Можно сколько угодно рассуждать о нововведениях с экспертами-теоретиками, но лучше всех о ситуации в службе «03» знают ее сотрудники. Медик, председатель независимого профсоюза «Фельдшер.ру» Дмитрий Беляков рассказал «Правмиру», в каких условиях сегодня работают он и его коллеги:
Дмитрий Беляков
– Я пришел на «Cкорую» в 2002 году, когда мне было 35 лет. Осмысленно пришел, с пониманием того, чего хочу. И в общем не ошибся, «Cкорая» – другая жизнь, другие люди, другие отношения. Однако за 14 лет потихоньку не то чтобы разочаровываешься в профессии – разочаровываешься в том, что с ней делают. «Скорая» перестает быть службой, на которую многие надеются. То ли это жизнь, то ли ненужные реформы. Смеемся, когда горько, шутим, чтобы не сойти с ума. От нагрузки, от начальственного бардака.
Текучка в «Cкорой» жуткая. Народ уходит пачками. Бригады работают не в полном составе. Иногда бывает, что в машину некого посадить, «Газели» стоят у забора. Бригады не укомплектованы: в Москве на 50%, в целом по стране – на 70%.
Прошли сокращения на фоне оптимизации. В мегаполисах убрали спецбригады. С 1 июля в столице полностью ликвидируются акушерские бригады. И акушеров переучивают не на фельдшеров, а на медсестер, чтобы сэкономить на зарплате. Врачей осталось очень мало.
По правилам рабочий день должен составлять 12 часов, по факту это 24 часа. На бригаде, по закону, должно быть не менее двух человек, но многие работают по одному. Ясно, что, если человек попадет на серьезный вызов, он ничего не сделает и потеряет больного. Один в поле не воин. Даже если ты профессионал, умен и опытен, одна пара рук в сложной ситуации бессильна.
В среднем за смену бригада отрабатывает от 13 до 20 вызовов. Как говорит начальство, «нужны деньги – паши». Большая часть фельдшеров и врачей – приезжие. После смены они возвращаются на электричках в Тверь и Тулу, чтобы через несколько часов снова выйти на работу, потому что взяли полторы ставки.
У фельдшеров зарплата с полной выкладкой лет – в районе 40 тысяч рублей, у врачей – 60 тысяч. В Москве относительно неплохой заработок, но за него людей выжимают так, что они падают. На московской «Скорой» сокращаются отпуска за вредность, медики не отдыхают.
В регионах и зарплата мизерная, и нагрузка всё больше. Приучили людей вызывать «03» по любому чиху. Кому реально нужна «Скорая», может ее не дождаться. Один пациент лежит с инфарктом, а бригады в это время едут сбивать температуру 37,5. Или перевозят бомжей и нелегалов. Кстати, по новым правилам ОМС, если ты едешь к человеку без полиса и страховки, ты оказываешь помощь бесплатно – вызов тебе не оплатят.
Люди уходят из «Скорой». Кто от старости, кто от усталости. Жизнь, она ведь складывается из мелочей.
К примеру, выдали московским бригадам форму – будь добр ездить только в ней. Жарко тебе, холодно – никого не колышет. На качество этой формы начальству наплевать. Стираешь ее сам, дома. То есть можно объехать в ней десять туберкулезных больных, а потом нужно везти одежду в собственное жилище.
Кто-то из коллег скидывается на стиральную машину. Но сейчас кризис, у людей нет денег, зарплаты падают, и потом – не всякий заведующий разрешит установить стиралку на подстанции. И не всякие надзорные службы это одобрят. Обычно форма стирается дома. Что ты привез родным на сей раз? Какую болячку? Неизвестно.
Обед на «Скорой» в Москве – 20 минут днем и 20 минут ночью. Если вызовов много, тебе говорят: «Нечего жрать. Работай, пока висят вызовы». Всё во имя плана. Будешь пахать как подорванный. Когда зимой был пик гриппа, на нескольких подстанциях фельдшерам предлагали: «Берите еду с собой и кушайте, пока едете». Так и делали.
