СМС незнакомцу
«Дыши глубже», — гласило сообщение.
Как обычно, Ким быстро отреагировала на мой сигнал SOS — редкая черта для друга.
На моем телефоне замигало еще одно сообщение: «Ты уже выбрала этот путь». «Может, скажешь, куда именно он меня выведет?» — отмахнулась я, чувствуя, как мне становится легче. «К новой жизни», — ответила она.
К этому моменту Ким и я уже несколько месяцев были друзьями по переписке. Наш общий друг Дэвид познакомил нас онлайн, потому что считал, что нам есть о чем поговорить. Он знал, что моя жизнь в тупике и что примерно в 900 милях к северу от меня то же самое происходит с Ким.
Он также знал, что мы обе одинокие матери и обе переживаем тяжелый период в жизни. Так кто же поймет нас лучше, чем незнакомец, верно?
Ни Ким, ни я не помним, что мы в первые дни писали друг другу.
Ким довольно быстро узнала, что у моей мамы рак груди в терминальной стадии. Последнее сканирование показало метастазы в легких, почках, печени и костях. Ее душевное здоровье также было под вопросом, так как вместо того, чтобы лечиться, моя мама отказалась от помощи врачей.
«У меня была хорошая жизнь», — говорила она. А так как я не могла оставаться столь же равнодушной к ней, как она сама, мы с детьми жили между двумя домами — маминым в Колорадо и нашим в Джорджии.
Впрочем, я сама только что стала матерью-одиночкой.
«Взлетаем, — написала я, сидя в самолете на взлетной полосе в Атланте между двумя малышами. — Пожелай мне удачи».
«Она с тобой», — ответила Ким.
«Я чувствую твою боль, и это меня не пугает»
Ким всегда готова поддержать. Это тоже выстраданный навык.
Примерно за полгода до нашего знакомства она проснулась и обнаружила, что ее парень Адам мертв. Они только что вернулись из романтической поездки по Вьетнаму. Это было своего рода возвращение домой, поскольку Ким — одна из тех 3000 младенцев, которые были эвакуированы в США в конце вьетнамской войны.
Тогда это было ее первое вынужденное прощание с родной матерью и с родиной.
Второе произошло уже во взрослом возрасте — Ким похоронила обоих приемных родителей и рассталась с мужем.
Затем последовала любовь и смерть Адама.
Поэтому теперь, когда накатывала тревога, мы бросались к телефону, набирали друг другу сообщения и ждали ответа.
Одно дело — говорить с друзьями, другое — с тем, кто тоже пережил горе. Мы не собирались соблюдать формальности светской беседы. Наша относительная анонимность позволяла нам быть откровенными и не пытаться храбриться и выставлять себя в лучшем свете, как, вероятно, мы делали бы, общаясь с друзьями или членами семьи.
Ким не пыталась облегчить мою печаль. Ей не нужно было менять меня. И наоборот.
Мы по очереди подхватывали друг друга. Именно так это работало — непринужденный пинг-понг уязвимости и поддержки.
«Я не могу перестать думать о том утре, — написала Ким в тот день, когда в ее памяти снова всколыхнулись воспоминания о смерти Адама. — Я помню, как делала ему искусственное дыхание, пока не приехали полиция и врачи. Офицер тихо сказал мне, что нет смысла ехать в больницу».
«О, мой друг, — ответила я. — У меня болит сердце за тебя».
Никакими словами не облегчить боль утраты. Но мы с Ким переписывались не поэтому.
Вместе мы заглянули нашему горю в глаза. За время этого долгого разговора о любви, утратах и жизни мы поняли, что все эти нежные «мне так жаль», «обнимаю» или «ты переживаешь трудное время» на самом деле были способом показать, что не нужно проходить через все это в одиночку.
Мы словно повторяли друг другу: я чувствую твою боль, и это меня не пугает.
