Мы подошли к Страстной седмице, выжженные изнутри
Священник Максим Бражников
«Душеполезную совершивше Четыредесятницу и святую седмицу Страсти Твоея просим видети, Человеколюбче…» – такие слова мы слышим на вечерне перед Лазаревой субботой. Днем, когда Господь пришел в Вифанию и воскресил Своего друга Лазаря, умершего за четыре дня до этого.
Какой же была эта Четыредесятница 2018 года?
В неделю о Страшном суде разбился самолет Ан-148, летевший из Москвы в Орск. В Прощеное воскресенье в Кизляре бандит расстрелял прихожан, шедших из храма после богослужения. Девятый день после авиакатастрофы выпал на первый день поста. И как только прошли сорок дней после падения самолета, перед началом седмицы Ваий, в Кемерове горит «Зимняя вишня».
Череда бессмысленно жестоких катастроф, заставившая наши сердца по-настоящему оцепенеть и почернеть от горя. Ведь не бывает чужих детей, невозможно не сочувствовать родителям, которые их потеряли, невозможно теперь сказать, что эти катастрофы далеко и не с нами – эта боль коснулась нас напрямую, а кого-то и лично…
В Четыредесятницу богослужения будней имеют мало заупокойных песнопений, но мы (я говорю здесь «мы», имея в виду тех, чье сердце прошло оружие скорби, и кто по-настоящему переживает это горе) помним, как жаждали мы их услышать, чтобы вложить в них и свои слезы.
Первые несколько суббот были нарочито заупокойными – как радостно было дождаться их и причаститься на Божественной Литургии, зная, что этим поминовением мы можем действительно помочь душам ушедших от нас близких людей.
В это время для нас стали по-настоящему родными те люди, о которых мы раньше ничего не знали – родные погибших в Орске, в Кемерово, а дагестанские мученицы Вера, Людмила, Ирина, Вера, Надежда как бы и вовсе действительно стали среди нас примером святости и упокоения в Господе.
Мы подошли вплотную к Страстной седмице. И, словно выжженные изнутри, стоим у гроба евангельского Лазаря.
Знаем, что будет дальше – будет отвален камень, Христос возгласит: «Лазарь! Иди вон!» Но сейчас хотелось бы обратить внимание на то, что предшествовало этому моменту:
«Иисус, когда увидел ее плачущую и пришедших с нею Иудеев плачущих, Сам восскорбел духом и возмутился и сказал: где вы положили его? Говорят Ему: Господи! пойди и посмотри. Иисус прослезился. Тогда Иудеи говорили: смотри, как Он любил его. А некоторые из них сказали: не мог ли Сей, отверзший очи слепому, сделать, чтобы и этот не умер? Иисус же, опять скорбя внутренно, приходит ко гробу» (Ин. 11, 33-38).
Фото: Spbda.ru
Нам часто приходилось слышать в эти дни: «Где ваш Бог?»
В дни Четыредесятницы с нами рядом был Бог. Он был в аэропорту Орска среди страдающих от горя родных людей тех, кто не долетел до дома. Это в Него стреляли в Кизляре, и Он же был в пламени с теми, кто не успел выбежать из «Зимней вишни». Он всегда рядом с теми, кто гибнет, страдает, умирает – такой вывод мы можем сделать из евангельского отрывка про плач Его у гроба Лазаря.
Нам, священникам, неоднократно приходилось слышать в эти дни: «Где ваш Бог?» Да что приходилось – этот вопрос и сейчас словно висит в воздухе. И, если честно, мне не видится в нем атеистического глумления, поскольку я слышу его от людей, которые пережили потерю близкого человека. И мне слышится в нем интонация Марфы и Марии: «Господи, если бы Ты был здесь, не умер бы брат мой» (Ин. 11, 32).
Христос, находясь у гроба Лазаря, среди людей, которые знали о Нем, как великом чудотворце, враче, пророке, даже как о Богочеловеке, слышит: «не мог ли и Этот сделать, чтобы он не умер?» И Его ответ очень прост – Он плачет.
Так же и мы сейчас можем только сделать то же, что и Христос – плакать рядом с теми, кто потерял родных.
