Мы выходим с дистанта. Как детям и учителям найти энергию?
Пора менять систему оценок
В разговорах с родителями в этот период я часто слышал беспокойство: насколько отметки, которые стоят у ребенка, отражают реальное положение дел?
Мы все осознаем, что школьная пятибалльная шкала условна, но при дистанционном обучении она условна в еще большей степени. Потому что как только родители понимают, что на дистанте ребенок имеет значительно больше возможностей выполнять задания несамостоятельно, они начинают беспокоиться по поводу того, что на самом деле стоит за четверками, которые он получает, соответствуют ли отметки действительности.
Думаю, сегодня еще в большей степени, чем в обычной жизни, надо перестать придавать значение отметкам. Мы давно говорим, что нам непонятно, зачем иметь все пятерки и красный аттестат, но у способных детей всегда есть соблазн учиться ради отметок, и иногда, к сожалению, родители в этом поддерживают: «Тебе там чуть-чуть не хватает до пятерки, давай ты что-нибудь здесь поделаешь, посмотришь, поднажмешь, пересдашь, и у тебя будет пять».
Зачем это все? Давайте разговаривать со школой, с родителями про прогресс ребенка, про то, на какой точке он стоял вчера и что узнал сегодня, что стал делать по-новому, какой навык получил, какая компетенция у него приросла. Вот это был бы правильный разговор, а не «у тебя сейчас средний балл “3,5”, а надо, чтобы был “4”, давай ты еще какой-нибудь реферат напишешь и получишь еще одну пятерку, и будет тебе счастье». Не будет.
Одним из важных моментов развития образования может стать изменение оценочной системы. Стандартные отметки не подходят для оценивания самостоятельных контрольных работ, которые дети делали на дистанте — ситуация вынуждала ребят действовать по-разному, как минимум объединяться между собой.
И это одна из причин, по которой мы не можем говорить о том, снижается, повышается или остается на том же уровне эффективность обучения при дистанте, потому что непонятно, насколько адекватны измерители. Мне кажется, что задача школы сейчас в том, чтобы, опираясь на этот опыт, спроектировать и апробировать новые форматы оценочных процедур для дистанционного обучения.
Например, если мы понимаем, что для индивидуальных заданий дети, скорее всего, объединятся друг с другом и начнут их обсуждать, то давайте изначально давать им групповые задания. А если мы даем групповое задание, то нужны инструменты, которые помогут нам выделять индивидуальный вклад каждого ребенка в результат.
Что мы возьмем с собой
Мы немножко отличаемся от других школ — в первую очередь тем, что у нас высокий конкурс. Поэтому у нас де-факто очень мотивированные дети, которые понимают, какой результат они хотят получить. И основные вопросы наших родителей во время дистанционного обучения были связаны с тем, что у ребят большой объем учебной работы: ребенок много времени проводит сначала за уроками, а потом — выполняя задания.
Второй момент — это общая тревожность родителей, их беспокойство за результат, которое гораздо выше, чем у самих детей. Знаете, как это бывает в обычной жизни с ЕГЭ? Разговариваешь с родителем и спрашиваешь его: зачем вы хотите взять своему ребенку еще репетитора по математике — ведь у него хороший уровень, достаточная подготовка, чтобы успешно все сдать. А родитель говорит: «Пусть будет, это не лишнее». Мне кажется, что это во многом компенсация собственной тревожности.
Как мы помогаем родителям с ней справиться?
В нашем лицее, особенно в старших классах, мы полагаем, что родительские собрания в том традиционном виде, в котором они проходят в школах — это не очень эффективная форма взаимодействия, их нельзя в таком виде проводить, потому что они превращаются либо в монолог классного руководителя из общих слов, либо — это худший вариант — его же монолог, когда одних он хвалит, а других ругает. Поэтому мы заменяем родительские собрания консультациями родителей с преподавателем.
Родителям направляем учебный план, они отмечают, с какими преподавателями они хотят переговорить, составляем общую сетку. Четко выдержанный график — максимум 15 минут на один разговор преподавателя с конкретным родителем (это спасает от очень беспокойных родителей), и важно, что каждый родитель может поговорить о том, что его волнует, с глазу на глаз с преподавателем.
Здесь уместно и логично звучит вопрос родителя: «Я смотрю электронный журнал, у него там четверки-пятерки, а как вы на самом деле видите его уровень?» Такая же ситуация в декабре у 11-го класса, потому что 1 февраля — это конечный срок, когда ребенок должен принять решение по выбору предметов единого государственного экзамена, и куда он будет поступать.
