Вместо мягкой посадки крутое пике
— Неделя о Страшном Суде – почему мы, вместо того, чтобы посвятить себя серьезным размышлениям, начинаем расслабляться и веселиться после этого дня, перед Великим Постом?
— Меня тоже в некотором смысле этот вопрос всегда занимал. Не из принципа же «перед смертью не надышишься» дается человеку эта последняя перед строгой первой седмицей Великого поста неделя? Тогда зачем еще две подготовительные перед ней?
Святитель Тихон Задонский очень четко указал на отношение Церкви к так называемым «масленичным» гуляниям: «Сырная седмица есть преддверие и начало [Великого] поста. А потому истинным чадам Церкви следует в сырную седмицу поступать во всем гораздо воздержаннее. Она (Церковь) завещает в эти дни более благоговеть – а они еще больше бесчинствуют. Она заповедует воздерживаться – а они еще больше предаются невоздержанию. Она повелевает очищать тело и душу – а они еще больше оскверняют их. Она велит сетовать о содеянных грехах – а они прибавляют новые беззакония».
По большому счету за многие века мы так и не смогли избавиться от фантомных болей языческого темного прошлого и с упорством несем его в светлое будущее. При этом Церковь, как я уже сказал, дает человеку аж целых три недели подготовки. И речь-то идет не о привычном рационе.
Понимая немощь людей, Церковь не десантирует нас внезапно в Великий пост, а призывает к «мягкой посадке», то есть дает возможность остановиться, перевести дыхание, выпрыгнуть из суеты, осмотреться, но вместо этого мы входим в крутое пике, оставляя на подготовку какие-то считанные часы с Прощеного воскресенья на Понедельник первой седмицы.
Но ведь даже богослужебный строй Церкви в эту неделю уже отчасти постный, в среду и пятницу нет Литургий, читается молитва Ефрема Сирина, а жизнь снаружи напоминает последний ужин смертника за час до казни. И, конечно же, это печально.
Увидеть Христа в каждом встречном
— В притче о Страшном Суде праведники потрясены тем, что Бог одобряет их и дарует им вечную жизнь, они не ожидали этого. А чего они ожидали, почему тратили время, силы на кормление голодных, посещение заключенных — если не ради Бога, то ради чего? Мы часто слышим в проповедях, что ценность имеет только добро, сделанное ради Христа, но разве те, кто делали его ради Христа – будут удивлены, что Он таки оценил их труды?
— Я бы не стал говорить о том, что это привычное понимание, потому что привычное понимание должно, конечно же, быть в рамках Евангелия. А там написано ясно: «Так как вы сделали это одному из сих братьев Моих меньших, то сделали Мне». Или же наоборот. По-моему, предельно понятно. А принцип «я тут спасаюсь, не искушайте меня» — это уже какой-то эгоизм и извращение самого понятия спасения. Разве не понятно, что любить Бога без любви к рядом стоящему человеку нереально. Это самообман.
Так же, как и пенять на другого: «Он меня искушает, вводит в грех», — есть толстая такая лесть самому себе. Потому что Евангелие призывает на гнев отвечать кротостью, на обиду — прощением, на зло – любовью. Поэтому Господь на нашу смерть ответит Жизнью. И уже ответил, победив смерть.
Почему удивились те, кто совершал добрые дела? Не потому ли, что совершать эти добрые дела для них было естественным, нормальным ? А почему бы не попробовать увидеть Христа в случайно встреченном тебе человеке? Или же будем ждать, когда именно Сам Господь явится нам с какой-либо просьбой?
Но не есть ли тогда это лицемерие? Что же получается: «Бога люблю, а остальных по немощи (ох, как мы любим на немощи свои ссылаться) не могу» ? А зачем тогда это? Или же по такому принципу кто-то надеется спастись и провести жизнь в отдельных райских апартаментах, никого не видя? Так не будет.
Нуждающийся в моей помощи сейчас возможно намного ближе к Богу, чем я, а Господь дал мне шанс помочь ему, чтобы дорасти до Него. Чтобы понять, зачем сострадает Господь страдающему. И это, конечно же, Любовь. А любить невозможно по причине. У «люблю» не может быть «потому что».
Оправданный Богом судить не станет
— Картина Страшного Суда похожа на советский товарищеский суд – зачем эта массовость? Или это все надо символически понимать?
