Три пятых моей семьи были в отъезде, мы с годовалой дочкой пылились в душном городе, я не видела для себя неотложных дел и почти сразу сделала щелчок мышкой.
Открылась «Необразцовая семья» Анны Даниловой. Читала и все ловила себя на мысли, что автор где-то подслушала наши провинциальные церковные разговоры. С другой стороны, я, конечно, понимала, что речь о таком общем скепсисе – православному российскому люду не угодили с персонами Петра и Февронии как образцами христианского супружества.
«Монахи – идеал брачного союза, хм?! В чем православная, ну а значит, многодетная, семья (тогда, девять лет назад этот накал страстей вокруг тандема «православная семья – многодетная семья» был необыкновенно высок) может искать в них небесную опору?! Как понять им скорби многодетной матери, у которой двое с тремя вирусами слегли и еще четверо с двумя?! Да и вообще, неизвестно, чем там они в далеком XII веке занимались, может, вообще чайлдфри были! Вот последний император-страстотерпец – о его жизни хотя б достоверные сведения присутствуют, и деток как-никак пятеро, хотя тоже не фонтан для церковной семьи!» – нечто подобное (ну, я, конечно, немного утрирую) периодически доходило до моего слуха, вызывая явное отторжение.
Только если я слышала и ограничивалась внутренними переживаниями, то вот автор взяла и написала – проанализировала, сделала выводы, без всякой там поучительности показала, почему считать так опрометчиво.
И на фоне статьи я сделала для себя важное открытие (это сейчас оно представляется мне аксиомой): православная журналистика (темой моей дипломной работы в университете была, кстати, типология православной прессы) – это не расписание постных и скоромных трапез и не очередная заметка о рабочем визите архиерея на отдаленный приход.
Все это может служить только поводом к разговору – своевременному, правдивому, без нивелирования или излишнего ажиотажа. Разговору не о «нас», хороших, но с отдельными изъянами, и «них», добрых малых, но таких бездуховных, а о самой жизни, в том числе церковной, со всеми ее перекосами, несуразностями, горестями и маленькими успехами.
Отдельные фразы из той статьи еще долго крутились в голове – настолько точно были расставлены там акценты, подобраны слова и примеры. Я решила, что стоит следить за этим автором – наверняка у нее есть десятки, а может, и сотни других интересных статей на злобу дня. А еще – что вот сюда, на сайт под названием «Правмир» надо заходить почаще, и что уж разочарование от бесплодности времени, проведенного за экраном, меня не постигнет.
Но заходила я по-разному: когда-то по 3-4 раза в неделю, когда-то – раз в месяц. В общем, как получалось, так и получалось. Постепенно стала запоминать авторов, какие-то особенности подачи материала, примечать основные разделы. А когда через год Анна Данилова (к тому времени я уже поняла, что она не просто постоянный автор, а главный редактор портала) была приглашена на передачу Владимира Соловьева, посвященную проблеме суррогатного материнства, меня охватила какая-то необъяснимая радость, вот будто выступает моя близкая подруга, очень дорогой для меня человек, и, конечно, я вспомнила наше «знакомство» через статью о дне Петра и Февронии!
А потом было 12 сентября 2013 года… Я поняла, что Анна до этого момента не одна несла на себе весь гигантский груз сохранения и развития «Правмира», что, собственно, у моего любимого интернет-ресурса есть не только мама, но и папа. Скромный папа, который всегда был в тени. Есть, а не был! Через статьи Анны, посвященные истории их знакомства с Анатолием, я прикоснулась к тайне их любви, такой неотмирной и чистой, и меня не покидало ощущение, что я, сторонний человек, не заслуживаю получать такое откровение, идущее из глубин сердца вдовы…
А сегодня я убеждена, что жизнь Анатолия Данилова в целом, и его семейная жизнь в частности – очень верное доказательство бытия Божия, более доходчивое и конкретное, чем тот же благодатный огонь. Потому что если человек, ограниченный временем, пространством и обстоятельствами, мог так любить и отдавать себя до последней капли пота другому, то как же можно сказать, что нет Того, для Кого нет никаких ограничений и Кто даровал ему этот источник любви, потому как Сам является любовью?!
Ну а еще позже я открыла для себя статьи несказанно талантливой женщины, мамы трех, потом четырех, а теперь уже пяти дочек Елены Кучеренко. Каждый новый ее текст на «Правмире» ощущался как своеобразный праздник, и неудивительно, ведь она говорит о том, что ее реально волнует, открывает новые грани всем известных проблем – черствости наших душ и грубости в храме, семейных конфликтов и ошибок в воспитании.
А началось все с… соплей. Колонка Елены «Крик души и сопливые дети», вышедшая шесть лет назад, это, конечно, не о технике прикладывания платка к носу. Это опять-таки о любви – Лена всегда, собственно, только о ней и пишет, и о том, что всем нам, включая «патентованных верующих», ее катастрофически не хватает, ведь если ты любишь, то ты крайне деликатен и никого не подвергаешь никакой опасности, в том числе вирусной.
