Надежда выше всякой надежды. Священник Сергий Круглов — о Пасхе

Через порог боли

— Уже которую Пасху подряд мы отмечаем в мире, где все вверх тормашками. Что изменилось у вас за это время?

— У человека всегда что-нибудь меняется. А еще более — в человеке. Он меняется сам, и это самое важное изменение. Не хочу сказать, что это означает некий эскапизм, бегство в свой внутренний мир от проблем мира внешнего, вовсе нет. Окружающий мир — очень важная вещь. Но в конце концов это он часть человека, а не наоборот. Мы, конечно, зависим от него, мы в нем — составляющие, какие-то функции: священник — часть Церкви, семьянин — часть семьи, гражданин — часть общества, больной — часть очереди в поликлинике, и так далее, все мы — часть общей беды или общих радостей. 

Но Христос подвел итог под всем, что говорили до Него насчет этого мира: какая польза человеку, если он приобретет весь этот мир, а душе своей повредит? Душа здесь, может быть, понимается не столько как «жизнь», по толкованию библеистов, сколько как неповторимая личность человека. 

Оказывается, человек — основа всего мира, а не наоборот. Поэтому, когда происходят печальные, ужасные вещи, они тоже часть моей жизни, часть меня самого. Со временем мозоль, конечно, нарастает, некий потолок, некая мера переживаний есть у каждого смертного. Но какая-то острота переживаний всегда остается. Просишь у Бога сил и защиты, учишься сдерживаться, учишься выбирать приоритеты…

Именно — ответственность, точное слово. Оно очень тесно связано с любовью и свободой — двумя вещами, без которых жизни нет и быть не может. 

И такое осознание помогает как-то справляться с остротой переживаний. Как жить дальше? Есть ли кто-то, ради кого ты должен жить, ради кого ты не можешь «все бросить и бежать», даже если хочется? Возможно ли писать стихи после Освенцима? И так далее. Понять, в чем твоя ответственность, как продолжать идти к смыслу своей жизни в этих обстоятельствах, как в них реализовывать заповеди Христовы — вот это первостепенно важно.  

— Но стабильно случается что-то из ряда вон. Ты только в себя придешь, и тут теракт в «Крокусе», наводнение в Орске… Кажется, болевой порог давно пройден: ты уже ничего не чувствуешь, хотя головой сопереживаешь. Как вы думаете, это нормально?

— Я очень хорошо это понимаю. Боль остается, человек не может не реагировать на какие-то вещи. Но специфика переживаний этой боли становится другой. 

Часто в храм приходят люди и в самых разных ситуациях спрашивают: за что, за что нам это все? Они теряют близких, здоровье, работу, дом, родное гнездо, с ними происходят многие грозные вещи, которых они не ожидали, на что они не планировали реагировать. Мы приготовились ждать событий слева, а они случаются справа или снизу… То, что человек, оказывается, не хозяин своей жизни, — одна из самых страшных печалей на свете. За что, за что? И вот мы приходим к выводу, что это вопрос бессмысленный, разъедающий сердце и ум своей зияющей пустотой, хотя вроде бы такой совершенно естественный… 

Фото: tatmitropolia.ru

Есть более важные вопросы — что делать, как продолжать жить? И когда человек с течением лет начинает искать на них ответы, он учится справляться, учится любить Бога и ближних, да и себя самого тоже (не уничтожая себя саможалением, расчесыванием своего горя, а активно помогая себе встать на ноги. Любить себя — тоже ведь часть заповеди о любви к Богу и ближнему…), и продолжать это делать в невыносимых обстоятельствах.

— Когда тебя обезболило до такой степени, то же ли это самое, что безразличие?

— Нет, это совершенно не то же самое. Вот отличие: безразличный не шевельнет пальцем, чтобы кому-то помочь, а тот, кто как-то справляется со своей болью, помогает и другим. Пожарный, который спасает потерпевшего на пожаре, бурно и эмоционально не выражает своих чувств, не рыдает, не издает сочувственных воплей, не рвет на себе волосы, его мимики вообще не видно, он ведь в спасательной амуниции. Но это не значит, что он «равнодушен» к потерпевшему — совсем наоборот, он сострадает, и самым действенным образом: спасая его. 

