Светлана Устименко
Необычный учебный год завершен. Родителям уже не надо записывать ролики, где дети с завязанными глазами декламируют наизусть стихи, или опасаться, что весь класс услышит через Zoom шкварчание сковородки с котлетами. Мама трех школьников Светлана Устименко — о том, за что родители ругали «дистанционку» и какие плюсы у нее были.
Дистанционное обучение мы обсуждали в сообществах классов, в тематических группах, по телефону. Как и все родители, я напоминала детям про онлайн-уроки и подстраивала под их график расписание всей семьи. К тому же учился удаленно и наш особый ребенок.
«Еще немного — и дети разучатся читать!»
Перефразируя классика, каждая семья была недовольна дистанционным обучением по-своему. У кого-то все ограничивалось ворчанием по поводу банальной нехватки технических средств. Кто-то плакал, что устал совмещать функции мамы и учителя.
Одних мам и пап возмущало резкое снижение уровня требований. Другие родители, напротив, кричали о перегрузках: почему при обычном раскладе дети забывали о «домашке» уже в 16 часов, а на карантине сидят до 22?
Подчас возмущенные и первым, и вторым выступали в одном лице. Скажем, утром мама могла накручивать себя и всех сочувствующих, что дети на краю бездны, мол, еще немного — разучатся читать и считать, а вечером писала в чате: «Девочки, про вчерашние задания ни-ни! Авось пронесет!»
И находились родители, которым удавалось со всей отдачей работать на «удаленке», а вечерами, пряча свою усталость, с воодушевлением записывать для учителя ролики, где дети с завязанными глазами декламируют наизусть стихи. И я восхищалась такими.
О том, насколько «весело» приходилось в эти два месяца многодетным, вообще молчу. Развлекая младших, надиктовывать план сочинения, следить за эфирами. С младенцем на руках вовремя отписываться о состоянии каждого ученика — без права «тыкнуть» пальцем не в тот чат.
Еще и кишечные колики почему-то не спрашивали, закончился ли очередной онлайн-урок и можно ли крохе вдоволь накричаться.
У нас нет малышей. Младший ребенок учится аж в третьем классе, детей только трое. Ситуация из разряда не бей лежачего. Но даже у нас были свои подводные камни и свои приключения.
Давид в школу бежал с радостью, а дома сник
Когда меня спрашивают, сколько у меня школьников, я отвечаю — два плюс один. Сын Вениамин поступает в десятый класс, дочь Катя — закончила третий. Средний ребенок, 11-летний Давид с синдромом Дауна, тоже школьник со своей специфической программой. У него домашняя форма обучения, хотя до карантина он занимался с учительницей в кабинете, когда она отпускала класс домой.
Сейчас скажу о другом — почти с самого рождения Давида мы решили, что подарим обоим сыновьям, а позже и появившейся дочери обыкновенное и в меру беззаботное детство. Чтобы им всем запомнились какие-то походы, отдых на море, семейные посиделки. А мы не отдадим все и вся на алтарь призрачного развития, которое под влиянием различных факторов может все равно пойти не по плану.
Дело было не в том, чтобы не воспитывать в Давиде норм поведения в обществе (к счастью, у нас нет с этим серьезных проблем), чтобы не научить его отличать вилку от ложки, а квадрат от круга.
Просто мы быстро поняли: формула «академические занятия до посинения с перерывом на обед» явно не про нас.
Хотя для многих особых семей она как раз стала лейтмотивом.
Не скрою, где-то мы просто плыли по течению, где-то — не проявили настойчивости при обращении к специалистам. Видимо, поэтому так и не запустилась речь — ни в три года, ни в пять, ни в десять лет. У Давида по-прежнему свой «тарабарский» язык, на котором он и говорит, и поет, и, в принципе, неплохо взаимодействует с миром.
Да, программа Давида очень упрощенная. Строго говоря, это наипростейшая квинтэссенция всех знаний, которые имеет не самый гениальный выпускник детского сада. Но для «безречевого» ученика это все же находка — выполняй себе инструкции учителя, обводи, штрихуй, лепи, конструируй.
Иногда мамы других особых детей недоумевают, почему я не требую от учителя, вопреки всему, приобщать его к дробям и орфографическим правилам. Но мало кто знает, что именно я ценю в этой нехитрой, почти детсадовской, системе — как в очном варианте, так и на «дистанционке». Во-первых, я вижу у Давида динамику, успехи по сравнению с собой, а не с условным Васей с тем же диагнозом. К тому же от года к году задания усложняются.
Во-вторых, я ценю радость, которую он получает, когда надевает дома школьный пиджак, когда не спеша, что-то напевая на своем языке, идет знакомой дорогой к школе. Когда, наспех застегнув сандалии, с широкой улыбкой, он галопом бежит через все коридоры к «Юре» — так он называет учительницу, Татьяну Юрьевну. Когда на этом пути его то и дело останавливают и обнимают одноклассники, а он успевает о чем-то по-своему им рассказывать. Это дорогого стоит!
Как только всех перевели на «дистанционку», весь антураж, связанный со школой, естественно, исчез. Как и все, мы делали для школы фото- и видеоотчеты, но Давид немного сник.
Постепенно прописи, раскраски, пособия Давида стали сферой ответственности Кати, хотя она и младше брата на два года. В первое время дочка вообще ощущала себя звездой коррекционной педагогики и даже рассказывала, что хочет получить профессию, связанную с обучением особых детей. Давид ее и правда слушал, хотя заданий выполнял ровно столько, сколько хотел сам.
В этом и проявился один из подводных камней «дистанционки»: если домашняя атмосфера расслабляет любого ребенка, то особого, как я быстро поняла, в первую очередь. Нет, Давид не отстал, ему и отставать-то, собственно, было не от чего. Однако на самоизоляции понизилась мотивация, нарушились режим и дисциплина.
