— Почему такая проблема — как убедить пожилых во время эпидемии сидеть дома — на ваш взгляд, вообще возникла?
— Это зависит от того, что пожилые слушают по радио и телевидению и насколько чувствуют эту опасность. Если они слышат, что «ни в коем случае не выходить», это одна ситуация, а если «этого вируса не существует, все придумали американцы, чтобы завладеть миром, так что гуляйте на здоровье», то, конечно, выберут лайт-вариант.
У нас в Израиле, например, тотальный карантин и запрет на выход пожилым людям, все по домам сидят. Отцу моей подруги Тани позавчера исполнилось 86 лет, они с женой никуда не выходят целую неделю, и это тяжело, конечно. Мы устроили день рождения по скайпу, подключили внучку с мужем, правда, сначала вместо именинника увидели пустое помещение с голосом «Ну как, ну где?», выпили, закусили. А вчера Таня привезла продукты, оставила их возле двери, а потом попросила родителей выйти на балкон, чтобы на них посмотреть.
Сегодня я обзванивал своих учеников, спрашивал, как дела, и одна пожилая девушка сказала: «Я занимаюсь спортом… лезу на стены».
Пошутил: «Ты до потолка уже добралась?» Тяжело сидеть дома, конечно.
Это поколение пережило много катастроф, и люди пытаются найти какое-то сравнение эпидемии с прошлыми несчастьями и сложностями, которые были в их жизни, но им трудно найти аналоги — нет бомбежек, нет сирен, нет, не дай Бог, каких-то супостатов, которые нападают. Зато птички чирикают, значит, все хорошо. В такой ситуации тяжело понять, что опасность везде. Может быть, головой они понимают, что опасно, но насколько опасно, понять не могут. Но Чернобыль был у нас всех… И тут детям надо много работать.
— А как работать? Убеждать в опасности не получается, и вы в своей книге писали, что доказывать что-то бесполезно.
— Здесь сталкиваются две ипостаси: убеждать не получится, а выходить из дома тоже нельзя. И в этой вилке надо, наверное, выбирать довольно жесткий подход: «Мамочка, ты на улицу сегодня не выходишь», — просто потому что речь идет в общем-то о жизни и смерти пожилых людей.
Мы понимаем, что если больницы переполнятся такими больными, аппаратов ИВЛ на всех не хватит. И у нас в стране пытаются просто эту эпидемию растянуть по дням и месяцам, чтобы заражение не происходило в геометрической прогрессии от одного к 200, а, как нам говорят, чтобы один человек заражал одного. И в этой ситуации есть возможность, что для больных людей с сопутствующими заболеваниями будут свободные койки в больницах.
«Вот ты сказал не ходить на улицу, а я возьму и пойду»
— Что мы можем сделать на практике?
— Есть два варианта. Если ты живешь с родителями вместе, то надо просто с ними контактировать постоянно, как с детьми. Смотреть что-то, проводить время вместе. Вот мы сейчас подсадили пожилых родителей на сериалы, и вчера они шесть часов смотрели сериал «Слуга народа». Впереди еще «Домашний арест» — тоже совершенно гениальная история, можно показать старикам, как человек сидел под домашним арестом и ему было весело.
И в этой ситуации юмор безусловно нужен. С одной стороны, ты должен говорить буднично, не пугать их. Наша задача — не напугать, а удержать в хорошем расположении духа, увлечь их написанием мемуаров, разбором старых фотографий — какими-то вещами, которые возвращают в прошлое. Чтобы освободившееся время, которое раньше использовали, например, для прогулок, они занимали чем-то другим.
Если мы живем раздельно, ситуация сложнее, но тут надо просто звонить с периодичностью раз в 3–4 часа, пытаться устраивать беседы по скайпу — средства связи позволяют нам быть очень близко даже на расстоянии. Я послал сейчас своим подопечным список виртуальных музеев и ссылки на многочасовые экскурсии по ним. Кого-то это может заинтересовать.
Но в обоих случаях — и вместе, и раздельно — все общение должно быть с положительными эмоциями. Все скандалы, выяснения отношений должны отойти на второй план, потому что в случае какого-то конфликта человек закроется. То есть если мы хотим сберечь его жизнь, нам нельзя, чтобы в этот момент он был закрыт, иначе может поступить назло нам. «Вот ты сказал не ходить на улицу, а я возьму и пойду». Таких вещей надо избегать.
