— В самом начале пути, когда наш «Берег» (центр защиты семьи, материнства и детства. — Прим. ред.) начал работать, к нам обратилась девушка. В свое время родители оставили ее в роддоме — у девочки от рождения «волчья пасть». И вот она выросла, нашла свою маму, та ее приняла. Месяц или два они жили вместе, и девушка оказалась беременной. Мама об этом узнала и настаивала на аборте, говорила: «Нечего рожать таких же уродов, как ты». Эта девушка позвонила нам из другого города с вопросом: «Как быть? Аборт делать не хочу». Поехали туда, дождались, когда мама ушла из дома, девушка отыскала свой спрятанный паспорт, и мы ее вывезли. Родился здоровый ребенок, она провела какое-то время у нас, а потом уехала.
«Женщина должна позаботиться о себе и сама»
— Расскажите о подопечных вашего центра. Кто эти женщины, какие они?
— Обычно это молодая женщина, которая, как мне кажется, решила легко обрести свое счастье: встретила мужчину, а он сбежал в самый непростой момент. Подвел ее, оказался ненадежным. Она осталась одна на улице беременной либо с малышом на руках и долгами за съемную квартиру.
Со временем я с удивлением обнаружил, что больше чем у половины наших подопечных нет профессии. Некоторые и школу не закончили. Тогда мы подумали, что надо дать им профессию. На базе центра обучаем женщин маникюру, шитью и другим навыкам, чтобы они могли заработать на жизнь.
Общаясь с подопечными, нарисовал для себя очень грустную картину. Некоторые девушки рассуждают примерно так: «Я молодая, красивая, зачем мне учиться, зачем работать, если я могу просто привязаться к какому-нибудь мужчине, и пусть он меня содержит».
Поэтому своей старшей дочери я говорю, что нужно получать профессию, хорошо учиться. Женщину, которая делает себя сама, мужчина будет любить и уважать.
Для себя твердо понял, что в наше время, наверное, только так. Женщина должна уметь позаботиться о себе и сама. При этом я не снимаю ответственности с мужчины.
— Случается, что женщины возвращаются к вам? По какой причине?
— За девять лет работы центра за помощью обратились 1700 женщин. Через приют прошли более 170 женщин, сейчас там живет трое. Бывает, что возвращаются, у некоторых из них — специфический образ жизни. Забеременела, хотела создать семью — не получилось, оказалась у нас. Потом проходит полтора года — та же самая женщина возвращается. История повторяется: снова через беременность пыталась создать семью, снова безуспешно.
Бывает, что к нам приводят человека внешние обстоятельства: сгорел дом, отца детей посадили в тюрьму. Или женщина убегает от домашнего насилия.
Священник Владимир Панарин
Но есть и другие причины. Иногда женщина хочет показать мужу, что ей есть куда пойти. Поссорились с супругом, она уходит из дома [к нам], потом за ней приходит раскаявшийся муж. Мы такое не приветствуем, но сейчас не отказываем никому. Потому что иначе можем пропустить реально сложную ситуацию.
Один случай я очень тяжело переживал. Это было давно. Доброволец, который на телефоне доверия принимал звонки, сказал мне, что к нам просится женщина. Она беременна, хочет сохранить ребенка, а муж ее бьет, заставляет сделать аборт. Я ответил, что если она готова что-то менять в своей жизни: подать на развод, обратиться в полицию — то мы готовы ей помочь.
Она оказалась не готова принимать решение и сделала аборт, потом очень сожалела об этом. А я-то как сожалел. Тот аборт на моей совести остался.
С тех пор я понял: нужно сначала помочь, дать собраться с мыслями. Не нужно заставлять человека сразу принимать решения.
Если женщины хотят что-то поменять в своей жизни, тогда должны быть готовы сделать к этому первый шаг — уйти от мужа, который бьет, подать на алименты или сделать еще что-то очень важное, взять ответственность за себя и свою жизнь, за жизнь своих детей.
«Если вижу, что человек хромает, начинает болеть нога»
— В пандемию вы помогали нуждающимся семьям. Как?
— Так получилось, что некоторые наши подопечные во время карантина оказались без средств к существованию. Мамы, которые могли в обычное время найти себе подработку — хотя бы полы мыть — в пандемию выйти на работу не могли. Всех закрыли на карантин. Мы развозили им продукты.