— А может быть, советский товарищеский суд есть жалкая пародия на Суд Страшный? Конечно же, человеку тяжело и стыдно быть обличенным в своих грехах, ошибках и проступках перед лицом других. Еще тяжелее все эти ошибки признать. И на товарищеском суде можно еще попробовать поотпираться или же на кого-нибудь что-то убедительно свалить. Перед лицом Правды это сделать не получится.
И отпираться не выйдет. Нельзя взять и без следа вырвать страницу из уже написанной книги. Это будет заметно хотя бы по клочкам выдранных страниц. Но даже если аккуратно выдрать страницы, то в уже готовом тексте будет явно замечена пропажа смысловая. И вот эту смысловую пропажу здесь и теперь можно попытаться перед лицами таких же смертных чем-то заменить и скрыть, а за порогом времени уже не получится.
Она независимо от нашей воли будет открыта, в том числе и перед другими. Почему такие параллели с книгой? Так ведь и наша жизнь – это еще не написанная книга, в которой мудрая Редакторская рука все время что-то очень ненавязчиво пытается поправить. Другое дело, что сидеть перед выпущенным в тираж свежим экземпляром и ныть от того, что не то я хотел сказать и написать, не в том настроении был – уже бессмысленно. Точку ставим мы сами.
И по поводу массовости. Мне кажется, что именно эта массовость сможет обличить человека в одном из его постоянных, каждодневных отступлений. Это осуждение. Не получится уже осудить другого. Не получится, потому что сам будешь судим. А оправданный Богом судить не станет, потому что поймет, от чего сам и какой ценой избавлен.
— Притча в «Братьях Карамазовых» о луковке, рассказ в житии Петра Мытаря – насколько соответствуют духу Евангелия? Будут ли действительно взвешивать и сравнивать количество сделанного нами добра и зла, и неужели какой-нибудь злодей может быть прощен только за то, что, идя на свое злодейство, по дороге кинул колбасу бездомной собаке или монетку бомжу?
— Настолько, насколько соответствует духу Евангелия прощенный на кресте разбойник. Почему Господь ввел в рай разбойника, где же наше «по совокупности преступлений», где вообще справедливость? Справедливость — это не о Боге. О Боге — это милость, принятая и умноженная человеком, способность его воли к изменению, желание измениться.
Луковка была шансом не для злющей старухи, а как ни странно, для Бога. Он не может нарушить волеизъявление человека, но Господь может предложить человеку поставить запятую, а не точку в конце всего. И тогда конец будет вовсе и не концом, а еще одним шансом что-то переделать.
В случае с мытарем Петром – этот шанс использован был. Перемена была в разбойнике, перемена была в Петре мытаре, но в случае с луковкой старухе была видна только луковка, а не милосердный Господь. Это о том же, почему нельзя делать что-то ради Христа, минуя меньших братий Его, то есть всякого нуждающегося в нас.
И о весах. Если честно всмотреться в самого себя — не сама ли совесть человека есть весы? Точные, беспристрастные, честные. Подкрутить не получится.
Как раджа из “Золотой антилопы”
— Слово «суд» не только для современного человека пугающе звучит («у нас всякий суд страшный, у нас веселых судов не бывает», как говорится в одном рассказе Пьецуха), но и для современников Христа. Не только у нас были Тройки, а теперь басманные суды, но и тогда суд бывал часто неправедным. Зачем Господь выбрал такой образ – чтобы пугать нас в педагогических целях? Ведь мы Его дети, а разве хорошие родители судят детей? Они их любят, а если и наказывают, то всегда прощают…
— А разве мы не ежедневно вообще говорим о суде, если уж буквально. Слово «кризис», кстати, постоянно звучит отовсюду. Правда, мало кто придает значение одному из смыслов этого греческого слова. А смысл его в том, что кризис – это и есть суд. И дело-то не только в прыгающей валюте или нефти, дело в человеке. Мы вообще всю жизнь в состоянии суда. Каждый из нас.
