На берегу пустынных волн…
– Батюшка, расскажите, как Вы пришли к вере? Была ли Ваша семья церковной?
– Я из семьи военнослужащих — это накладывало определённый отпечаток на религиозную жизнь всех моих родных. Отец и мать в этом отношении — «простые советские люди»: оба крещёные, но не просвещённые. Но вот дед, отец моей матери, сумел пронести сквозь все испытания войны, сквозь годы службы искреннее отношение к Богу и глубокое чутьё православной жизни. Он жил и живёт как настоящий русский и свидетельствует о своей вере не словами, а делами. Всё это, безусловно, на меня повлияло. Впрочем, должен заметить сразу, что православного воспитания как такового я не получал.
– К какому моменту жизни можно отнести первое соприкосновение с религией, с верой, с православием?
– Первое соприкосновение носило скорее характер «от противного»: с детства большой интерес вызывали книги и журналы, так или иначе связанные с религиозной тематикой, но представьте себе, что это могло быть в начале 80-х? «Наука и религия», другие, скажем так, критические издания. Конечно понахватал оттуда всякого — потом жизнь «вылечила», показала насколько всё это критиканство поверхностно. Помню, что активно продвигал тезис о том, космонавты Бога не видели. А старшее поколение на это реагировало спокойно: поживёшь – увидишь. Пожил – увидел.
– Как же произошло так, что Вы поверили в Бога?
– Не могу сказать, что вот с такого-то момента всё и началось. Сначала детское, задорное отношение к вере сменилось на позитивный интерес. Помню, как первый раз от души помолился: катался на санках там, где не надо, и сорвался в строительный котлован — внизу арматура, бетон, а я лечу. Лечу долго-долго — за это время успел у Господа попросить милости, прощения. Откуда что взялось? Вот уж воистину «из глубины воззвах» — из глубины души, из памяти поколений. Приземлился в глубокий снег между двумя штырями арматуры, впереди бетонный блок. Может быть, с этого всё началось? Креститься попросился сам — просил родных: отведите в церковь. Как-то чувствовалось, что нелепо быть человеку без Бога — а как быть с Богом без крещения? Так это мне тогда чувствовалось. Было мне тогда около 13-ти лет.
Самое интересное в том, что именно меня подтолкнуло креститься: сестра бабушки бывала в церкви, и у неё было поминание — древнее такое, годов 50-х. Я его любил смотреть – отпечаток истории семьи. И вот однажды я понял, что меня там нет. Нет моего имени. Почему?! — говорю. А она в ответ: а ты ведь, Лёшенька, некрещёный. Так меня это задело!!! Вот тогда-то меня и зацепила мысль, что без Бога, без крещения что-то неправильно в человеческой жизни – будто ты от чего-то важного оторван: жизнь идёт, а ты в стороне сидишь, на обочине.
– Помните свое первое впечатление о храме, о крещении?
– Крещение помню очень хорошо! Это было в Казанской церкви в Талине, было легко, радостно очень — крещение совершал ныне покойный старый священник, прот.Евгений Насекайло.
– А как родители отреагировали на Ваше решение креститься?
– Спокойно отнеслись, тем более тогда многие крестились и проблем от этого ни у кого не было, гонений, никакого давления на верующих уже не было. Крещение я воспринял очень серьёзно — на мне крест со дня крещения: только иногда верёвочка рвалась и я, не замечая, ходил без крестика. Потом Евангелие попало в руки — читал запоем: там столько ответов было на незаданные вопросы! Просто потрясающе! Это был шок — в хорошем смысле, конечно.
– Какие же были эти незаданные вопросы?
– Школьная среда была очень сложной. Вот и был вопрос, который и задавать никому не хотелось: надо озлобиться и с волками выть по-волчьи или можно по-другому? Евангелие показало, что можно по-другому. Евангелие очень сильно утешало в скорбях — особенно повествование про крестный подвиг Спасителя: прочитаешь и на душе легче. Так и сейчас – откроешь Евангелие, и будто груз с души спадёт: «Христос терпел и нам велел!» Впрочем, Евангелие учило не только терпению – ещё и мужеству: есть ценности, ради которых стоит отдать жизнь. Потом, на фоне интереса к истории Родины, религиозные вопросы проявились в новом измерении – я понял, что Церковь для нас государство- и культурообразующий фактор. Это если современно выражаться — тогда-то я, школьник, и слов таких не знал. Вскоре первая икона появилась, и стал пробовать молиться — выучил «Отче наш» и «Верую». Выучил по какому-то исследованию, где были фрагменты рукописей напечатаны. Так с фрагмента и выучил, а поскольку книга не у меня была, то, приходя в гости, выучивал по кусочку.
– Были какие–то сложности на пути воцерковления?
— Не было особых сложностей. Наверное потому, что наставник был мудрый и терпеливый человек – прот. Вячеслав Селиверстов, таллинский благочинный: очень искренний человек, спешащий делать добро. Батюшка сразу запомнился мне, юному студенту, своим простым поведением — это тоже было уроком для меня: не надо ничего изображать из себя. Особенно помню его слова: «Душа как губка — у одного может впитать больше, у другого меньше»… Сначала, конечно, было страшно, очень, — всё так серьёзно в храме. Я тихонько приду, встану за внушающими доверие мужиками, то были люди церковные, слава Богу, и всё делаю как они — так и воцерковлялся. С другой стороны, воцерковление облегчалось тем, что в нашей семье, при всех издержках советского воспитания, Бог никогда не отделялся от Церкви – не было метаний: раз решил идти к Богу, так только через Церковь.