Таких семей у нас было порядка пятидесяти. Но не мы одни этим занимались в городе. Хотя, возможно, кого-то вдохновили своим примером, начали активно рассказывать о том, что делаем, в соцсетях.
— Сегодня многие говорят о том, что пандемия сильно поменяла человека. Вы чувствуете, что она поменяла вас?
— Не знаю, изменило ли это как-то меня. Понял, что коронавирусная инфекция — очень заразная болезнь и что береженого Бог бережет. Для меня, например, поцеловать икону было единственным способом почтить Иисуса, Богородицу, святого, но недавно прочитал в сетях о том, что в одном из монастырей России принято решение заменить лобызание икон на поклоны, увеличить их количество. И ничего страшного, если во время разгара инфекционных болезней мы будем протирать лжицу тканью. Все это не мешает нам верить в Бога.
— Вы окормляете людей в паллиативном отделении. Что для вас в этом служении самое сложное?
— Поначалу было тяжело смотреть на страдания людей. Я так устроен: если вижу, что человек хромает, у меня сразу начинает болеть нога.
Пациенты в паллиативе могут умереть, но к смерти я отношусь спокойно. Ее нет. Мы все обязательно встретимся. Душа бессмертна.
Когда умерла моя бабушка, я удивлялся, почему люди плачут, ведь смерти нет. Сейчас нужно помочь человеку перейти в мир иной, если любим его — пойти в храм, заказать отпевание, дома читать Псалтирь. Может быть, я и буду плакать, если потеряю очень близкого мне человека, но понимание того, что смерти нет, облегчает отношение к ней.
— О чем хотят говорить люди в больнице, когда видят священника? Приходилось ли вам утешать человека, который при смерти и ему страшно?
— О смерти я практически никогда не говорю. Почти каждый человек до конца своих дней надеется, что он выздоровеет и все наладится. Верующие, кто понимает, что с ними происходит, спокойно реагируют — причащаются, исповедуются. Те, кто не пришел к вере, чаще находятся в безмолвном оцепенении, а некоторые, услышав, как я объясняю, зачем нужно причащаться и что это означает, просят и их причастить.
До прихода священника с людьми в отделении общаются сестры милосердия. Я никогда не видел, чтобы кто-то был в эмоционально сложном состоянии от страха умереть. Истерик не наблюдал.
С теми, кто выписывается, разговариваю о том, что вера и Господь дадут нам силы исцелиться. Мне важно это донести до человека.
«Смотрю на священников в СИЗО и понимаю, что на их месте могу оказаться я»
— Отец Владимир, расскажите о вашем служении в СИЗО. Что вы узнали там?
— Мое служение проходит в СИЗО №3 Челябинска. В следственном изоляторе в священнике тоже люди нуждаются. Здесь решается судьба — где ты окажешься в итоге, по ту или по эту сторону решетки.
Следственный изолятор — это постоянное движение. Одни приходят, другие идут дальше. Здесь просят крестики, иконки, хотят исповедаться, поговорить со священником. Если вижу, что от одного человека за месяц накоплено несколько прошений о встрече со священником, в первую очередь общаюсь с ним.
Большинство жалеют, что совершили преступление. Первое, что я понял: эти люди чувствуют вину именно перед родственниками, не перед Богом. Там, за стенами изолятора, у них остались дети, близкие люди.
Второе, что я понял: верующие люди, которые ходили в храм и причащались, тоже совершают преступления и оказываются в тюрьме. Никто не застрахован.
Если твой ребенок сегодня идет в храм, это не значит, что через пять лет ему «друзья» не предложат заработать легкую денежку: «Спрячь, закопай этот пакетик, а мы тебе заплатим». И его посадят лет на 15.
Последние несколько лет я также наблюдаю за различными скандалами, связанными со священниками. И они могут оказаться на скамье подсудимых. Таких историй на моей памяти немного, две-три, но они есть.
Вот последний случай. Над этим батюшкой уже прошел первый суд. Он активно занимался миссионерской, социальной работой, и вдруг появилась какая-то женщина, которая сказала, что десять лет назад он ее домогался. Да, есть фотография, на ней запечатлено, как он во время мероприятия на молодежном форуме сидит с этой девочкой. Она — на его коленях.