Но дело в том, что в этом суде в силах подсудимого еще что-то изменить. У нас есть иллюзия, что где-то и когда-то у нас было относительно благополучное время. Возможно. Мы стали сами благополучнее? Имеются в виду не доходы с расходами. Захотелось ли нам, чтобы и другим вокруг нас было хорошо? Не похоже. Потребляя, мы, увы, не стали созидать. Это как в случае с раджой в мульфильме про «Золотую антилопу». Его ведь предупредили, чтобы он не произносил слово «довольно»? В итоге он был погребен под камнями своей жадности.
В своем личном суде, кризисе мы погребаемся под немыслимым весом своих ошибок, но в силах ли кто-то сказать теперь «довольно»? Почему мы удивляемся тому, что не только с нами, но и вокруг нас плохо? Ведь плохо-то, потому что не было хорошо. Хотя, безусловно, к этому хорошо были очень многие предпосылки.
О неправедном же суде что можно сказать? Как может быть праведным суд, если вершит его неправедный судья? Как любой человек может быть судьей другому? По какому критерию? Все басманные суды, вообще-то, это уже следствие, наверное, как осложнение основной, главной болезни внутри меня самого. Мы и живем в состоянии кризиса, потому что излучаем его как радиацию. Но все-таки до вынесения приговора самому себе еще есть какое-то время. И на это время очень надеется Господь. Потому-то и дает его нам.
Чтобы не спастись, надо очень сильно захотеть
— Суд Божий – больше странен или страшен?
— И странен, и страшен… Страшен, как осознание всего через секунду после смерти. Странен, потому что все, что случится на нем со мной, все, что произойдет и станет мной, делается и вершится мною уже сейчас. Там для меня лично никаких новостей о моей прожитой жизни не будет.
Странен еще и потому, что ни один из земных, справедливых судов по принципу своей справедливости не предполагает никакой надежды для подсудимого. Он не может внезапно оправдать, если, конечно, не будет определенных обстоятельств. Обстоятельством на Суде Страшном является то, что Бог не желает погибели грешника.
Но кто-то ведь может не захотеть никаких обстоятельств? И вот тогда-то этот Суд становится и странным, и страшным. На полном серьезе: чтобы не спастись, надо этого очень сильно захотеть. Захотеть до необратимости.
Желающий же спасения не будет рассчитывать на внезапно открывшиеся обстоятельства, но найдет в себе силы еще здесь и сейчас хоть чем-то смягчить свою вину. Покаяние начинается с осознания тяжести своего положения. Я не знаю, откуда и как начнется оно, но верую, что Бог не оставит меня там, где мне плохо и не хочется быть в сию секунду. Если я захочу врачевания, то как Врач оставит меня без лекарства? Но важно захотеть. Важно положить начало.
— А как Вы представляете себе праведников? Вы встречали людей, про кого думали – вот этот человек точно будет среди праведников на Страшном Суде?
— Судом для меня лично может стать то, что праведником неожиданно окажется тот человек, которого я когда-то обидел или же не простил ему своей обиды. Мне не видны его покаяние, его перемена, но если я зафиксирую его в своей памяти таким вот, недостойным моего прощения, или же того, что я должен испросить прощения у него, то не мне ли это суд, не моя ли это неправедность.
Господь еще в нашей жизни показывал и показывает, насколько неожиданными могут быть ожидаемые и очевидные для нас события, люди и обстоятельства, что не лучше ли подумать теперь: а что есть праведного во мне? Поэтому всякий встреченный мною человек весьма даже может оказаться среди праведников, откуда же мне знать, что это не так? Из своего сиюсекундного суждения?
— Видение Григория о Страшном Суде — почему оно принимается за истину, ведь святые отцы не советовали доверять видениям? И Страшный Суд там изображен отнюдь не по-евангельски, например, сначала люди делятся на категории сообразно вере, которую исповедовали.
— Для меня немного странно рассуждать о том, что будет на Страшном суде в виде некой ретроспективы, то есть о чем-то уже случившемся, причем в таких подробностях. Кроме того, не является ли достаточными для человека те сведения о Суде, что уже нам доступны в Евангелии и Откровении?
И еще: много ссылок на этот текст приходится на сайты, которые спекулируют на эсхатологических страхах людей. Что это? Заряд бдительностью такой, такая мотивация к спасению, чтобы обязательно попасть в категорию спасаемых? В одну из тех, что описываются в видении? Не лучше ли прислушаться к словам Спасителя и сделать для себя нормой поступать с ближним так, как если бы мы встретили Его Самого?