«Детям новая реальность дается тяжело». Учитель Ирина Лукьянова — об итогах 2022 года
«Детей приучают говорить и мыслить по шаблону»
Итоги этого года грустные. Такое ощущение, что работать с детьми, особенно со старшеклассниками, некогда, потому что они все время пишут то диагностики, то пробники, то олимпиады, то итоговое сочинение. И они ужасно волнуются, что их надо к этому сочинению готовить.
От учителя на этих мероприятиях обычно требуется только одно — читать вслух инструкции, раздавать ручки и листы, сидеть несколько часов смирно, собирать работы, заполнять протоколы, а в некоторых случаях — проверять работы по заданным критериям. И это, конечно, совсем не та учительская жизнь, которую мы когда-то себе представляли. Учителям-словесникам достается этих оргмоментов вдвое больше, потому что у нас и русский, и литература: олимпиад — две, диагностик — две, плюс итоговое собеседование, итоговое сочинение, два ЕГЭ…
На то, ради чего и затеваются уроки литературы, — на вдумчивый разговор о прочитанном — не остается времени ни у учителей, ни у учеников.
Самое ужасное, что детей по-прежнему приучают говорить и мыслить по шаблону. Только что я проверяла это самое итоговое сочинение. Хорошие, живые дети. И учителя хорошие. Но какой вред здесь нанес ЕГЭ — трудно передать. Умные, думающие дети любой свой текст начинают со всех этих клише:
«Во все времена тема того-то оставалась актуальной для писателей…»
«В наше время, когда вопросы того-то встают с особой остротой…»
И продолжают: «Далее мне хотелось бы перейти к следующему пункту своих рассуждений…»
Сколько я им ни объясняла, что это костыли для тех, кто не умеет ходить, все равно из раза в раз читаешь: «Для начала мне хотелось бы порассуждать… В качестве примера я могу привести героев романа Толстого “Война и мир” Пьера и Наташу».
И потом, когда со школьниками работаешь уже как журналист, например, и просишь написать о том, что интересно лично им, они продолжают тянуть ту же резину: «Каждый из нас не раз размышлял о том-то и том-то», «Во все времена писатели интересовались такой темой, как…». Это вколочено в них намертво. Я все время пытаюсь научить детей живой письменной речи, и мне все больше кажется, что это какая-то невыполнимая задача.
Дети, говорю, ну попробуйте быть собой, вас никто не обязывает писать шаблонами из ЕГЭ. Нет, так — страшно, рискованно, неожиданно. И они все равно пишут по шаблону — на всякий случай. Не все, конечно, в этом году были и очень хорошие сочинения, но были и совершенно стереотипные.
С другой стороны, итоговое сочинение, на мой взгляд, настолько мертворожденный экзамен (даже не экзамен, а допуск к экзамену), что я понимаю детей, которые сдают его «на отвяжись»: готовиться не буду, напишу, что тема благородства актуальна во все времена, приведу пример из «Капитанской дочки» и «Войны и мира» — все, отстаньте.
«Чтобы все по линеечке»
В этом году наши образовательные власти по-прежнему страстно стремятся все сделать единым — например, программу. Учебников в федеральном списке оставили всего несколько линий из тех, которые были до этого. Шаг влево, шаг вправо… Чтобы все по линеечке. И чтобы все читали «Молодую гвардию». Возьмите этот текст, не поленитесь, перечитайте его сегодняшними глазами.
Или недавно опять взялись обсуждать стандарт школьной формы. Его, кстати, уже обсуждали в Госдуме в 2013 году, но законопроект не прошел. Теперь опять возникла острая государственная необходимость ввести школьную форму.
Почему нельзя допустить, что у людей могут быть разные потребности (у детей в том числе), что кто-то больше любит порядок и строгость, а кто-то — творческий хаос?
Я бы хотела, чтобы мой ребенок ходил в школу, где нет школьной формы. Другим родителям надо, чтобы форма была — желательно не только у школьников, но и у учителей.
Но если всем все выдать одинаковое и проверить, достаточно ли оно одинаково, то всеобщее счастье, увы, не наступит.