— А если человек говорит: «Мне же все равно умирать от чего-то, зачем же я буду сидеть в старости в четырех стенах» — что на это можно ответить? Мы не говорим о ситуации, когда человек вынужден ходить в магазин за продуктами, потому что родственников или волонтеров нет.
— (смеется) Ну, это хороший аргумент, но это относится ко всем нам, мы все умрем. Я думаю, в этом есть элемент какой-то бравады, капризничания, и на такие слова не надо обращать внимания.
На самом деле никто умирать не хочет, даже 90-летние больные люди, сидящие в колясках, — я уже 18 лет работаю с пожилыми и вам говорю это абсолютно точно. Поэтому на такой аргумент можно просто ответить шуткой и продолжать помогать.
Саша Галицкий на занятии с пожилыми учениками. Фото: Саша Галицкий / Facebook
Еще очень хорошая помощь — попросить маму или папу составлять подробные списки продуктов и вещей, которые им нужны.
— Что делать, если и в таком случае родственник говорит: «Да я сам все могу, не хочу быть для вас обузой» — и идет в магазин?
— Я бы сказал: если ты не хочешь быть мне обузой — не болей, останься здоровым. Для этого тебе надо не выходить из дома, и давай я принесу, что ты хочешь. Как-то так, наверное.
Не надо рисовать картины апокалипсиса
— Можем ли мы в качестве аргументов приводить истории, как пожилые люди в других странах лежат в реанимации, родные не могут к ним попасть, а в больницах не хватает аппаратов ИВЛ?
— Я бы такие вещи не говорил и адом не пугал. «Ты будешь лежать с кислородной подушкой в одиночестве» — это жесткач. Думаю, до этого не надо доходить, не надо рисовать картины апокалипсиса, они их сами нарисуют в голове. Иначе это вызовет только страх и ответную агрессию. Должна быть такая мягкая сила: ты говоришь «Нет» и улыбаешься при этом.
Я всегда говорю, что в отношениях с пожилыми ты внутри должен всегда улыбаться, понимать причины, которые заставляют их действовать так, а не иначе.
Когда человек говорит: «Я сам могу, мне не нужна помощь» — он просто слаб и хочет показать самому себе, что он сильнее.
Но мы же понимаем причину.
Ко мне на занятия приходят люди, и я понимаю, что им уже совсем немного осталось, и в общении с ними нужен большой элемент юмора. Чем человек в худшем состоянии, тем больше юмора к нему надо применить. И когда ты не злишься, а спокоен и настроен положительно, то все получится.
— То есть нужно мягко и спокойно объяснять, что мы вовсе не хотим навредить нашим пожилым родственникам, заставляя их сидеть дома, а наоборот — заботимся о них?
— Опять же мы приходим к тому, что люди просто не понимают степень опасности. Если честно, мне гораздо легче в моей стране общаться с пожилыми, потому что со мной вместе работает вся пропаганда. У нас ежедневно по телевидению выступает премьер-министр и рассказывает, что происходит, ежедневно ужесточают правила поведения людей на улице. Допустим, сейчас заниматься бегом вместе могут только не больше двух человек, но в новостях сказали, что вчера одиночных бегунов было все равно слишком много и, кто знает, может быть, вечером запретят спорт на улице совсем.
И если по ТВ и радио говорят в мягкой форме, что этого вируса вообще нет — бедные дети, которые хотят оградить своих стариков от болезни. Ты один на этом информационном поле говоришь что-то более жесткое, чем все вокруг. Это, конечно, сложнее. Тут надо просто понять степень любви и зависимости нас от них и их от нас.
В этой ситуации вопросы этики, тонкой психологии и мягкого подхода иногда просто не работают, и тогда надо действовать жестко. Я бы костьми лег, чтобы не дать им подвергнуть себя опасности.
— Как в такой изоляции не допустить у человека депрессию, сильное чувство одиночества?
— Каждый из нас чувствует очень резкую перемену в жизни. Когда этот вирус был в Китае, казалось — далеко, нас не касается. Но он уже здесь, у нас вчера умер первый человек 88 лет. Наверное, лет через сто наши потомки будут смеяться, что от такой болезни люди умирали пачками, потому что человечество все переживет и выработается иммунитет. Это все показывает, насколько мы слабы перед природой…
И самое тяжелое — непонятно, на какой срок эпидемия затянется, и конечно, для всех есть опасность депрессии. Поэтому выход — находить какие-то положительные моменты.
