«У вас будет двойня»
Мы с мужем Андреем хотели ребенка. Первым у нас родился сын, Петя. Как только он появился на свет, я стала мечтать, что у него будет брат или сестра. Казалось, что в материнстве мне открылся новый мир.
Но следующая беременность оказалась замершей. Мне было тяжело. Еще через год я снова забеременела, на УЗИ меня обрадовали: «Двойня». Но один из плодов перестал развиваться. Я чудом доносила сына. Мы с Андреем назвали его Георгием.
Спустя несколько лет я снова мечтала о ребенке. «Петя, Гоша подрастают. У нас есть ресурс. Буду жалеть, если не рожу еще», — говорила я Андрею.
Вскоре я снова сидела в кабинете УЗИ. Мне сказали, что будут двойняшки. Это было волшебство! Всю беременность была счастлива, смотрела, как два сердца бьются на мониторе. Чувствовала, как по-разному пинаются будущие малыши. Не знала пол, но понимала: один активнее, другой деликатнее.
22 недели. Какие роды?
Гинеколог отправила меня на консультацию в перинатальный центр в Балашиху, где мне и предстояло рожать. Помню, как приехала туда в восхитительном настроении. Врач смотрит анализы, делает УЗИ и вдруг говорит: «Готовьтесь к родам, спускаем вас в родзал прямо сейчас».
Ничего не болит, не тянет, срок 22 недели. Какие роды? Я в фильме? Психика не воспринимала происходящее как реальность. Волшебная беременность разлеталась вдребезги. Но я успокоилась и твердо сказала себе: «Пока дети живы, шевелятся, смысла переживать нет. Может, все плохо, но поплачу об этом завтра».
В родзале пролежала четыре часа. Слышала, как плачут новорожденные. Видела мам в обнимку с младенцами. Прислушивалась к ощущениям: схватки есть, а потом утихают. Слава Богу! Паниковать и расстраиваться рано.
«Сколько-то проживут»
Как только спустилась в палату, стала разбираться, чего мне стоит ждать — читала, звонила, задавала вопросы на форумах. Для меня не существовало ничего, кроме мира недоношенных и сайта «Право на чудо».
Вскоре я знала все: как ведут беременности с риском преждевременных родов в России, за границей, какие препараты принимают, как рожают, спасают детей. Видела, что врачи заботились обо мне и хотели дать шанс еще родить в будущем. Но никто не говорил, что будет с детьми. Звучало неопределенное: «Сколько-то жить будут».
«В России выхаживают новорожденных старше 22 недель либо весом больше 500 граммов. Дотянуть бы, чтобы детей спасли», — думала я.
Врачи прогнозировали максимум два дня. Не вставая с постели, почти не шевелясь, я пролежала две недели. По состоянию понимала — мне становится хуже. Рождение детей — вопрос времени. Поэтому обсуждала с врачами все, что ждет меня и детей дальше.
«Давайте дексаметазон? Поможем легким младенцев раскрыться, чтобы не склеились после родов», — говорила я. «Бесполезно, — объяснял врач. — Легкие настолько незрелые, препарат не поможет. Его вообще ставят после 24-й недели». Но согласно врачебным протоколам, беременность сроком 23 недели и 1 день в документах обозначается, что пошла 24 неделя. С этого срока допускается применение препарата для раскрытия легких. Настояла — медики согласились.
«Только кесарево, — умоляла я врача. — Дети не будут проходить родовые пути, риск травмироваться ниже. Я говорила с мамами таких малышей. У моих будет шанс выжить». — «Зачем тебе шов на матке? — удивлялся доктор. — Не жильцы они. Лучше рожай и беременей. Если кесарево, то и этих не будет, и новых родишь нескоро». Спасло то, что один плод был в тазовом, другой в поперечном предлежании.
Вес детей — 490 и 495 граммов
«Отслойка плаценты. Срочно в родовую!» — сказал врач. Реаниматолог попросил подписать бумаги. Спрашивал, понимаю ли серьезность последствий для меня и будущих малышей. «У одного из детей нарушена целостность плодного пузыря», — сказала заведующая.