– Как складывалась жизнь дальше?
– Я готовился поступать в военное училище. Но школу пришлось заканчивать в другой совсем стране: пришлось оставить мысли об этой стезе – надо было и о родных позаботиться, да и вообще ситуация была крайне неопределённая. Поэтому сначала я поступил в Таллиннский Технический Университет, проучился там два курса и потом поступил в Санкт–Петербургскую Духовную Семинарию.
– Что изменилось в Вашем мировидении после принятия сана?
— Не сразу, но изменилось очень многое. Более же всего изменилось отношение к людям — когда тебе приходится принимать покаяние, быстро понимаешь, что не всё так лубочно, как в учебнике. Священство сводит с человеком ближе некуда — происходит познание «микрокосма», а это меняет восприятие творения в целом. А если попросту, то добрее становишься.
– Хотели бы Вы, чтобы Ваш сын тоже стал священником?
– Пусть вырастет и решает сам — страшно предстоять Господу сил. Пока же, дай Бог, вырастить его православным христианином.
– Отец Алексий, расскажите о вашем храме? Это ведь не совсем обычный храм? Это единственный православный храм в городе?
– Город Палдиски (русское название Балтийский Порт) был основан императором Петром I в первую очередь как военный порт для кораблей Балтийского флота в 20-х годах XVIII века. С возникновением поселения была устроена полотняная церковь во имя великомученика Георгия Победоносца, где богослужения совершались флотскими священниками.
В 1728 году в порту была сооружена деревянная церковь, но храм был сооружен без печей, и в нем было трудно совершать богослужения в холодный период. В 1784 – 1787 годах по проекту архитектора Иоганна Мора была сооружена новая каменная Георгиевская церковь. В конце XIX века ее перестроили по проекту архитектора Эдельсона. В 1939 году, с учреждением в Палдиски советской военной базы храм был закрыт и его имущество было передано в различные церкви Эстонии.
Православная жизнь в городе начала возрождаться в середине 90-х годов прошлого века, но из-за упорного нежелания властей дать регистрацию Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата приход открыть было невозможно. В конце-концов, православная община в г. Палдиски была создана в 2001 году и зарегистрирована в 2002-м – к этому времени здание старой Георгиевской церкви уже было передано Константинопольскому Патриархату, поэтому первые богослужения совершались протоиереем Павлом Поповым, и.о.настоятеля, в помещении Палдиского отделения Красного Креста. В 2002 году власти города пошли навстречу пожеланиям верующих и передали небольшое деревянное здание бывшего городского музея, где по благословению митрополита Таллиннского и всея Эстонии Корнилия был устроен храм во имя великомученика и целителя Пантелеимона.
К празднику Рождества Христова усилиями местных жителей две комнаты были переоборудованы под церковь, и стало возможным совершить в них богослужение. Нашлись добрые благочестивые люди, которые пожертвовали многое необходимое для совершения богослужений: иконы, утварь, богослужебные книги и т.д., а прихожанки Александро-Невского собора прекрасно отреставрировали старую плащаницу. В Рождество Христово, 7 января 2003 года, состоялось первое церковное богослужение в домовом храме св. великомученика Пантелеимона.
– Какое Ваше самое памятное впечатление от храма?
– Самое сильное впечатление — когда на втором году моего здесь служения, люди впервые подхватили пение «Царице моя преблагая…». Сначала община была единым целым весьма условно — это были отдельные люди, волею судеб объединённые одним домом молитвы. В этом пении «едиными усты» они впервые явили себя как малую Церковь.
– Большой ли приход?
Небольшой – в городе живёт немногим более 4000 человек, половина – эстонцы. На воскресных богослужениях бывает до 50 человек, в праздники и до 80. Без учёта Пасхи и Богоявления. Преобладают, конечно, пожилые люди, но незначительно — многие в среднем возрасте, много детей.
– Есть ли у прихода социальная деятельность?
— Учитывая нашу малость, мы можем оказывать лишь малое благотворение. Однако, стараемся помочь чем можем. Воскресная школа действует у нас уже два года — её ведёт моя супруга.
– Насколько вообще люди в городе интересуются православием. Как относятся к священнику? Например, если Вы идете по улице в рясе с крестом?
– Отношение людей спокойное, хотя приходится встречаться и с неадекватным отношением: некоторые ведут себя вызывающе. Думаю, что это пройдёт — просто пока ещё люди не привыкли к внешним проявлениям церковности.
– Есть ли перспективы общине получить храм большего размера?
— Мы выкупили участок, на котором стоит церковь, и в перспективе надеемся начать строительство нового, более вместительного храма. Однако, когда это будет, ведомо только Богу.
— А как старая Георгиевская церковь?
Фактически она пустует – священник константинопольской юрисдикции приезжает на Рождество, на Пасху. Два раза в год.. Храм пустует
– Если константинопольский патриархат не служит в храме — есть ли перспектива, что они передадут его обратно ЭПЦ?
К прискорбию, старая Георгиевская церковь является собственностью Эстонской Апостольской Православной Церкви, основу которой составляют отколовшиеся от единства с Московским Патриархатом эстонские священники со своими приходами. Мы пытались достичь компромисса, но наши усилия не принесли успеха. Пока перспектива вернуть здание старой церкви приходу Московского Патриархата весьма ничтожна.