Если же спасатель станет тратить время и силы на выражение эмоций в критической ситуации — рискует не спасти и сам погибнуть. К слову, именно таким — не-сочувствующим, бесстрастным и далеким — нередко мнится нам Господь в скорбях нашей жизни… 

Мы живем в падшем мире, в котором у каждой вещи есть две стороны. Качели вправо, потом влево, за каждое удовольствие наступает период расплаты, день сменяется ночью. В этом мире не бывает ничего абсолютного, беспримесного — не бывает беспримесной радости, но зато не бывает и беспримесных горя и отчаяния. Мы видим на примере земной жизни Самого Христа, как по-разному воспринимались Его абсолютные красота и чистота. В своей правде люди посылали Его на смерть… Правд ведь на свете много, и у каждой тоже своя оборотная сторона — таков этот мир. Но в нем есть и выход — надежда выше всякой надежды. Ее дает Господь.

Варенье как противление злу

— Поначалу даже постить свои фото в соцсетях было кощунством. Как же так: в новостях апокалипсис, а у тебя котики и нормальная жизнь.

— Есть в обществе такое: установить некий стандарт и применять его к другим, чтобы этому обществу было удобно жить. Это нечто вроде общественного инстинкта самосохранения: «Прекратите раскачивать лодку, иначе потонем!». 

Бывали так называемые кощунники, скажем, в среде искусства — бунтари, «проклятые» поэты, которые эпатировали публику. Почему они это делали? Они интуитивно сопротивлялись, по крайней мере лучшие из них, уравниванию, стрижке под одну гребенку, нивелированию неповторимой личности человека. Сопротивлялись, так скажем, перекосу в сторону примата идентичности человека над его индивидуальностью. Они понимали, что, когда общество требует от тебя не кощунствовать, оно очень часто имеет в виду: заткнись, не высовывайся, перестань нас беспокоить, стань как все или исчезни из мира. 

Фото: из личного архива священника Сергия Круглова

Здесь есть очень тонкая грань, потому что, как сказано, у каждой медали две стороны. Любая вещь может быть во благо и во зло — смотря как употребить. 

Постить котиков: зло или благо? Бывает, конечно, когда люди постят себя и свою позицию напоказ, и позиция эта такова: вот я с любимым котиком, этим я подчеркиваю, что мне наплевать, что происходит в мире. Такое выглядит даже не кощунством, а просто нравственной тупостью. Бывают ситуации, когда невозможно не откликнуться или хотя бы не показать, что тебе больно — когда вокруг больно другим людям, целым странам и народам.

А бывает, наоборот, это отстаивание своей «котиковой» позиции — этика малых дел, честертоновская декларация спасительности маленькой человеческой жизни, возделывание своего маленького садика, который и другим может дать от своих плодов. Об этом и Льюис писал в «Мерзейшей мощи», и Розанов, помните знаменитое: «Все кричат: “Что делать?” Как что делать: если это лето — чистить ягоды и варить варенье; если зима — пить с этим вареньем чай». Варенье тоже может быть формой противления злу. Думаю, лучше не скажешь, мне во многом это близко. 

Если ты своим пощением котиков в соцсетях сделал кому-то больно — разные бывают случаи, — нужно извиняться. А иногда, наоборот, демонстрация фото домашнего любимца кого-то поддерживает: люди видят, что кто-то еще способен не терять голову и отстаивать ценность очень уязвимых в нашей жизни вещей, давая понять, что в этих вещах содержится нечто невидимое, но вечное — и важно, что через них проглядывает свет Христов.

Голодная канарейка

— Вот уходишь ты в свою маленькую жизнь, потому что устал: не включаешься в общее переживание, в километровые споры, которые раньше были воздухом и в которых ты искал единомышленников, и остаешься как будто совсем один. Что с этим делать?

— Для меня соцсети — прежде всего средство связи с друзьями и знакомыми. Что же до актуальных повесток и дискуссий… Мне всегда было не особо интересно читать бесконечные споры в комментариях, тем более — в них участвовать, потому что если в них и рождается истина, то она там же и помирает. А интересно было всегда делиться чем-то, что восхитило, ошеломило или захватило самого: находкой, стихотворением, картинкой, мыслью, образом. 

Об одиночестве мне трудно говорить, я ведь по складу характера человек, который всегда ценил одиночество (помните Рильке, в переводе Ахматовой: «Одиночество! Зовам далеким не верь…»), но которому очень редко выпадает побыть одиноким, потому что есть семья, прихожане, насущные обязанности, всегда люди вокруг. Для меня одиночество, наоборот, чаще предстает желанным отдохновением. Но я понимаю, о чем вы говорите. 

Фото: Сергей Мечиев

Думаю, прежде всего стоит отдавать себе отчет, для чего ты вообще сидишь в этих соцсетях. Просто почувствовать, что ты не один, что есть с кем поболтать, обменяться лайками? Или для чего-то более важного?..  