На дистанте этот инструмент стал более эффективным, он экономит время родителя, которому в обычном режиме сложно приехать в 6–7 часов вечера в центр. Найти 15 минут для общения в зуме гораздо проще. Мы даже думаем, что, вернувшись в режим обычных занятий, мы, скорее всего, сохраним эти дистанционные консультации для родителей и преподавателей.
Уроки синхронные и асинхронные
Конечно, мы старались снизить нагрузку детей, связанную с необходимостью все время сидеть у компьютера. По ряду предметов, в зависимости от направления обучения, мы рекомендовали ребятам работать в полном онлайн-формате: со включенной камерой и видеотрансляцией, но не требовали, чтобы у ребенка абсолютно на всех занятиях была включена камера.
Если ученик гуманитарий, у него есть профильные предметы — словесность, иностранные языки, история культуры. В них он разнообразно работает, с видео- и всеми остальными форматами. Кроме того, у этого ребенка есть базовая обязательная биология, и ничего страшного не произойдет, если он на биологии не включит видео, а просто посидит и послушает.
Второй момент связан с тем, что, с одной стороны, мы пытаемся весь учебный план ребенка вывести в контекст расписания в синхронном режиме, когда у него стоят онлайн-занятия по каждому предмету, а с другой — в определенные учебные периоды по непрофильным предметам предлагаем асинхронные занятия. Это значит, что мы формируем пакеты материалов и даем некий объем заданий, чаще всего не на завтра, а, например, на две недели. Дети спокойно, в удобное для них время, выполняют задания и самостоятельно изучают материал. У нас еще есть онлайн-курсы, которые можно посмотреть в любое время.
А вот сдают они уже в онлайне, чтобы мы могли оценить результаты. Да, для ребенка важно сохранить устойчивое расписание, но совершенно не обязательно все занятия делать в прямом онлайн-режиме, иногда надо выходить специально в асинхронный формат, чтобы у ребят в этот день было только четыре, предположим, урока, а остальное время они бы распределили так, как им там удобно.
Вообще, у нас расписание построено таким образом, что у детей изначально, не в условиях дистанта, занятия стояли парами. То есть у ребенка не может быть 6 уроков разных предметов в день — максимум 3-4.
Дети и учителя в поисках энергии
Важнейшая сегодня задача для школы — поиск формы адекватной обратной связи от детей и родителей. Во время дистанта мы в лицее ВШЭ раз в две недели проводили сложные опросы детей по поводу того, как они себя чувствуют, как вообще сейчас себя воспринимают, у кого есть какие проблемы и т.д.
Мы сделали на первой странице сайта лицея большую кнопку «Вопросы про дистанционное обучение», чтобы любой родитель, ребенок, кто угодно мог нажать, задать вопрос и быстро получить ответ. Поскольку в этот период было невозможно то, что раньше было просто даже для меня как для директора — выйти в коридор на перемене, походить, подергать за рукав каких-то детей, спросить: «Как, что вообще, какая ситуация?»
Мне кажется, что время, в котором мы живем, требует, чтобы мы все нашли свои способы сохранять энергию. И дети, и педагоги, и администрация.
Мне с годами все чаще кажется, что учебная и рабочая эффективность зависят больше от того, есть ли у тебя энергия, чем от того, умный ты, компетентный или еще какой-то. Дистант явно снизил эту энергию, потому что обычно мы питаемся друг другом, загораемся друг от друга.
Поэтому мне кажется очень важным найти способ подпитывать себя самостоятельно, чтобы все-таки глаза горели, чтобы был драйв. Это основной вызов на сегодня. У меня образ такой маленькой газовой горелки внутри: ты ее зажигаешь, и она тебя согревает. Вокруг, может, снег, лед, но у тебя есть твоя горелка, которая тебя питает.
Эти способы у каждого человека свои. Поэтому основная сейчас задача — детям и взрослым путем проб и ошибок найти свой собственный способ антиуныния. Поэтому когда мы собираем обратную связь от детей, первое, что мы пытаемся понять, — не насколько правильны или неправильны ответы, а видна ли энергия детей, что они предлагают, насколько они хотят что-то изменить, даже неважно, что именно, — если у них есть какие-то идеи и предложения, значит, есть энергия на это. Поэтому мне кажется, что если мы сможем найти источник энергии даже в этой ситуации, то уж когда мы вернемся к нормальной жизни, мы вообще сделаем какой-то рывок.