Может, сработал материнский инстинкт, но о плохом не думала. Меня переполняла любовь и вера, что детям суждено жить, а мне — любить их такими, какими подарил Господь. Убеждала себя, что мы с мужем высокие, крепкие, даже если младенцы по килограмму родятся, их выходят. Не знаю, откуда был этот бешеный оптимизм.
Когда в родзале назвали вес — 495 граммов, — мне впервые за долгое время стало дурно. Расстроилась, но взяла себя в руки. Услышала тоненький плач, назвали вес второго ребенка — 490. И сразу мысль, а первый-то малыш — тишина…
Мальчик родился в тяжелом состоянии. Острый воспалительный процесс в обоих легких, сопутствующие инфекции, множественные воспаления. Девочка была крепче, здоровее. Закричала сразу. У обоих детей пневмония и кровоизлияние в мозг.
Крестик под подушкой
Через пять часов после родов я пришла к малышам в реанимацию. Сын был на ИВЛ, а дочь дышала сама. Покрестила их мирским чином. А потом увидела объявление с телефоном священника и немедленно ему позвонила.
Утром священник покрестил детей кратким чином, окропил святой водой из шприца. Сына назвала Николаем, в честь Николая Чудотворца, которому молилась всю беременность. Дочь — Викторией, пусть будет надежда, что она сможет победить смерть. От сердца отлегло…
Кресты на детей не надели, прикрепили на пластырь внутри кювеза. Потом я узнала, что крестик переезжает с ребенком из больницы в больницу. Его всегда можно найти под матрасом или под подушкой.
Вышла из палаты и думала об одном: «Уже можно начинать любить?» Перед глазами стоял образ двух детей — худеньких, почти прозрачных. Они были похожи на лягушат. Оба в датчиках. Казалось, что они никогда не вырастут. Вернулась в палату, а там девчонки кормят крикливых румяных пупсов. Хочу ли я обменять своих крошечных малышей на здоровых и доношенных? Нет, они же мои, любимые.
Еще через два часа я узнала, что у Вики диагностировали перфорацию в кишечнике. Нужна срочная операция. Дочь увезли на скорой в другую клинику. Когда роддом передает младенца скорой, то перестает за него отвечать. Только два дня спустя мы с мужем выяснили, где именно Вика в больнице в Люберцах.
Сразу сделать операцию не смогли. Врачи стабилизировали состояние дочери, поставили дренаж и стали ждать. Связаться с врачом по телефону было нельзя. Я звонила в справочную трижды в день: «Состояние девочки Соколовой…?» — «Стабильно тяжелое».
Крепкий дуб и прекрасная роза
Неделю спустя меня выписали. Колю оставили в больнице — он сам не дышал, кормили его внутривенно, но капали молозиво на губы, чтобы ЖКТ продолжал работать.
Прямо из роддома я поехала к Вике. Она лежала в кювезе с двумя стомами и раной на животе. В нее вливали плазму, другие компоненты крови, чтобы организм смог пережить прошедшую операцию, но это помогало слабо. Дочь была на высокочастотном ИВЛ, легкие не воспринимали кислород.
Я вернулась домой и расписала жизнь посекундно. Отвозили Петю в сад, Гошу — в другой, муж — на работу в Реутов, я оттуда ехала в Балашиху к Коле. Сына я кормила по часам, сцеживалась прямо в реанимации. Заправляла молоко в шприцы и оставляла на два кормления вперед. Дальше — в Люберцы к Вике. Там посещение всего на час в строго определенное время. Пела ей песни, разговаривала, оставляла замороженное молоко.
Пару раз я была на встречах с психологом в роддоме. Он просил нарисовать образ детей. Коля вышел крепким дубком, Вика — прекрасной розой. Эти рисунки повесили рядом с их кювезами.
Через 10 дней после родов стало ясно, что Коля поправляется. В таблицах у кювеза прибавлялись миллилитры молока, выравнивались показатели анализов. Бывала у сына дважды в день, сразу после посещения Вики. Подпитывалась от него.
Моя жизнь разделилась на две реальности. Утро и вечер со старшими дома, день — с младшими в больнице. В какой-то момент поймала себя на мысли: живу две жизни, даже молюсь за старших и близнецов по отдельности.
