Люди, живущие в страхе и плаче
Сергей Худиев
Как-то я прочитал — у одного неверующего и, похоже, молодого человека — что его отталкивает в христианстве то обстоятельство, что «надо все время плакать о грехах». Что же, образ людей, облаченных в мрачные одежды, живущих в постоянном страхе перед адом, отказывающих себе во всем, потому что Бог запретил и обязательно накажет, мне хорошо знаком еще с советских времен. Нам говорили, что религия — чрезвычайно депрессивная и безрадостная вещь, и ей противопоставлялся кипучий энтузиазм «строителей нового общества».
Только потом я обнаружил, что самые радостные люди, которых я видел — это монахи, и что проведенные совершенно светскими институтами исследования говорят о том, что церковные люди в среднем более счастливы и легче переносят удары судьбы, чем неверующие. По всем имеющимся данным христиане заметно менее депрессивны, чем неверующие. В Британии был даже смешной случай — «Британская гуманистическая ассоциация» выпустила билборд, изображавший счастливых, смеющихся детей, с надписью «Не записывайте меня [в ту или иную религию]». Речь шла о том, что, с точки зрения атеистов, обучение детей религии — это форма насилия. Вскоре, однако, оказалось (чего атеисты не знали), что на фотографии изображены дети из семьи ревностных христиан.
Но «плач о грехах» — несомненная и важная часть нашей традиции, и нам стоит попытаться понять, о чем идет речь. Бывает поверхностный оптимизм, эдакое бодрячество, когда человек просто игнорирует трагичность человеческого существования. Когда человек чувствует себя обязанным все время лучезарно улыбаться и демонстрировать прекрасное настроение, это может его надорвать.
Плакать — не постыдно
В этом мире есть трагедия, боль и скорбь. И плакать об этом — правильная, естественная и здоровая реакция. Нам разрешено плакать — это не постыдно. В христианском контексте грех — самое большое несчастье, которое может быть, и корень всех остальных несчастий.
И именно когда мы перестаем «держать улыбку» и позволяем себе плакать, мы становимся доступны утешению — более того, радости.
Бывает, когда человек переживает тяжелое горе, он стискивает зубы, держит свою боль в себе, даже старается казаться бодрым и веселым. Но когда кто-то заговорит с ним, проявит доброту и участие — этот человек плачет. Для горюющего человека плач — это не реакция на обиду, напротив, это реакция на доброту. Когда люди плачут в такой ситуации, они принимают доброту и сострадание других. Они обретают медленное и трудное исцеление.
Так и плач о грехах — это реакция на благодать Божию. Сверхъестественная милость и доброта прикасается к душе человека, и он плачет. Человек может заплакать от музыки Баха или картины Рембрандта «Возвращение блудного сына» — потому что через эти шедевры до него достигнет прикосновение Бога.
Плач означает выход из состояния окамененного нечувствия, когда человек делает вид, что с ним все в порядке. С нами все очень не в порядке — мы разбиты, потеряны, страдаем и умрем. Мы находимся в состоянии катастрофы, и как человеческий род в целом, и как отдельные люди — мы отпали от той Любви, которая создала нас для вечной радости.
Фото: Михаил Левит/studiolevit.com
Эта катастрофа называется грехом — и дело даже не в том, что Бог накажет грех смертью и адом. Дело в том, что грех сам по себе и есть смерть и ад.
Это мощная и таинственная тяга к саморазрушению, которая гонит наркомана за следующей дозой — но которая проявляется и в благополучных, социально устроенных людях, когда они предпочитают удовольствие, а не любовь, или предаются ненависти (как они верят, к плохим людям), или пренебрегают доверительными, близкими отношениями ради «успеха», или поклоняются идолам — нации, или вождю, или идеологии, или просто деньгам.
Человека касается благодать
Обычно люди живут — и умирают — как будто так и надо. Но иногда человека касается благодать — и он плачет. Благодать смывает это напускное бодрячество, и человек обретает то, что в псалме называется «сокрушенным сердцем» — решимость взглянуть на свою ситуацию прямо и без самообмана.
Одновременно с этим благодать подает утешение, уверенность в том, что любовь Божия намного больше наших грехов, а премудрость Божия знает, как спасти нас из беды, в которую мы себя загнали. Эта уверенность в том, что Бог хочет нам вечной радости, и знает, как привести нас к ней, и непременно приведет — если мы отзовемся на Его зов — является источником утешения, которое ничто не может отнять, радости, которая, в отличие от бодрячества, не игнорирует трагизм человеческого существования, но полагается на Бога, который превращает смертную тень в ясное утро, так, что сеявшие со слезами будут пожинать с радостью.
Как сказал Христос Юлиании Норвичской, «Я знаю, как сделать все хорошо, Я хочу сделать все хорошо, и Я сделаю все хорошо, и ты сама увидишь это».
«Блаженны плачущие, ибо они утешатся» (Мф. 5:4) — говорит Христос. Вера в спасение приходит к нам, когда мы признаем, что нуждаемся, отчаянно нуждаемся в спасении. Когда мы видим, что мир не таков, каким он должен быть — и мы сами не таковы, какими должны быть, и оплакиваем этот факт.
Тогда мы обретаем радость и утешение, которое глубже нашей печали — и ведет к радости вечной.