Фото: Нияз Нигматуллин/«Коммерсантъ»
В Москве введена должность психолога, который должен помогать людям разгружаться, снимать стресс. Но психолог сидит в центре. И начальство глумится: «Езжайте туда». Представляете: человек отработал сутки, потом три часа писал карты. Он поедет в центр психологически разгружаться?
Основную массу наших трудностей создает само руководство. Начальство диктует, как нам работать, всё лечение пытаются подогнать под международные статистические стандарты. Мы поклоняемся божку под названием МКБ-10, медицину стандартизируют под 4 тома болезней.
Врачи вместо того, чтобы лечить, без конца что-то подгоняют. Подгонишь неправильно – карточка останется без оплаты, страховая ее не примет. Поэтому после суток люди в скорой сидят по 2-3 часа, заполняют, переписывают карточки. 70% из того, что в них красиво написано, – туфта. И пока мы от этого не уйдем, больные не будут получать должной помощи.
С транспортом и оборудованием в каждом регионе свои проблемы. В Москве машины не принадлежат самой «Скорой», они принадлежат автокомбинату. «Газели» новые. Какое оборудование в них закупают, зависит от руководства. Какое выгодно, такое и приобретают.
В других регионах – вообще полный атас, древние «буханки». В Волгограде, в Красноармейской подстанции, из 14-ти автомобилей одна иномарка, остальные – старые «Газели» и «Соболь». Местные фельдшеры называют технику ведрами с болтами. В Ленинградской области, в поселке Заборье, у «Скорой» всего две машины, в марте они одновременно вышли из строя. Две недели служба не могла работать.
В каком-то российском городе месяц назад врачам прислали 70 новых «Газелей», выстроили как на парад, засняли для телевидения. И лишь 10 автомобилей уехали на вызовы своим ходом.
В Подмосковье, где я в данный момент работаю, в машинах поставили кондиционеры. Отлично, но хочется узнать, какой умник придумал расположить выходы кондиционированного воздуха над затылком водителя и над затылком фельдшера в кабине.
Если мы летом его включим, то к концу первой же смены водитель и фельдшер попадут в больницы с менингитом. Если кондиционер не включать, будет жара в салоне. Если открыть окно, из кондиционера начнет дуть самотеком. Если закрыть дыру фанерой, то велика вероятность, что от перегрева сгорит обмотка. Кто это делал?
Фото: Нияз Нигматуллин/«Коммерсантъ»
Пациентов спасают не технологии и оборудование, а люди. Причем спасают не благодаря условиям в «Скорой помощи», а вопреки.
Не знаю, с какой страной нас можно сравнить. В Америке нет неотложек, но есть парамедики, обученные до автоматизма. Испания взяла за основу систему скорой помощи Советского Союза, там есть врачебные и фельдшерские бригады. Самая плохая «Скорая», из того, что я видел, – в Португалии, но и там бригады приезжают на вызовы достаточно быстро.
Самая сильная экстренная служба – в Израиле. Великолепные машины, рассчитанные и подогнанные под новое оборудование, достойная зарплата, вменяемый график работы, социальные льготы…
В Финляндии, если ты две недели не делал уколы в вену – пожалуйста, на тренажер, подтверди, что не разучился. Если две недели не интубировал – пожалуйста, на тренажер.
В России такого нет. У нас «Скорую» сделали аптекой на колесах, ночной сиделкой для бабушек, экспресс-доставкой бомжей. «Скорая» бесправна и перед больными, и перед начальством, потому молодежь в нее и не идет.
Как сказал один опытный врач: «Сегодня у страны есть деньги на спецоперации в Сирии, и нет на «Скорую». В годы Великой Отечественной войны у нас были средства и на то, чтобы бомбить врага, и на восстановление разрушенного хозяйства. Была отлаженная медицина, к которой не возникало вопросов. Почему? Потому что тогда не было ОМС».
Идеальной «Скорой» я не видел, но в моем представлении это федеральная «Скорая», имеющая единый для всех регионов закон. Это единый оклад для сотрудников службы в разных городах России, 36-часовая рабочая неделя. Такая «Скорая» не подчиняется страховой компании и напрямую зависит от федерального бюджета.
Записала Анастасия Сенникова