Больницы были частью действительности, о которой никто, даже муж, не имел представления. Я избегала знакомых, боялась их вопросов, потому что не понимала, что отвечать. У моего отца диагностировали рак, и я не хотела говорить родителям все подробности того, что происходит в моей семье.
После рождения младших детей моя жизнь превратилась в ежедневное лавирование в потоке между четырьмя городами с выездом на МКАД. Бешеная скорость, бешеные расстояния, неизбежные аварии, ощущение, что все мы ходим под Богом.
«Ей грозит полная слепота»
Позднее, когда Вика пошла на поправку после операции, все признали, что это чудо. Но ей угрожала новая опасность.
У тех, кто родился весом в полтора килограмма, ретинопатия недоношенных бывает в 50% случаев, кто меньше 750 граммов — в 90%. «Через три дня девочка ослепнет, — сказал офтальмолог. — В вашем случае ей грозит полная слепота».
Единственным способом помочь Вике была операция с использованием ингибитора, который зарекомендовал себя в лечении рака. Его вводят в сосуды глаза. Он замедляет рост клеток. Цена операции — полмиллиона. Для москвичей ее делали бесплатно по ОМС в Солнцево. У нас не было таких денег, зато были друзья, которые сделали Вике временную прописку.
Нас госпитализировали вместе. Уход за стомами и послеоперационными швами лег на меня. В Солнцево никто не знал, как это делается, не их профиль. Я впервые взяла Вику на руки и поняла, что хочу ее сфотографировать.
Еще через неделю с тем же диагнозом в Солнцево привезли Колю. После операции Вику отправили обратно в Люберцы, а Колю возвращать в Балашиху отказались: «Есть более тяжелые дети, у мальчика все в порядке, забирайте домой».
Торжественная выписка
Старших детей мы отправили в Екатеринбург к родным на летние каникулы. С Колей, спустя почти четыре месяца мытарств, я уехала домой.
Когда старшие дети вернулись, я разыграла сцену выписки из роддома. Закутала Колю в красивые пеленки, нацепила бант и торжественно вышла из дверей детской поликлиники навстречу трем своим мужчинам, которые приехали прямо из аэропорта.
Родители мужа узнали о рождении Коли тогда же. Мы объяснили, что он родился раньше срока, врачи ничего не обещали, а я боялась всех расстроить, ждала, когда малыш наберет вес. Про Вику никому не сказали.
Когда дочь стала прибавлять в весе, ей сделали операцию по закрытию стом. Спустя пять с половиной месяцев с весом 2500 граммов ее выписали домой. Из-за множественных наркозов у дочери почти отсутствовали сосательный и глотательный рефлексы. Но оставлять ее в больнице было нельзя.
Если Коля становился обычным младенцем, который хорошо кушает и крепко спит, то с Викой было сложнее. К году она лишь на несколько секунд могла оторвать голову от кроватки.
Наши приключения не закончились на этом, но стали другими. Мы с детьми не раз ложились в больницы — то с пневмониями, то с ретинопатией, которая прогрессировала, то с нистагмом глаза. Все это казалось мелочами. Дети выжили, и это давало надежду, что дальше все будет хорошо.
Мы с мужем стали чужими
Однажды мужа вместо меня госпитализировали с Викой. Чтобы хоть капля молока влилась в Вику, ее приходилось в буквальном смысле трясти. Переборщишь — срыгнет и процесс бесконечного кормления придется запускать заново.
Андрей звонил в короткие паузы ее сна, несколько раз порывался уйти. Я уговаривала не ругаться, не раздражаться, терпеть. Я впервые поняла, что между нами возникло отчуждение. Мы незаметно, но окончательно утратили теплоту и близость друг к другу, превратившись в тактическую машину по выхаживанию младенцев.
Мы с мужем и детьми жили в маленькой квартире. Через месяц после того, как Колю выписали из роддома, купили участок и начали строить дом. Через год переехали. Площади и личного пространства стало больше, у каждого своя комната. Но вместо того, чтобы чаще быть вместе, отдалились друг от друга.