Молчать, быть рядом, слушать и даже иногда не отвечать.
И впереди нам еще сострадать Христу
Но теперь, на Страстной, нам предстоит совершить и что-то другое – пережить страдания и смерть Христа, и оплакать нашего Бога.
Да куда же еще плакать? Откуда взять эти «источники слез», о которых пишут авторы покаянных канонов? Как найти силы праздновать Воскресение? Но, тем не менее, обратим наш взгляд снова на прошедшие недели Четыредесятницы – и снова видим Христа, бывшего среди нас.
Неужели сейчас, когда Ему предстоит снова войти в Иерусалим, быть преданным и распятым, мы не последуем за Ним?
Ведь переживание Страстной седмицы – это не просто воспоминание «священной истории», а реальное сопереживание и сострадание Страстям Господа.
Возьмем Великий Понедельник. Служба этого дня насыщена образами ветхозаветного Иосифа, проданного братьями в Египет, бесплодной смоковницы, которую Христос проклинает по пути в Иерусалим из Вифании, беседой в притчах с вождями иудейского народа в храме, наконец, мать сынов Зеведеевых просит Его, чтобы ее дети были первыми в Царстве будущем…
Христос, встреченный вчера в Иерусалиме торжественно, с пением «Осанна!», постепенно оставляется всеми: Его хотят убить и ждут удобного времени, и даже одна из Его сподвижниц просит о своем, временном.
Смоковница засыхает на пути из Вифании в Иерусалим: ведь все же знали, что только Бог может воскресить так давно лежащего мертвого человека, и все равно не принесли плода покаяния – и вот, «оставляется дом ваш пуст»: эти слова последние в Евангелии утрени следующего дня, Великого Вторника. Дом наш может быть пуст, жизнь может дальше пойти без Бога – если мы забудем все, что было с нами до этого…
В Великую Среду один из учеников Его оказывается предателем. И в самую Тайную вечерю Четверга Он вступает с небольшим числом самых преданных учеников, показывает образ смирения, умывая им ноги, а затем дает им новую, вечную пищу – Евхаристию, благодаря которой теперь и мы можем духовно быть едиными с теми, кто от нас ушел перед этим постом и во время него.
Наше время в Святой Чаше причащения становится одним временем с той вечерей, которая совершилась накануне распятия и смерти Спасителя. «Мир Мой оставляю вам, мир Мой даю вам» – это мы чувствуем в Четверг, причащаясь на главной литургии года, которая вся как бы пропитана ожиданием страдания Господа. Дитрих Букстехуде, духовный певец и органист XVII века, изобразил это в одной из своих кантат так:
«Ты дал мне Себя,
когда сам был в глубочайшей тоске,
А я почти совершенно разрушен.
Ты сделал это, чтобы я не умер».
(«Jesu, meines Lebens Leben», кантата 62)
К вечеру Четверга Иисус остается уже совершенно один. И вот – Пятница, вот Анна и Каиафа, вот Пилат, вот Крест, вот тьма от шестого часа до девятого, и самое пронзительное «Боже Мой, Боже Мой! Почему Ты Меня оставил?» – и смерть на Кресте. Смерть Богочеловека, в которой все наши смерти и скорби, как в единой чаше, сплетаются в одно соединение.
Фото: Spbda.ru
Отец Георгий Чистяков называл нас «людьми Великой Субботы». «Иисус уже снят с креста. Он уже, наверное, воскрес, ибо об этом повествует прочитанное во время обедни Евангелие, но никто еще не знает об этом. Ангел еще не сказал: “Его здесь нет. Он воскрес”, об этом не знает никто, пока это только чувствуется, и только теми, кто не разучился чувствовать».
Получается, все эти дни мы можем быть с Богом, Который был все это время с нами. И, думаю, это наше со-бытие, со-страдание и со-распятие с Ним исполнит наше страдание Четыредесятницы истинным смыслом. Который мы отчасти сможем постичь, вступая в Светлую полночь на 8 апреля.
Это был тяжелый, невозможный пост, но впереди нам еще сострадать Христу. Господи, дай нам быть в эти дни с Тобой.