Все-таки, как бы пафосно это ни прозвучало (и прошу прощения у тех, кого этот пафос может задеть), я думаю: чтобы не чувствовать одиночество, в соцсетях или в так называемом реале, нужно понять, ради кого и ради чего ты живешь. Это чувство тоски, покинутости, уныния, которое на меня нападает перед монитором, которое может быть как от переедания соцсетями, так и, так скажем, от недоедания, — оно ведь живет во мне не только в связи с ними. В конце концов оно возникало и у людей всех тех поколений, которые компьютерных соцсетей не имели, но всегда имели вокруг себя социум. И важно разобраться, откуда оно у меня именно сейчас, что с ним делать, что делать с жизнью своей, со смыслом своей жизни.

— От котиков пришли к смыслу жизни.

— Да мы от него никуда и не уходили!.. Это кому-то покажется смешным, но на самом деле человек, может быть, этим и отличается от всех остальных созданий Божьих.

Смех смехом, но так и есть.

Опыт подсказывает, что именно от нерешенности этих важных вопросов (или от нерешимости их задать самому себе) чаще всего и появляется пустота. Человек пытается ее заполнить, а не получается. В последнее время часто вспоминаю детский стишок Чуковского по этому поводу — как звери взялись потушить горящее море. И чем тушили-то? Пирогами, и блинами, и сушеными грибами, совершенно неподходящим материалом. 

Или еще у Питера Крифта был замечательный образ… У каждого человека в сердце живет канарейка, певчая птичка. Она беспокойно кричит, потому что хочет есть. Человек пытается накормить эту птичку, но все время сует ей не то, что ест канарейка. Он сует собачий корм, кошачий, корм для обезьян, чипсы, гамбургеры, а ей нужна особая еда. Поэтому, пока человек не будет решать самые важные вопросы, он так и будет себя чувствовать голодной канарейкой.

Есть такое старинное выражение, которое бытует в церковно-приходской среде, не помню, кто изначально его автор: вот будет у тебя Бог на первом месте, и все остальное встанет на свои места. В нем есть немалый резон. Когда выстраивается некая иерархия ценностей, когда человек внутри себя начинает обретать смысл, то смысл начинает обретать все остальное вокруг. 

Пасха — дело одинокое?

— Но пропадает и вкус к празднику. Пасха в нашей традиции — большое общее торжество, где много красоты, ликования. А ты не чувствуешь причастности, потому что ты не со всеми. Но ведь и Христос тоже был один: один стоял перед Пилатом, один всходил на крест, один принял смерть. Может, Пасха — вообще дело одинокое? 

— О мере одиночества Христа перед лицом смерти мы можем думать, но вряд ли можем судить, несмотря на все свидетельства Евангелий. Точно известно одно: Христос потому и пошел на крест в одиночестве, чтобы мы с вами больше никогда одинокими не были… 

Что касается нашего переживания праздника Пасхи, обращу внимание вот на что. Кипение страстей, бурление их внутри нам никак не дает сосредоточиться на том, что мы, православные, уже знаем. А знаем мы на самом деле немало важного. Например, знаем со времен еще своего неофитства, что есть Церковь Христова, а есть — церковная культура, есть таинство, а есть обряд, есть внешнее, а есть внутреннее. Есть то, чего в христианстве и в христианине нельзя изменить, очень важное, а есть то, что изменяется постоянно. 

Фото: tatmitropolia.ru

Поэтому усталость, о которой вы говорите, думается, относится прежде всего к выражениям и привычным реалиям нашей культуры, с которой мы привыкли ассоциировать Церковь и переживание которой привыкли получать от празднования Пасхи: весна, колокола, огни, некоторая обязательность приходского ликования и традиционных приветствий при встречах с единоверцами в храме, особое состояние, когда человек не спит ночью, у него звенит в голове от Пасхальной службы, гудят ноги, но вместе с тем — предвкушается праздничный стол, и после этой службы можно не спать и продолжать веселиться, как в новогоднюю ночь… 

Но вот, как говорится в одной истории, новогодние игрушки остаются те же самые, а радости от них уже никакой. И здесь: вот те же вроде куличики, огни и Пасха, все так же кричат «Христос воскресе!», а радости нет. Потому что все, и центр радости тоже — в человеке, а не вне его. И праздник Пасхи — он тоже в человеке, а не снаружи. Снаружи — Христос воскрес. Вот Он протягивает к тебе руки, зовет идти к Нему и за Ним. Но если ты будешь стоять на месте и к Нему не пойдешь, ваша встреча не состоится, потому что от тебя тоже много чего зависит, усилие, чтобы сделать шаг Ему навстречу — только твое усилие. Как, помните, в старом фильме «В джазе только девушки», где два жулика спасаются от погони: «Осгуд ждет нас у причала!» — «Да, но мы-то еще не у причала!..» 