В большом доме я оказалась изолирована от друзей и знакомых. Гуляла с детьми во дворе, в лесу или в поле. Вся моя жизнь свелась к развозу детей на кружки, в школу, по врачам. Дом, о котором мечтала, стал клеткой. Почти три года я не думала о себе, и мне становилось все тяжелее.
Из-за огромной нагрузки и пережитых бед мы с мужем стали ссориться по мелочам. Андрей упрекал меня за деньги, которые я просила, за то, что приехала из Екатеринбурга и «из приданого имела только журналы Burda». Считал ленивой, когда я просила сбавить темп и перестать водить детей на сто кружков. «Я не всесильная», — говорила ему. — «Как другие живут, видела? Зажралась в трехэтажном доме. Ты в шоколаде. Сама родила детей, вот и занимайся, не смей обделять», — отвечал он.
Я увлеклась фотографией, получала второе образование. Андрея и это раздражало. «Женщина должна быть при детях. Держать дом в порядке, готовить еду. Выучишься, забросишь семью», — говорил он.
До декрета я работала экономистом, но не могла вернуться в компанию. Когда двойняшкам исполнилось три года, выглядели они максимум на два. Вике дали инвалидность, и я уволилась.
Но финансовой уверенности в завтрашнем дне у меня не было. Я действительно думала, что фотография поможет мне реализоваться и стать независимой от мужа. В какой-то момент я стала активно фотографировать малышей.
Отпуск, проведенный врозь
Дети росли на глазах. Вот уже Петя школьник, а Гоша — в старшей группе. Двойняшкам исполнилось три. Коля — веселый и шустрый, Вика не отпускает моей руки. Ходит медленно, ступает осторожно, так как плохо ориентируется в пространстве из-за особенностей зрения.
Мы с малышами часами сидели в песочнице на нашем дворе. Я фотографировала их и все чаще понимала, какое это счастье — дети.
В ноябре 2021 года мы поехали на отдых в Турцию. И там мы с мужем снова стали ссориться. На завтрак, обед, ужин в отельный ресторан мы ходили порознь. Андрея раздражало, что мы с Викой медленно собираемся. Дочери и правда на все нужно чуть больше времени. И муж уходил со старшими сыновьями отдельно. Жили мы тоже в разных комнатах.
Вечерами Андрей пропадал с новыми знакомыми в баре. Я понимала, что раздражаю его. Подключаться к помощи, уступать, учитывать сложности, которые бывают с маленькими детьми, ему было сложно. Мы будто разучились общаться.
Когда он работал, мы общались лучше, чем на отдыхе. По привычке я замкнулась в себе. В голове появилась мысль: «Как сказать, что нам надо развестись?»
Мы с мужем мало разговаривали, почти не общались на протяжении всего отпуска. А когда приехали домой, между нами повисло тягостное молчание. Были попытки объяснить, что уже давно у нас есть проблемы, но мы не слышали друг друга. Шансов на примирение не оставалось.
Новая жизнь
Я развелась с Андреем и вернулась с четырьмя детьми в двухкомнатную квартиру. Семью обеспечиваю сама — устроилась фотографом в театр, получаю помощь от государства как многодетная и мама ребенка-инвалида. В большом доме живет мой бывший муж. Оказалось, на этапе строительства он оформил его на своих родственников, я не имею на него прав.
Дети подросли. Я рада, что они не нуждаются во мне ежесекундно. Коле и Вике скоро в школу, это будет новый и непростой этап в нашей жизни. Сегодня по ним и не скажешь, что они родились весом меньше 500 граммов.
Я искренне благодарна Андрею, что он поддержал, не бросил. Был со старшими, когда младшие родились. Многие на его месте, узнав диагнозы и перспективы, которые грозят недоношенным, не пришли бы встречать в роддом. Он и правда большой молодец.
Но я поняла и другое. Если между мужчиной и женщиной есть согласие и любовь, то вместе они свернут горы. Но когда у отношений нет такого фундамента, то однажды они рухнут. Слава Богу, это не касается детей. Они — наше главное богатство, любовь, наша общая радость, которую не отнять!