Пока идет следствие, суд, ему предстоит сидеть в тюрьме, а было или не было все то, что ему предъявляет обвинение, еще нужно доказать.
Знаю, когда по другому делу другого священника оправдали, но он уже отсидел свое в изоляторе.
Из всего этого я для себя выводы сделал, вывел правила безопасности для современного священника.
Первое — и я могу оказаться в тюрьме. Во-вторых, понимаю, что я должен быть крайне осторожен в своей миссионерской, молодежной работе. Нужно внимательно следить за тем, с кем ты фотографируешься, не находиться с детьми в одном помещении без свидетелей, чтобы потом никто не мог тебя ни в чем упрекнуть.
А тем людям, кто там все-таки оказался, говорю, что если вы исправитесь, раскаетесь, будете молиться и стремиться к Богу, Господь вам подарит годы жизни за те, что вы провели в тюрьме. Это в Его власти — сокращать сроки и делать так, чтобы 100 лет длились как один день. Советую читать Иисусову молитву, чаще просить о причастии.
— Люди по ту сторону решетки рассказывают священнику, по какой причине они там оказались?
— Интересно, что как раз и не говорят о том, за что там оказались. Думаю, они осторожничают и боятся, что священник может об этом кому-то рассказать.
Я так понимаю, что все-таки большая часть тех, кто там оказался — в результате разных вариантов историй с наркотиками. Я им говорю, что они, вероятно, не понимают, что такое «всего лишь одна проданная доза» — это дети, которые плачут и спрашивают: «А где мама? Где папа?» А их нет. Потому что после той самой одной-единственной дозы человек пошел дальше и стал наркоманом, потом умер от передозировки или сел в тюрьму.
Получается, что вы, продав дозу наркотика, лишаете детей родителей. И сломанные судьбы людей, в том числе ваши собственные — ваша вина.
Стараюсь объяснить, вижу, что раскаиваются, но мне очень хочется, чтобы от этого была польза. Советую чаще читать Евангелие и причащаться.
«Чип и Дейл спешили на помощь, а в жизни все не так»
— Почему для вас важны темы абортов, алкоголизма?
— Мне кажется, что любой человек имеет в себе собственную искру — желание быть нужным и полезным. Как только возникает чувство ненужности, бесполезности, теряется смысл жизни.
Мне сейчас 35 лет, а когда было 16, я усиленно искал смысл жизни, не понимал, зачем человек живет. Много читал, сметал литературу, которая как-то касалась темы духовности. Тогда твердо убедился в том, что есть духовный мир, в котором есть Творец мира, Бог. Помню свою первую молитву: «Господи, если Ты есть, научи меня жить так, чтобы спастись». Эту фразу повторял до головной боли, а потом уснул. Через месяц после этого я первый раз причастился.
Перед тем, как я начал ходить в храм, все время меня посещало чувство, что никому вокруг ничего не нужно. Каждый занят своими делами, но никто не хочет изменить мир.
Помните, у Горького Данко вырывает пылающее сердце из груди, чтобы осветить дорогу? Почему в жизни не так? Как раз в период моих исканий вышли на экран мультфильмы про супергероев. Черепашки-ниндзя всех спасали, Чип и Дейл спешили на помощь, а я смотрел вокруг и понимал, что в жизни-то все не так. Где все эти героические поступки?
Я как-то очень приуныл от этого и, когда пришел в храм, подумал — вот оно! Вот здесь есть люди, которые хотят что-то изменить вокруг себя. Но когда пригляделся, увидел, что это не так.
В ужасе для себя в храме обнаружил в основном бабушек. Уже потом понял: а зачем им менять мир вокруг себя, если они готовятся к вечности?
Потом начал знакомиться с молодежью, искал в людях созвучие взглядов и мыслей со своими. Так совпало, что в тот период я начал читать литературу о трезвом образе жизни. Мы с единомышленниками познакомились с Иоанно-Предтеченским братством «Трезвение», которое возглавляет протоиерей Игорь Бачинин.
И, честно сказать, тогда мне было без разницы, чем заниматься. Дайте лопату в руки — буду копать, дайте воздушного змея — буду запускать в небо. Лишь бы это кому-то принесло пользу.
