Протоиерей Павел Великанов
— Батюшка, вы представляете, мой сын — лгун! — Круглолицая женщина тяжело вздыхает. — Он все время мне лжет. Наверное, его надо на отчитку, да? Это же в нем бес лжи сидит, так ведь?
Я внимательно смотрю на нее. Красивое лицо, все еще без морщин, разрезает вертикальная складка на лбу. Часто хмурится, похоже. Да и в целом впечатление от нее — как от грозовой тучи. Вот-вот начнется ливень!
— Скажите, а вы не пробовали подумать, почему он вам врет? — Я пытаюсь нащупать нить для разговора.
— Как не пробовала? Только об этом и думаю. Это, наверное, генетика. Видите ли, таким же был его отец, с которым мы расстались. Такой же лгун. Причем я с самого начала это понимала, но надеялась, что смогу его урезонить и исправить. Меня-то мать сызмальства приучила к честности. Но оказалось, не по силам мне орешек. И Васька весь в отца. Лжет и не краснеет. Смотрит в лицо своими большими глазищами — и врет напропалую!
— А как он учится, как с успеваемостью?
— Лентяй страшный. Но я ему спуска не даю. Он у меня под жестким контролем. Потому что врет. Все задания каждый раз проверяю. Чтобы знать, где он может быть, я ему подключила этот… как его… джипиэс-трекер, чтобы видеть, где он. У меня есть все пароли от его почты и соцсетей. У меня все под контролем! — уже с довольным лицом подытоживает она. Но быстро сникает.
— А он, паршивец, все равно меня обманывает. Даже тогда, когда ему это совсем невыгодно. Точно бес в нем сидит!
Мне так и хочется сказать, что при такой жизни все бесы сидят поодаль, машут ножками и страдают от невостребованности. Их задачи прекрасно выполняет и перевыполняет ревностная мамочка. Но оставляю эту мысль при себе.
— А чего ваш сын больше всего боится? — продолжаю разговор.
— Когда он меня выводит из себя своей ложью, я могу на него накричать. Он весь сразу сжимается, как ежик, закрывает лицо руками, начинает плакать. Ну, я-то поору, поору да успокоюсь. А он потом может целый день как опущенный в воду ходить. Чувствительный больно. Словно не мужик, а баба сопливая. Весь в отца!
Мне начинает что-то становиться более понятным.
— Знаете, мне кажется, между его ложью и вашим гневом есть прямая связь. Это страх. Он боится вас, когда вы кричите, потому что для него это значит, что вы его не любите. Отца нет, и вы злитесь, значит, не любите. Представляете, каково ему? Вот он и пытается ложью не дать повода. Ему, думаю, самому больно от своей лжи — но боль от страха лишиться вашей любви еще сильнее.
Вижу, что мать задумалась.
— И что же мне тогда делать? Не нужна отчитка?
— Нет, ему так точно не нужна. Вы попробуйте с ним сесть и спокойно поговорить о том, как вам неприятна его ложь. Что вы его любите, даже если начинаете кричать. Что вы не хотите контролировать каждый его шаг, потому что уважаете. Что вы хотите доверять ему каждый раз больше и больше — и ждете от него в этом помощи. Попросите его помочь вам!
Лицо женщины начинает краснеть.
— Мне? У него? Помощи? Вы о чем это, батюшка?
— А вот просто попросите. Для него это будет очень важно. И дайте ему хотя бы немного воздуха, свободы от вашего контроля. Я уверен: врать он станет гораздо меньше!
Так и закончился наш разговор. Но и по сей день я уверен: корень лжи — страх, который может засесть настолько глубоко, что и сам человек не будет понимать, почему он все время врет.