Когда у тебя горе, твоя жизнь трещит по швам. Но планета продолжает вращаться. Или, как поется в моей любимой песне: «Солнце так же взойдет, несмотря на боль». Нет никаких пауз. Счета и горы грязного белья копятся, а дети кричат, требуя нашего внимания. И нам надо выдержать все это.
Вот почему по утрам я по-прежнему вовремя отвозила своих мальчиков в школу. Покупала продукты. Продолжала работать. Я ходила на йогу и иногда встречалась с друзьями.
И все же проживала каждый день с черной дырой в сердце. Я не могла унять дрожь даже в самый теплый день. У меня выпадали волосы. Я стремительно теряла вес, хотя раньше это стоило мне труда.
Я улыбалась и говорила знакомым, что у меня все хорошо. А потом писала Ким: «Не хочу ничего делать сегодня. Плачу и не могу остановиться».
Как сообщения вывели меня из темноты
Фридрих Ницше однажды сказал: «Невидимые нити — самые прочные узы». Не могу не согласиться.
Одна из этих нитей — покойный парень Ким. Я знала Адама еще в колледже. Мы посещали одни и те же вечеринки, у нас было несколько общих друзей, в том числе Дэвид, который познакомил нас с Ким. Мы мало общались, но тем не менее эта невидимая нить не оборвалась, когда он окончил медицинскую школу, встретил Ким, влюбился и умер слишком рано. Мне нравится думать, что именно любовь Адама соединила нас с Ким.
Одно сообщение переросло в тысячи. Мы с Ким создали дружбу наоборот.
Непрекращающиеся беседы о смерти и разводе привели нас к более приземленным темам. Ким — учитель естественных наук в средней школе, она много говорит, почти не спит, имеет отменное чувство юмора и никогда не пропускает игру Mets (профессиональный бейсбольный клуб). Она — сорванец на каблуках.
Я — немногословный журналист. Серьезна, спокойна и с радостью поменяю туфли на шлепанцы.
Но все эти детали не имели значения.
Нас объединял один вопрос: «Как пережить потери, сохраняя лицо?» Конечно, простого ответа нет. Ведь горе столь же лично, сколь история любви, стоящая за ним.
В моем случае короткий ответ следующий: я прошла этот путь с мобильным телефоном в руке, и сообщения Ким медленно вывели меня из темноты.
«Думаю о тебе, — писала она в последнюю неделю жизни моей мамы. — Я знаю, это очень тяжело. Рада, что вы вместе».
Яркий букет цветов появился у меня на пороге в годовщину смерти моей мамы, потому что Ким уже знала то, что скоро поняла и я: горе живет в нашем теле. Детали прощания прорастают в наших клетках еще до того, как мозг фиксирует дату.
«Спасибо, — написала я, положив цветы на обеденный стол. — Спасибо тебе». Два слова, которые я бесчисленное количество раз писала Ким. Два слова, которые я получала в ответ в равной мере.
Вот так я сблизилась с женщиной, с которой никогда не встречалась лицом к лицу. Эта дружба удивительна и прекрасна.
«Это так странно», — признавали мы много раз на протяжении трех лет нашей дружбы. Мы общались по телефону и отправляли друг другу сообщения. Радиочастоты наших мобильных телефонов отныне образуют крепкий мост поддержки от Нью-Йорка до Атланты.
Примерно через год общения мы поняли, что пережили самые тяжелые времена, вернулись к жизни и хотим дать такую же возможность другим людям. Вместе мы запустили приложение под названием Goodgrief, которое позволяет людям, пережившим тяжелые потери — смерть близких, перинатальную потерю, болезни, несчастные случаи, разводы — находить друг друга, общаться и помнить, что они не одиноки.
Мы с Ким так ни разу и не встретились. Однажды мы это сделаем. В нужное время. А пока нам достаточно дорожить знанием, что красота может произрасти из боли, а близость — из потери.
Перевод Марии Строгановой