Отец Игорь тогда сказал нам примерно такие слова: «Думаете, чем заняться? Сходите на кладбище и посмотрите на возраст тех, кого сейчас хоронят. В основном это молодежь. Кто-то пьяный был, его машина сбила, другой умер от передоза». Меня это тогда прошибло, и я понял, что трезвость — это то, чем надо заниматься.
Мы создали общество трезвости, изучили алкогольные мифы, которые бытуют в обществе.
— Самые распространенные мифы какие?
— «Нужно учить детей и всех остальных культурно пить». Но для кого-то и одной рюмки достаточно, чтобы испортить себе и своим родным жизнь.
«Алкоголь полезен для здоровья». Не встречал ни одного исследования, чтобы оно это подтверждало. И много других разных мифов.
Помнится, тогда, на волне работы по трезвому образу жизни в молодежной среде, я рванул в Альметьевск на слет для трезвой молодежи, а оттуда — на выставку «Молчаливая революция», которую организовал в своем городе молодой бизнесмен. Убитые младенцы, страшная статистика абортов произвели на меня удручающее впечатление. Оттуда я вернулся, твердо решив, что нужно заниматься и этой темой тоже.
А потом появился «Берег».
«Я думал, что такой священник Богу не нужен»
— Расскажите о своем пути в священство. Стоял ли перед вами выбор. Если да — какой?
— Когда начал ходить в храм в 16 лет, мне все было в новинку, все живо, ярко, удивительно, чудесно, восхитительно. И это так вдохновляло, что я у Бога просил все что только можно.
Помню, тогда гостил в деревне у бабушки с дедушкой. По утрам гонял корову в стадо.
Иду однажды, вокруг природа, красота, и я тогда попросил у Бога: «Господи, я хочу стать священником. Если это возможно, благослови меня».
Мне хотелось поделиться со всем миром радостью встречи со Христом. У Бога я просил, чтобы я мог стать священником в 30 лет.
Узнал, что священником по греческим канонам можно стать в этом возрасте. Тогда я считал себя глупым человеком, учился плохо — и на двойки, и на тройки. Понимал, что я троечник, и такой священник Богу особо не нужен, из меня особо хорошего ничего не получится. Подумал, что к 30 годам как раз наберусь ума. А если нет, то не надо.
Когда родители узнали, что я хочу стать священником и поступать в семинарию, решительно сказали «нет», настояли, чтобы я получил светское образование.
Они тогда к вере относились так же, как большинство православных людей, кто носит крестик: «Это все хорошо, но зачем же такой фанатизм». И я пошел на филфак романо-германского отделения, хотел стать переводчиком. Нет, не так. Хотел хорошо освоить английский, который тоже мне давался непросто.
А священником стал в неожиданный момент. Пришел на встречу с митрополитом Никодимом по поводу организации «Берега», просил поддержать нашу общественную организацию, чтобы она работала в рамках деятельности епархии. Получил добро. Прощаясь, попросил благословения на учебу в семинарии. Митрополит Никодим мне сказал, что рукоположит, а учиться можно параллельно.
Через несколько лет после этого требования ужесточились и запретили рукополагать тех, кто без семинарского образования.
Тогда очень не хватало священников, а меня уже знали и как прихожанина, и как активного человека. Рукоположили в дьяконы в 28 лет.
«В университете единственный ходил в галстуке»
— Ваша супруга, судя по постам в соцсетях, активно вам помогает в работе над реализацией социально важных проектов. Сложно было найти не только жену, но и единомышленника?
— В 18 лет я понял, что мне нужно жениться. Смотрел вокруг, любовался парами, которые идут за руку в кино, едят мороженое, и переживал, почему у меня такого нет.
Встречи с девушками меня не вдохновляли и даже разочаровывали.
Это отняло столько душевных сил, принесло столько негативных эмоций, что я пришел к Богу, встал перед иконами и стал молиться: «Господи, сделай так, чтобы девушка, которая не станет моей женой, сразу от меня бежала».
— Как скоро Он вас услышал?
— Это был первый курс университета. Вокруг — одни девушки, я — на филфаке, чуть выше этажом — факультет журналистики. Там мальчиков — по пальцам руки пересчитать. И за пять лет мне не удалось ни с одной девушкой ни в парке погулять, ни в кино сходить, ни мороженое съесть.