Детям мешает страх унизить своих родителей
— Расскажите, как у вас дела, работаете ли вы сейчас?
— Я работаю в десяти домах престарелых, и три еще не закрылись на полный карантин, веду кружки три дня в неделю по два-три часа. Пока у нас разрешено работать в группе до десяти человек на расстоянии двух метров друг от друга. Каждый день в десять вечера идет заседание штаба, а потом я звоню заведующей и советуюсь, есть ли смысл приходить завтра.
На входе мы подписываем бумагу, что здоров, на карантине не сидел и за границей не был, моем руки антисептиком и только тогда заходим. Я уже попросил дать мне койку, чтобы жить прямо там, но пока нет тотальной герметизации. Завтра, если Бог даст, будет встреча с десятью людьми, половине из которых за 90 лет.
Саша Галицкий на занятии с пожилыми учениками. Фото: Саша Галицкий / Facebook
— Они говорят с вами про эпидемию?
— Эти люди стараются не говорить о вирусе, и я чувствую, насколько в этой ситуации я им нужен — как островок прежней жизни и безопасности в изменившемся мире этих антисептиков, масок и пустых коридоров. Их детям запретили приходить в гости, и теперь пожилые составляют списки продуктов, а администрация дома по этим спискам все покупает и передает.
Раньше по пятницам у нас проходили ярмарки разных вещей для пожилых, и вдруг ничего этого нет, и это очень сильный психологический удар. Они не хотят говорить про опасность, про смерть, они хотят работать.
— Фонд «Старость в радость» просит взрослых людей и школьников становиться видеоволонтерами и дистанционно общаться с подопечными домов престарелых и ПНИ. Как вам такая идея?
— Это может быть очень хорошим, удачным и главное — полезным проектом. Я большой сторонник и любитель общения через интернет — тепло ты можешь передать на расстоянии, для этого не обязательно держать человека за руку. У пожилых есть, безусловно, проблема с освоением новой техники, но в этом можно помочь.
— Для многих и вне эпидемии стоит вопрос: правильно ли опекать родителей, воспринимать их в каком-то смысле как своих детей? Что вы можете посоветовать?
— Не надо превращать родителей в детей — они превратятся сами.
Только сегодня я разговаривал с человеком и он сказал: «Мой папа мне купит инструмент. — Папа? — Ну, не папа, сын».
Проблема в том, что детям мешает страх унижения своих родителей, но мы же не унижаем новорожденных, когда меняем им подгузник. И почему, если человек пожилой, плохо совладает со своим телом и мыслями, мы считаем, что в этой ситуации ему нельзя помогать на уровне отца или матери? Это просто колесо человеческой жизни, которое замыкается, поэтому не надо ставить себе какие-то сумасшедшие этические вопросы.
Но в России вообще целого поколения нет, и я с вами беседую о людях очень старых, а вы смотрите на 70-летнего человека как на старика, и тут у нас диссонанс возникает.
— Когда родители активные, самостоятельные, ходят в библиотеки, на концерты, работают, действительно непонятно, где грань между «нужно ли уговаривать» и «это их личный выбор», допустим, при приеме лекарств.
— В ситуации коронавируса — да, уговаривать! А в общем — это все абсолютно индивидуальная история, все зависит от состояния человека, и часто — да, это просто личный выбор человека.
Отношения с родителями — вообще целая наука. В какой-то момент конфликт родителей и детей неизбежен, а дальше — вальс между их способностями разойтись, не поранить друг друга и остаться любящими людьми, потому что других вариантов миллион. И это огромная тема.
— Люди старше 65 лет в Израиле сейчас ходят на работу?
— Нет. 30–40% сотрудников отправились в неоплачиваемый отпуск домой, какие-то места закрыли совсем, сегодня идут дебаты, что закроют рынки, где все покупали продукты.
Сейчас будет полмиллиона безработных на нашу маленькую страну. Но речь идет о жизни и смерти, о том, как это все пережить и остаться вместе, а уже потом как-то разберемся с остальным.