Что у меня внутри? Что мне делать с самим собой? Опять приходится решать вечные вопросы. Скажут: «Ну как же так? Ведь положено радоваться!» «Положено радоваться» — такого не должно быть в лексиконе, тем более — в христианском. Что значит «положено»? 

Господь никому не говорит, что тебя отлупят плетками и ты залюбишь Его как миленький, возрадуешься и закричишь: «Христос воскресе!» 

Поэтому человек, который чувствует себя уныло и одиноко, я думаю, прежде всего пусть постарается понять и расслышать: вот чей-то голос, он что-то мне говорит, кто-то невидимый стоит за плечом. Если этот кто-то говорит, что раз ты не радуешься в пасхальную ночь и чувствуешь себя одиноко, значит, ты не такой, как все, значит, ты грешник, порченый, и этими речами явно пытается довести тебя до уныния и отчаяния, — этот голос явно не из хорошей области. Тогда надо показать кукиш этому невидимому вещателю и сказать Богу: «Господи, видишь, опять рогатая тень у меня за спиной. Она меня искушает, помоги мне». 

— Многие спрашивают: «А мне вот вообще некуда идти на Пасху, в моем приходе разлад. И я никуда не пойду. И, главное, знаю, что ничего в моей жизни от этого не изменится». Как справлять Пасху одному?

— Принять самого себя, свое уныние, свою печаль — и все это передать Христу. Господи, вот они там радуются все. Давай выйдем с Тобой в соседнюю комнату, закроем дверь, чтобы не так шумело, потому что у меня к Тебе важное дело. Я Тебе вот что принес. Видишь, нечистое маленькое животное: оно болеет, оно плохо пахнет, у него блохи, оно в депрессии. Вылечи его, потому что я без него не могу жить — это мое сердце. 

Фото: tatmitropolia.ru

И Господь обязательно пойдет со мной в соседнюю комнату, Он именно для этого и пришел. Он пришел не чтобы просто висеть под сводом храма и сиять лампочками: «Христос воскресе!» Нет, конечно, если это сияние подлинно выражает радость, то Он и там тоже, ну, а если это просто обычай и «так положено»… 

Бывает, что именно чувство фальши, неловкости мы пытаемся объяснить унынием и депрессией. А мы должны позволить себе не радоваться, когда нам нерадостно, и принять себя такими как есть, но все это отнести Христу. Он — наш Спаситель. Как говорит Церковь ежедневно в ектениях: сами себе, и друг друга, и весь живот наш — куда девать? Христу Богу предадим. Он все сделает, все разрешит. Без этого смиренного принятия себя и передачи себя Богу нет и покаяния, и перемены нашего «я».

Разбитые коленки

— А если у тебя еще и личная потеря? Близкий умер, семья развалилась, друг предал, надежды обрушились — а вместе с ними, кажется, и жизнь. И человек говорит: «Я не знаю, как буду праздновать эту Пасху».

— Как заранее узнать? Когда она наступит, когда человек проживет это событие от начала до конца, тогда и будет знать. Есть очень много важного, о чем заранее не знаешь, и это тоже одна из самых страшных вещей на свете — неизвестность. Мы заранее пытаемся планировать будущее. И ведь знаем при этом, что в 8 случаях из 10 будет вообще по-другому, как ты себе ни планируй… 

Здесь вопрос веры и доверия Богу. Господи, я знаю, что не могу не думать, не переживать. И Ты знаешь, что я не могу. Но по крайней мере я держусь за Тебя и знаю, что я не один в этом переживании. Будь со мной, не дай мне сойти с ума и побежать по потолку, потому что мне это все невыносимо, я не знаю, как буду праздновать в этом горе. Доверюсь Тебе сейчас, и пусть все будет как будет — а отрефлексирую, проанализирую, пойму, что к чему в этой ситуации, уже завтра или послезавтра — потом, когда все будет позади, с Твоей помощью.

Когда человек хочет спрогнозировать ситуацию, он хочет ее пережить, чтобы выработать защиту и заранее быть во всеоружии. Вот она, заноза, — это «заранее», оно видится мне некой защитой, гарантией, знаком моей силы… 

Он хочет повелевать своей жизнью, но ничего не получается, и он унывает. Остается держаться только за Христа. Как бы я ни отреагировал — смешно, нелепо, безобразно, — Он-то никогда меня не бросит.

— Но ведь здесь еще обида просыпается.

