работу первая старшая сестра милосердия, врач-невролог Маргарита Николаевна Савченко.
Ольга Кожемякина, фото автора