Чем можно помочь школам и как не мешать
Первое, чем могло бы нам помочь государство, — это не мешать. А второе — помогать. У нас в нынешней ситуации формируются достаточно универсальные правила поведения для школ. Мне кажется, что это спорно, и я уверен в том, что конкретной школе нужно давать больше свободы, даже при этих обстоятельствах, в выборе правил поведения.
Например, когда мы вывели весь лицей в дистанционный формат, мы при этом в приказе директора обозначили, что конкретные ребята, которые учатся на направлении «естественные науки» и имеют практические занятия по химии, биологии и физике, будут — со всякими ограничениями, и все же — выводиться в офлайн-формат. У них обязательно должна быть практическая работа по химии, а ее невозможно сделать по-другому.
Поэтому мне кажется, что у директора школы с пониманием всех аспектов должно быть право сказать: «Мы должны вывести на очное обучение вот этих 20 человек, по такому-то графику, по 5 человек за смену, с тем, что мы их рассаживаем в определенном порядке, но мы должны это сделать, потому что в противном случае мы не выполним образовательную программу для этих детей». Должен оставаться люфт для конкретной школы. Я сейчас говорю о нашем примере, но я уверен, что в какой-то конкретной сельской школе или в городской могут быть свои специфические задачи.
Чем государство может помочь? Думаю, что так или иначе будут развиваться гибридные формы образования. Вы, возможно, видели фотографии из Гарварда, где преподаватель стоит перед огромным закругленным экраном, где у него в квадратиках студенты, он находится в учебном кабинете, на него смотрят три камеры, позади него доска, и он фактически в обычном для себя режиме, а не в формате сидения за креслом, может проводить онлайн-занятия, потому что обеспечение его учебного кабинета такое, что он может написать на планшете, на доске, и это появится у учеников. Думаю, за этим будущее.
Поэтому мы сейчас предполагаем, что инфраструктура зданий лицея должна со временем измениться, потому что, скорее всего, первая пара у ребенка может быть очная, вторая дистанционная, наверняка понадобятся кабинеты, где детей можно рассадить группами. Поэтому сейчас важно искать новые решения для школьных зданий, для оснащения. И это точно расширит и улучшит вариативность даже обычного формата обучения. Но для этого нужны большие ресурсы, самим не справиться. Это может быть мини-нацпроект школы будущего, и здесь очень важно и нужно участие государства.
Критическое мышление и его ловушка
Понятно, что сейчас у многих непростое эмоциональное состояние. Но в этом есть ловушка, которую, может быть, мы перестали замечать. Я всегда был одним из тех, кто говорил: «Очень важно развивать у учащихся критическое мышление!» Да, это важная задача, точно нужная, точно та, которая должна решаться в школе.
Надо, чтобы у ребенка были инструменты, позволяющие ему смотреть на проблему с разных сторон и критически воспринимать любую информацию, которую он получает. И это правильно! Но сейчас мне кажется, что из-за этого критического взгляда на все и взрослые, и дети могут попасть в ловушку «серого» взгляда на жизнь, когда все плохо.
Опасно до такой степени развить в себе способность видеть разнообразные факторы риска и угрозы, что ничего, кроме трагедий, ужасов, не видеть.
Боюсь, что из этой ловушки потом можно не выбраться. Поэтому я уверен в том, что сначала все-таки нужно во всем видеть чудо, а уже потом болезни, проблемы, сложности, огрехи. И для этого нужна эмоциональная и интеллектуальная тренировка.
Поэтому я, пользуясь временем, когда мы разговариваем, прошедшими новогодними праздниками, пожелал бы всем видеть хорошее. В чем-то надо этот критический взгляд на жизнь немного придержать, потому что сейчас время поиска энтузиазма и оптимизма. Мне кажется, это очень важно.
Чего мы ждем от выхода с дистанта?
Ожиданий два. Первое — эмоционально-позитивное, связанное с тем, что все соскучились — и дети, и взрослые, по нормальному взаимодействию, поэтому мы предполагаем, что большая часть сотрудников и детей будут рады тому, что произойдет переход в привычный формат обучения.
Второй прогноз связан с пониманием того, что мы окажемся в ситуации очередной адаптации. Чем длиннее срок дистанционного обучения, а в этот раз мы учились дистанционно с начала октября до середины января, тем больше к нему привыкают. И если в октябре мы и от детей, и от сотрудников слышали, как им тяжело, то сейчас мы точно услышим, как тяжело им будет вернуться в привычный формат.
Поэтому мы продумываем адаптационные механизмы — и практические, и эмоциональные. Например, на понедельник, на сам выход мы планируем какие-нибудь веселые мандариновые мероприятия, чтобы поднять всем настроение и чтобы радость от выхода с дистанта перевесила неудобство, что надо рано вставать, что придется привыкать к новому формату и так далее.