Они как-то от меня все бегали. Но я понимаю. Тогда я выглядел не как все. Дело в том, что в российско-турецком лицее, который я окончил, была обязательная форма — пиджак, отутюженные брюки и галстук по особым случаям. В университете я единственный ходил в галстуке. Это выглядело немного странно, думаю.
Но с будущей женой мы познакомились там, она училась на историческом. Симпатий друг к другу не испытывали. Общались только потому, что она ходила в молодежное общество при кафедральном соборе, а я — в общество трезвения при храме святителя Василия Великого. Пересеклись на общих площадках, когда молодежные общества стали взаимодействовать.
Глаза мои открылись уже после армии. Татьяна предложила вместе организовать фестиваль в парке города на праздник святых Петра и Февронии. Мы считаем, что именно с их благословения у нас образовалась семья.
После свадьбы иногда ссорились и даже признавались, что если бы не поженились сразу, уже, вероятно, разбежались бы. Но положительный пример наших родителей и желание сохранить семью, чтобы дети были счастливы, нас сдержало. Мирились, иногда переступали через себя.
Перед женитьбой мы долго обсуждали, что будем вместе развивать молодежное движение, проводить акции, помогать людям, бороться с абортами, и «Берег» — это наш общий проект.
«Подвиг родителя — до последнего верить в своего ребенка»
— У вас трое детей. Есть от них какие-то особые ожидания?
— Моим детям 9, 7 лет и 4 года. Когда я думаю о них, когда я на них смотрю, возникает некий страх от того, что их ждет. Сейчас они дома, я могу что-то запретить, подсказать. Но время пролетит, они отправятся в свободную жизнь, будут сами принимать решения. И тут без встречи с Богом невозможно остаться верующим человеком.
Спрашиваю своих детей: «Почему вы не молитесь?» Оказывается, стесняются. Я понимаю, что они еще не знакомы с Богом.
Я не говорю про всех детей, знаю, что есть дети, верующие с детства. Но подходят ко мне на исповеди дети примерно такого же возраста, как мои, спрашиваю: «Почему ты в Бога веришь?» Пожимает плечами. «Потому что родители сказали, что Он есть?» — кивает головой.
Я все время молюсь: «Господи, сделай наших детей верующими, даруй им послужить Тебе». И это все, на что я могу надеяться.
На то, что моя просьба к Богу и Его желание по отношению к любому человеку, чтобы тот спасся, однажды соединится с желанием моих детей встретиться с Богом.
Заставить человека стать верующим невозможно. Невольник — не богомольник. Если кто-то из детей отойдет от Бога, говорить ему: «Как ты смеешь?» — не буду. Скорбь, молитвенная боль — да, но это будет свободный выбор человека. И даже при таких обстоятельствах я все равно буду верить в то, что это временное испытание.
— Что бы вы сказали родителям, которые разочаровались в своем ребенке, в его поступках?
— Когда приходят крестить маленьких детей, после Таинства говорю родителям: все мы хотим счастья нашим детям и очень важно им рассказывать о Боге, говорить им о том, как поступить правильно, а как — некрасиво, безнравственно.
Второй, более важный путь — быть им примером во всем. Дети — это отражение нас самих, я думаю, каждый из родителей, испытав разочарование, признается в том, что чего-то недодал своему ребенку, не сказал вовремя, подал плохой пример.
Третье — молиться за детей. Увы, они не всегда будут рядом. Однажды ваш сын или дочь может оказаться в компании, где, возможно, ему предложат сделать что-то нехорошее. И тогда, возможно, все ваши молитвы за всю жизнь Господь вспомнит и в этот момент избавит ваше чадо от неверного выбора пути.
Еще говорю родителям, что порой встреча с Богом происходит в переломный момент, когда человек оказался в беде. И здесь вы, как родители, должны сохранить самообладание, не впадать в отчаяние. Пока человек жив, у нас есть шанс. Возможно, ребенку нужно пройти через это испытание, понять что-то, осознать. И только таким образом он сможет стать верующим, сохраниться от других, более тяжелых бед и испытаний.
Вот что я скажу родителям, которые разочаровались в своем ребенке. Вспомните притчу о блудном сыне. Она не только о возвращении ребенка к отцу. Это еще о правильном отношении родителей к своим детям.
