При нашем разговоре присутствовали двое – собака, лежащая у дверей, и младенец, мирно сопящий в кроватке. Мой собеседник говорил негромко, веско, и очень убедительно. Не кричал, не нервничал – просто излагал свою точку зрения о том, что именно нужно делать с недо-человеками. С генетическим мусором, которого развелось слишком много.
Собеседник был человеком щедрым, и в мусорную корзину отправлял граждан целыми категориями. Для каждой категории у него имелось подходящее место: в трудовых лагерях, в психушке, в газовой камере, за трехметровым забором («и пусть живут там, как хотят, лишь бы наружу ни одна тварь не вылезла»)…
Разговор, повторяю, был весьма светским по тону.
Первой забеспокоилась овчарка.
Заворчала, забила по полу хвостом, а потом встала, и устроилась между оратором и детской кроваткой. На всякий случай.
Потом заныл ребенок.
Потом – мой собственный висок, да нешуточно, а так, будто иголку в него втыкал этот вежливый человек и четким пониманием того, как все должно быть устроено в мире.
А потом я поняла, что не хочу спорить и доказывать, а хочу ударить.
Ненависть – особая штука.
Распространить среди людей жалость, любовь и всепрощение, а потом манипулировать этими любящими и прощающими – абсурдно звучит, согласитесь.
Разлить ненависть, а потом стравливать ненавидящих, ощущая себя дирижёром – не так уж абсурдно, верно? Более привычная картина, ведь так?
Ненависть кажется неплохим инструментом для поддержания толпы в тонусе.
Война кажется отличной базой для формирования любви к отечеству.
Идея истребления «некондиционных» грешников – славным основанием для веры.
Идеологам ненависти всерьез кажется, что ею можно управлять, и с ее помощью чего-то достичь.
На самом же деле происходит ровно наоборот.
Управлять начинает ненависть.
Во вчерашней криминальной хронике, рядом с известием о том, что в помещении радиостанции женщине воткнули нож в горло, промелькнуло незамеченным сообщение о двух подростках, которые поссорились где-то на востоке Москвы, и один ударил другого таким же ножом. Никто особенно не заинтересовался парикмахершей откуда-то из новой Москвы – вчера ей нанес несколько ножевых ранений недовольный клиент. Без особого шума прошел суд над четырьмя молодыми людьми (один из них – подросток). Те ради избавления общества от все того же генетического мусора убивали бомжей. В вердикте суда сказано – «с особой жестокостью». И приложен молоток. В качестве вещественного доказательства.
Случай с Таней Фельгенгауэр – заметный.
Вышеперечисленные прошли без шума.
Но поверьте, даже если их не заметили вы – ваша собака и ваш ребенок в люльке – заметили.
Да и в ваш висок втыкается тоненькая отравленная иголка.
Напавшего на Таню можно назвать безумцем (хотя у меня лично это вызывает большие сомнения). Но умопомешательством не удастся объяснить тысячи других, каждодневных и привычных случаев.
Нам предложили взять ненависть за основу.
Пожалуйста, давайте откажемся.
Того давнего своего собеседника я попросту выставила за порог.
Сказала, что не позволю заменить в моем доме кислород на ненависть.
Это было не сложно.
Сейчас все гораздо сложнее.
Но выбора у нас нет. Нужно проветривать дом.
Или – покупать своим детям ножи и бронежилеты.