«Попытки заставить любить»
Я не классный руководитель, меня никак не касаются патриотические мероприятия. И у меня по расписанию нет уроков в понедельник. Я даже не знаю, где у нас в школе проводят линейки и поднимают флаг. Но в коридоре возле входной двери флаг появился, а на стенде — гимн. Каждый раз, надевая куртку, я стою и сверлю эти строки глазами (место организовано так, что невольно туда упираешься), при этом выучить их я совершенно не в состоянии, потому что в мою голову крепко вколочена версия «и Ленин великий нам путь озарил». Вытеснить ее уже, по-моему, ничто не в силах.
Все попытки заставить любить Родину мне кажутся странными: я и так ее люблю, но не так, как мне предписывается.
Я помню, как сама была школьницей во времена позднего застоя, как нас со всех сторон окружала пропаганда, как мы выдохнули, когда ее не стало, и радовались, что нашим детям этого не достанется — ни маршировок, ни классных часов с рассказами, как мучили пионеров-героев, ни томительных линеек, когда первоклассники падали в обморок, ни брежневской «Малой земли» в списке обязательного чтения, ни политинформаций.
Моим детям не досталось. Они попали в тот период, когда в школе было немного разнообразия и педагогических экспериментов. Современным детям, которые привыкли говорить то, что думают, новая реальность дается тяжело.
Если у учителей — особенно старшего поколения — еще есть память идеологического двуязычия, то у них ее нет. Хотя и до этого дети, с которыми я встречаюсь, например, как писатель или журналист, часто говорили, что их никто не слушает, что их мнение никому не важно, что они лишены права голоса и должны повторять одни и те же заученные слова.
«Учить детей быть людьми, а не превращаться в толпу»
Литература, как бы на нее ни ругались, поддерживает меня и коллег, потому что все происходящее с нами, все наши состояния и то, что мы про себя понимаем, уже много раз описано. Когда у тебя есть возможность работать в школе и регулярно говорить с детьми о базовых смыслах, это дает силы.
Среди всеобщего безумия и ненависти мы как будто довольно крепко стоим на ногах, позволяя себе помнить, что в мире есть любовь, свет, что надо учить детей быть людьми, а не превращаться в толпу, которая кричит: «Распни, распни Его!» Быть вне толпы, думать своей головой, сохранять человечность, сострадание к другому.
Важно уметь говорить с детьми о таких практически забытых понятиях, как, например, свобода. Мы все время обсуждаем «тему родины», «тему природы», «тему войны».
Тема свободы вообще куда-то исчезла (ну разве что есть понятие «вольнолюбивая лирика Пушкина»). Как будто и нет ее.
Хотя это совершенно базовое понятие для русской литературы XVIII, XIX, XX веков. Наверное, и для XXI тоже, несмотря на то, что русская литература сегодня в значительной степени живет с головой, повернутой назад, и пытается осмыслить век прошлый.
На уроках я говорю о литературе, а не о политике. Какие бы взгляды у меня ни были, я говорю о взглядах писателей, даже если мне они поперек души. Например, с Тютчевым мы в политике совершенно не совпадаем, но я рассказываю о его лирике, а не выступаю с критикой политических идей. Мы обсуждали, кстати, счастлив ли тот, кто посетил сей мир в его минуты роковые. Дети сказали, что счастлив, у него опыта больше, но это такой опыт, которого врагу не пожелаешь. И посмеялись: «Счастлив, конечно, но все равно как-то очень хочется уютный домик у моря, а не вот это вот».
Еще с десятиклассниками недавно обсуждали «Обломова»: имеет ли смысл вставать с дивана, а если имеет, то зачем. Массу интересных вопросов они в этом году задавали. Например, есть ли что-то человеческое в Мухоярове? Это главный злодей, про которого вообще никто не помнит, а он, между прочим, главная пружина заговора против Обломова. И было несколько интересных тем про Мухоярова, про природу зла, про то, есть ли что-то общее между Мухояровым и Штольцем…
Самое сложное для меня в этом году как раз встать с дивана. Сложно заставить себя жить, сложно просыпаться в эту реальность. Хочется от нее спрятаться и проснуться в какое-нибудь другое время, менее роковое.
Фото: freepik.com