Хорошо, но страшно
Решение о выходе с дистанта мы поддерживаем, потому что уверены, что очный формат обучения более эффективен, а во-вторых, потому что видим, что те дети, которые могут отставать от программы, на дистанционном обучении наиболее уязвимы. Когда ребенок в потоке, когда он учится очно вместе со всеми, ему проще.
У мотивированных ребят дистанционный формат может не снижать эффективность учебы и результат, но в отношении категории, которая должна быть в первую очередь предметом заботы школы, опасений больше. Мы очень ярко видим эту ситуацию по своим девятым классам, это наши самые младшие дети. Кто-то из них блестяще прошел вступительные испытания, то есть еще летом имел устойчивые знания. Потом, в сентябре, он пришел в школу, адаптировался и имел хорошие результаты, а потом, начиная с октября, когда все ушли на дистант, результаты начали снижаться.
Поэтому мне кажется, что в самом решении о выходе не очень много реальных аргументов, объясняющих, почему это сделать именно сейчас и чем это лучше, чем в декабре или феврале, но чем дольше срок, когда ребята находились в зоне полной самостоятельности в обучении, тем тяжелее они включаются в процесс. И продление этого срока еще на неделю, две, месяц было бы не очень правильно. Хотя, конечно, ни у кого нет ответа на вопрос, насколько это обоснованно с точки зрения безопасности.
У меня лично от этой новости смешанные чувства. Конечно, то, что здания наконец-то наполнятся не тишиной, а нормальной жизнью, — это хороший эмоциональный контекст, но, с другой стороны, конечно, есть очень большая тревога по поводу заболеваемости и потенциальных рисков, которые возникнут из-за того, что ребята соберутся в одном месте. Поэтому мы сохраняем полный масочный режим для всех лицеистов и сотрудников. С нашей точки зрения, надо сделать все, чтобы сохранить безопасность.
Одна из главных интриг этой ситуации — сколько родителей захотят оставить своих детей на дистанционном формате, потому что они переживают из-за пандемии, потому что далеко ездить или потому что им понравилось на дистанте и они хотели бы, чтобы у них теперь так и осталось. Думаю, что в разных школах будут разные ситуации, наша позиция: мы будем воспринимать дистанционный формат обучения как необходимость, а не как альтернативу очному. Варианта, при котором часть детей будет учиться в школе, а часть дома, у нас не будет.
Дистант научил… дистанту
Кроме мелких инструментальных открытий этого периода, которых, наверное, достаточно много в каждой школе, мне кажется, одно из главных – это само по себе принятие мысли о том, что мы можем достаточно эффективно осуществлять учебный процесс, когда никого нет в здании.
В менеджменте есть понятие «организационная память»: когда организация сталкивается с какой-то крупной проблемой и путем проб и ошибок вырабатывает для себя эффективный способ ее решения, он укладывается в организационную память, и если снова возникает похожая проблема, организация начинает естественным образом реагировать на него так, как она уже это делала. Думаю, дистант нас научил тому, что нужно делать во время дистанта.
Вот простой пример. Сейчас все московские школы столкнулись с тем, что с января по конец февраля проходит региональный этап всероссийской олимпиады школьников. В отличие от прошлых лет, когда региональный этап проводился в определенных школах, куда приходили ребята из разных школ, сейчас региональный этап каждая школа проводит у себя.
У нас в этом этапе участвует больше половины учащихся лицея, а это значит, что в определенный день 200 или 300 человек должны прийти на региональный этап олимпиады, мы обязаны их соответствующим образом рассадить, обеспечить взрослых, которые сопровождают процесс, техническое сопровождение и так далее. Раньше мы бы просто не знали, как это сделать, мы же не можем отменить занятия, отправить всех по домам и провести этот этап.
Теперь эти дни массовых олимпиад мы заранее будем обозначать в приказе как дни, когда лицей учится дистанционно, при этом часть детей, которая участвует в олимпиаде, приходит в школу и пишет региональный этап. Все будут понимать, кто, что и как должен делать, например, если надо провести крупное мероприятие, конференцию для взрослых.
Когда раньше мы это организовывали, всегда был вопрос: как нам всем разместиться? Теперь наш новый опыт расширяет вариативность действий и возможности школ в реализации крупных мероприятий, потому что сегодня вечером можно принять такое решение, а завтра с утра все пойдут на дистанционку. И это, на мой взгляд, один из главных результатов этого периода.