Чтобы как-то сохранить в его памяти ритуалы, связанные со школой, я предлагала ему на время занятия надевать школьную одежду. Но это не очень помогло, и я предполагаю, что в сентябре вновь возникнет ситуация «первый раз в первый класс».
Еще один подводный камень, связанный с «дистанционкой» конкретно у нас, давал о себе знать, когда у старшего сына или у дочки начиналась видеоконференция. В таких случаях приходилось серьезно останавливать Давида, которому порой именно в этот момент было важно, чтобы брат или сестра поиграли с ним. Или же хотелось петь, или с грохотом прыгать по комнате.
Проблема состояла в том, что мы давали Давиду почувствовать, что он помеха в делах и планах самых близких людей, и от этого сжималось сердце. А ведь он и так понимает свою несостоятельность тут и там. Хотя, конечно, ничто не могло служить оправданием срыва общественного мероприятия.
К слову, один раз Давид все-таки попался: учительница Кати поинтересовалась, из чьей это квартиры доносится монотонная песня. Мальчик, который не раз бывал у нас в гостях, без труда вычислил Давида, и дочка потом с задором обо всем этом рассказывала.
Родители попали в святая святых — на урок
Впрочем, не так важно, с какими нюансами протекала «дистанционка» в каждой семье. Гораздо важнее, что и мы, и наши дети уже отдышались от этой гонки, от бесконечных фотоотчетов и опасений, что весь класс услышит через Zoom шкварчание сковородки с котлетами. И теперь вполне логично поставить перед собой нехитрые вопросы: а так ли мрачен был этот период? Неужели он не преподнес каких-либо положительных уроков?
Сразу предупрежу: я не предлагаю все свести к этому — «хоть и вынесли дети весь мозг, но все ж они рядом, никаких тебе волнений». Хотя, ясное дело, такая чисто «мамская» логика всегда имела место.
Мне так и вовсе легче приготовить 500 обедов и устроить 300 стирок, чем проводить в школу одного ребенка. На «дистанционке» я как раз спешила насладиться безмятежным временем, когда не нужно бежать по улице в тапочках за исчезающей вдали дорогой фигуркой с криком: «Ты же забыла папку с ИЗО!» И когда по утрам не приходилось лицезреть «пестрый ковер» из 200 парных и непарных носков.
Ну, а если серьезно, то на поверхности как минимум три плюса.
Каким бы парадоксальным это ни казалось, но «дистанционка» сплотила нас всех — родителей, учеников, учителей.
И это первое. Отношения семьи и школы ведь у нас всегда достаточно болезненные. А тут всем вмиг стало ясно, что никто никого не использует втемную, никто над кем не ставит экспериментов, но все мы — заложники непредсказуемых обстоятельств.
По ту сторону экрана дети и родители увидели растерянных учителей, без галстуков и высоких причесок, путающих, как регулировать звук или включить демонстрацию экрана. Завучей и директоров, которые без всякого официоза отвечали на виртуальных собраниях на все вопросы и, едва сдерживая слезы, признавались, что живут как в кошмарном сне, что боятся за завтрашний день школы, что не знают, как оформлять документы. И я думаю, нет ни одной причины не сохранять это доверие, эту человеческую теплоту тогда, когда дети вернутся за парты.
И тут есть второй положительный момент, связанный с отношениями школы и семьи. Именно на «дистанционке», и опять-таки, вопреки всей логике, школа стала максимально открытой, прозрачной для родителей.
Бытует мнение, что попасть в школу родителю труднее, чем родственнику больного — в палату. И во многом это верно. Ладно еще пройти мытарства на входе, предъявить справку о том, чем занимался до 17-го года. Но и «гостеприимство» учителей обычно ограничивается фразами из ряда: «Ваш страшно рассеян, скоро собрание, готовьте вопросы».
А тут все родители попали в святая святых – на урок. Прячась за шкафами, мы своими глазами видели активность своих детей, получали ответ на извечный вопрос «как так получается, что дома от зубов отскакивало, а в классе все обнулилось».
И наконец, третье. «Дистанционка» поставила ребром вопрос об участии родителей в учебном процессе — очном или заочном. Как сказала одна моя приятельница, многодетная мать, «на самоизоляции мы все сильно заигрались в школу». И действительно, фраза «МЫ сделали математику», относящаяся к семикласснику, уже никому не режет слух.
Тема стара как мир, и по этому вопросу поломано немало копий. Просто в условиях стресса и карантина она проявилась особо ярко.
Но, как я успела заметить, особые трудности постигли тех, кто еще в начале учебного года не оговорил с ребенком, в каких вопросах у него есть свобода маневра (в том числе — пусть и полетят в меня тухлые помидоры — право в отдельных случаях саботировать какое-то задание), а где он должен согласовывать свои учебные действия со старшими.
Самый простой пример — время, когда ребенок должен приступать к «домашке». У нас оно никогда не оговаривалось — ни в сентябре, ни позже. Никто не решал и то, сам ли ученик будет устанавливать такое время или же его поставят перед фактом. Поэтому или я билась в «превентивной истерике» сразу же после возвращения детей из школы, или снисходительно улыбалась, когда часы показывали половину восьмого, а уроков было сделано дырка от бублика.
Ну а кричащая и непоследовательная мама — ясное дело, слабый авторитет для детей.
Так что были у «дистанционки» и свои плюсы. Ведь, как и в любой экстремальной ситуации, тут выявились важные моменты, которые мы не замечали в обычное время.
А вот сентября я все равно буду ждать. Никогда не ждала, а сейчас буду. И эти проводы в школу. Очень уж соскучилась по ним, и, возможно, утренний ковер из 200 носков покажется мне произведением искусства!