Когда отец отдал половину имения своему младшему сыну, он мог ему крикнуть: «Видеть тебя больше не хочу за то, что ты сделал! Никогда не возвращайся». Однако он молча отпустил его, понимая, что с таким богатством его сын, скорее всего, погибнет. Но мосты сжигать не стал, до последнего верил, что ребенок вернется. А когда тот вернулся, отец его обнял и велел надеть на него сапоги и перстень, вернуть ему царское достоинство, снова сделать его наследником.
В этом и есть подвиг родителя — до самого последнего момента верить в своего ребенка. Оставлять путь возвращения. Ребенок должен знать — что бы он ни сотворил, может вернуться, попросить прощения и будет принят.
«Причина выгорания может крыться в гордости»
— Сталкивались ли вы с выгоранием? Кроме того, что вы священник, у вас огромное количество социальной работы — именно в этой сфере люди чаще всего ему подвержены. Есть ли советы, как с этим справиться?
— Общался как-то со священником, у которого есть психологическое образование. Говорю ему: «Смотри, какая замечательная статья про выгорание. Батюшка пишет, что самое главное — духовный рост, работа над собой. Когда ты крестишь, отпеваешь, венчаешь, целыми днями занимаешься социальной работой и строишь храмы, тебе кажется, что это и есть смысл жизни, а потом вдруг видишь, что это бессмыслица и надо было больше молиться, больше уделять времени своей духовной жизни. Этот недостаток внимания к своей духовной жизни приводит к выгоранию».
На это коллега с психологическим образованием сказал, что у психологов есть конкретный список причин выгорания и они совсем не похожи на рассуждения священника в статье.
Вообще, мне кажется, что нам, священникам, еще только предстоит осмыслить настоящие причины выгорания. По моему мнению, оно происходит от усталости, неумения отдыхать, отвлечься, найти способ переключиться. Сколько раз на меня накатывало неприятное чувство, и каждый раз оно было очень похоже именно на моральную усталость.
Выспаться, побыть с детьми, посмотреть кино, подумать, на чем сейчас важно акцентировать внимание. Если много направлений деятельности, но какое-то из них тебе больше всего доставляет удовольствие — обрати на него внимание. Пока это мне помогает.
Думаю, что причина выгорания может крыться в гордости. Когда человек строит себе идеальную картину мира и считает, что он достоин только лучшего: чтобы прихожане любили, правящий архиерей поддерживал, жена чтобы во всем слушалась, дети чтобы идеальные, послушные, чтобы все спорилось и получалось.
А потом происходит надлом — ожидания не оправдываются. Может, у супруги послеродовая депрессия, может, она устала и просто ей нужна поддержка, или правящий архиерей сменился, а новый оказался строгим и требовательным. Твоя ситуация идет вразрез с идеальным представлением о жизни.
Ожидание и реальность — вот тебе и разочарование. Очарованность своим положением или собой тоже может привести к разочарованию, а потом и выгоранию в итоге.
Себе самому я бы советовал в таком случае не думать о себе высоко, понимать свое несовершенство и слабые стороны. Это жизнь, тут всегда есть испытания. Вокруг люди, они живые, им тоже нужно дать внимание, не только себя жалеть.
— Слушаю вас, и кажется, что в вашей жизни все складывалось хорошо. Ни разу не было ощущения, что «Бог меня оставил»?
— Однажды испытал такое чувство, когда еще только начал ходить в церковь, лет в 16. На Пасху тогда у нас, в Челябинске, еще не принято было причащать. Я обиделся на Бога, на священника и даже заболел. Но вскоре отошел, покаялся, и болезнь тоже прошла.
Был момент, когда испытал ощущение бессилия, разочарования в людях. Ситуация была такая, что я мог остаться без своего детища — центра «Берег» — разошлись с командой во взглядах. Дней десять не мог ни спать, ни есть. Чувство, что меня все предали, не покидало. Я не мог молиться, просто произносил слова, но ничего не чувствовал, в душе — пустота и безразличие. Казалось, все кончено.
Вскоре возникло чувство «благого безразличия», так, кажется, оно называется у святых отцов. Я сосредоточился на служении Богу и подумал, что если даже «Берега» у меня не будет, вдохну-выдохну и начну все сначала.
Но все встало на свои места, и я еще раз убедился в том, что все в руках Господа, никакие силы не могут преодолеть Его святой Промысл. Для меня та ситуация стала главной школой веры.
Фото: Ольга Кожемякина