А сегодня, когда в ее багаже сотни и сотни статей (и это не считая публикаций в других интернет-источниках и рассказов), мне кажется, Лену пора разбирать на цитаты. «На нашей жизни поставлен божественный ГОСТ!», «храм – это место, где людей спасают, а не где добивают» – писала она недавно о «православном язычестве» и о том, что вера – это не концерт по заявкам, отправленным на небо, а живая связь с живым Богом.
Мой интерес к творчеству Елены резко возрос после рождения у нее дочери с синдромом Дауна – я сама воспитываю сына, имеющего такой диагноз. И мне кажется, в статьях Елены, посвященных вопросам детей-инвалидов, очень точно сформулированы многие положения – как следует и как не следует смотреть на таких родителей и таких детей, чего они в самом деле хотят, а что им противно, или же это просто приписывается им, согласно расхожему мнению.
Мне даже порой становится стыдно, что вот я ветеран в среде родителей особых детей (моему Давиду уже 11 лет), а до сих пор не смогла ничего существенного написать на эту тему. Елена же, наоборот, новичок в этом огромном мире со своими подводными камнями, но как же точно сумела она заметить: «Никто не хотел родить больного ребенка, чтобы сделать мир лучше, но раз уж так получилось – почему не попробовать»?! К этому невозможно ничего добавить, равно как и отнять тоже ничего нельзя.
Впрочем, я чуть слукавила: на самом деле у меня тоже есть статья о моем особом ребенке, и когда она вышла на «Правмире», из редколлегии мне, как бы между прочим, сообщили, что текст вызвал высокую оценку Елены Кучеренко и что, мол, это ко многому меня обязывает. Пожалуй, я пока еще не оправдала это высокое доверие, вскоре после статьи совсем исчезла, но, честное слово, меня бесконечно окрыляет возможность следить за бесподобной особой Машей по публикациям Елены и ощущать себя где-то не так уж и далеко от «Правмира»!
А теперь о совсем личном. Признаюсь, мы с «Правмиром» ровесники, хотя я сама узнала об этом относительно недавно. Нет, мне, конечно, не 16 сегодня исполнилось. Дело в том, что «Правмир» приходится мне ровесником в моей материнской составляющей. 20 января далекого 2004 года, ровно тогда же, когда стартовал «Правмир», я родила первого сына, и сейчас, когда он в возрасте новых жизненных смыслов, когда что-то отпало как отыгравшая пластинка, а душа ищет «разумного, доброго и вечного», я стараюсь о многом ему рассказывать.
О незарегистрированных в России лекарствах и страданиях сотен тяжелобольных детей, о несправедливостях судебной системы, о делах Елены Мисюриной и Эвелины Сушкевич, Николая Каклюгина и Данилы Беглеца. О том, что вот, он встречает 16-летие не в Париже или на средиземноморском курорте, но все же с друзьями, подарками и праздничным столом, а в глубинке живут сотни и даже тысячи детей, для которых сами слова «подарок» или «праздник» – архаизмы, известные им по художественной литературе.
Это именно то, о чем в разное время писал «Правмир», это одни из самых болевых точек для журналистской команды портала. И я очень благодарна «Правмиру» за то, что узнала об этих проблемах сама, а теперь имею возможность рассказывать другим.
И здесь срабатывает не это дурацкое «посмотри на тех, кому еще хуже, и вмиг повеселеешь» (порой мне представляется, что подобными фразами мы загоняем людей в тяжелую шизофрению, ведь адекватный человек не может радоваться тому, что кому-то в этом мире тоже больно и страшно), а скорее философия капли, точащей камень. Ведь если хотя бы несколько десятков человек узнали о проблеме и подумали над ее решениями, поверьте, это уже реальная сила!
И, наверное, последнее: из девяти лет знакомства с «Правмиром» (девяти, из возможных 16) я активно многое брала от него. Брала и брала – повышала свою грамотность в юридических, социологических, медицинских вопросах. Меня и ранее считали своей в медицинской среде, а теперь, после знакомства с корпусом текстов по различным отраслям медицины, мне кажется, я и вовсе смогу почти без труда поддержать разговор с людьми в белых халатах. Но, пожалуй, настало время возвращать долги – выступать не только в роли читателя, но и автора, писать о тех, кому нужна помощь, или о тех, кто сам организовал помощь для других. Писать о красоте веры и о том, из-за каких наших действий она не может проявиться во всей полноте. И я очень надеюсь, у меня это получится.
Собственно, это и есть «Правмир» – соседство детских соплей и высокого богословия, диалог тех, кто лечится только парацетамолом, потому что на другие лекарства зарплаты/пенсии не хватает, и тех, кто вкладывает свои ресурсы в медицину, социалку и благотворительность. «Правмир» – он разный, и он мне очень нравится именно таким.