— Это ужасное чувство, его очень тяжело переживать. Потому что жизнь чаще всего состоит из таких вещей — из больших или малых несправедливостей, из обид, когда просто обидно и все тут. И со стороны, конечно, легко говорить, морализовать: «А кто тебе сказал, что будет по-твоему?» Но человеку от этого легче не станет. 

— Нам хочется, чтобы Бог все поставил на место, а ничего не происходит. Как Эли Бар-Яалом поет: «Мы ведь верили, мы ждали, а они не воскресали». 

— Песня броская, да, она может тронуть. Но когда этот мотив поют во второй, в пятнадцатой, в сотой песне, когда появляется целая субкультура уныния… Человек унывает-унывает, а тут раз — и воскресшие как нагрянут! И вот уже человек недоволен: «Уйдите!» — «Ну как, ты же переживал, что воскресение не наступает!» — «Уйдите, я как раз новую песню сочинил на эту тему, вы мне всю субкультуру уныния испортите!» Человек понимает, что это болячка, но ему нравится ее расчесывать. В этом же особое удовольствие можно найти.

— Как перестать чесаться?

— Благо, если у тебя есть заботливый ближний, который может просто шлепнуть по рукам и сказать: «Будешь еще чесать и ногти грызть, я тебе их горчицей намажу». Ну и так далее. Если его нет, то можно положиться на Господа, Он тоже может примерно так сделать. Общего рецепта нет.

Фото: Сергей Мечиев

Маленький лайк для одинокого человека, маленькое слово, совершенно невзначай сказанное… Как иногда пишут комментарии в соцсетях верующие люди? Они не пишут длинно: «Мы тебе сочувствуем, Господи, спаси, помоги», — и еще длинную молитву в придачу. Они, за недосугом времени и сил, ставят крестик: вот, я помолился, помянул тебя. И эта маленькая соломинка может спасти человека. В наше время спасительная соломинка может выглядеть лайком под постом. Все те, кто будет читать и об этом думать, просто помните: я ставлю вам лайк, крестик, помоги вам всем Господь. 

— «Добро победит зло», «жизнь торжествует над смертью» — все это звучит несколько общо, потому что на наших глазах происходит обратное. Как обещание, которое никогда не выполняют. Или как в детстве: родители дуют тебе на разбитую коленку, чтобы успокоить, а ничего не происходит. Где же тут Пасха? 

— Кто-то из богословов XX века сказал: «Мы не призваны сделать так, чтобы Евангелие и его весть в этом мире сейчас победили. Мы призваны свидетельствовать о нем».

Это вышеестественные вещи, которые мир почитает безумием, по слову апостола Павла.

В глубине сердца, не в рацио, ребенок убежден, что коленка заживает, раз родители дуют. Хотя умный человек понимает, что от дуновения ничего не изменится. Но все равно он знает, что заживает. То есть включаются вышеестественные вещи. Даже в случае разбитой коленки. Происходит что-то очень важное, невидимое, неуловимое и даже не определимое словами. Это дуновение на разбитую коленку не приносит медицинского эффекта, но приносит очень важный духовный эффект (истертое и изрядно девальвировавшееся слово «духовный», но другого пока не подберу). 

Хотя бы на долю секунды посострадать человеку — это действительно труд, и труд трудный. Человек смертен и немощен, поэтому чего удивляться и обличать людей, которые не могут сострадать или не проявляют сочувствия… Но в любом малейшем проявлении сострадания через «не хочу», через усилие над собой помогает Господь. 

Фото: tatmitropolia.ru

Господи, дай мне нужные слова, дай мне нужную интонацию, чтобы человека еще больше не обидеть, не растравить, а ему помочь. А если потом человек захочет к тебе и вовсе залезть на ручки? Ибо логика такова: пожалел — взял на себя ответственность за пожалетого. И как с этим потом быть? Значит, после моего трудного усилия сострадания отдохнуть не получится, впереди — новые труды…

Мы во многом (не во всем) — все одинаковы. Варимся в этом котле жизни земной, и Господь рядом с нами — Он же воскрес, Он живой. И в конце концов мы утешаем себя абсолютно банальными, затертыми словами, которые оказываются верны снова и снова, с каждым новым днем и новым поколением. Что боль — это в том числе еще и признак жизни, что утро вечера мудренее, что как бы тебе ни было тяжело, подуй на болячку своему ближнему, если можешь, и вам обоим станет полегче. Такие вещи оказываются правдой, которую с детства без слов говорили родители, дуя нам на разбитые коленки. Потому что это составляет какую-то важную, богоданную основу человека.